Глава седьмая
КАТИНЫ «ВЕТРЯНЫЕ МЕЛЬНИЦЫ» И МОЙ ОСТЕОХОНДРОЗ
- Стас, привет!
- И тебе хорошего дня.
- Помоги, а?
- Что на сей раз?
- Расскажи коротко о Тимуре Тимуровиче Мережконе.
- Служака. Малосимпатичный. Любит показаться начальству с самой лучшей стороны. Но кто без греха? А положительные стороны: добросовестный, взяток не берет, с личным временем не считается. Женат, двое детей. В связах, порочащих честное имя российского офицера, не замечен. Имеет благодарности. Между прочим, конкурирует с Барто уже несколько лет. Поэтому существует между ними определенная неприязнь. Я отношусь к Мережкону без предвзятости, но и без симпатии.
- Ясно. Виктория сказала, что он не выносит частных детективов.
- Стелла, не будь наивной. Это редкий случай, когда детектив с лицензией не мешает детективам в погонах. У меня знакомых сыщиков несколько. Ты единственная, с кем я дружу и кому могу довериться. Здесь важен и личностный фактор…
- Стас, я не на лекции. С Викой ведь тоже сложился контакт. Причем с первых минут общения.
- Тебе повезло. Три года назад, мне случайно стало это известно, благодаря следователю Барто одного твоего коллегу не только лишили права деятельности, но и засадили за решетку.
- Стас, ты излагаешь всегда доходчиво. Буду иметь в виду. Но ты же мне поможешь, да?
- А что, еще не все? Есть проблемы?
- Конечно. Сообщи, если твои менты меня опередят и поймают убийцу.
- Стелла, вечно ты впутываешь меня в чужие дела.
- Обижусь, подполковник.
- Ну, хорошо. Признаюсь по секрету: случилось нечто, что занимает сейчас всех, как ты выразилась, наших ментов. И следствие по отравлению в кафе затормозится.
- А что именно?
- Тебе знать не положено. И не пытай. Дружба дружбой, а служба службой.
- Банально.
- А я сам банальный. Пока, дорогая, труба зовет.
- Стоп, ваше превосходительство. Вы не ответили. Могу я рассчитывать на твою лояльность.
- Ладно. Как только, так сразу…
Значит, Викторию чуть ли не с инфарктом в больницу. Тимура Тимуровича на вожделенное место. Дело отравителя побоку?
Да что я в самом деле? Соревноваться с органами вздумала? Интересно, у частных сыщиков бывает звездная болезнь?..
Домашний телефон Екатерины Юрьевны не ответил. В «Пчеле» отозвался хорошо поставленный женский голос:
- Здравствуйте. Вас приветствует фармацевтическая фирма «Пчела». Меня зовут Анфиса. Я готова выслушать вас.
- Здравствуйте, Анфиса. Могу я поговорить с вашим руководителем.
- Разрешите спросить, по какому вопросу?
Скажу: по личному, как пить дать отфутболит.
- По рабочему.
- Если вас интересует наша продукция, могу адресовать к старшему менеджеру. Директор лично не занимается клиентами.
Вот, значит, как.
- А чем он занимается? – поинтересовалась я.
- Извините, я думаю, вам нужно переговорить с менеджером.
- Хорошо. Могу я подъехать к вам сейчас?
- Конечно. Поднимитесь в приемную, и я вызову специалиста. Наш адрес…
- Спасибо, я знаю, где вы находитесь.
Через полчаса я обнаружила, что Анфиса с приятным голосом внешне напоминает бульдога. Ей было около сорока лет. Деловой костюм с галстуком и очки в роговой оправе шли ей отменно. Как и пучок черных с проседью волос.
Вежливо-холодно пригласила меня присесть на кожаный диванчик и вызвала некую Надежду Селиверстову.
