Лавочник (ПРАВО ГОЛОСА)
трагедия в двух действиях
г.Тюмень. Сентябрь 2014г.
Действующие лица:
МОЛЧУНОВ (Николай Молчунов) — лавочник, 30 лет.
ТИХОН — странник, 55-60 лет.
КАРАБАН (Придурок лагерный) — сумасшедший, около 40 лет.
РОБЕН (Робен Афонович) — хозяин лавки, 50 лет.
ИНГВАР БОРИСЛАВОВИЧ — начальственное лицо, около 40 лет.
КОЗЕРОГИН (Козерожка) — уличный музыкант, бывший бандит, 25 лет.
Еще два музыканта: парень и девушка.
Бандиты:
ПАПА КАРЛО — местный авторитет, предводитель бандитов, 35-40 лет.
СЕРГО — «правая рука» Папы Карло, 30 лет.
ПЕСКАРИК (Пескарев Юла) — самый юный член шайки, 15 лет,
ПЕРВЫЙ БАНДИТ и двое других;
ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ,
ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ,
ПОКУПАТЕЛЬ.
Толпа людей, случайные прохожие, полная девушка (около 20 лет)
Вместо пролога.
...Ибо этот человечек
Свято верит в свою ложь
И безропотно ложится
Под мясорубильный нож,
И ничем тут не поможешь,
И за плечи не встряхнешь -
Добровольно впавший в кому
Свято верит в свою ложь.
Не расскажешь цвет рассвета,
Пульс земли, цветы и рожь,
Если он, глаза зажмурив,
Не дыша, почти не слыша,
В ожиданьи страшной бури
Не почувствует затишья...
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ:
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Время действия может быть любым. Это не главное. У меня это дни последнего десятилетия. Действие происходит в кабинете, который принадлежит явно начальственному лицу.
Тучный, затянутый в черный костюм, мужчина восседает на кожаном кресле за рабочим столом в центре кабинета. Это Ингвар Бориславович, замдиректор крупной компании. Он лениво перебирает какие-то папки, отмечает что-то на полях тетради, пьет кофе, поглядывает на наручные часы.
Раздается женский голос из динамике: «Ингвар Бориславович, к вам Молчунов.»
ИНГВАР БОРИСЛАВОВИЧ: Какой еще Молчунов?
«Смотритель склада. Вы его вызывали недавно.»
ИНГВАР БОРИСЛАВОВИЧ: А... ну да... Пусть войдет. (Заглядывает в пустую чашку.) И, Мариша... принесите мне еще кофе.
«Хорошо, Ингвар Бориславович.»
Ингвар Бориславович возвращается к своим делам.
Раздается три тихих «тука» в дверь, после чего она немного приоткрывается и в щель втискивается Николай Молчунов, худой непривлекательной внешности молодой человек в темно-сером мешковатом костюме и со старенькой сумкой через плечо.
МОЛЧУНОВ: Здрасьте...
ИНГВАР БОРИСЛАВОВИЧ: (Не отрываясь от бумажек.) Угу.
Пауза. Молчунов топчется на месте, изучает пол.
МОЛЧУНОВ: Вызывали, Ингвар Бориславович?
ИНГВАР БОРИСЛАВОВИЧ: (По-прежнему занимаясь своими делами.) Та-ак. Значит, вы у нас...
МОЛЧУНОВ: (Приглаживая волосы.) Молчунов Николай Игнатьевич, смотритель склада на Речной, да это я.
ИНГВАР БОРИСЛАВОВИЧ: Уже нет.
Неловкая пауза. Молчунов делает шажочек вперед.
МОЛЧУНОВ: И-извините?
ИНГВАР БОРИСЛАВОВИЧ: Сожалею, но с сегодняшнего дня вы больше не работаете на этой должности.
Пауза.
МОЛЧУНОВ: Постойте... Вы... меня... увольняете?
ИНГВАР БОРИСЛАВОВИЧ: Ну почему сразу увольняю. Понижаю. Видите ли, (Заглядывает в бумажный стикер.) Николай Молчунов. Вы попали под сокращение. Мне необходимо снять с должностей еще несколько работников нашей компании. Это приказ сверху. Ничем не могу вам помочь.
МОЛЧУНОВ: Но... как же...
ИНГВАР БОРИСЛАВОВИЧ: Сочувствую.
МОЛЧУНОВ: Но... разве я в чем-то провинился? Я ведь всегда... Я... квалифицированный специалист, Ингвар Бориславович, у меня красный диплом, (Ингвар Бориславович усмехнулся.) по специальности маркетинг и торговля...
ИНГВАР БОРИСЛАВОВИЧ: Вы нам не подходите, Молчунов. Но не как сотрудник вообще, а на эту конкретную должность. Я вас вовсе не увольняю, а всего лишь предлагаю другую работу, где, несомненно, ваши знания будут оценены по достоинству.
МОЛЧУНОВ: И...
ИНГВАР БОРИСЛАВОВИЧ: И вы теперь будете работать продавцом под начальством у Робена Афоновича, воспринимайте это как сдвиг с мертвой точки, возможность карьерного роста... Ведь, насколько я знаю, вы уже больше пяти лет не продвигались дальше смотрителя склада... Ну, я вас больше не задерживаю, Молчунов... Можете приступать к выполнению своих обязанностей... Робена Афоновича я уже предупредил, вам нужно только будет оформить у него кое-какие документы... (Смотрит на часы.) А сейчас у меня важная встреча... (Пытается отхлебнуть несуществующее кофе, удивленно заглядывает в пустую чашку, нажимает кнопочку возле динамика.) Мариш, я, кажется просил кофе... Вы там уснули что ли?.. Что значит забыла?.. Вы не имеете право ничего забывать, если работаете у меня, дорогуша... И, кстати, когда прибудет делегация из Некамска, не забудьте меня поставить в известность... (Раздается звонок, Ингвар Бориславович выуживает из кармана мобильник, прижимает к уху.) Владлен Харитоныч, здравствуй, дорогой мой... Хочешь обрадую?.. Место смотрителя склада освободилось... Да... Ну что ты... Не стоит... Услуга за услугу... Ты помог мне, я тебе... Ты только заявление мне напиши, оформить надо... Конечно... Как там Жанночка?.. Получила мой подарок?.. Да, норковая... Ну вот и хорошо... Я сегодня за ней заеду... Давай, до скорого...
Голос Ингвара Бориславовича незаметно становится все тише, отходит на второй план. Молчунов невидящим взглядом обводит кабинет, оттягивает галстук, и, не обращая больше внимания на начальника, плетется мимо него, уходит, теряется из виду. Про него уже забыли.
Темнота.
КАРТИНА ВТОРАЯ
На площади — лавка. В лавке — богатый ассортимент алкогольной продукции. Над лавкой написано «У Робена». Появляется Молчунов, он все в том же костюме, с той же сумкой, с гладко зачесанными волосами и безучастным взглядом. Подходит к лавке, привычным движением открывает дверку, заходит, одевает спецформу: безрукавку и шапочку, вытирает прилавок. Светает. Появляются первые прохожие, слышно, как сигналят друг другу раздраженные водители, день начинается с будничного гама и суматохи. Появляется Серго, в черном спортивном костюме, с нахальной мордой, заросшей щетиной. В руке — бутылка, на донышке еще плещется. Серго одним глотком приканчивает бутылку, отшвыривает ее, слышно, как бьется стекло, направляется к лавке.
СЕРГО: Э! Лавочник! Пива дай!
МОЛЧУНОВ: Вам какое?
СЕРГО: Любое давай.
МОЛЧУНОВ: Сколько?
СЕРГО: Одну дай, че такой тупой-то?
МОЛЧУНОВ: (Ставит на прилавок бутылку.) С вас сорок пятьдесят.
