(Отрывок из романа)
Итак, Олег остался один. Совсем один. Жена ушла от него. Олег был мужчиной тридцати с лишим лет, высокий, плотный, широкоплечий, с густой темной шевелюрой, зачесанной назад, и по мужски довольно привлекательный. Для женского взгляда, конечно же. Потому что во времена описываемых событий гомосексуалистов в стране не было совсем. Еще не было. Но скоро он появятся и гомосексуалисты станут очень популярными людьми в стране.
Кроме того, он был еще кандидатом технических наук по системам ракетных стартов баллистических ракет большой мощности, и в недавнем прошлом начальником экспериментального участка громадного машиностроительного завода, расположенного в городе Балашиха размещенном сразу же за Московской кольцевой дорогой. Женат он был на красивой темноволосой женщине, бывшей своей однокурснице по учебе в МЭИ.
Был женат. А теперь вот нет. И это был для него удар страшный. Потому что от него ушла женщина, которую он любил; ушла от него женщина, ставшая его первой, еще с самых студенческих лет, любовью; ушла от него женщина, с которой он когда-то сыграл в красном уголке студенческого общежития на Песчаной молодежную свадьбу; ушла от него женщина, которой он за всю их совместную жизнь так ни разу и не исхитрился изменить. Не исхитрился не потому, что не было такой возможности, а просто потому, что не испытывал подобной необходимости. Ушла после пятнадцати лет совместной и ничем таким особым не омраченной жизни.
А ушла жена к какому-то рыночно-торговому боссу, под крышей и на кровати которого она начинала свою новую жизнь в рыночной системе страны и теперь успешно ее продолжала. Настолько успешно, что она даже отказалась от претензий на их совместную двухкомнатную квартиру в Подлипках, полученную ими когда-то от завода еще молодыми специалистами.
А квартира эта – убогая и примитивная «двушка», которой они были рады до смерти после окончания института и которую им дали тогда потому, что жена была уже на шестом месяце беременности после окончания института. Руководство завода тогда пошло им навстречу и предоставило через «Совет молодых специалистов» необходимую жилплощадь. Пусть не новую, пусть за счет переселения. Пусть даже и «хрущевку». Но это все же была их отдельная двухкомнатная квартира в кирпичном пятиэтажном доме на втором этаже. И в прекрасном, благоустроенном районе города совсем недалеко от городского парка.
Но с беременностью у жены ничего хорошего не получилось. Беременность протекала тяжело и на седьмом месяце ее положили в больницу на сохранение. Но сохранить ребенка не удалось.. Произошел выкидыш. И врачи констатировали печальный вывод – детей у нее не будет никогда. Что-то в ее организме было не так и детей она не сможет вынашивать. На пятом-шестом месяце беременности ее организм будет отторгать ребенка. Всегда. Ребенок для ее организма – инородное, чужое тело. Три раза они пытались обмануть природу. И три раза у жены происходил выкидыш. После чего они примирились с судьбой.
Но ребенка из детдома брать не решились. Жена – не соглашалась. Ни в какую. Она была человеком крайностей. Раз уж природа не дает им своих, то и чужие дети не нужны. Они никогда не станут для нее своими. Может, она была здесь и права. Ведь дети – это, в первую очередь, женское дело. И если женщина не принимает чужих детей, то лучше с ней согласиться. Значит, чужие для нее всегда останутся чужими. А в семье – это страшно. С детьми, в первую очередь, и чаще всего общается женщина. А не мужчина. Дети – ее сфера жизни и сфера ее обязательных интересов Мужчина в таком деликатном деле, чаще всего – посторонний, если не совсем случайный человек .
И они остались жить вдвоем. Кстати – не так уж и плохо жили. Действительно, права оказалась пословица , говорящая, что нет худа без добра. И раз уж их природа обделила радостью общения с детьми, то они потянулись друг к другу. Общая беда сблизила и объединила их, сделала их чуть ли не единым целым. И стали они, в полном смысле слова – не разлей вода. В свободное от работы время они всегда были вместе. Всегда и везде. И по магазинам вместе ходили, и отпуск вместе проводили, и в кино, и в театры, и на праздники, и в гости – только вдвоем, и только вместе.