Через минуту в холл вылетела симпатичная кругленькая девушка в светло-синем халатике, на нагрудном кармашке которого были вышиты ее имя, фамилия и должность. Любопытно, если она сменит фамилию или вырастет в производственном плане, вышивку спорят или найдут какую-нибудь новую Надю Селиверстову.
Широко улыбнувшись мне, поздоровалась и повела в свой кабинет. Хотела было представить мне образцы продукции фирмы. Но я ее остановила:
- Надя, простите мне маленький обман. Но, боюсь, без этого на ваше сверхсекретное предприятие я бы не попала. Вы очень милая и, похоже, добрая девушка. Я расследую убийство Екатерины Юрьевны Скала. И мне нужно хоть что-нибудь узнать о ней.
Надежда отреагировала нормально:
- Ой, а я думала, что сегодня хоть процент отхвачу… Ну, ладно, спрашивайте. Знаете, мне очень жаль Екатерину Юрьевну. И всем в коллективе. Мы такие разные здесь… Меня считают простушкой, Анфису называют цербером. Директора, Марка Тимофеевича Конкина, - головомойщиком… Только главного бухгалтера все очень уважали и даже любили. На похороны все, как один, пришли. А Марк Тимофеевич даже с женой и дочерью Любой. Скала натаскивала девушку в бухгалтерии, хотела совсем на отдых уйти.
- Надя, а на похоронах, кроме членов коллектива, был еще кто-нибудь?
- Нет, никого. Мы с тетей Катей часто в обед вместе чай пили. Она пирожки вкусные пекла и всегда меня угощала, говорила, что любит готовить, а только некому. Несчастливая была: дважды вдова, сын бросил ее лет шесть тому и укатил в Америку счастья искать. Ни писем, ни звонков. Пропал. Искала его, но никаких следов. А других родных не было. В Ростов они со вторым мужем, у которого туберкулез был, приехали аж с Чукотки. Юг им прописали. А тетя Катя моря боялась. Вот и поселились в нашем городе. Только супруг ее десять лет назад скончался. Она мне много интересного рассказывала о своей жизни. Но ничего такого, чтобы можно было подумать: хотели убить именно ее.
- А с кем она, кроме вас, здесь общалась?
- Со всеми. Для каждого у нее находилось доброе слово. Но и замечания делала, когда видела, что кто-нибудь бездельничает. Советы давала, деньги занимала…
Дверь кабинета старшего менеджера открылась, и вошел немолодой, но очень привлекательный мужчин с парой среднего возраста:
- Я прошу прощения, Надюша, у тебя клиент… Управишься, займись господами Волошиными. Это мои давние друзья. Хотят стать нашими постоянными заказчиками.
- Хорошо, Марк Тимофеевич. Мы уже закончили?
Она вопросительно посмотрела на меня. Я кивнула и простилась с девушкой. За дверью остановила Конкина. Скороговоркой представилась и попросила короткой аудиенции. Неожиданно он отнесся ко мне с пониманием. Высказал сожаление по поводу смерти главбуха и удивление, что органы обошли фирму стороной.
Марк Тимофеевич рассказал о женщине практически то же самое. Однако добавил, что у него есть подозрения.
- Я очень хорошо знал тетю Катю. Мы здесь все так ее называли. Без посторонних, конечно. Познакомились мы давно. Я работал начальником отдела на производстве. Она устроилась у нас кассиром, поступила на бухгалтерские курсы. Ее и на заводе все сразу полюбили. Было это больше двадцати лет назад. Потом предприятие развалилось. Я не фармацевт, по профессии - экономист. Но предложили мне сначала возглавить аптеку, потом вот фирму открыл. Катю к себе пригласил. Лучшего бухгалтера не найти. Семьдесят три исполнилось в декабре. А работает,.. работала… в полную силу. И умница. И так умела всех к порядку призвать. Но я всегда ее просил быть менее доверчивой. Как-то, года полтора назад, написала ей женщина, которая жила по соседству на Чукотке. Письмо она мне показала. Оказывается у одной из ее, далеко не близких родственниц сгорел дом, а в нем ее муж, дети. Не осталось никого. Она выписалась из больницы и живет в рабынях у какого-то то ли шамана, то ли местного купца. Катя вспомнила ее. Надя Наседкина, внучатая племянница ее первого мужа. «Хорошая девочка», сказала мне Катя. Бедняжка, надо о ней позаботиться. Решила вызвать ее к себе и оставить, в случае своей смерти, жилплощадь.
