КРИК ДУШИ

               
     Теплым августовским вечером, вернувшись в дом после вечернего купания в канале имени Москвы, что в десяти минута  ходьбы от Старбеево, и перекусив пахучей дыней с хлебом, мы с дочерью и внуком уселись в гостиной смотреть телевизор. Мы с Олей, преподавательницей русского языка и литературы в гимназии - на мягком диване, обтянутом цветным велюром, а Ваня, закончивший четвертый класс, - в кресле поодаль.  По первому каналу шла популярная развлекательная программа «Точь-в-точь». Один за другим современные певцы и певицы с тяжелым гримом на лицах артистично перевоплощались в кумиров прошлого и исполняли их хиты.

     Я прикипела к экрану, поскольку на сцене  появился Тото Кутуньо, кого я обожала с молодости. Конечно не он, а кто-то из наших певцов, кто именно я не могла сразу вычислить – сходство было потрясающее. Бархатным голосом Кутуньо певец  начал петь одну из самых популярных песен его репертуара “L’Italiano” (Итальянец): Lasciatemi cantare con la chitarra in mano, lasciatemi cantare una canzone piano-piano. Lasciatemi cantare, perch; ne sono fiero, sono un italiano, un italiano vero.

     Когда выяснилось, что это бывший клоун, а теперь известный шоумен  Юрий Гальцев, дочь переключила ТВ на другой канал, где показывали новости – она беспокоилась о российском гуманитарном грузе, который так и не был доставлен в Донецк. Моя дочь, в отличие от меня,  весьма  чувствительная особа: всегда у нее слезы на глазах, когда показывают военную хронику о событиях в Донбассе. В этот раз нам показали  передвижение танков ополченцев, интервью с мужчиной, у которого при обстреле погибла  маленькая  дочь, страшные взрывы вдалеке, разрушенные дома, от которых остались лишь стены, старухи, причитающие у развалин, плачущие матери с малыми  детьми на руках.
 
     - Мама, как  могло такое случиться? – с болью в голосе сказала Ольга. – И кто же в этом виноват?  Ведь мы с тобой столько раз бывали у бабушки на Украине, и ничто не предвещало этого ужаса.

     - Доча (так называла меня мама в детстве), - отвечала я, с печалью глядя на красивое молодое лицо дочери, еще не омраченное жизненными бурями,- ответа у меня нет. В политике все непросто, а я давно перестала ею интересоваться. Но ответь и ты на мой вопрос. Если бы мы жили в Донецке, и настали такие ужасные времена, когда матери с детьми и пожилые люди вынуждены прятаться в подвалах, словно крысы, когда нет воды и продовольствия, когда человеческая жизнь ничего не стоит, что бы ты сделала?

     - Я? – дочь сжала тонкие руки перед собой. – Я  бы схватила сына и тебя и бежала в Россию.
     - Понятно, – кивнула  я  и продолжила свой «социальный опрос»: – А ты, Ванюша, -  внук, пухленький московский мальчик,  сидел, уткнувшись в модный гаджет - планшет, на котором были записаны компьютерные игры, и  играл в любимую всеми мальчишками «войнушку», - тебе одиннадцать лет, что бы ты сделал?

   Ваня оторвался от игры, открыл пухлый рот, но моя ученая дочь упредила его ответ:
   - Мама, он же еще ребенок и не может принимать ответственные решения. Для этого у него есть родители. А ты, что бы ты сделала?
   Помолчав минуту, нужно было собраться с мыслями, я сказала:
   - Я бы пошла к ополченцам, попросила винтовку и стала снайпером.
   - И ты бы стреляла в людей?! – на лице дочери отразилось удивление.

   - В людей?! – переспросила я зло. – Разве это люди, убивающие стариков и детей, обстреливающие из пушек и разрушающие мой родной город, который во времена моей молодости называли городом миллиона роз?
   - Да, помню чайные розы у оперы. Я наклонилась понюхать их, а меня укусила оса. Было больно,  и я плакала. Я только что окончила первый класс, и ты привезла меня к бабушке на каникулы. Мам, только не кричи ты так, - сказала дочь примиряющее.
 
   - Буду кричать! Это крик души! Донецк -  моя родина! Ты не понимаешь, мне  больно! – Я вдруг  увидела округлившиеся глаза внука, никогда не видевшего меня в таком состоянии. – Да, больно! Это мои шахты, домны, и терриконы, и  пшеничные поля! Там прошло мое детство и юность, там могилы моих родителей!  А они все это бомбят, уничтожают!.. – Вскочив с дивана, я продолжала: - Как-то папа повез нас с братом в цирк-шапито, впервые приехавший в город после войны. Улица Артема, где мы жили, была уже восстановлена. Но цирк поставил свой шатер на окраине города, и   я впервые увидела еще не восстановленные руины. Теперь я вижу эти руины вновь! Тогда разрушали немцы-фашисты, теперь же – свои, братья - украинцы!

   В моей душе все бушевало. Всплыл в памяти комсомолец из фильма моего детства, рванувший на груди тельняшку и крикнувший немцам: «Я комсомолец! Стреляй!»  Я вдруг ощутила себя такой же комсомолкой, готовой отдать жизнь за родной город.  А члены «Молодой гвардии»? Разве они  колебались, когда нужно было убрать часового? Война диктует свои законы, а в Донбассе идет настоящая война. Нет, я бы не струсила, не бежала, но пошла бы защищать свой город от непрошеных гостей. Тут я горько зарыдала, моя голова с седыми поредевшими волосами упала на грудь, и я, вдруг перейдя на шепот, с трудом выдавила из себя: – Вот только  возраст не тот, и никто не даст мне винтовку…

   Дочь встала рядом, обняла за плечи. Глаза ее были полны сочувствия. Внук не шелохнулся в своем кресле и все смотрел на меня.
   - Мамочка, успокойся! Тебе нельзя волноваться. Пойдем, я дам тебе лекарство.  Война далеко, побереги себя.

   Побереги… Да, это уже не моя война. Мне повезло, поскольку, в отличие от своих бывших одноклассниц,  я живу под мирным небом…