Генрих принадлежал к расе хантеров , гуманоидов, характерной особенностью которых была повышенная сексуальная активность. Половой акт у них был и формой приветствия, и способом снятия напряженности (например, перед заседанием правительства, голосованием парламента) и просто ежечасным необходимым ритуалом для поддержания организма в здоровом состоянии. При этом у хантеров необыкновенно важное значение уделялось институту семьи. Семьи в основном были моногамные, хотя понятие любви скорее было синонимом сексуальной и интеллектуальной совместимости. Генрих был молод, не женат, его активность была максимальной. Он проживал на одной межрасовых планет, которую населяли практически все формы разумной жизни, начиная от энергетических сгустков и растений, заканчивая рептилоидами, звероидами и биороботами. Когда подходило время для соития, хантеры не скупились на «вежливость» с представителями других видов, если физиологические особенности последних позволяли соитие. В международном кодексе планет, практически отсутствовала ответственность для хантеров за изнасилование представителей других видов, ибо их уши становились огромными и красными при подступающем желании коитуса, что неизменно должно было предупреждать граждан о том, что у хантера близится состояние аффекта, и следует держаться от него подальше или применить електрошокер, который продавался в каждой лавке и эффективно приводил хантера в спокойное состояние, отсрочивая его возбуждение еще на час.
Генрих воспитывался в приемной семье землян и с детства был воспитан на романтических историях любви Ромео и Джульеты, Тристана и Изольды, и, конечно же, на куртуозных романах эпохи средневековья несуществующей давно планеты Земли. У него была мечта познать человеческую любовь, стать, таким образом , настоящим сыном своих приемных родителей.
Однажды молодой и полный мечтаний Генрих прогуливался по берегу озера, наблюдая за плавающими в по воде опавшими синими листьями, и любовался отражением большого и малого солнц на водной глади. Его безмятежность нарушил вид прекрасной гурии, вьющиеся волосы которой маняще спадали на ее хрупкие плечи, кожа которой сияла на солнце, грудь вздымалась над тонкой талией, под атласным платьем, фасон которого походил на одежду прекрасных дам землян эпохи Возраждения, а глаза ее светились синим фосфором, придавая всему ее ангельскому виду демонический оттенок. Да что там уши!! Весь Генрих покраснел и набух, хорошо что с момента полового созревания родители при помощи целого ряда психологов научили Генриха применять к себе электрошокер, что не однократно помогло ему и в жизни, и в карьере дипломата.
- Как зовут тебя, о прекрасная! – закричал Генрих. – Я так люблю тебя! Я так хочу тебя! – шептал он себе под нос, наблюдая, как его гурия быстро уносит ноги и скрывается в пещере, откуда редко выходят на белый свет представительницы ее загадочной расы, состоящей из одних женщин.
- Даже не думай о ней! – услышал он за спиной обеспокоенный голос своего друга Бреда. – Это же гурия, говорят, они не приспособлены для соития, согласно официальным данным они овощи, размножаются делением. Те, кто входит к ним в зону D, такими, как прежде уже не возвращаются.
- А какими они возвращаются? - заинтересованно спросил Генрих.
- В страшных шрамах, лишенными дара речи, разума, поэтому достоверно не известно, что там с ними происходит. Известно, что Гурии невероятно боязливые существа, они ни на кого за всю историю Вселенских интеграций открыто не напали,ничем себя не скомпрометировали. Они обладают гуманоидной объективной красотой и привлекательными вторичными половыми признаками, что сводит с ума любителей ощущений погорячее, и влечет многих самцов-гуманоидов на разведку, ни одна из которых еще не оправдалась раскрытием их тайн.
С тех пор, Генрих стал искать встреч со своей гурией. Нашел ее в соц сети) Оказалось, что зовут ее Марта. Она невероятно близка оказалась ему по духу и обладала незаурядным интеллектом. Ей тоже с ним по всему видно, было интересно общаться. Целый год они изо дня в день обменивались короткими письмами, Генрих, конечно, не мог долго общаться без «люблю и хочу». Уговаривал встретиться и даже однажды уговорил ее на короткую встречу. Но он так был взволнован, что встреча пролетела незаметно, и ему стало ничуть не легче. Генрих был влюблен! По-настоящему! Как в человеческих книжках. Следующие пол года он вел образ жизни невиданный для его расы – электрошокер, электорошокер, электрошокер, каждый час, иногда по два, по три раза за час. И если его тело это приводило в норму, его сердце едва это выдерживало.