- А что за жилплощадь?
- Да такая, что я давно предлагал ей поменяться. Хорошую разницу обещал. Вроде бы соглашалась, а тут эта Наседкина. Катя сказала, что выдаст Надю замуж. Она новых деток родит, как никак, «хорошей девочке» всего сорок. Четыре комнаты у них было. Думали, что сын женится, потомство многочисленное и здоровое заведет. 102 квадратных метра. А у меня трое взрослых детей. И мы хотим жить вместе. Впрочем, я недавно купил большой дом… Но я не о том, вскоре после того, как Катя отправила письмо, к ней прибыла родственница. Но наша Скала не оправдала свою фамилию. Пустила ее к себе, а утром прибежала на работу в панике: это не Надя. Похожа, да. Очень похожа. Но у Нади родинка за ухом была, левый глаз слегка косил, и в каждом ухе по два прокола было. Не для сережек. Ей нельзя было их носить. А у этой дамочки ни родинки, ни косины, ни проколов. А вся в теме. Ни на чем не поймаешь.
- И что вы предприняли?
- Наш юрист постарался. Выявили аферистку. Настоящая Наседкина погибла в огне. А та соседка, что письмо написала, оказалась инвалидом первой группы, которой жизни было отпущено год-два. Она, Заслуженный врач России, продала полдома и через коллег организовала великовозрастной, неприспособленной дочке пластику, чтобы та определилась в большом южном городе, обрела жилье и устроила, наконец, личную жизнь. А вот что дальше было, не знаю. Забрали эту поддельную родственницу и выслали куда-то. А, может, она вернулась и отомстила?..
Не факт, но проверить надо. Есть у меня один поклонник, который быстро все разъяснит по этому поводу. Так, номер Алика… Где номер Алика? А… Куда-то пропала первая буква… лик! Это Алик, точно. Как давно я не обращалась к нему! Обидится. Надо подлизаться…
- Алик! Привет.
- Та-а-ак! Вспомнила, наконец.
Я клялась исправиться, обещала сладкоежке торт-мороженое на пять кило и мешок шоколадок. Простил через пять минут. Пообещал все выяснить и перезвонить как только, так сразу. Он такой: пообещал, сделает.
Короче, добрая душа Катя сражалась, как дон Кихот Сервантеса с «ветряными мельницами». Делала добро и ждала его от других, получила обман. Но, честно говоря, я не верила, что Скала и есть – главная жертва. Тем более, для квартирной аферистки уложить разом в могилу семерых – слишком круто. Профессиональные киллеры, и те на такое далеко не все способны.
Ой, как разболелась спина. Я еще не такая старая, а остеохондроз раз в полгода дает о себе знать. В бассейн, в фитнес-зал хожу (правда, не так часто, как надо бы, но хожу же!), а избавиться от него не могу. А больно как…
- Мисс Древний Ростов-транзит-Нахичевань?
- Я тебя когда-нибудь зарэж-жу!
- Скарлетт, я умираю.
- Спина?
- Она самая.
- А работы, как всегда, невпроворот, и прими тебя, любимую, без всякой очереди, да?
- Да.
- А как же принципиальность? Очередь куда я дену?
- Скарлетт, ты же не в поликлинике работаешь! И даже не в дешевом салоне, где от клиентов отбоя нет. Ты – хозяйка наичудеснейшей лечебницы-спасительницы человеков, работающих на или во благо себе подобных. Спаси, родная!
- Чего несешь, Стеллка? Небось, уже у ворот?