Серго берет бутылку, Молчанов не отпускает.
Вы как расплачиваться будете? Наличными?
СЕРГО: Ага, ими. Ты че-то дерзкий, я смотрю. Ну-ка дай сюда. (Вырывает бутылку, открывает ее о прилавок, пьет.)
МОЛЧУНОВ: Постойте!.. А заплатить?
СЕРГО: Отвали, а.
МОЛЧУНОВ: Но кто мне заплатит за пиво?
СЕРГО: Кто-кто... Че ты привязался, жлоб недоношенный? Ну, кореш за меня заплатит. (Оглядывается по сторонам.) Карабан! Караба-ан! Где этот придурок лагерный... (Замечает лежащего на скамейке бомжа.) Э-э-э... Спит, надо же... (Смеется, подходит к нему, пинает ножку скамейки, затем, повыше подняв пиво, льет его тонкой струей на лицо спящего.) Пивасик на тебя еще тратить... Вставай... Слышь? Я кому говорю, вставай.
КАРАБАН: Серго? Опять ты? Уйди от меня. Уйди! (Серго хватает его за шиворот, грубо поднимает, обшаривает карманы.)
СЕРГО: Карабан, ты ведь мне друг? (Встряхивает, убеждаясь, что нигде не звенит мелочь, отпускает, тот приземляется рядом со скамьей, продолжает лежать, свернувшись клубком.) Да че с тебя взять, придурок... (Показывает Молчунову пустые руки и удаляется.)
МОЛЧУНОВ: Гады... Гады. Гады! Ненавижу, как же я их всех не-на-ви-жу! (Срывает шапочку с эмблемой торговой сети, швыряет на пол и топчет.) Что б они все подохли, твари! Ненавижу!
КАРАБАН: А я все слы-ыышу!.. Я им все расскажу-у. И они тебя пришьют. (Истерично смеется.) Пришьют! Пришьют!.. Знаешь, как это бывает... они умеет шить! Да-а! умеют... Они и резать умеют... резать свиней... только не морских, а обычных... скажи, ты морская свинка или обычная? (Подползает на четвереньках к лавке.) Я - обычная. Они меня зарежут... (Смеется.) да, точно, зарежут! Это я тебе сказал!.. Сказал-мазал... Ска-зал-ма-зал... Сказал-мазал...
МОЛЧУНОВ: (Косо поглядывает на Карабана. Тихо.) Только полоумного мне еще не хватало. Иди откуда пришел! Седня хозяин лавки припрется за недельным отчетом... А тут ты околачиваешься. Иди, говорю! (Вдруг он, что-то почувствовав, поднимает голову наверх.) А, ч-черт. (Достает откуда-то сверток полиэтилена, разворачивает и натягивает над лавкой.)
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Начался дождь. Кто-то бежит, прикрыв голову пакетом, кто-то — угрюмо спрятав руки в карманы... Прохожих все меньше. Карабан притих, сел на корточки, изобразил руками крышу над головой и спрятался под ней, как в домике. Молчунов втянул голову в плечи, спрятал руки в рукава, периодически косится на импровизированный домик сумасшедшего.
МОЛЧУНОВ: Эй... как тебя... Карабан! (Карабан повернул к нему голову.) Да, ты, Карабан! Иди сюда... Да иди-иди, не бойся... А то промокнешь насквозь. Да иди уже, у меня-то получше крыша будет!.. (Впускает его внутрь, усаживает на свое место. Карабан сидит спокойно, но вдруг начинает что-то искать, выворачивать карманы.) Что? Что такое?
КАРАБАН: Забыл!.. Забы-ы-ыл!..
МОЛЧУНОВ: Что ты еще забыл, дурная голова?
КАРАБАН: Забы-ыл!..... (Дергает дверцу, но она не поддается, он в панике бьется об нее.)
МОЛЧУНОВ: Эй... Эй! Успокойся! Слышишь.. Ты мне имущество не порти! (Помогает ему справиться с дверью.)
Карабан выбегает из лавки к своей скамейке, как слепой, шарит руками по асфальту. Струи дождя вспенивают лужи. Бомж схватил что-то красное и засеменил обратно под навес.
МОЛЧУНОВ: (Прикрывая за ним дверцу.) Ну и что это?
(Карабан бережно раскрывает ладони и показывает ему грязную и мокрую ленту из красного атласа.) Ленточка? И что в ней особенного?
КАРАБАН: Си-имина. Си-имина-а... (Карабан расправляет ленту на ладони, затем аккуратно ее сворачивает и прячет в карман.)
Пауза.
МОЛЧУНОВ: А ведь у тебя, наверное, была семья, родные, любимые... Они тебя покинули, потому что ты... помешался? Или это ты помешался, когда тебя все покинули? Что же с тобой случилось, Карабан?
Сидят молча. Cлышно, как подъезжает машина, неподалеку за лавкой припарковался дорогой автомобиль. Из него выскочил мужчина в черном, услужливо открыл дверь Робену, распахнул над ним зонт, и они направились к лавке. Молчунов в последний момент заметил хозяина лавки и быстро заставил Карабана, пригнув голову, спрятаться под прилавком.
МОЛЧУНОВ: З-здравствуйте, Робен Афонович.
РОБЕН: Так... Ты у нас кто? Молчанов, если не ошибаюсь...
МОЛЧУНОВ: Я Молчунов, Николай.
РОБЕН: Не суть. Итак, предоставьте мне недельный отчет, сделайте одолжение...
МОЛЧУНОВ: И выручку?
РОБЕН: Естессно.
МОЛЧУНОВ: Минуточку...
РОБЕН: Любезный... я что, по-вашему, должен мокнуть на пороге собственной лавки?? (Дергает дверцу.) Отоприте дверь, я войду.
МОЛЧУНОВ: Робен Афонович, подождите, пожалуйста... Я сейчас! Я мигом! (Роется в ящике под прилавком.)
РОБЕН: Я не намерен ждать, пока вы создадите видимый порядок и соизволите впустить меня.
МОЛЧУНОВ: Но... я не...
РОБЕН: Довольно!! Откройте сейчас же!
МОЛЧУНОВ: Сейчас... Сейчас... Робен Афонович, не сердитесь, пожалуйста... я, кажется, ключ потерял. (Достает из кассы стопку купюр, засовывает их в файл с отчетом.)
РОБЕН: Ну это уже слишком. (Достает из портфеля связку ключей. Поочередно вставляет их в замочную скважину, подбирая нужный.) Погоди... Вот я тебе сейчас устрою... (Дверь распахивается. Молчунов стоит на пороге, загораживая собой Карабана и протягивает файл.)
Пауза.
КАРАБАН: (Чистит грязь под ногтями, выглядывая из под прилавка.) Ты сказал-мазал, сегодня хозяин лавки припрется!
Немая сцена.
РОБЕН: Какого хрена?!... В моей лавке?.. Придурок лагерный?!!..
КАРАБАН: (Глупо улыбается) Это я...
МОЛЧУНОВ: Робен Афонович, дверь была не заперта... он сам!.. сам зашел!..
КАРАБАН: (Вдруг оживляется, вертится, размахивает руками.) Придурок лагерный! Придурок лагерный! При-ду-рок! При-ду-рок!
РОБЕН: Гога! Вышвырни это убожество! (Переходя на визг.) Сейчас же!
Мужчина в черном передает Робену зонт, хватает Карабана и выставляет его за дверь, подтолкнув в спину. Карабан падает лицом в грязь.
РОБЕН: (Отпрыгивая в сторону.) Тебе нужно было его именно сюда ронять, дубина?! Он мне все брюки забрызгал! Ты хоть знаешь, сколько они стоят? Знаешь?!.
