Почетный птичник

Дар Темьев
                Глава 4 воспитательной книжки для родителей
                "Засахаренная килька"
                ***

          - Что-то мне хочется выпороть этого мерзавца, - сказал дядюшка Хантер, глядя в окно на кота с цветком в зубах, бродившего возле дома.
          - А, по-моему, вполне допустимый кот, - бросила взгляд в окно тетушка Хинтер. – Держится с достоинством. Не к нам ли он собирается зайти?
          - Вот я и говорю, - раздраженно ответил дядюшка, - очки втирает, хочет, вероятно, попасть в дом и слопать канарейку.
          - Да она сама кого угодно склюет, - подала голос киса полковник Гарри, - вчера нашла грецкие орехи и не оставила мне погрызть ни одного. Ничего от нее невозможно спрятать! Я за портрет головы спрятала пятидолларовую купюру, и что! Купюры нет, а этот желтый, безмозглый пучок перьев разгуливает с неизвестно откуда появившимся бантиком на тощей шее.
          - Деньги не прячут за портрет, а отдают горячо любимому дядюшке, - назидательно произнес дядюшка.
          - А лучше тетушке, не менее горячо любимой, - добавила тетушка Хинтер, - кстати, откуда у тебя валюта?

          Киса вспрыгнула на подоконник, потянулась, отставив задние лапы, и только потом ответила:
          - Это длинная история. Когда-то, очень давно, вчера или позавчера - не помню, пришел почтальон с письмом для дядюшки Хантера. Он потребовал за доставку маленькую монетку, а я дала ему большую. Тогда он порылся в своей сумке и дал мне пять долларов сдачи. Деньги я спрятала за портрет, а письмо положила в уголок и прижала его гирей, чтобы не сдуло. И, надо же, эта желтая щебетунья подглядела, и денежки тю-тю. Эх, наука мне! Надо было купюру прижать гирей, - киса зевнула, помолчала и добавила, - или эту дурацкую канарейку.

          Во время беседы канарейка весело прыгала по клетке и поглядывала на окружающих то одним глазом то другим. Дядюшка Хантер по-прежнему стоял у окна, возвышаясь над кисой, а тетушка Хинтер сидела в своем любимом кресле с веселенькой темно-коричневой обивкой и, чтобы не терять время, вырезала из золотой фольги звездочки для украшения котлет.
          - Ну, киса! - сказал дядюшка, - Удружила! Срочное письмо спрятала под гирю. Давай его сюда.
          - Сам бери, не барин, - постукивая хвостом, ответила киса, - что я тебе, письмонос какой.

          Дядюшка Хантер, неодобрительно покачивая головой, покатился в угол, где обычно стояла его гиря для утренней гимнастики. После недолгой борьбы с гирей, которая закончилась победой дядюшки, письмо оказалось у него в руках. На конверте стоял штамп управления рыбного хозяйства, а внутри сообщалось, что дядюшке присвоено звание Почетный Птичник, с правом ношения нагрудного знака номер 81, каковой следовало получить в пятницу с 7 до 8 утра в управлении делами, располагавшимся где-то на краю города. В конце письма была от руки приписана просьба оплатить пользование площадкой для выгула домашних животных. Все это сильно озадачило дядюшку. Он перечитал письмо, снова разглядел конверт, посмотрел внутрь конверта, ничего интересного там не увидел и протянул письмо тетушке Хинтер.

          - Ох, дядюшка! Как прекрасно носить нагрудный знак, да еще с номером! Интересно, как он выглядит? Давай собирайся, одевайся потеплей и поезжай, Да, ружье взять не забудь. Мало ли что - путь то не близкий.
          - Тетушка, у тебя как с головой? - осведомился дядюшка. - По твоему, мне надо ехать куда-то, к черту на рога, да еще с ружьем, чтобы потом носить бляху, и чтобы все принимали меня за носильщика номер 81, и требовали переноски грузов. Кроме того, ехать уже поздно. Сейчас не с 7 до 8. А что ты скажешь о плате за выгул. Я сроду никого не выгуливал.
          Дядюшка задумался.
          - Тебя, правду сказать, я брал на прогулку. Но за это, вроде бы, денег не требовали.
          - Ты что же меня считаешь домашним животным, - со слезами в голосе воскликнула тетушка.

          Дядюшка Хантер понял, что может начаться скандал, и принял экстренные меры, чтобы его притушить,
- Это я пошутил, тетушка, никакое ты не домашнее животное, т.е. домашнее, но не животное, а человек, и мы все тебя очень уважаем, и не плачь, пожалуйста. Вот киса - домашнее животное, но я её не выгуливал. Она выгуливается сама, когда хочет. Да, киса? Может быть, ты выгуливалась на площадке?
- Ничего подобного, - ответила киса, - я гуляю по чердакам. Согласись, дядюшка, чердак - не площадка для выгула, денег за чердаки никто никогда не требовал. Может быть, площадку использовала эта певунья. Так и представляю, как она ковыляет на своих хилых ножках в обществе бульдогов и терьеров. Одно разорение от нее. Сожрала бы, да перьями давиться не хочется.
- Ну, ну! Я тебе покажу, сожрала бы! - возмутилась тетушка такой кровожадности, - я с тебя шкуру сниму и сделаю варежки, а потом выгоню на мороз к чертовой матери, в чем мать родила.

- Все успокоились, мы все очень милые, добрые и нисколько не кровожадные, - сказал дядюшка Хантер, - хотя за котом, который бродит возле дома присмотр нужен. А теперь какое мы примем решение? Ехать за нагрудным знаком или не ехать?
- Поезжай, - сказала тетушка, - с самого утра завтра и поезжай. И выясни там, что это за площадка для выгула. И построже с ними, построже.
Её речь прервал звонок у входной двери. Все помчались в прихожую и, отпихивая друг друга, пытались разглядеть посетителя в глазок. За дверью стоял кот с цветком в зубах.

          И здесь начинается другая история. 

*
«Засахаренная килька», глава 4