- Еще нет. Но, угадала, подъезжаю.
- Пойдешь к Телочке. Сейчас предупрежу.
- Я тебя обожаю.
С Мариам Саркисян-Долматовой дружу с детского сада. Умница, красавица и, главное, жутко деловая с младых ногтей. У нее два официальных прозвища. Первое – Скарлетт. Потому что любимая книга – «Унесенные ветром» Маргарет Митчелл, расхожая фраза главной героини Скарлетт и Мириам – «Об этом я подумаю завтра». Второе: от ее участия в спектакле народного театра «Алексаша», который назывался «Мисс Нахичевань Ростовская». Древняя потому, что ей было уже двадцать пять, а остальным участникам 16-20 лет.
Мэри – замечательная подруга, отзывчивый товарищ и уникальный специалист. Она – знаток человеческих душ, по совместительству врач-терапевт и владелица маленькой клиники «КИЯС». Никогда не спрашивала о происхождении этой аббревиатуры. Мне нравилось предполагать так: Кия – это крик массажиста, врубающего ребром кисти по пояснице пациента. А "с" – раньше ж говорили: слушаю-с, подчиняюсь –с, уже спешу-с, господин-с, и так далее. Вот тебе резкое «Кия» и следом почтительное «с».
А Телочка совсем не прозвище. Это уменьшительно-ласкательное от имени Текла. Она еще совсем молодая, года нет, как окончила Медицинскую Академию. Хирург, а работает у Мэри, жены старшего брата, массажистом и приносит большую пользу страждущим. Но случись кому-нибудь хоть в пустыне Сахаре сломать кость, запросто распилит, подпилит, ввернет болт со спицей и пластиной. Текла и ее брат Александр – наполовину греки. Грекам я доверяю, мудрый древний народ.
Я еще не перестала размышлять на тему моего остеохондроза, как меня раздели и уложили на стол пыток. Текла шлепнула меня килограммовой ладошкой пониже спины и приказала расслабиться. Мне это удалось не сразу, потому что Телочка предпочитает в помещении температуру не выше двадцати градусов тепла. Многие жалуются, а потом благодарят девушку за оперативную помощь.
Мне холодно. Но через минуту становится жарко. Телочка перемалывает меня на фарш.
- Сжалься, жестокая…
- Молчи, смертная.
- Эй, копчик – мое больное место.
- Голова у тебя больное место. Нормальная женщина от трупов держится подальше. Сколько их у тебя на сей раз?
- Семь, нет уже десять…. Ой, целительница моя, дозволь взять телефон.
- Обойдешься.
- Нет, пожалуйста, это серьезно.
- Лежи.
- Я не шучу.
Звонила Светлана. Вот не ожидала, хотя я оставляла ей телефон на всякий случай.
- Стелла, помнишь о девушке-«медсестре», которую я спугнула?
- Конечно. Что-нибудь новое?
Я насторожилась. Света не из тех людей, которые будут напрасно беспокоить.
- Ты читала сегодняшнюю «Вечерку»?
- А что, уже вечер? Ой, Света, потеряла счет времени. Что там?
- Фотография убитой девушки, которую нашли в Кумжинской роще…
- И она?
- И-ден-тич-на «медсестре».
- Ты никому, кроме меня не звонила?
- Нет. Да я и не знаю, кроме тебя, никого.
- Спасибо, Света. Это очень важно. Но ты уверена?
- Я тебе приметы называла?
- Да. Прическа, глаза, подбородок, возраст, рост. Что? Все подходит?
- Это она, Стелла. Ухо на отсечение даю.
- Я приеду к тебе.
- Выписалась сегодня. Мой адрес…
Через час я выползла из процедурки Теклы и доползла до кабинета Мэри.
- Тебе нужен допинг, - вынесла приговор подруга и заставила меня выпить тонизирующий чай с лаймом и ванилью. Потом проводила до машины и скептически заявила:
- Работяга. Езжай домой и спать, спать, спать. Иначе свалишься. Не забудь, послезавтра у Самвэла (старший сын) день рождения.