Гога достает платок, вытирает пятна грязи со штанин.
РОБЕН: Да что б тебя! (Отбрыкивается.) Еще хуже сделал!.. Значит ты! (Тыкает пальцем в Молчунова.) Маркер мне принеси! Мухой! (Молчунов хватает маркер, протягивает Робену. Тот пишет на его лбу размашистым почерком: ШТРАФ 3000. Закончив, отбрасывает маркер.) Еще раз такое повториться. Уволю! Понял? (Молчунов энергично кивает.) Что ты понял?! Повтори!
МОЛЧУНОВ: Что уволите...
РОБЕН: Что лавка моей торговой сети не забегаловка для нищебродов! Уяснил, Молчанов?
МОЛЧУНОВ: Да... только я Молчунов.
РОБЕН: Твои проблемы. (Выхватывает у него из рук файл, кладет в портфель, собираясь уходить, но приглядывается к его шапочке.) Ну-ка подойди сюда... (Молчунов шагнул ему навстречу.) Ты что, уголовник!.. топтался на спецформе с логотипом моей марки??! (Молчунов мотает головой.) А откуда взялись следы подошв, а? (Срывает с его головы шапочку, тычет ему в лицо.) Откуда, я тебя спрашиваю?!. (Звонит телефон, Робен достает его из внутреннего кармана пиджака, прикладывает к уху.) Алло. Да, доченька. Я? На Солецкой... по делам... да... Что?!...... Фамилия этого ГАИшника?... Все ясно, новичок. Все, кто знает славное имя Робена, не брезгует взятками... Ладно, не волнуйся Энночка, уже еду. Все-все, моя хорошая. Я позвоню их начальству. Скажи этому недомерку, что бы никуда не уходил, сейчас папа приедет разбираться. Давай. (Тыкает в экран телефона. Молчунову.) Советую заняться поисками ключа, если не хочешь платить за потерю инвентаря. Еще увидимся. Гога, за мной. (Хлопает дверью, спотыкается о лежащего Карабана, ругаясь, садится в машину и уезжает.)
Карабан медленно поднимается на четвереньки, затем на корточки, сооружает себе воображаемую крышу из рук.
МОЛЧУНОВ: Карабан... Карабан, ты это... не ушибся? Хочешь, я отрежу тебе кусок полиэтилена, а? Караба-ан...
Пауза.
Ну ты ж сам виноват, ну! Сидел бы по-тихому... нет ведь, просили тебя!.. Да еще и меня подставил...
КАРАБАН: (Поднимает глаза к небу, жмурится от дождя.) Крыша протекает. Плохую крышу сделал Карабан, совсем прохудилась. При-ду-рок.
МОЛЧУНОВ: (Прислушивается.) Что? Что ты сказал?.. Иди сюда, Карабан...
КАРАБАН: Ска-зал-ма-зал-ска-зал-ма-зал. Крыша протекает. Крыша. (Ковыляет к своей скамейке, залезает под нее, ложится в позу эмбриона.)
Молчунов вздыхает, втягивает руки в рукава. Вдруг он встрепенулся, заметался, достает из сумки телефон и, протерев экранчик, смотрится в него, как в зеркало. Разобрав надпись на лбу, бешено трет ее руками.
МОЛЧУНОВ: Гады... Ненавижу... (Опускает голову, сжимает кулаки.)
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Дождь перестает, из-за туч пробиваются первые солнечные лучи. Вместе с хорошей погодой появляются люди. Они идут, складывая зонты и стряхивая с них на тротуар дождевую воду. Молчунов убирает тент. Два студента покупают у него по бутылке пива, представительный мужчина с конфетами и цветами — вино. За ним в очереди — худенький подросток. Пока мужчина выбирает вино, мальчишка незаметно вытаскивает у него из кармана бумажник и исчезает.
МОЛЧУНОВ: С вас триста пятьдесят. (Ставит бутылку на прилавок.)
ПОКУПАТЕЛЬ: (Лезет в один карман, в другой, охлопывает верхнюю одежду.) Ничего понять не могу... Где мои деньги?..
МОЛЧУНОВ: Может, дома оставили?
ПОКУПАТЕЛЬ: Да нет же! Я вот только что покупал цветы!.. Цветочная лавка! (Уходит, но вскоре возвращается в сопровождении полицейских.)
ПОКУПАТЕЛЬ: (Полицейским.) Вот, стоял, выбирал вино... Потом смотрю, а бумажника нет!
ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ: Так. Когда им последний раз пользовались?
ПОКУПАТЕЛЬ: Да вот, цветы покупал.
ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ: И все?
ПОКУПАТЕЛЬ: Д-да, кажется... Ну, еще хромому подбросил мелочь.
ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ: На углу, возле перехода?
ПОКУПАТЕЛЬ: Да-да! Именно там.
ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ: Задержать?
ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ: Ты что, издеваешься? Задержать... Знаю я этого хромого! Его уже и след простыл. Серго - правая рука местного авторитета! Ладно. Черт с ним. А вот вы, гражданин... лавочник. (Поворачивается к Молчунову.) Знаете что-нибудь?
МОЛЧУНОВ: Я? Я — нет. Не знаю. (Хватает тряпку, принимается вытирать стол.)
ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ: Врет.
МОЛЧУНОВ: Чесслово!..
ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ: Вспомните, может видели кого-нибудь? Кто внушал бы подозрение?
МОЛЧУНОВ: Н-нет! Не видел, никого не видел.
ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ: Кто-нибудь был в радиусе двух метров от пострадавшего? Кроме вас?
МОЛЧУНОВ: Н-никого...
ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ: Постарайтесь вспомнить, пожалуйста. Это очень важно.
ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ: Если вы никого не подозреваете, мы вынуждены будем заподозрить вас.
ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ: Ну так что?
ПОКУПАТЕЛЬ: Я вспомнил! За мной стоял пацан!
ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ: Пацан? В пивную лавку?
ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ: Куда он делся?
ПОКУПАТЕЛЬ: Я... не знаю... Постоял-постоял и ушел.
ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ: Опишите его.
ПОКУПАТЕЛЬ: Я его не запомнил... Ну... пацан еще...
ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ: Может вы помните? Как он выглядел? (Молчунову.)
МОЛЧУНОВ: Я ничего не знаю!
ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ: С какой целью вы вводите нас в заблуждение?! Вы его сообщник?
МОЛЧУНОВ: Нет!!.
ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ: Тогда говорите!
Пауза.
МОЛЧУНОВ: Лет пятнадцати... в синем спортивном костюме... худой... узколицый... волосы... русые, средней длины... переднего зуба нет... родинка на щеке..
ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ: (Молчунову) Спасибо, вы нам очень помогли. (Покупателю) А вы, гражданин, не волнуйтесь так, скоро вам вернут ваши деньги. (Второму полицейскому) Я узнал его. Это Пескарев Юла, кличка Пескарик. Давно пора бы его в колонию для несовершеннолетних. В этот раз он туда попадет.
Полицейские и Покупатель уходят, их голоса отдаляются.
КАРТИНА ПЯТАЯ
Молчунов молчит, не двигается, уронив голову на руки. Тем временем на опустевшей площади появляется Тихон - пожилой мужчина в бедной одежде, с котомкой за спиной и с палкой, на которую он опирается, немного прихрамывая. Он присаживается на свободную скамейку (скамейка Карабана на другой стороне площади), достает из котомки полбуханки хлеба и ест ее. К нему слетелись воробьи и голуби, клянча хлебные крошки. Улыбаясь в бороду, Тихон отщипывает им хлеб и бросает на асфальт. Немного погодя, он подходит к лавке.
ТИХОН: Здравия тебе, добрый человек. Не найдется ли у тебя воды?
МОЛЧУНОВ: Здравствуйте, к сожалению, нет, только алкоголь.