Про них шутили , что они и помрут-то вместе, в один день и час и хоронить их придется тоже в одном гробу. Самое странное, что примерно так они и думали оба. И никогда не сомневались в своей правоте. Не сомневались до тех пор, пока жизнь не влезла своими не слишком чистыми руками в их семейные и человеческие отношении в те самые, печально знаменитые 90-е годы. Годы смятения, развала и разрухи, когда рухнула не только Великая когда-то страна Советов, но и начали разрушаться сами основы общечеловеческих взаимоотношений между людьми, и в первую очередь – между мужчиной и женщиной.
В бывшем Советском общество, воспитанное на светлых идеалах Коммунизма, где человек человеку всегда должен быть товарищем и другом, стали активнейшим образом пропагандироваться и насаждаться законы животного мира, по которым человек человеку – всегда волк и только волк, и в котором поэтому всегда должны выживать только лишь сильнейшие представители человечества. А остальные – либо погибать, либо прислуживать сильным мира сего. Поэтому человеческое общество – это хозяева и подчиненные. Хозяева определяют политику общества и наслаждаются его благами, а подчиненные – всего лишь обслуживают их и выполняют их пожелания. Ну, а мужчина и женщина – это всего лишь самец и самка. И отношения между ними – чисто физиологические. Для продолжения рода, для секса, для получения физиологического наслаждения И больше ничего.
И вообще, жить надо для наслаждения, для кайфа, для балдежа. А работают пусть – другие, те, которые слабые, которые ниже нас, которые быдло, те, который – «черные». Черные не по цвету кожи – а по своей человеческой сути. И всяким там чувствам, сантиментам, слезам, слюням и соплям в этой новой жизни – места нет. Только лишь необходимость и только лишь целесообразность. Жизнь – суровая штука. Вспомните «побасенку» про курятник. А потому – «клюй ближнего, с… на нижнего и лезь вверх». Наверх! Только наверх! Ибо только там настоящая жизнь! Все остальное – лишь жалкое и убогое существование. Поэтому – наверх, наверх, наверх! Любой ценой! Даже самой жестокой и бесчеловечной. Цель всегда оправдывает средства. Если, конечно, удалась. Но надо сделать все – чтобы удалась. А если удалась, то ты – победитель! А победителей не судят! И не судили никогда!. Для победителей законы – не писаны. Потому они и победители, что живут по собственным законам, а не по общечеловеческим.. По собственным представлениям о добре и зле. Добро есть то, что мне идет на пользу; а зло есть то, что мне - вредит И все! И баста! И хватит об этом.
Обстановка в квартире тогда была у Олега самая обычная , еще советская. На мебельные гарнитуры у молодых специалистов денег тогда конечно же не имелось. Да их еще надо было найти, эти мебельные гарнитуры. Будь они ГДР-овские или Чешские, или Югославские, или же, самые, ходовые – Финские.. Эти страны покупали тогда у нас по дешевке лес, делали из него обыкновеннейшие древесные опилки, а уж потом, из этих опилок прессовали древесностружечные плиты, так называемые ДСП, наклеивали на них цветной пластик, окрашенный под ценные породы дерева и изготавливали из этих ламинированных плит мебель. Самую разнообразную. И довольно красивую. И эту мебель они нам же и продавали, но только теперь уже за сумасшедшие деньги. А для себя они мебель предпочитали делать уже только из досок.
Потому что мебель из ДСП-шных плит как-то не слишком хорошо пахла. И у европейских жителей от этого запаха почему-то начинала болеть голова. А болеть голова начинала потому, что из ее плит в процессе эксплуатации начинали потихонечку выделяться пары формальдегидных смол, которыми пропитывались плиты при их изготовлении. А у Советских жителей от таких мелочей голова – не болела. У Советских голова болела совершенно от других забот, главная из которых была одна – где достать?! Не важно – что, не важно – какое, важно – где?! А о вкусах, полезности, удобствах или красоте – разговаривать уже не приходилось. Главное – чтобы было. А все остальное – не имеет никакого значения.
