Котёнок появился у меня, когда я пошла в школу. Его завела мама - кто-то должен был за мной присматривать, когда она работала.
Сибирячка назвали Барсиком, хотя он отзывался и на просто «Кот» - отзывчивым был. Счастливчика последним забрали у мамы-кошки, и у неё хватило времени обучить его кошачьим искусствам. Пластичная серебристая красавица, с радугой усов почти до пола, оценивающе напряглась, когда я потянулась за её младшеньким. Но я тут же сомкнула пальцы на тёплом, пушистом тельце - а разомкнула бы их, разве только, под угрозой ампутации.
Никогда не видели Барса жалким и пищащим, мама говорила, я и сама такой не была. Котёнок много спал, как и все дети, и во сне быстро вырос. Мы вместе играли, ели, спали. Когда я садилась за ненавистные уроки, Кот прыгал на письменный стол и ложился мне на руки. Жмурился от настольной лампы, щекотал руки усами и мурчал: «Ну, ты как тут? Му-р-чаешься? Давай что ли вместе». Сразу делалось смешно и уютно - здорово! Кот накрывал мягким животом раззявленную пасть тетради, а я ложилась ухом на его мягкий бочок и слушала ритмичные «мурки» - они катались туда-сюда внутри всего кошачьего организма.
Или Барс охотился за моей пишущей рукой, сбивая лапой, с торчащей меж розовых пальцев шерстью, ручку с линованного пути. Вот тогда палочки выходили не «попендикулярными». Это огорчало маму, и приходилось отодвигать Кота в сторону. Но Кот упрямился, мурчал, и, набычившись, лез опять в самое пекло под лампой.
Не удивительно ли, спустя десятилетия, помнить ощущения от прикосновений к мягкому, полосатому Барсику? Век кошачий недолог, лет тридцать уж, наверное, как нет Барса. Сколько жизней угасло на моей памяти: бабушки, дедушки, родители, дяди, тёти - целые поколения. Сколько лет моей собственной жизни будто испарились, не оставив ни единого доказательства, что они часть моей биографии. Но как прикладывала ухо к мурчащему, меховому Коту, качалась на его дыхании, растворялась в журчащих звуках покоя и счатья - не головой, а всем телом помню до жути отчётливо. До жути - потому что не могу объяснить такого избирательного влечения памяти к ерундовым, казалось бы, деталям. Жуть - ведь я не помню, какого цвета глазами мама смотрела на мир. Зато жёлтые, умные глаза Барса - с тонюсенькими зелёными прожилочками или с узкими, чёрными вертикальными палочками - представляю без усилий. В них я, действительно, всматривалась и разглядывала внимательно.
Барсик стал символом. Целой эпохи. Пушистой, уютной, тёплой, как он сам. Детство. Из него вспоминаются только голубонебные дни. Там те, кто давно оставивили меня, живы - они улыбаются и радуются, любят. И в самом центре этого мира - Кот.
Барс повадился спать у мамы на голове. Мама просыпалась, а у неё на макушке угнездился Кот. Естественно, она его прогоняла, засыпала, опять пробуждалась от горячей тяжести на голове, шугала кота, сердилась, опять засыпала - и так всю ночь.
- Завела на свою голову! - мама возмущалась.
Она боялась, что кот грел ей голову и повышал давление. И - кота на ночь стали выпроваживать в коммунальный коридор.
Мужская половина коммуналки симпатизировала коту (а, скорее, красавице маме), женская - гоняла кухонными тряпками. Умный Кот прощал и любезничал со всеми. Кормили его тоже все.
Глава одного семейства работал на мясокомбинате, и каждый вечер Барсу доставалась пухленькая, розовая сарделька. За сардельками народ давился в очередях, кто помнит, а коту - каждый вечер на блюдечке. Но кот, зверюга, не ел сардельку сразу. Всю ночь он гонял её по общему коридору, топал и урчал. Охота в джунглях затихала под утро. Загнанная в угол сарделька поглощалась.
Кот родился в семье с детьми, затем жил в коммуналке, поэтому вырос социальным и обожал одиночество. Когда мы уходили, он летел со всех ног, торопился прошмыгнуть в комнату, чтобы его заперли внутри одного. Если опаздывал, виновато суетился, жалобно мякал и толкал ногами запертую дверь. Конечно, дверь отпирали и Кота запускали, а он, не дошмыгнув, замирал на пороге, щедро распушив хвост и шароварчики: «Благодар-р-р-ствуйте!» Так Кот насадил во мне свои вкусы и привычки. Я просто обожаю запираться одна дома на целый день.
Дрых Кот до моего прихода из школы, а то и до вечера, когда прибывала сарделька. Такой распорядок дня устраивал всех какое-то время, пока однажды Кот с женой мясника не внесли в него коррективы.
Вообразите: чёрным-чёрным, зимним, безнадёжным утром рабочего дня вы вылезли из постели. Приготовили яичницу с колбасой, накормили мужа, детей. Натянули пальто на ватине с меховым воротником, устроили на голове шапку. Сумка - наперевес. Жара - вы взмокли, как лабораторная мышь, отошедшая от анабиоза: отопление в сталинских домах - тропики. Одна нога в сапоге, а второй - как провалился! Вы начинаете опаздывать. И, естественно, орать:
- Где? Этот? Чёртов? Сапо-о-о-о-г-г? - она голосила на всю квартиру.
Сапог нашли не быстро. Кожаное изделие уволок кот, схоронил в тёмном углу и уснул на нём, сторожа. Изделие отняли и отдали хозяйке, а кот покладисто мурчал и норовил потереться о безсапоженную ногу. Но хозяйка ногу не дала, а быстренько засунула её в сапог.