ТИХОН: Благо дарю тебе. (Собирается уходить.)
МОЛЧУНОВ: Постойте! У меня тут где-то была... своя... (Достает бутылку воды, протягивает Тихону.) только правда газированная... ничего?
ТИХОН: Ничего, все ж таки лучше, нежели яд. (Открывает бутылку, пьет, еле заметно морщится.) Благо дарю, добрый человек. (Возвращает ему бутылку.)
МОЛЧУНОВ: Пожалуйста... А... вы ведь не местный?
ТИХОН: Я в пути шествую. А сам я из дальних мест. (Хитро прищуривается.) Говор выдает?
МОЛЧУНОВ: (Улыбается.) Ну и это тоже. А еще... еще вы какой-то другой... добрый, что ли. Человеческий.
ТИХОН: (Смеется.) А как по-другому? Что бы человек и не человеческий? Так что ли?
МОЛЧУНОВ: Да, так... Человек и не человеческий... Человекообразный... Человекоподобный.... Как, впрочем, и все здесь... Как вас зовут, кстати?..
ТИХОН: Зовут меня Тихон. А о людях зря ты так плохо думаешь. Они тебе зло какое сделали? И ты им простить не можешь?
Пауза.
Молчунов вертит в руках бутылку.
ТИХОН: Расскажи мне. (Присаживается возле лавки, продолжает подкармливать птичек.) Я послушаю тебя с большой радостью.
МОЛЧУНОВ: С радостью? Вам что, радостно слушать истории неудачников?
ТИХОН: Мне радостно слушать человеческое сердце. Каждый раз я открываю его заново, каждый раз оно другое. Это самое главное: уметь говорить сердцем. (Смотрит на него.) Ты так умеешь?
МОЛЧУНОВ: Умею ли я?..
ТИХОН: Попробуй. Я послушаю.
Пауза.
Ты меня не знаешь. Что может быть проще, чем быть искренним с незнакомым человеком? Больше тебе некому доверится.
МОЛЧУНОВ: Как вы это себе представляете? Меня зовут Николай и я... бла-бла-бла? Да что я расскажу? Что?.. (Срывает с головы шапочку.) Что меня уволили и заставили работать .. лавочником? Что у меня украл бутылку пива какой-то гопник? (Выходит из лавки, садится рядом с Тихоном.) Или что я пожалел чокнутого бомжа, а он сдал меня начальству? Или что оно вытягивает из меня последние деньги? (Показывает полустертую надпись на лбу.) А полиция заставляет меня сдать малолетнего воришку из банды местных хулиганов? И непонятно чего я сейчас сильнее боюсь: что их шайка выследит меня или, что этот мальчишка угодит в колонию!?. (Отщипывает хлеб, бросает птицам.) Я ясно понимаю одно: я боюсь... ненавижу... одинаково сильно! Боюсь! Ненавижу! Всех! Кто! Меня! Унижает! (Сопровождает каждое слово залпом по воробьям.) Да... Да, ты прав!.. Быть искренним... так просто... а я... дурак... всю жизнь... унижался... пресмыкался... льстил!.. и никогда не был собой...
ТИХОН: (Кладет руку ему на плечо.) Так все-таки. Тебя унижали. Или ты унижался?
Пауза.
МОЛЧУНОВ: Я... понимаю, что ты хочешь сказать. Я позволяю так с собой обращаться и... они пользуются этим. Я понимаю! Что есть те, кто все может! Пастухи! А есть такие, как я! Стадо баранов! Мясо, которое кормят и растят на убой! До нужного момента!.. Они в нас нуждаются!.. А потом... Просто закалывают... Вот и все. (Опускает голову на согнутые колени.)
Пауза.
В детстве мама твердила мне, что когда-нибудь я вырасту и стану великим человеком. (Истерический смех.) Человек! Великий! Посмотри на меня! Я похож на него!? Каким должен быть великий человек? Как Робен? Или как Ингвар Бориславович?.. Но до поры я верил в это. Что буду выделяться. Меня будут уважать... любить. А встретил одно лишь зло. И получил только боль, а ей на смену пришла ненависть... И этот постоянный страх. Я привык... Привык? Разве? Я хочу сломать эти кандалы, которые сковывают меня изнутри... Я хочу сказать кто я! Но с пугающей стабильностью я продолжаю прожигать свою никчемную жизнь. Постоянный страх — вот моя стабильность! Мне не спрятаться от него никуда! Не убежать! И самое ужасное... не преодолеть. Желать... желать всем сердцем... и не находить в себе сил сделать это... это.. убивает... меня. Я уже не живу. Так! Нельзя жить! Это рабство! Я жду... какой-то... толчок! Революцию!.. И... боюсь ее.
Пауза.
Молчунов встает, ходит, разглядывает небо.
Это странно, не правда ли? Вот живут же люди, ни о чем не догадываются... Ходят на работу... В кино, театр... На выборы... А тем временем кто-то сверху дергает за невидимые ниточки, к которым привязаны их тряпичные руки и ноги, и они, как марионетки, послушно дергаются в нужном направлении. И... я презираю их всех. Господ за их власть. За то, что они возвели себя в ранг богов! Рабов за их раболепие. За то, что они сдаются, не найдя в себе силы для борьбы, для противостояния... Да! Не смотри на меня так! Я и себя презираю! Я и себя ненавижу! Со всей силой своей маленькой озлобленной души! Не-на-ви-жу! (Впивается руками в волосы, весь как-то сжимается.)
Пауза.
Знаешь, что бы я хотел сказать, если бы меня сейчас слышал весь мир?
Пауза.
Я бы сказал... Сказал-мазал! (Смеется, пряча в ладонях лицо.) Я уже схожу с ума, как тот ненормальный! (Вскакивает с распростертыми руками, запрокинув лицо.) Смотри! Что ты сделал со мной, мир?! (Падает на колени. Нельзя разобрать, что он издает: смех или рыдания.)
Пауза.
Ладно. Я знаю, что у тебя на уме. Нельзя жалеть себя. Саможаление никого еще не сделало более мужественным, более... не знаю... героическим. Оно сделало из меня безвольного слабака. Сла-бак-ду-рак. Ска-зал-ма-зал сла-бак-ду-рак. Вот и все. Ну а теперь. Можешь смеяться. Хотя это было бы... очень жестоко. Но я заслужил это. Правда, заслужил.
Пауза.
ТИХОН: Я выслушал тебя с радостью. Потому, что ты способен на откровение и не страшишься этого. Это уже маленькая победа на твоем большом и трудном пути. Выслушай же и ты меня. Я хочу тебе рассказать одну сказку.
Когда-то на дне одной большой хрустальной реки стояла деревня, и жили в ней некие существа. Река безмолвно текла над ними всеми: молодыми и старыми, богатыми и бедными, хорошими и плохими. Текла своей дорогой и знала лишь о своем собственном хрустальном Я. И все эти существа, каждый по-своему, цеплялись за камни и тонкие стебли росших на дне реки растений, ибо умение цепляться было у них основой жизни, а сопротивляться течению реки они учились с самого рождения. Но одно существо наконец сказало: «Я устал цепляться. И хоть я не вижу этого своими глазами, я верю, что течение знает, куда оно направляется. Сейчас я отпущу камень, и пусть оно унесет меня с собой. Иначе я умру от тоски.»
Другие существа засмеялись и сказали: «Дурак! Только отпусти свой камень, и твое обожаемое течение так тебя перекувырнет да шмякнет о камни, что от этого ты быстрее помрешь, чем от скуки!»
Но он не послушался и, набрав побольше воздуха, разжал руки, и в тот же миг течение перекувырнуло его и ударило о камни. Однако он все же не стал ни за что цепляться, и тогда поток поднял его высоко над дном, и о камни его больше не било.