- Когда это я забывала?!
Она усмехнулась. Ну, да, в прошлом году опоздала к столу на час. Хорошо, что опомнилась в медпункте, попросила у сестрички косметику и, замаскировав пару синяков, понеслась к крестнику с деньгами вместо подарка. Самик даже обрадовался. Он потом купил себе то, что мать ему не позволяла. Я схлопотала по ушам от душки Скарлетт. Спас ее отец. Он меня обожал с детства и предсказывал великие перспективы.
Тяжко работать после такой расслабухи. Мне бы в постельку с книжечкой, да чтобы рядом на журнальном столике большой пакет томатного сока и всякое вкусненькое.
А вместо этого я отправилась к Светлане Арменовне Тарасян.
Была у меня одноклассница с такой фамилией. Отец армянин, да и мать армянка. А Наташка - круглолицая, нос картошкой, белобрысая. Вот и Светочка. Настоящая, без примесей. А рыжая, голубоглазая и с носом австралийской аборигенки. Очень славная женщина. И встретила меня чисто по-армянски, хлебосольно и напористо. Заставила съесть тонну теста с мясом, сыром, овощами, фруктами. И запить это свежевыжатым апельсиновым соком.
Подружились, похоже, на век, хотя хозяйке двухэтажного домика-скворечника на улице Мясникова было не меньше пятидесяти пяти. Тетка была на высоте. Показала газетную вырезку. И другую бумажку.
- Стелла, это чистая случайность. Два месяца назад у нас здесь в Нахичевани расклеивали листовки. Разыскивалась девочка, сбежавшая из дома бабушки, единственной родственницы. Наклеили на наш забор. Муж сорвал и бросил во дворе возле корзины с мусором. То ли не попал в нее, то ли был не в настроении и решил оторваться на мне, дать лишнюю работу с уборкой. Вообще-то мне с ним повезло: деловой, хороший отец, все старики-родственники ему что-нибудь да оставляют в наследство. Ай, да все хорошо у меня, Стелла. Помочь тебе хочу, нравишься ты мне.
Снимки сразу показали: одно и то же лицо.
Каким боком убитая относилась к Степновой? Больше она нигде в моем деле не засветилась. Девочке, явно, было не больше восемнадцати лет. Да, я видела эту листовку раньше.
Вот еще одна задача.
- Света, лучшего помощника у меня не было.
- Не вопрос. Бери на работу. Помогу, чем могу. А времени у меня до фига.
Честно говоря, я не могла придумать какого-нибудь задания для еще одного солдата моей армии и приказала ждать сигнала. Естественно, пообещав взять в команду сыщиков-любителей.
Тупик. Разве эта убитая девица могла всунуть нож прямо в сердце здоровому мужику? Свернуть шею женщине?
Мои мысли прервал звонок Алика. Он сообщил, что Надя Наседкина, по настоящим документам Римма Морозова, была передана милиции по месту проживания, осуждена условно, похоронила мать и работает сейчас в больнице санитаркой.
Одним подозреваемым меньше и только.
Глава восьмая
«ИГРУШКИ» ПОЖИЛОЙ КОКЕТКИ
- Стасик, привет!
- Здравствуй, любовь моя. Скоро я уже буду общаться с тобой чаще, чем с женой. Что тебе нужно в этот час? Заметь, не говорю – сегодня.
- Прости засранку. Но есть моменты, когда без тебя никак. Ты ж не хочешь, чтобы меня засадили за решетку? А это вполне возможно, если обращусь к твоим недоброжелательным коллегам.
- Стелла, излагай, но без лишнего красноречия. Ни минуты свободной.
Я спросила, что он знает о Марии Козельковой, которая два месяца назад ушла от бабушки? И не ее ли нашли убитой в Кумжинской роще?
Он «восхитился» тем, что я так оперативно сопоставила факты.