Поэтому Олег перед поездкой в Кострому особенно так уж мельтешить о сохранности своего имущества в квартире не стал. Нечего у него было брать. Все обычное, все стандартное, все то, что спокойно можно было бы купить в обыкновенных отечественных магазина. Кроме «видака», да телевизора Они были японские. Но модели – ширпотребовские и особой ценности не представляли.
Поэтому Олег мудрить не стал. Он запер дверь квартиры, а ключ отдал соседке. На всякий случай. Мало ли что может быть в этой жизни. Пусть хоть иногда, да заглядывала. Тем более, что отношения с этими соседями были у него хорошими в течении многих лет. Они тоже были когда-то молодыми специалистами и заселились практически вместе. И соседка чисто по-женски жалела Олега. И когда от него ушла жена, она даже пробовала подыскать Олегу замену ушедшей жене. Но ничего у нее не получилось. Не по ее вине. Не по ее.
Олег оказался мужчиной с претензиями. Ему не нужна была просто женщина, ему нужны были еще и чувства. А где их возьмешь в наше время? Чувства на дороге не валяются. В магазине или на рынке их не купишь. Чувства – это как раз то самое, где сам человек бессилен. Чувства, они – либо есть, либо их нет. По другому с чувствами между людьми не бывает. И ничего другого природа в отношениях между людьми не придумала.
В обыкновенных отношениях между людьми не придумала. А что же говорить о мужчине и женщине?! Здесь даже с простыми симпатиями – проблема. А с симпатиями долго не проживешь. Хотя японцы вот всерьез утверждают, что браки по расчету, по договоренности – самые прочные. И потому с их точки зрения, безнравственно строить брак на чувстве любви партнеров друг к другу. Слишком уж непрочная получается основа для будущих семейных отношений. А семья – это ячейка государства. Ее моральная, нравственная и экономическая составляющая. Поэтому брак – это только взаимный расчет и только взаимная договоренность. Все остальное – отвергается.
В принципе, - они правы, эти «замудреные» японцы. Когда мужчина и женщина друг к другу равнодушны, то им, по сути, и делить-то нечего. Их ведь ничего, кроме брачного контракта не связывает. Поэтому им все равно, как они живут , как они одеты, как общаются друг с другом, как занимаются друг с другом сексом, если вообще им занимаются. Они – чужие друг другу. Между ними – глухая, непробиваемая стена взаимного непонимания. Они – не нужны друг другу. Они, как разные планеты с разными, непересекающимися орбитами. Их жизнь, их интересы во всех сферах жизни, не оговоренных брачным контрактом, не соприкасаются никак. Поэтому и претензий друг к другу у них быть не может. Неоткуда взяться им, этим претензиям. Потому что точек соприкосновения-то у них – нет.
Но разве тогда - это жизнь?! Кому – как. Для одних жизнь по взаимной договоренности – это нормальная, спокойная, уравновешенная и предсказуемая во всех своих проявлениях жизнь. Такая, какую им и надо. Для другого жизнь с нелюбимым человеком, это катастрофа, это нечто такое, что гораздо хуже тюрьмы или темницы, это крах всей его философской и нравственной основы жизни, это – почти что смерть. Если не сама – смерть. Только лишь продленная...
Олег отдал ключ соседке. И уехал в Кострому. В девяностых годах их завод, завод по выпуску оборудования ракетных стартов остановили и в течение нескольких лет Олег, перебивался случайными заработками. Потом ему предложили работу в Костроме по ликвидации бывшей подземной базы баллистических ракет большой мощности. И он уехал. Уехал он с чистым сердцем и со спокойной совестью. Когда нечего терять, то и беспокоиться-то не о чем. А терять ему уже было нечего. Все, что можно, он в этой жизни уже потерял. И любимую жену, и любимую работу, и Родину, и свою цель в этой жизни.