А все остальные, жившие ниже по реке, для которых он был незнакомцем, закричали: «Глядите, чудо! Он такой же, как мы, однако он летит! Смотрите, Мессия пришел, чтобы спасти нас!»
И тогда тот, кого несло течение, сказал: «Я такой же Мессия, как и вы. Река с радостью освободит нас и поднимет вверх, если мы только осмелимся отцепиться от камней. Наша истинная работа заключается в этом странствии, в этом отважном путешествии.»
Но они лишь громче закричали: «Спаситель!» - все так же цепляясь за камни, а когда они снова взглянули вверх, его уже не было, и они остались одни и начали слагать легенды о Спасителе, вцепившись в каменистое дно.
(Слова Мессии Молчунов повторяет за Тихоном сперва тихо, шепотом, потом все громче и увереннее. Существа перевоплощаются в Робена, Ингвара Бориславовича, Серго, Полицейских и говорят их голосами. )
Эхо.
Постепенно сгущающаяся темнота.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ:
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Утро. Первые теплые солнечные лучи обволакивают площадь, по которой уже снуют люди, вырванные рабочим днем из объятий постели. Молчунов, рассеянно бредет, протаптывая себе дорогу в человеческом потоке. Проходит мимо своей лавки. Останавливается, безучастно окидывая ее взглядом, словно не видя совсем. Затем так же медленно возвращается, достает из кармана ключ, открывает дверь и заходит в лавку.
МОЛЧУНОВ: Доброе утро, Тихон.
ТИХОН: (Поднимается снизу, из-под прилавка, скидывает плащ, который служил ему одеялом, протирает глаза.) И тебе доброго утра, друг мой.
МОЛЧУНОВ: Ты знаешь, здесь почти ничего нет из теплых вещей, а у тебя с собой только этот старенький плащ... Я только сейчас подумал об этом... Ночью было холодно... (Снимает с крючка на двери свои неизменные безрукавку и шапочку.)
ТИХОН: Мне приятна твоя забота, Николай. Правда, я ни в чем не нуждался. Как мне отблагодарить тебя за кров для ночлега?
МОЛЧУНОВ: Да ну что ты! Какая благодарность! За один только вечер ты подарил мне общением с тобой столько блага, что мне его на всю жизнь хватит! (Смеется.) На самом деле, это я должен благодарить тебя. За сказку. За правду. За то, что ты был так добр ко мне... За то, что поверил, что я смогу... Скажи, ты ведь сразу почувствовал, что я на грани, и помог. Как ты узнал? И ты всем стараешься помогать? Это возможно? (Собирается надеть свою спец.форму, но медлит.)
ТИХОН: (Посмеивается.) Слишком много вопросов, друг мой, слишком много вопросов...
Пауза.
Ты правда хочешь знать на них ответы? Готов ли ты их осознать?
Пауза.
Не считай способность творить добро редкостным даром. Это не так. Ты знаешь. Ты обладаешь этим даром так же, как и любой другой человек. И ты можешь использовать его, а можешь не использовать.
МОЛЧУНОВ: Сегодня ночью я много думал над хрустальной рекой, ее жителями и Мессией.
ТИХОН: И к чему ты пришел?
МОЛЧУНОВ: Я понял, кем я был до этого момента. Я просто увидел себя со стороны, невооруженным глазом. И знаешь, что я увидел, Тихон?
Пауза.
Я засыпаю, когда спать не хочу... Чтобы встать, когда вставать не хочу. Чтобы успеть туда, где быть не хочу! Всю неделю я жду пятницу, весь месяц праздника, весь год лета, и всю жизнь... счастья. И хватаюсь за все эти камни на дне реки, мирюсь с этими правилами, навязанными мне кем-то извне!..
Пауза.
ТИХОН: Что ж... Если самостоятельно дошел до этого вывода, значит есть смысл что-то менять. Прозреть и перестать быть слепцом, которого устраивает его слепота. Чтобы бороться с несовершенством, надо его хотя бы увидеть и признать.
МОЛЧУНОВ: Ты... Ты так говоришь!.. Я теперь знаю, что надо делать! Я знаю, как это делать!.. И прежде всего... я открою для себя... новый день. (Выбегает из лавки, оставляя дверь нараспашку, протягивает руки к солнцу, кружится.) Новый день... Он прекрасен! Ты только посмотри, какое солнечное утро!.. Это знак, я в этом уверен... И это добрый знак! Сегодня я обязательно стану великим, потому что я уже поверил, что я велик! И ты, Тихон, наделил меня этой верой!..
ТИХОН: Нет-нет, ты ошибаешься. Я никого ничем не наделял. Я не Мессия, Коля. Я такой же смертный, как и ты. (Улыбается.) Ну вот, я снова цитирую вчерашнюю сказку... Ты не должен забывать, что мы все на равных условиях, все, независимо от нашего социального статуса, положения в обществе, материальных благ, национальности и биологического возраста. Никаких ограничений, Коля. Ни-ка-ких. Только ты определяешь рубеж своих способностей. И ты сам поверил в свою силу. Ты сам наделил себя правом голоса. Если не ты, то кто? Если не сейчас, то когда?
Большая пауза.
Невидящий взгляд Молчунова устремлен на шапочку и безрукавку, сжатые в руках — неизменную атрибутику лавочника. Тихон облокотился об косяк, смотрит на солнце, щурится. Мир будто замер в предвкушении чего-то. Для этих двух людей время перестало существовать, на долю секунды (или на вечность) они неуловимо приблизились к бессмертию. Солнце наполняет их лица жизненным светом.
МОЛЧУНОВ: Я ухожу. Навсегда.
Пауза.
Тихон, ты говорил, что тоже уходишь сегодня! Я пойду с тобой!
Пауза.
ТИХОН: Ты хорошо подумал?
МОЛЧУНОВ: Да! Можешь быть уверен во мне!
ТИХОН: Это ты должен быть уверен. Но, если ты решил...
МОЛЧУНОВ: Да, я решил!
ТИХОН: Ты оставишь все. Работу, связи, долги. Все, чем ты жил многие годы. Все, чем дорожил.
Пауза.
Все то, за что ты цеплялся с таким упорством.
МОЛЧУНОВ: Да. Я знаю, на что иду. Я готов.
ТИХОН: Тогда до вечера, друг мой. Мне надо встретиться кое с кем, пока мы не отправились в дорогу. (Накидывает плащ, собирается уходить.)
МОЛЧУНОВ: До вечера? Так долго? Почему не прямо сейчас? Тихон! Ты же сам говорил - если не сейчас, то когда?!
ТИХОН: (Посмеивается.) Слишком много вопросов, Коля. Почему ты так волнуешься? Если твое решение так твердо, как ты говоришь, то тебе нечего опасаться.
МОЛЧУНОВ: Но я хочу уйти прямо сейчас!..
ТИХОН: Я понимаю тебя. Много лет назад я точно также решил покинуть родной дом. Но это было не сиюминутным желанием, нет... Я вынашивал его долгие годы. И ничто, ни-что, не могло уже меня переубедить.
Пауза.
МОЛЧУНОВ: Хорошо... Хорошо! Будь по-твоему. Ты хочешь меня испытать, я согласен. Я дождусь вечера. Я проживу этот день, во что бы то ни стало, слышишь? Я докажу, что я способен на поступок! Я не сверну с выбранного пути.
ТИХОН: (Улыбается.) Я чувствую, как в тебе бурлит сила! Ты поистине можешь и горы свернуть, если только захочешь! Ну, до скорого! Я приду, как стемнеет, собери все необходимое. (Берет из угла свою палку, кладет руку Молчунову на плече.) Я верю в тебя, Николай. Ты справишься. Ты должен справиться. (Уходит.)