- Да, Стелла, в убитой бабушка опознали Машу.
- Подскажи, как зовут эту даму и где она проживает?
- Почему ты думаешь, что я знаю?
- Потому что ты знаешь все.
- На этот раз угадала. Дело поручили моему другу.
- А можно мне к нему?
- Ответ отрицательный. Он по другую сторону баррикады.
- И ты с таким дружишь?
- Виктор бы на твоем месте сказал: «И ты с такой дружишь»?
- Замяли. Отвечай сам.
Чтобы быстрее отвязаться от надоедливой бабы, Оленик дал адрес Евгении Моисеевны Поздняк.
Это было в пяти минутах езды от дома Светланы. И я направилась на 14-ю Линию. В качестве визитной карточки прихватила коробку конфет «Птичье молоко». Но лучше бы купила бутылку водки.
Я застала Евгению Моисеевну в дружеских объятиях толстого мужчины с густыми каштановыми волосами (мизинец даю, парик). Женщина выглядела отлично, несмотря на возраст и горе. Лет, конечно, хозяйке было немало, но парикмахерскую и косметолога посещала, видно, регулярно.
Она плакала, мужчина ее утешал. Перед ними на столе в тарелочках лежали тонко наструганные колбаса, сыр, огурчики, лимон. В бутылке оставалось на пару сантиметров водки. Сладкого на столе не наблюдалось, да и мои конфеты встречены были прохладно. Но меня не прогнали, пригласили присесть и даже плеснули пять граммов в чистую рюмку.
- Помянем Машеньку, - сказала слегка заплетающимся языком хозяйка большого и ухоженного дома.
Отказываться было нельзя, да и горючего было всего ничего, руки с руля не упадут. Я почувствовала, что кем бы я ни назвалась, документов у меня не потребуют. Не та минута. Хотела представиться преподавательницей в школе, где училась Маша. А вдруг коснется номера учебного заведения? Не пойдет. Врачом из районной поликлиники? Нет, к чему сейчас врач. Ляпнула то, что меньше всего собиралась:
- Евгения Моисеевна, я веду параллельное следствие. Понимаю ваше состояние, сочувствую. Думаю, вам нелегко приходить к нам. Поэтому я сама решила вас посетить. Отниму совсем немного времени.
Новый поток слез. Мужчина с упреком посмотрел на меня и сказал:
- Видите, что творится с милой Женечкой? Может, я смогу вам немного помочь. Разрешите представиться: сосед, живу напротив, Леонид Николаевич Мартинсон. Между прочим, знаменитый комик советского кинематографа был каким-то моим родственникам. Или вы не помните его?
- Почему же? Я люблю старое кино. Бонни в «Сильве», почтмейстер, кажется, в «Свадьбе», еще он играл Бабу Ягу в какой-то сказке.
- Точно. Спрашивайте, если что знаю…
Хозяйка вытерла глаза, остановила соседа:
- Я сама. Все нормально.
- Расскажите, почему Маша ушла из дому?
- Мы всегда жили дружно. Маша понимала, что я – ее единственная опора и очень люблю ее. Моя дочь умерла, когда девочке было семь лет. Отец довольно долго один воспитывал Машу. Потом стал пить и по пьяному делу подрался с другом детства. Тот умер. Зятя посадили на пять лет. Вышел через четыре года, пришел к нам, чтобы попрощаться навсегда. И исчез. Я не искала его. У меня своя небольшая парикмахерская. На хлеб с маслом и сыром хватает. У внучки всегда было необходимое и сверх того. Я не считала нужным сильно баловать ее нарядами, но хороший компьютер, сотовый телефон, песцовый полушубок у нее были. И на мелкие расходы давала ей каждую неделю. Маша никогда не обижалась на меня, знала, что я и дом, и машину, и деньги ей оставлю… Но случилось у нас одна размолвка…
Евгения Моисеевна пристально посмотрела на меня и скосила глаза в сторону господина Мартинсона. Потом поднялась и предложила:
- Пойдемте, покурим в кухне. Оставим ненадолго Леонида Николаевича, он у нас некурящий.
