ДВАДЦАТЫЙ
Остановка произошла на более глубоком уровне, чем обычно, еще ничего нельзя было рассмотреть, но, по первому впечатлению, оказался я на кладбище — или, мягче говоря, в месте погребения. Тяжесть обручем сдавила грудь, на душе стало мрачно. Страха не было, но тот могильный холод, который сковал душу, начал распространяться все глубже.
Невзирая на полный внутренний дискомфорт, я начал воспринимать окружающий мир. Это был ХАОС, первозданная основа Бытия — и знал я это на совершенно глубинном уровне. На ум пришли все сравнения, знакомые из писаний — первичный океан, бездна, молоко и тому подобные, но все они были не то, чтобы бедны — просто не отражали действительность. Никаких имен существительных применить нельзя; только качества можно попытаться выразить. Сияющий, бурлящий, вихренный, огненный — вот те жалкие подобия, которые пришли на ум.
Внезапно в почти заледеневшем сердце вспыхнуло радостное чувство — посреди всей этой картины начал проявляться такой близкий мне образ Любомира, с благообразной бородой, мягкой улыбкой безмерной блаженности и спокойствием. Его размеры не поддавались определению, ибо в этом мире отсутствовали любые понятия расстояния, перспективы и тому подобного, за что привык цепляться ум. Общение наше началось неожиданно и безмолвно.
— Ну, здравствуй, неутомимый искатель. Я, как ты понял, Хозяин этого Аркана, и твой приход очень радостен для меня. Хотя искателей во всей Вселенной мириады, сюда редко кто доходит — слишком уж путь тернист. Пока наблюдай, а потом поговорим.
Не успел я ответить, как нечто грандиозное привлекло мое внимание. Прямо передо мною в Хаосе начало зарождаться Нечто. Сияние и огненность сгустились, и в самом центре этого сгущения вдруг ярчайшим светом вспыхнула… Звезда! Ничего более удивительного не приходилось наблюдать. К этой точке потянулись сверкающие струи, и вот она уже окружена множеством звезд меньшей величины; они, в свою очередь, становятся центрами творения на своих уровнях, закручивая исходный материал в спиральные потоки — и, спустя некоторое время, знакомые очертания Галактики проявились моему взору.
Я был настолько очарован, что совершенно не обратил внимание на неисчислимое множество других форм, появлявшихся Везде. Картина настолько завораживала, что я позабыл обо всем — и превратился в наблюдение. Образовавшиеся миры на моих глазах вырастали, стабилизировались, затем начинали судорожно пульсировать — и взрывались, превращаясь в исходный материал. Хаос кипел. Я вдруг обратил внимание, что только сейчас пришла мысль о великом множестве разных форм жизни, пронизывающих это кипение, и вселенская грусть охватила меня. Словно откликнувшись на мои чувства, картина резко изменилась. Я даже не сразу понял, что произошел фантастический прыжок масштаба — в поле моего зрения находилось великое множество людей, все они были чем-то заняты, но, кроме облика, отличались каким-то огромной важности качеством, уловить которое пока не удавалось.
Господи, да они же все МЕРТВЫ! Нет, они, конечно, были живы в общепринятом смысле этого слова, но для меня явно находились в совершенно бессознательном состоянии, действовали механически, а это и есть СМЕРТЬ. Иногда то тут, то там вспыхивал огонек осознанности, но лишь для того, чтобы снова поглотиться тьмой механичности. И это не было каким-то наваждением — люди передо мной были уверены в своей ЖИВОСТИ. В таком положении заключалась ужасная ошибка, хотелось растормошить всех этих ходячих мертвецов, чтобы Божественные искры их вспыхнули яркими светлячками, разогнав тьму невежества.
И мое желание осуществилось, но совершенно неожиданным образом. Где-то вверху приоткрылся свод небес, и я воочию увидел Ангела. В голове тут же услужливо вспыхнуло: “Вестник!” — и одновременно с этим раздался такой силы трубный звук, что у меня, уже в который раз, кровь застыла в сосудах. Людей внизу охватила настоящая паника, они в ужасе метались во все стороны, но звук настигал их везде и в буквальном смысле слова уничтожал физически. Лишь несколько человек сохраняли спокойствие, и были на моих глазах преображены — их тела стали прозрачными, воздушными, и они воспарили над катаклизмом. “Конец света” — как-то даже буднично подумал я, угнетенный всем происходящим.
А дальше начало разворачиваться удивительное зрелище. Все, кто потерял свои тела, начали проявляться в телах более эфемерных, чем физические, и выстраиваться перед огромной светящейся аркой, напоминавшей радугу, только несравненно более ярких оттенков. Эта арка незримым образом влекла к себе всех возродившихся людей, и они многотысячными толпами начали протискиваться сквозь нее. За аркой можно было разглядеть широкую мрачную пропасть, через которую вела узенькая тропинка, наполненная еще более ярким золотистым светом. То же внутреннее знание подсказало — “СТРАШНЫЙ СУД”! Самое важное, что происходящее для меня не было страшным — как и для нескольких духовных сущностей, наблюдавших вместе со мной эту картину. Она, скорее, была печальна своим итогом — абсолютное большинство протиснувшихся через арку огромной неуправляемой массой падали во мрак бездны — и лишь редкие сущности, паря, проходили по тропинке на противоположную сторону. Слышались крики, плач и стоны падающих, а также физически ощущался липкий ужас влекомых к арке — для всех них происходящее было СТРАШНО!