КАРТИНА ВТОРАЯ:
Молчунов прикрывает за Тихоном дверь, натягивает спецформу, протирает тряпкой прилавок, начинает лихорадочно собирать свои вещи. Площадь оживает. Лавка «У Робена» пользуется сегодня спросом. Солнце уже в зените, его свет резкий и беспощадный. И все-таки людей в этот час больше, чем обычно, они гуляют, сидят на лавочках, кормят птиц, смеются. Неподалеку из тени парка вырвался звонкий аккорд. Это послужило своеобразным сигналом: прохожие оживились, стали подтягиваться к источнику звука. Прислонившись спиной к стволу дерева, молодой длинноволосый парень подкручивает колки на своей гитаре. Это Козерогин, бывший бандит, кличка Козерог. Рядом расположились еще двое: девушка в ковбойской шляпе, из под которой выбиваются ярко-рыжие пряди, и высокий худой парень с губной гармошкой. Девушка сняла шляпу, перевернула и положила на землю. Длинноволосый задумчиво взял еще несколько аккордов, попробовав звучание инструмента и, переглянувшись с девушкой, вдруг резко ударил по струнам. Зрители одобрительно захлопали. Музыканты исполняют песню (Сплин — Пой мне еще), которую толпа встречает бурными овациями, в шляпу падают, звеня, монеты. Неожиданно девушка смолкает, а голос парня предательски дрожит. На площади появилась шайка: пятеро бандитов во главе с рослым мужланом — местным разбойным авторитетом по кличке Папа Карло. Среди них Серго и Пескарик. Они еще не видят лавку «У Робена», но уже видят прохожих, столпившихся вокруг уличных музыкантов. Серго что-то шепнул Папе Карло и вдруг с боевым кличем ринулся на таран в гущу толпы. За ним последовали другие члены шайки, только Папа Карло не ускорил шага. Взвизгнув, толпа зевак рассосалась, уступая им дорогу. Слышен только одинокий вздрагивающий голос гитариста и тихое биение струн.
СЕРГО: Ну-ка, ну-ка! Кто тут у нас? Не уж-то Козерожка, сам к нам в гости пожаловал? Чем обязаны? (Смеется, крутит пуговицу на рубашке парня-гитариста.)
КОЗЕРОГИН: (Тихо, сквозь зубы.) Не суйтесь.
СЕРГО: У-у-у!.. Как мы заговорили! Куда девалась вся твоя вежливость, с которой ты приползал к Папе Карло клянчить бабки?
ПЕРВЫЙ БАНДИТ: (Присвистнул.) Да у него талант! Он и бренча на своей гитарке не мало выклянчил у наших сердобольных горожан! (Выгребает из шляпы все деньги, напяливает ее на себя.
КОЗЕРОГИН: Папа Карло! Скажи им! Я же ничего не сделал! (Рванулся, но его схватили.)
ПАПА КАРЛО: Вот именно, Козерожка. Ты ни-че-го еще толком не сделал. И не отдал. Считай это предупреждением. Ты знаешь, что за ним последует.
КОЗЕРОГИН: Но я все отдам! Честно! Папа Карло, Серго, я вас обманывал когда-нибудь?! Ну?
СЕРГО: (Папе Карло) Че возиться-то с ним... Все понятно же.(Папа Карло кивает.)
КОЗЕРОГИН: Подонки! (Удар под дых.) Уроды! (Удар в челюсть.) Ублю-юдки-и!.. (И еще раз. Валится на землю, хрипит.)
ПАПА КАРЛО: Серго, будь добр...
СЕРГО: (Потирает руки.) Это я умею!
ПАПА КАРЛО: Сыграй нам что-нибудь веселое! А то мы что-то заскучали. (Указывает ему на валяющуюся гитару.) Да и публика жаждет! (Горожанам.) Господа! Вам дико повезло встретиться на нашем пути! Для вас поет Серго — лучший бард трущоб! (Смеется, обводя многообещающим взглядом молчаливую толпу.) Просим! (Дважды хлопает в ладоши, его свита подхватывает аплодисменты, да так настойчиво и рьяно, что зрители вынуждены последовать их примеру.)
Серго исполняет песню (КиШ — Тень клоуна.), ему подпевает шайка. Папа Карло обжимает рыжую девчонку, прячущую от него лицо. Бандиты окружили зрителей полукругом, ненавязчиво предлагая то одному, то другому расстаться с содержимым его кошелька. Одуревшие от страха горожане, дрожащими руками снимают сумки и открывают кошельки.
Наблюдавший все это время из своей лавки Молчунов вытаскивает из портмоне свой телефон и звонит.
МОЛЧУНОВ: (Прикрывая рот ладонью.) Алло... Полиция... На Солецкой площади... Шайка бандитов... Главаря зовут... Папой Карло... Да, я тут работаю... В лавке... (В это время к нему сбоку, приближался Первый Бандит. Замер в двух шагах от лавки, оставаясь вне поля зрения Молчунова.) Моя фамилия?.. Молчунов... Николай... Да... Приезжайте... Все, жду... (Бандит заорал, принялся вышибать дверцу лавки. У Молчунова выпрыгнул из рук телефон, подскочив на добрые полметра.)
ПЕРВЫЙ БАНДИТ: (Своим.) Пасаны! Стукач! Сливает! Мусорам! (Забыв про все, остальные подбегают к нему.)
Грохнем его!
Я ему жбан проломлю!
Дверь сначала проломи!
А че, думаешь не проломлю, да?
Ну че, давай ломай тогда! че, ссышь?
Не ссу!
Лавка «У Робена» сотрясается от ударов. Бутылки падают и разлетаются на осколки, разливая содержимое на пол. Молчунов мечется, пытается забаррикадироваться, спрятаться.
Ты больной? Ты в какую сторону вышибаешь?
В какую надо!
Ну ты аще лошара...Она в эту сторону вышибается!
ПАПА КАРЛО: Хорош трепаться, балаболки! У меня скоро будет рак мозга от вас! Серго! Я психую без водяры! Вынесите уже эту чертову дверь!
Серго присоединяется к остальным, покрикивая на них, и вскоре многострадальная хлюпкая дверка со стоном вырывается из петель. В Молчунова вцепляются три пары рук и вытаскивают его из укрытия для расправы. Папа Карло принимает из рук Серго бутылку водки, отхлебывает.
ПАПА КАРЛО: Стоять. (Бандиты замерли, занеся кулаки над съежившимся Молчуновым.) Пескарик. Это он? (Пескарик, до этого сидевший в тени под деревом и занятый отобранной у одного из музыкантов губной гармошкой, подошел к Папу Карло, взглянул на Молчунова.)
ПЕСКАРИК: Ага! Он самый!
МОЛЧУНОВ: (Не своим голосом.) Не-е-е-ет!!! Это не я!!!
СЕРГО: Вот падаль, а!? Че? (Хватает его за ворот рубашки.) Когда мелкого сдавал, не страшно было?! Нет!? (Отшвыривает его. Сквозь зубы.) Ссыкун. Жлоб недоношенный.
ПЕРВЫЙ БАНДИТ: Он нас всех только что слил, гнида! (Все разом набрасываются на Молчунова.)
ПАПА КАРЛО: По-бырому, парни. Ща мусора припрутся восстанавливать этому недоноску его человеческие права. (Бандиты сильнее налегают на лавочника.)
СЕРГО: Не, не скоро. (Улыбка до ушей.)
Пауза.
ПАПА КАРЛО: (Не отрывая от не глаз.) Че на этот раз?
СЕРГО: Фейерверк, че. (Ухмыляется.) Если после такого они и притащатся, то на тачках без днищ или на спущенных шинах.