Но подожди, подумай – так ли уж все?! Родина у тебя ведь - осталась. Насчет Родины – это ты загнул, загнул! Конечно, это уже не та прежняя, великая держава, которую все в мире уважали, боялись и ненавидели, но все же это твоя Родина, пусть маленькая, слабенькая, чуть ли не сломленная, но все же она для тебя родная; это то самое место на земле, где ты родился, жил, учился, где полюбил, познал радость общения с женщиной, эта ведь Родина у тебя - осталась?! Осталась. Конечно, осталась И никуда она от тебя не делась. И не денется. Потому что Родина – всегда с тобой. В твоем сердце она, в твоей душе.
А насчет любимой работы – это понятие слишком уж абстрактное и не так определенное, как нам иногда кажется на первый взгляд. И пора нам уже понять одну элементарнейшую истину, что любимой работы не бывает вообще. Ведь работа – это навязанная тебе откуда-то извне и добровольно принятая тобой обязанность, да еще усиленная собственной твоей ответственностью за выполняемое тобой дело, а потому - всегда и всегда насилие над тобой и некая принудиловка.
То есть, все такое, этакое, и не слишком приятное, когда ты совершенно не свободен в своих желаниях, и тебе приходится по утрам куда-то обязательно идти, и идти не просто так, когда у тебя есть возможность или желание идти, а когда это нужно кому-то другому, совершенно постороннему для тебя человеку, твоему хозяину, нанявшего тебя для работы на него. И причем, обязательно что-то делать, и делать не то, что тебе хотелось бы делать самому, а делать то, что нужно этому твоему хозяину, тебе абсолютно чужому и не слишком даже приятному человеку и делать независимо от собственного настроения, от собственного желания, от собственного самочувствия.. И, чаще всего – делать всегда одно и тоже. Сегодня, завтра, послезавтра через месяц, через год. Делать, делать и делать.
О какой уж тут любви может идти речь? В лучшем случае – лишь о привычке. Профессиональной привычке. А профессиональная привычка – это уже рефлекс, почти что автоматизм. И мы начинаем работать, совершенно не думая о самой работе, о ее смысле.. И работаем, витая мыслями где-то в своих, не слишком понятных даже для себя каких - облаках.
Как в одной известной притче, мы, в основном, кладем кирпичи на стены какого-то здания, но не строим сам храм. Редко кому из нас удается в своих делах видеть дальнюю, конечную цель собственного труда. Чаще всего, мы захлебываемся в ежедневной текучке каких-то своих, сиюминутно сочных дел, даже и не дел, а делишек, но не видим общего своего результата. И не потому, что не хотим, или не можем, а просто потому, что не получается заглянуть вперед. Мельтешим уж слишком. А мельтешим потому, что жизнь заставляет мельтешить.
Мелочная она у нас какая-то, эта жизнь. Но другой, иной, альтернативной жизни у нас с вами нет. Не бывает ее, другой-то. Во всяком случае – у нас, у обычных людей. Она у нас есть такая, какая есть Вот так-то оно и получается на самом деле, если уж разбираться. И при чем здесь любовь? В разговорах о работе ей места нет и не может быть. Любить можно только человека. Мужчину. Или женщину. Или ребенка. И все. Ни на что другое наша с вами любовь не способна. И не стоит больше трепать это слово. Оно – святое...
Наверное, можно было бы любить творческую работу. Актерам, писателям, музыкантам, точнее – людям искусства, а не каким-то там простым гражданам земли. Ну, еще может быть – политикам, ученым. И то, если ты успешный политик и успешный ученый. Но…что здесь надо будет тогда считать – работой? Бесконечные репетиции у актеров с безуспешными попытками постичь замысел режиссера, если он, конечно же, существует наяву, а не в его абстрактных и не в совсем еще определившихся замыслах; этот часами непрекращающийся оскорбительный мат и жуткое психологическое давление на актеров, делающих все, по мнению режиссера, не так, как надо. А как, по его мыслям надо – он и сам еще толком-то не знает. Он, видите ли – в творческом поиске.
Или та же работа на сцене под непрекращающиеся овации на премьере, ( если – удача!), и все более и более стихающие со временем, хотя ты, вроде бы, все делаешь не хуже, чем раньше. Или эта конкуренция друг перед другом, выливающаяся в беспощаднейшую борьбу за роли, по своим последствиям еще более страшную, чем межвидовая борьба животных в джунглях?
