Глава 27. ИГРЫ НАШЕГО ДЕТСТВА.
И все-таки, я совсем не хочу внушить читателям, что наше послевоенное детство было связано только с трудом, как с необходимостью, продиктованной трудностями послевоенного времени. Были у нас свои ребячьи радости, были военные игры и футбольные баталии, мы играли в такие игры, которые в наше время позабыты даже взрослыми, не говоря уже о ребятне. А я хочу о них рассказать, потому что они составляли наши радости, объединяли нас в дружбе, способствовали физическому развитию, стремлению научиться делать что-то лучше, чем твои ровесники. Были и опасные шалости, о которых тоже стоит рассказать, как о примерах ребячьего безрассудства, которым не стоит следовать.
На первом месте в числе спортивных игр был, конечно, футбол. О кожаном мяче мы тогда могли только мечтать, а играли в простой тряпичный мячик, а точнее – набитый тряпками чулок, стянутый толстой льняной дратвой до более-менее округлой формы. Сами пацаны, которые повзрослее, организовывали нас, мелкоту, на организацию футбольного поля: размечали площадку, делали и ставили ворота, устраняли неровности, определяли центр и обязательно точку для штрафного одиннадцатиметрового удара. Перед началом матча выбирались два капитана, а игроки-ровесники попарно сговаривались, то есть отходили в сторонку и назначали себе прозвища: «Ты будешь топор, а я танк». Шли к капитану и спрашивали: «Топор или танк?». Кого называл капитан, тот и оставался в его команде. Если кому-то не было пары, могли два «мелких» сговариваться с одним пацаном постарше и половчее. И никогда никто не отстранялся от игры, принимались все желающие. Матчи могли длиться часами до самого вечера, пока мяча уже не видно на траве, или пока родители не прогонят домой больше половины команды.
Другой любимой игрой была лапта, живая, увлекательная, полная движений, в которой могли участвовать и ребята, и девчонки, всегда с визгом, писком и смехом. Лапта, ударный инструмент для мячика, была почти у каждого, но для игры выбиралась самая хорошая, прикладистая. Маленький мячик был один, его выменивали у «тряпошника» – старьёвщика, который приезжал в посёлок на лошадке, запряжённой в телегу-фурманку, в которой стоял сундучок со всякими ребячьими радостями: сладкие петушки, свистульки, мячики, даже игрушечные пистолеты. Каждая такая радость имела у него цену – столько-то килограммов тряпья или медная гильза от снаряда, их всегда было можно найти в многочисленных окопах. Бывало, что счастливый обладатель мячика его зажиливал и не давал на коллективную игру. Тогда ему объявлялся бойкот, а мячик приобретался на коллективно собранное тряпьё и хранился у самого бойкого пацана, всегда участвующего в каждой игре. Собиралось две команды – одна в городе, другая в поле. Один мячик подбрасывает, другой бьёт по нему лаптой, стараясь как можно дальше отправить его в поле, а сам бросает лапту и бежит на обозначенную чертой границу в поле. Полевые игроки ловят мяч и стараются им засечь бегуна, если мяч никто поймать не сумел, бегун успевал добежать до границы и вернуться в город победителем. Прозевавшие бегуна полевые игроки возвращают мячик в город, бегун остаётся в игре в конце поджидающей его команды. Если же его засекли мячиком – всё, он выбывает из игры. Когда все городские выбиты – город занимают полевые игроки.
А как мы ждали по весне тёплых дней, когда появлялись сухие полянки, на которых можно было играть в «чижика». Теперь в эту игру не играют, а в нашем детстве она была не на последнем месте. У каждого пацана был заострённый с двух сторон круглый «чижик» из твёрдого дерева – берёзы, дуба или рябины, и круглая тяжёленькая деревянная бита длиной сантиметров тридцать. И тоже игра коллективная, двумя командами. Ударили битой по концу чижика, поставленному на твёрдую поперечинку, он улетал в поле, где противник старался в полёте отбить его обратно, ближе к городу. С места, где упал чижик, полевой игрок бросал его в город, стараясь попасть в очерченный квадратик на месте удара. Попал в квадрат – бьющий игрок выбывает, а если своей битой он отбил на лету чижик от города – это восторг команды, отбитое расстояние тщательно измерялось той же битой, количество бит засчитывалось за командой. Побеждает команда, набравшая больше очков, а проигравшая на закорках таскает победителей из города до самой дальней точки летавшего в поле чижика и обратно.
Играли с мячом в «круговую», в «штендер». А ещё – в «5 камушков», в «крегли», то есть в городки, которые мы сами нарезали из ровных круглых палок, чертили на дороге деревянной битой город, делали две черты – ближнюю и дальнюю дистанции, с которых битой выбивались городки, и вперёд – в атаку на 10 или 15 фигур – тоже командой. Эта игра, правда, ещё жива до сих пор.
Популярными были игры в разные ножички, которые имелись у всех уличных пацанов, у кого самодельный, у кого найденный на пепелище заводской, но обгорелый. Одна из них заключалась в том, что на площадке без травы чертился круг, делился чертой пополам – для каждого из игроков своя территория. Со своей территории надо было метнуть свой ножик на территорию противника так, чтобы он обязательно воткнулся в землю и отсёк как можно больше площади. По направлению лезвия ножа под строгим надзором соперника проводилась новая граница, и территория становилась твоей, но при условии, что ты, не сходя с места метания ножа и не наступая на границу, дотянешься ножом, чтобы прочертить новую границу целиком. Пожадничал, много захватил – пиши пропало, передай нож товарищу, поскольку играть полагалось одним ножом, чтоб по-честному. Если нож не воткнулся – переход хода, удачная операция – продолжай завоёвывать пространство соперника. Иногда у игрока оставался клочок земли, на котором помещалась только одна нога, но он и с него продолжал игру и иногда выходил победителем. А победителя проигравший нёс на закорках до места, определённого до начала игры. Тоже была тренировка, только не ошибайся при выборе весовой категории противника.