Пауза.
ПАПА КАРЛО: Бра-ат... (Жмет его руку и хлопает по плечу.) Вот ты могешь, фокусник, мать твою...
Молчунов лежит, скрючившись в пыли. Серго опять что-то бренчит на гитаре, бандиты смеются, пьют.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Появляется Карабан, тупо бродит по площади, весь в себе, к нему устремляется было кто-то из людей Папы Карло, но узнав в нем Придурка лагерного, махает на него рукой. Что с него взять. Тут бомжа замечает сам предводитель шайки.
ПАПА КАРЛО: Эй! Дружище! (Смеется.) Как его...
СЕРГО: Придурок лагерный.
ПАПА КАРЛО: Прид!.. Не, ну не хорошо же так! Прям в лицо! Неделикатно, ну! (Смеется, Серго подхватывает.) Эй, ты! (Карабан подходит к нему.) Че такой унылый-то? Ходишь тут, как привидение... Может тебе надо чего? А? Я щас вообще не психой. (Поднимает бутылку с водкой, бандиты хихикают) Пользуйся, пока можешь. (Карабан топчется на месте.) Ну че ты как не живой. Э? Оглох? (Поворачиваясь к своим.) Ребят, он реально глухой что ли?..
СЕРГО: (Подбегает к Карабану сзади, резко ударяет его ладонями по ушам.) Теперь да! (Смеются. Карабан садится, оторопело смотрит перед собой, сжав руками голову.)
ПАПА КАРЛО: Ну вот че ты вечно такой!.. Добро хотел человеку причинить!.. а ты... Ну дай ему девку, что ли... А то совсем как-то не хорошо, некулюторно, что он, не человек что ли. Когда ему кто еще даст. (Смеются.)
СЕРГО: Ща! Ща! Я ему такую телочку подгоню!.. Прям достойную из достойнейших! (Убегает, возвращается с непривлекательной полной девушкой в строгом сером платье. Она озирается, поджав губы, в глазах слезы, руки сжаты в кулаки. Ее встречают шквалом смеха, свиста и улюлюканья.) Загляденье, правда? Самый сок! А? Карабан? (Тащит ее к Карабану.) Кореш мой! Все для тебя! Бери не хочу! А? Сказка! (Девушку заставляет сесть рядом, хлопает его по плечу, тот вздрагивает и непонятно смотрит на толстушку, у которой, как желе, непрерывно вздрагивают оба подбородка.) Все в ажуре, Папаш! Он тебе спасибо передает! Огромное такое, человеческое...
ПЕРВЫЙ БАНДИТ: Ой залива-ает!..
СЕРГО: Ниче не заливаю! Я по глазам прочел! (Смеются.) Вот знаете, че в его вот глазах написано? (Показывает на Первого Бандита.) Что он лошара! (Смеются.)
ПЕРВЫЙ БАНДИТ: Ну-ка! (Вглядывается в Серго.) Или-ка сюда, я посмотрю, что там у тебя написано!
СЕРГО: Да ниче там не написано, отвали.
ПЕРВЫЙ БАНДИТ: Ну не написано, так распишем! (Смеются.)
Никто больше не обращает внимание на Карабана. В какой-то момент он вдруг словно очнулся, встрепенулся, начал лихорадочно выворачивать карманы, из одного выпал маленький красный клубочек. Лента. Карабан расплылся в улыбке. Стал распутывать, разглаживать на ладони, монотонно раскачиваться из стороны в сторону, что-то бубнить себе под нос. Девушка неподвижно сидит рядом, косится на него время от времени. Вскоре она устает косится и уже в открытую наблюдает за ним. Карабан, заметив это, внезапно замирает. Затем, сложив руки лодочкой, бережно протягивает ей свое сокровище. Она переводит взгляд с ленты на Карабана и обратно. Тогда он распрямляет ленточку и медленно, осторожно, нерешительно прикладывает ее к волосам девушки. Она отклонятся было от него, но в этот момент он издает какой-то жалостный, молящий носовой звук. Она ждет. Он любуется. Она удивленно поворачивается к нему.
КАРАБАН: Симина. Си-имина-а. (Вкладывает ленту в ее ладонь. Смотрит, подперев подбородок руками. Она тоже смотрит.) Красивая? Красивая, да?.. (Она осторожно кивает.) Возьми! Была Симина, теперь твоя! (Смотрят друг другу в глаза.)
Вдруг из рук девушки вверх взметнулась красная полоса, кто-то заржал над их головами. Конь? Если бы...
СЕРГО: (Трясет лентой над Карабаном, тот пытается ее достать.) Ты только глянь, Папаша! Чем Карабашка девок одаривает! (Взрыв смеха.) Оригинальный подход! Все бабы его будут! Отвечаю! Ты прям этот... Карабан... Ты... пикап-мастер! Во! Ловелас! (Очередной взрыв безудержного веселья. Карабану удается вырвать из рук Серго ленту.)
ПАПА КАРЛО: Серго. Брат! Ну не дело...Ик!.. беднягу ни с чем оставлять. Давай покажем, как надо баб-то приходовать... Пусть хоть посмотрит.. Эта ваще ниче такая! На всех хватит.
СЕРГО: А я че говорил! Бомба! Не пропадет добро... (Смех и крики.)
Серго с Папой Карло тискают девушку, она визжит. Неожиданно со спины на Папу Карло с нечеловеческим криком набрасывается Карабан. Тот издает удивленный вопль, пытается руками содрать с себя Карабана, выпускает девушку, она убегает. Папа Карло дико заорал - Карабан впился зубами в кисть его руки. В следующую секунду его швырнули на землю, он вскочил и рванулся прочь.
ПАПА КАРЛО: Зарежу-у-у!!! Тва-а-арь!!! На куски порежу! Выпотрошу! Наизнанку выверну! Ублюдок долбаный! Придурок лагерный! (Нянчит кровоточащую руку.)
СЕРГО: Сюда его! Быстро! (Два человека кинулись за бомжом, но очень скоро вернулись и побежали в противоположную сторону.) Куда?! Вернулись!
- Там! Мусора! Засада!
Звон бьющегося стекла, крики, смех, сирена, мигалки, темнота (т.е. сгущающиеся сумерки).
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
На площади зажглись два фонаря — то немногое, что остались не разбитым после недавнего шабаша. Но их света достаточно, чтобы разглядеть неподвижно лежащее тело. Это Молчунов. Минуту он не подает признаков жизни. Затем открывает глаза, глухо стонет, вновь их закрывает. Какое-то время лежит разбитым лицом вниз. Пытается подняться, не может. Судорожно впивается руками в волосы, напрягает все тело. Сначала еле разборчиво, затем все громче по нарастающей твердит, словно мантру, зажмурив глаза: «Га-ды... Не-на-ви-жу...». Его голос срывается, он хрипит, тело сжимается, затем вдруг расслабляется и обмякает, из горла вырываются безудержные рыдания.
МОЛЧУНОВ: Что... я им всем... сделал... что... сделал... лю-у-ди-и...
Ползет к своей лавке, по-червиному извиваясь, по-собачьи поскуливая. Подбирает грязную шапочку с пола, смеется, одевает на голову, подбирает не допитую бутылку, садится, облокотившись на стену лавки с внешней стороны.
МОЛЧУНОВ: За слабаков, господа! За самонадеянных идиотов! Ура! (Смеется. Пьет, давясь и корчась. Закрывает лицо руками.)
Пауза.
Нет, Тихон... я не справился... Я всего лишь маленький слабый человек... Я не могу выйти из круга... Прости... Зря ты в меня поверил... Зря... я в себя поверил...
В темноте еле уловимо какое-то движение. Это Тихон. Давно он здесь? Неизвестно. Он ссутулился, устало облокотился на свою палку, испытующе смотрит на Молчунова.