Я сообразила, что сосед как-то замешан в ссоре бабушки и внучки:
- С удовольствием.
Кухня поразила своими размерами, квадратов тридцать. Супертехника, двухведерный самовар с какой-то надписью на пухлом боку.
Хозяйка заметила мой заинтересованный взгляд, пояснила:
- Авторская работа знаменитого туляка начала девятнадцатого века. Не знаю, откуда он взялся, но мне подарила его бабушка на свадьбу.
Предложила сигарету.
- Спасибо, не курю.
- А я дымлю, как паровоз. Маша ругала меня за это. И подруг своих гоняла… О нашей ссоре. Я не чувствую себя виноватой до сих пор. О покойниках плохо не говорят (это я уже сегодня слышала от Лоры Петровны Романовой), но придется.
- Маша была такой плохой?
- Да я не о девочке. О своей бывшей подруге. Через дом, она жила. Мы с ней еще в песочнице вместе оладьи лепили. Замуж в одно лето выскочили. Обе избранников в родительские стены привели. У меня муж погиб, а она развелась. Представляете, ровно через десять лет после свадьбы. И в один месяц. И радовались, и плакали вместе, и деньгами делились, и горе у нас общее было. Как-то вышло, что мы, женщины, привыкшие тщательно следить за своей внешностью, не обделенные привлекательностью, с профессией и приличным доходом, не узнали по-настоящему, что такое женское счастье. Не везло нам. И подруги у нас, как посмеялся Боженька, у нее свои, у меня свои – одинокие. Кто был замужем, а кто и вообще в старых девах остался. Прошлой весной дом напротив купил Леонид Николаевич. Мы сразу понравились друг другу, но по-стариковски стеснительные полгода ходили вокруг да около: то ему соль понадобилась, а магазины уже закрыты, то мне починить что-нибудь срочно нужно. И однажды в одночасье решили, что мы еще можем быть счастливыми. Мне 63, Лене на пять лет больше. Он с сестрой живет, и Олечка не возражает против нашей свадьбы. Решили, что Леня ко мне переберется. Ведь и Ольге может счастье на голову упасть. Ее муж тоже умер в молодости. Сейчас ей 55, совсем молодая.
Поздняк прикурила вторую сигарету. Затянулась:
- Улицы в Нахичевани как в деревне, все между собой знакомы. Конечно, и моя подруга познакомилась с Мартинсоном. Сначала ничего, но как узнала, что он сделал мне официальное предложение, словно с цепи сорвалась. Так откровенно стала охмурять мужика. На что только не шла. И, главное, от меня не скрывала, что попробует увести его. Мы поссорились. Маша стала спрашивать, что случилось? Не знаю, чем подруга вызвала у нее такую любовь, но мне часто казалось, что внучка просто боготворит эту чужую ей женщину. Даже звала ее по-родственному тетушкой. Я отмалчивалась, просто сказала, что так, все бывает в жизни друзей, не только же мед вместе пить. А потом «тетушка» устроила отвратительную сцену в моем доме, и я сорвалась. Сама ужасно безобразно себя повела, даже по щеке ее ударила. Маша явилась тогда, когда бесновалась уже я. Она не видела первую часть спектакля. Я выгнала бывшую подругу из дому и заказала ей даже здороваться со мной. Маша расплакалась, но ничего не сказала, а наутро я нашла в ее комнате записку, что она не может жить вместе с сумасшедшей и озлобленной старухой. Написала, что взяла немного своих вещей и копилку. Запретила ее искать.
Но Евгения Моисеевна, конечно же, обратилась в милицию. Однако найти Машеньку удалось только через два с половиной месяца, и, увы, лишь для того, чтобы похоронить.
- Скажите, Евгения Моисеевна, все же, почему ваша внучка так привязалась к соседке?