И вот, понимая уже, что лучше смерть живьем от нее, чем от электрошокера, Генрих решился идти в зону D. Он решил рассказать о своем намерении Бреду…
- Ты с ума сошел! – завопил Бред. – Найди себе нормальную бабу! – Вон, зайди в зону Х, вытяни руку, 2 десятка на ней повиснет, с твоими внешними данными и доходами! Как? Кааак? А главное куда ты собрался ее трахать? Ты слышал, что у гурий от страха зубы становятся острыми, как лезвия и источают яд?? С ними невозможен секс!!!!
- секс… - повторил еле слышно Генрих. Да я очень хочу ее трахнуть…, также сильно, как и обнять ее, потрогать ее волосы, почувствовать запах ее кожи, посмотреть в ее глаза, насладиться ее голосом, я не могу больше без нее, мне не важно, что будет потом… любое потом, в котором я не смогу даже вспомнить нас вместе не имеет смысла. – Все я пошел, если что, считайте меня коммунистом!
- Что? – недоуменно переспросил Бред. - Кем тебя считать?
- А… не важно,- сказал Генрих и направился в пещеру зону D, навстречу своей мечте.
То, что он увидел там напоминало дендрариум или ботанический сад, или огород, вообщем, какие –то растения, какие-то невиданные овощи свисающие с потолка, компьютеры и ни одной живой души. Генрих шел с замиранием сердца, и вот вошел в помещение, напоминающее коридор женского общежития. На дверях красовались фосфорные надписи женских имен. Наконец, он увидел на двери любимое и родное его сердцу имя Марта, постучал. Никто не открыл, он вошел. Марта забилась в угол, как испуганный зверек и почти не дышала, одними синими глазами сжигала его сердце… Электорошокер, еще разряд. Генриху стало легче он подошел к ней.
- Марта, - шептал он,- милая моя, любимая девочка, не бойся меня, позволь мне просто побыть с тобой рядом. Я люблю тебя, я готов заплатить любую цену за время с тобой.
- Я не боюсь, - послышался нежный голос гурии, раз уж ты пришел, я буду с тобой, ты близок мне, я хочу тебя так же, как и ты меня. Но у нас не может произойти так, как ты привык.
Генрих целовал ее руку, шею, вдыхал запах ее волос, чувствовал жар от прикосновения ее груди к своей… Все было в точности как в тысячи его снах о ней. Время остановилось, время длилось бесконечно, ничего не препятствовало их сладострастию: ни то что нижняя часть ее туловища представляла собой щупальца растения, ни то, что он много раз резался о ее зубки и глотал яд из ее рта, он был счастлив, она, наконец, любила его. Они стали одним целым!! Он был абсолютно счастлив!!! Он не чувствовал боли от внедряющихся в его плоть щупальцев, он истекал кровью, но сексуально и морально чувствовал себя удовлетворенным.
- Я хочу есть,- сказал Генрих.
- Ты теперь никогда не сможешь питаться тем, чем раньше! – сексуальным шепотом ответила марта, и нажала на кнопку возле кровати.
С потолка их окатило водой. Генрих почувствовал, как наступило насыщение.
- Марта, а если я захочу в туалет? – попытался сохранить в этой ситуации свое чувство юмора Генрих.
- Тогда ты будешь плакать. – без малейшего намека на юмор ответила Марта. Гуриям не свойственно было шутить…
Они бесконечно долго лежали вместе, стонали, плакали, сливаясь в одно существо – не меньше года. Однажды после того, как спала очередная волна восхитительного оргазма, Генрих сказал:
- Любимая моя, я хочу, чтобы это никогда не заканчивалось.
- Извини… - ответила Марта. – Но наша связь подошла к логическому завершению. От их единого существа отделился какой-то комочек, который быстро вошедшая в комнату старая гурия замотала в гигантский синий лист и унесла.
Марту отделили от Генриха хирурги зоны D. Его раны затянулись через год. В ясное сознание он так и не приходил. Когда его конвой незаметно высадил в зоне Х, его никто не узнал, даже родители, Бред опознал одежду Генриха. С того времени, странных уродливых существ без речи и разума, стали называть коммунистами.