- Ааа-й-и! - крик, выброшенный ею в коммунальную атмосферу, перебудил остатки дома до первого этажа. - Мы-ы-ш! Там мы-ы-и-шь!
Внаглую, как в собственной норе, в сапоге засела мышь. Соседи напряглись. Шерстяных серых с бусинками-глазками люто не привечали. Но как коту мышь не найти?
Сапог хорошенько излупили веником.
- И кота давай!
- За что? Он мышь изловил!
- Сколько ждать? Вытрясай!
- Что это?.. Фу! Жевал он её что ли..?
- Фу ты!
Из сапога выкатилась истерзанная сарделька.
- Егоровна, муж - мясник, а ты колбасу от мыши не узнаёшь?
- Вы их вместо стелек?
- Зажрались!
Над соседкой ещё долго издевались. А кот прославился. Вот только поезд из розовых сарделек не тормозил больше на его станции.
Не помню, чтобы я как-то особенно любила Барсика или кошек вообще. Меня тянуло ко всякой зверухе, и я таскала домой улиток, птенцов, кузнечиков, бабочек. А Кот мне был, как младший брат, только его не гоняли в школу. Любил ли он меня? Вы спрашиваете брата, любит он вас? Суть любви и коварства открыл мне опять же Кот.
- Алёна Алексеевна, ваш кот у нас прописался. На днях застала их: Барсик спал на животе у Валеры.
- Да?..
- Сама удивляюсь, как он кота вашего полюбил. Приносит рыбу, говорит: коту. Вчера колбасу ему скормил. Меня так не балует. Не жалко колбасы, но его просить хлеба купить - легче удавиться. Дома стал чаще сидеть. Кота - на живот, сам - в телевизор.
- Надо же...
- Всё лучше, чем по бабам, да? Я уж не буду гонять вашего.
Барсик спал на животе у чужого дядьки? Фу! Противно! Предательство! Как он мог? Больше я с «ваш-кот» не разговаривала. И с теми соседями тоже. А скоро мама объявила:
- Вера Михайловна получили квартиру. Предлагают взять Барса с собой. Дядя Валера его очень полюбил. И их мальчик. Может, ему в изолированной квартире будет лучше? Какие ещё новые соседи въедут.
- А мы как же без Барса? - что делать, я не знала.
Мама чувствовала себя виноватой - или за то, что привела в семью «неверного» разбивателя сердец, или за то, что его отдавала. У неё намечался роман, ей было не до Кота. А я была разобижена и не замечала Кота в упор. Мама уговаривала и уговаривала нас обеих, что ему «там» будет лучше, «там» его тоже любят. Конечно, я плакала. Обидно было, как легко Кот предал. Как легко ушёл из моей жизни, словно не было между нами ничего. Так я открыла, что верить в жизни нельзя.
Через год мы узнали, что Барс из нового дома сбежал и пропал. Ещё через год в нашем дворе объявился пушистый котик, вылитый Барс. Это он и был.
Невероятно! Мама говорила, что кошки привыкают к дому, а не к людям, и, случается, удирают из новых домов. Барсик был домашним, он не знал улицы и видел кошку один раз в жизни. Я тогда вынесла его из дома на руках, он сидел, не дёргаясь, а когда увидел кошечку, окаменел и описался. До сих пор помню их взгляд друг на друга: Ромео и Джульетты, а я ощущала себя балконом.
Но как он прошёл полмегаполиса и нашёл двор, куда ни разу не ступала его лапа?
Поселить Барса дома было не вариантом, даже если бы я пятёрки таскала по алгебре и не бросила музыкальную школу. Соседи менялись, будто играли в русскую рулетку. Не все терпели кошек - по мне как вода с гуся, но маме скандалы ни к чему. Да и сам Кот, отведав уличной свободы, не торопился менять её на дом. Принесу, накормлю, вычешу, он в подушках выспится и - к двери: «Выпускайте! Пора мне».
Из подъезда кошек немилосердно гоняли, я носила кота на руках, пока он сам не придумал хитрую штуку. Как-то утром я высунулась в окно - кот дремал на скамье у подъезда. Я выдохнула:
- Ба-а-рс!
Кот глянул вверх, мякнул и метнулся к двери: летом подъездную дверь держали открытой. Не поверив, я свесилась с подоконника. Кот притормозил и ещё раз глянул наверх: «Ты всё поняла?» Да я чуть не вывалилась! Выскочила на лестницу. Кот бежал по лестнице наверх, выглядывая в пролёт между этажами.
- Сюда, Ба-ар-с-с!
Кот вознёсся ко мне на пятый.
Наши умные свидания продолжались с месяц. Мама старалась найти Барсу частный дом, он больше не был квартирным. Одной знакомой даме с кошечкой приглянулся сибиряк, и они забрали его к себе. Больше я не видела Барса. Скоро мы и сами переехали в новостройки.
То, что домашний Барсик вернулся через два года, тогда казалось чудом, теперь - откровением.
Говорят, собака постепенно становится похожей на своего человека. С кошками, мне кажется, всё наоборот. Кошки строго блюдут свою индивидуальность. У них есть, чему поучиться. И поэтому люди, живущие рядом, становятся похожими на них. Особенно - люди маленькие.
Не могу вообразить, какой бы я стала, не будь у меня Барса в детстве. Когда он вернулся, я подумала, наверное, стоит - прощать. И любить. И точно знаю теперь, кого могу любить. И что умру кошатницей.
***
Иллюстрация: Синие коты художницы Ирины Зенюк: http://kot-i-koshka.com/koty-iriny-zenyuk/