Я не заметил, как рядом со мной появился Любомир, на этот раз в прекрасных сверкающих ярче солнечного света доспехах и с шестью крыльями необычайной красоты за спиной.
— Это повторяется — и каждый раз вызывает грусть… Люди предупреждены о предстоящем, но не воспринимают предупреждения всерьез. И теперь ожидает их “плач и скрежет зубов”, как сказано в Великой Книге. И самое главное — винить и проклинать некого. В этот момент ясно видят они, что происходящее — прямое следствие их выбора. Та картина, которую видишь ты — ассоциативна. На самом деле, работает совершенно практический закон — арка отображает некий энергетический порог перед очередной ступенью эволюции; тот, у кого хватит накопленной за многие жизни энергии подняться на эту ступень, попадают в Свет; те же, кто растрачивал себя на удовольствия материального мира, попадут во тьму, чтобы начать новое восхождение. Вспомни легенду о Сизифе, вкатывающем в гору свой камень — каждый раз сил не хватает, и приходится спасаться бегством, чтобы затем начать все сначала. Так устроен Мир. А теперь, дорогой Ученик, тебе придется принять решение. Путь твой лежит через эту Арку, и никто не может заранее знать итог. Можешь отказаться, и тогда тебя определят в одну из структур Школы в роли инструктора. О последствиях падения ты знаешь…
Решение мною было принято на каком-то уровне сверх ума — да и решением в прямом смысле слова его назвать нельзя. Скорее, это был отклик на слова Любомира и заложенную в них энергию. Я просто встал и пошел к Арке. То, что раньше представлялось толпой, было только впечатлением — на самом деле брели ОДИНОКИЕ души, и испытание оставалось строго индивидуальным. Именно в этом крылся основной ужас.
Я шагнул под этот свод без тени сомнения. То, что произошло дальше, оказалось далеко не тем, что представлялось мне как внешнему наблюдателю. Я оказался висящим над бездонной пропастью, а впереди, на расстоянии вытянутой руки, была видна дорожка света. И началась борьба…
Все выглядело так, словно действительно начал вершиться суд. Здесь присутствовала сущность, которую явно можно было сравнить с прокурором; в качестве защитника выступал Мист — мой Ангел-хранитель; Судья был невидим, но олицетворялся Любомиром — хозяином Аркана.
Обвинитель довольно скрупулезно перечислял все мои прегрешения. Это не было скучным речитативом; все упомянутые случаи тут же переживались мною со стопроцентным участием, и ощущение было страшным. Каждому приходилось испытывать муки совести — здесь эти муки стали единственным чувством и необыкновенно реальным. Все обиды, причиненные мною (даже неосознанно, мимоходом) ожили и слились воедино с переживаниями тех людей, кого я обидел. На ум пришло непонятое раньше изречение из молитвы — “прегрешения вольные и невольные” — теперь оно было наполнено смыслом. Защитник не оправдывал меня, но только облегчал мои страдания собственным сопереживанием. Подсознательно я ожидал перечисления моих добрых дел, но оказалось, что это не потребовалось; добрые дела считались совершенно естественными, и в заслуги не ставились. На миг это повергло меня в панику — с каждым словом обвинителя светлая дорожка отодвигалась, а мрак подо мною сгущался…
Казалось, нет никакой надежды — ведь ничто не могло быть противопоставлено даже малейшему недобросовестному деянию. Ангел-хранитель молчал… И вдруг обстановка изменилась — и только спустя несколько мучительно долгих мгновений я понял, что же произошло. Оказывается, Мист не приводил мои добрые дела в противовес злым; речь шла о том, в какие периоды жизни я был осознан (их набиралось на удивление мало), а в какие вел себя подобно бездушному автомату. Мист же служил неким индикатором силы моих страданий и переживаний, испытываемых в этой страшной процедуре. Здесь не было времени, и миг превращался в вечность…
Но, очевидно, мне помог тот багаж, который был приобретен в ходе обучения. Я не заметил, когда дорожка начала приближаться, а тьма — отступать; время вернулось, страдания стали затухать. Я ВОСКРЕСАЛ!
Это было, в буквальном смысле слова, воскрешение из мертвых. Все стало Новым — и, в первую очередь, я сам. Предыдущие “достижения” не шли ни в какое сравнение с тем Вселенским чувством новизны, которое затопило меня. На дорожке света отразился Любомир, и с огромной теплотой протянул мне руку. Как новорожденный приходит в мир, так я сделал первый несмелый шаг в этот Свет. Окружающее отступило, на меня нахлынуло ощущение непередаваемого ликования и наполнило все Бытие — и поводом было мое рождение, воскресение. Во всей Вселенной, на всех ее уровнях не было уголка, не источавшего нектар радости и блаженства. Постепенно это настолько овладело мной, что исчезли все и всяческие границы, растворив то, что раньше было Люцием, в Единстве. Но я не потерял ни крупицы опыта — наоборот, он стал ярче, очевиднее.
Так я, минуя библиотеку, попал в следующий Аркан, хозяином которого был я же. Возможно, это звучит несколько непонятно, но это не единственное, что удивило.