МОЛЧУНОВ: (Тихо.) Ну? Что ты от меня хочешь?..
Пауза.
Посмотри!.. Посмотри на меня! На кого я больше похож? На тварь дрожащую или на власть имеющего?!. Отвечай!!! (Обхватывает руками голову, плачет.)
Большая пауза.
Ты ведь знал, что так будет. Верно?
Пауза.
Постоянный страх — вот моя стабильность... Мне не спрятаться от него никуда. Не убежать. Не преодолеть. Оставь меня наедине с ним. Нам плохо друг с другом, но по отдельности мы не можем существовать. Он гарантирует мне жизнь. Понимаешь?.. Жизнь! Это уже не мало. Лучше бесконечный страх... А не... страшный... конец...
Пауза.
Тихон медленно подходит к Молчунову, поднимает руку к его голове, чтобы снять с него шапку лавочника. Но он с горловым криком, резко вцепляется в нее двумя руками и изо всех сил прижимает к голове.
МОЛЧУНОВ: Нет!!!
Пауза.
Тихон отступает, опустив голову. Он больше не смотрит на Молчунова.
(Прерывающимся глухим голосом.) Я слаб... Я никогда... Не уйду... Отсюда... Оставь меня... Наедине с моим... адом... Я это заслужил... Я. Сдаю оружие. И сдаюсь. На милость. Победителю.
Пауза.
ТИХОН: Никогда не поздно...
МОЛЧУНОВ: Не-е-ет!!!!!...
Пауза.
Он зажал уши руками, зажмурился, прерывисто дышит.
Не говори мне этого.
Пауза.
Пожалуйста-а...... (Тихо воет.)
Пауза.
Для меня уже поздно. Я хочу! Так!! Думать!!!
Пауза.
ТИХОН: (Вздыхает.) Я ухожу.
Пауза.
Но я хочу, чтобы ты запомнил. Ты храбрее, чем подозреваешь. (Молчунов со стоном сжимает руками голову.) Сильнее, чем кажется. (Изо всех сил мотает головой.) И умнее, чем думаешь. Когда меня не будет рядом, ты окажешься на краю пропасти. И вынужден будешь выбрать одно из двух. Или упасть. Или взлететь.
Пауза.
(Вздыхает.) Падать легко, но больно. Взлетать тяжело, но это — единственный путь к свободе.
Пауза.
МОЛЧНОВ: Ну. Добей меня. Ты знаешь, я уже мертв. Теперь полностью. Давай.
Пауза.
Пусть лучше ты. Не жалей. Давай! (Тихон качает головой.) Добей меня!! Ты слишком много сказал! Не оставляй меня с этим! Лучше все сразу! Я не хочу больше бороться! Не хочу! Не могу! Я не вынесу!
Тихон последний раз бросает взгляд на Молчунова, разворачивается и не спеша уходит.
МОЛЧУНОВ: Нет!!! (Ползет за ним, обхватывает руками его ноги. Горячо шепчет.) Не оставляй мне надежду. Это единственное, о чем я прошу тебя. Не прошу меня спасать. Дать мне силы для противостояния. Ничего не прошу. Только не надо. Обнадеживающего. Все говорят, надежда умирает последней... Нет!!!... Надежда не умирает. Понимаешь? Она бессмертна. Я никогда не подниму на нее руку. Ты дал — забери. Не оставляй ничего, не надо. Прошу тебя. Умоляю. Кто бы ты ни был. Это слишком жестоко.
Пауза.
ТИХОН: У тебя есть друг. (Молчунов жадно слушает.) Он есть один во всем мире, как и ты. Один. Твой друг. Карабан.
Пауза.
ТИХОН: Секунду назад его не стало. Его убил... нет. Не я. Мир, в котором для него не осталось угла. Он его вытеснил за свои границы, уничтожил, стер с лица земли. В этом мире он больше не появится. Место, которое он освободил, ничтожный клочок пустоты, моментально заполнится другими людьми и их судьбами... Через час Пескарик, пацаненок, из-за которого тебе сделали больно и ты сдался, залезет на тополь в городском парке, закричит и упадет. Нет. Ничего не сломает. Кармы нет. Ничего нет. Ты от всего отказался, забыл? Он упадет, потому, что заденет рукой труп, висящий среди ветвей. Пока он еще теплый, но через час остынет. Лицо, как воск. Рваная, какая-то уже ненужная и бесполезная одежда. И красная атласная лента, от ветки к шее. Мальчишка побежит рассказывать всем, что Придурок лагерный повесился. Плакать никто не будет. Цветы на могилу класть не будет. Да и самой могилки через год не будет. Его, как самоубийцу, похоронят не на кладбище, а за оградой, а потом будут прокладывать дорогу, железную. О могиле поздно вспомнят, да и когда вспомнят, сделают вид, что и не вспоминали даже. Над ним будут мчаться составы, похожие на железные ленты... Лента. Ты хочешь знать, что это за вещь? Симина. Симина вещь. Ты спрашивал у него, была ли у него семья, что произошло. Он попросил меня рассказать. На выпускной все девочки вплетают в косы белые ленты. А Сима вплела красную. Даже алую. Ее любимый цвет. Не думал, что у бомжей бывают красивые дети? Чистые, как первый снег, прекрасные в своей совершенной простоте. Сима умерла от рака. Он знал, что это его вина. Его... образ жизни... внешне не оставил на девочке следов, но медленно убил изнутри.
Пауза.
А еще в последний день свое жизни он вновь обрел счастье. Не надолго. Но какое это было счастье... Помнишь девушку, которой он подарил Симину ленту? Ты ее видел, когда приходил в создание. Да не, это была не Сима. Сима давно умерла, чудес нет. Ничего нет. Ты сдался, забыл? Ее имя Энна. Энна Робеновна. Ага, представляешь, дочка твоего начальника. Ты, кстати, не боишься, что Робен тебя и на том свете достанет? Ты же штраф не выплатил. Ты, как человек, ему безразличен. Не обижайся. Он ко всем так. Знаешь, что он сказал... сказал-мазал... ч-черт... что он произнес, когда Энна бросилась к нему с просьбой, чтобы он спас Карабана, который заступился за нее?.. Он ответил: «Ни ты, ни он, никто на свете не вправе лишать меня ЧМ по футболу.» Он не слышал, как она кричала, рыдала, билась головой о стены. Тогда, с Карабаном, она впервые обрела отца. А он — дочь.
Пауза.
Я все тебе отдал. Все. Теперь твоя очередь оставить меня с этим. С тем, что я поделился с тобой его и своей болью... Болью всех людей!.. Но ты меня уже не слушаешь.
Человекообразные... Человеко...подобные... Как нам иногда не хватает человека, Коля. В нужное время, в нужном месте. Как не хватает...
Смотрит вдаль, медленно идет и крошит руками хлеб. Крошки падают, к Тихону слетаются птички. Они садятся ему на плечи, вьются под ногами, кружат над головой. А он все идет, разбрасывая по обе стороны хлеб. Отовсюду разносятся крики:
Глядите!.. чудо!..
Он такой же, как мы!.. но он летит!..
Смотрите!.. Он пришел, чтобы спасти нас!..
ТИХОН: Река освободит вас и поднимет вверх, если вы только осмелитесь отцепиться от камней!!!
Пауза.
Вы только... разожмите... руки... Просто разожмите... И все... Река все сделает за вас.
Большая пауза.
Спаситель!.. Бог!.. Великий!.. Человек!..
Эхо.
Тихон исчезает.
Один Молчунов, скорчившись, лежит на вымершей площади.
Темнота.
Занавес.
P.S.: В пьесе использована притча Ричарда Баха.