Так где она, эта любимая работа? У ученых? А ты думаешь, корпеть годами над пробирками или еще над какими-нибудь приборами, не получая в итоге ничего, кроме обыкновеннейшей чепухи – приятно?! Учти, нобелевских лауреатов – единицы, а ученых во всем мире – тысячи и тысячи. Так же, как и писателей.
Ведь быть такой, как Донцова или Устинова - это значит выдавать на гора каждые два-три месяца по книжке. Извини, но это же каторжный труд!. Здесь не только нельзя говорить о любви к своей работе, здесь, наверное, пора уже начинать разговор о ненависти к свое работе. Сколько книг у Толстого? У великого писателя Толстого? Не знаешь? И я не знаю. Но думаю– не больше десятка. Он написал всего несколько книг, чтобы стать мировым писателем. А у этих – чуть ли не по сотне! Это уже – конвейер. А ты знаешь, что работу на конвейере мужчины не выдерживают, ломаются психологически и начинают делать брак?
А вот женщины, ничего, работают спокойно. Годами. Так и здесь. Их продукция - это уже не литература. Это – элементарная штамповка. Конвейерная штамповка. Образец массовой культуры, приспособленной под массового, не думающего читателя. Своеобразная фабрика детективов. Точно такое же, как концертное шоу под фонограмму. Когда исполнители только рот разевают под музыку и бегают по сцене, размахивая руками.. Многим зрителям нравиться. Так и здесь – многим читателям нравиться. Если только их можно называть читателями. Но это уже – нюансы.
Поэтому, как ни крути, остается одно – жена. Женщина.. Ну, а если речь зашла о женщине - это уже посерьезней. Здесь обыкновеннейшим «бу-бу» не отделаешься. Отношения между мужчиной и женщиной – это та сама жизненная ось, вокруг которой вращается вся история человечества. Не даром французы говорят «шерше ля фам», когда что-то в их жизни происходит невероятное. Причина всегда одна и только одна – она самая, Женщина. Все вокруг нее и ради нее. И конечно же, уход жены – событие не может не быть для тебя невероятным.
Но ты все-таки пораскинь мозгами-то. Прикинь, что такого особенного произошло в твоей жизни? Жена ушла. Ну и что? Подумаешь, трагедия– жена ушла!. Открой глаза, посмотри вокруг – жены уходят и приходят. Обычнейшее в нашей жизни дело. Так на обычное дело надо и реагировать обычным способом Что, у тебя на этой женщине свет клином сошелся?
Го-осподи-и, сколько женщин вокруг! Самых разных, на любой вкус! И красивых, и не красивых, и очень красивых, и не очень, и умных, и «дур» обыкновеннейших. Всяких – полно!. И «зацикливаться» на какой-нибудь одной из них ни в коем случае не стоит. Право – не стоит. Развод – это нормальное дело, одна из форм существования семьи. Посмотри – некоторые вон по несколько раз разводятся и по несколько раз вновь женятся. И – ничего, ходят «балдежные», живут в свое удовольствие, поплевывая по сторонам. Да еще любовниц заводят.. А их жены - любовников И никакой трагедии из подобной чепухи не делают.
А ты-ы-ыы? Рот раззявил, слюни распустил. Тьфу! Срамота одна. Смотреть противно.
Все это было так. Все это было верно. Кроме одного, с бывшей своей женой рвать всякую возможность для возобновления отношений с ней, ему не хотелось. Не хотелось и все тут! А не хотелось потому, что любил он ее. Любил даже сейчас, после ее ухода. И ничего с собой он поделать не мог. Потому что над любовью мы не властны. Это она над нами властна, это она нами командует, а не мы ею.
Так или примерно так думал Олег, лежа в купе фирменного вагона поезда «Москва Кострома» и уставившись невидящими глазами в ночной светильник. Лежал и размышлял об уходе жены, о своей не слишком сложившейся жизни.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.
ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://www.proza.ru/2014/10/17/1014