В другие ножички можно было играть и на лугу с невысокой травой. А впрочем, играли, где вздумается, иногда нарочно выбирали место, где проигравшему плохо колышек зубами вытаскивать из земли. В этой игре нож сначала метается в землю с пяти пальцев ладони, потом с четырёх, с трёх, с двух, с одного. Не вышло, нож не воткнулся – передай его сопернику. Получилось – продолжай дальше метать с головы, с подбородка, с локоточка, от пупка, с коленочки, с пяточки. Весь организм надо обойти вниманием по договорённости с соперником. Самый ловкий наслаждался тем, что после победы сосчитывал количество выигранных операций и по их числу столько же раз ударял игровым ножом по заранее заготовленному колышку, который иногда входил в землю так глубоко, что зубами его было не достать. Тогда снисходительный соперник разрешал земельку от колышка отгрести, но нос всегда «пахал» земельку под дружный хохот болельщиков, собравшихся на игру и ожидающих своей очереди, чтобы сразиться с победителем.
Глава 28. НА ПЯТАЧКЕ. ПАТЕФОН.
В нашем посёлке молодые парни и девчата, которые уже закончили школу, работали и вечерами, присматриваясь друг к другу, сами устраивали свой досуг. На высоком берегу, где до войны шумел сосновый бор, ребята устраивали «пятачок» – место для вечеринок и танцев. Полукругом закапывались столбики для лавочек, чисто выструганные доски без единой задоринки прибивались к ним так, чтобы ни одно девичье платье не пострадало. Гармонь была главным музыкальным инструментом, а главными гармонистами были два брата Казаковы: немного подслеповатый Женька и его младший брат Толик. На лавочках места были, в основном, для взрослых зрителей и для нас, мелкоты, а взрослая молодёжь выплёскивала все свои танцевальные и песенные способности там, в центре всеобщего внимания, на танцевальном пятачке.
Эх, как врежет Женька, бывало, «цыганочку», а потом «русскую», да как запоёт Клава Советова свои припевки, над всей округой поплывёт в вечернем весеннем воздухе молодое веселье, по всей речной долине разольётся удалая мелодия от старенькой довоенной гармони, и тут же потянется к пятачку молодёжь со всей нашей округи. До позднего вечера в выходные и праздничные дни не умолкала гармонь, которую попеременно брали в руки доморощенные гармонисты, стучали каблучки девчат о затвердевшее основание пятачка, звучали песни, а мы, малые и старые зрители и слушатели не расходились по домам, любуясь выходками и удалью молодых.
Все жили, можно сказать, в послевоенной нищете, распределяя копейки от зарплаты до зарплаты, но всё-таки братья Антипенковы нашли средства и купили патефон с несколькими пластинками. Из ближайшего барака кто-нибудь выносил табуретку, на него ставился патефон, хозяин аккуратно заводил его ручкой, доставал новую иголочку или внимательно осматривал и подтачивал старую, ставил пластинку, и вечер песни начинался. Сергей Яковлевич Лемешев, Клавдия Ивановна Шульженко, Шаляпин, Козловский и Михайлов многократно повторяли для нас наши русские песни, многие из которых запоминались на всю жизнь. Проиграв все пластинки, владелец патефона по просьбе слушателей повторял проигрывание, кто-то приносил свою старенькую пластинку и просил проиграть. Вся улица собиралась вокруг патефона, а пацаны были у патефона постоянно, предлагали покрутить заводную ручку или поставить новую пластинку.
Не выдержал однажды и мой дедушка Пахом – завернул как-то к патефону, услышав свою любимую песню про Ермака. Придя домой, он и говорит папе:
– Хорошая всё же штуковина эта – «патехвон», надо бы сгоношиться как-то, да купить.
– Мы в магазине культтоваров на Кооперативной улице делали прилавок недавно, и увидал я там маленький портативный патефончик. Сперва я подумал, что на нём какие-нибудь маленькие пластинки играют, а нет, продавец поставил большую, да громко так заиграл. И стоит недорого. – Сделал радостное для нас сообщение отец.
– Миня, вот тебе деньги, иди в город и купи эту штуку, пускай музыка будет и в нашем доме, да пластинку там спроси про Ермака. – Тут же подхватил идею дедушка и дал мне деньги на эту самую штуковину и на пластинку.
На следующий день дедушка пошёл на свой перевоз, а я галопом помчался в город за покупкой. Вечером вся семья впервые после войны слушала единственную пока пластинку «Вдоль по Питерской» в исполнении Шаляпина, про Ермака пластинки в магазине не оказалось. Патефончик был маленький, заводился он только при снятой пластинке, которая потом ставилась на маленький диск и закреплялась по центру специальной гаечкой. Это было не совсем удобно, но зато в доме почти каждый вечер звучала музыка и радовала всех нас. И только мама смотрела на патефон и вытирала глаза кончиком своего платка – ни одной мелодии она до конца своих дней так и не услышала…