- Я ее понимала. Не в той мере, конечно, как это было. Но я сама всегда восхищалась Милой. Мне не было дано того, что ей. Она с детства учила Машеньку быть женщиной, в самом хорошем смысле этого слова. Наставляла в гигиене, в манерах. Учила шить, вязать. Водила на показы в агентство моды «Ромми», где работала последние пятнадцать лет. А до этого преподавала портновское ремесло в учебном центре…
Я едва пришла в себя. Поздняк назвала имя подруги – Мила. Как же я опростоволосилась! У меня же есть телефоны и адреса отравленных женщин. Мила! И эта улица…
- Мила - это Эмилия Валерьевна Котовская?
Хозяйка даже не удивилась, как будто все сейчас шло мимо нее. Просто кивнула и сказала:
- Да… Вы же из органов, знаете, наверное, о том, что случилось в кафе «У Плюшкина-Ватрушкина»?
Надо быть осторожной, я ответила уклончиво:
- Слышала мимолетно. Но это другое ведомство… Просветите.
- Мы крепко дружили. Но не зацикливались друг на друге. У меня много друзей… Нет, лучше сказать приятелей и приятельниц. А у Милы был небольшой круг, несмотря на то, что она была отчаянной кокеткой, хохотушкой, умела завязывать знакомство. Но быстро все заканчивалось. Думаю, по той же причине… Но несколько последних лет она тесно сошлась с пятью дамами. Раньше Мила ходила в мою парикмахерскую, а потом ей потребовались и другие услуги, ничего личного, просто перешла в популярный салон красоты. Там она и обрела новых подруг. Я точно не знаю, как это произошло. Но похоронили всех.
- А кто сейчас живет в ее доме? Есть у нее родня?
- Никого. Дом опечатан. По закону будет ждать возможных наследников. Но это бесполезно. Эмилия была бездетной. Ее родители приехали издалека, купили участок с малюсеньким домиком, отстроились. Мила – единственный их ребенок. Она мечтала выйти замуж. Пошла на компьютерные курсы, купила ноутбук. И где-то с год уже играла в невесту. Разместила свои данные: возраст снизила, фотки ей откорректировали. Знакомилась в интернете. И так это ее увлекло, что реальность отошла на второй план. Говорила, что настоящий сексуальный кайф получает от переписки с женихами.
И здесь мимо!
- Евгения Моисеевна, вы упоминали подруг Машеньки. Была ли у нее самая близкая?
- Да. Леночка Дружинина. Они вместе учились с пятого класса. И обе провалились на вступительных экзаменах в университет. Я заставила внучку отказаться от идеи работать на производстве и готовиться к поступлению на следующий год. Наняла репетиторов, думала, пусть спокойно занимается. А Леночка неожиданно выскочила замуж за подающего надежды артиста театра и устроилась продавцом-консультантом в супермаркет на Буденновском. Я ее давно не видела. Когда Машенька ушла, я звонила ей. Но девочка была просто потрясена поступком подружки и заверила, что постарается отыскать ее. Мы созванивались, но после Рождества ей пришлось лечь на сохранение. И больше я с ней не разговаривала.
Евгения Моисеевна дала мне номер мобильника Дружининой. Я поблагодарила, простилась с хозяйкой и ее будущим супругом.
В машине набрала Лену. Ответил мужской голос. Оказывается, молодая женщина была растеряхой. Она уехала в Москву на несколько дней, а телефон забыла дома. Но завтра к двенадцати должна вернуться.
Почему я почувствовала, что встреча с подругой Маши даст мне ключ к разоблачению убийцы? Не могу понять, но уверена, что это так. И даже зуд между пальцами начался от нетерпения.
Незаметно промчался день. Осталось разобраться с окружением Ксении Олеговны Митиной. Но это уже завтра. Иначе, погибну от усталости и голода. Кроме вкусного чая Романовой с теплой булочкой в желудке ничего не было. А он очень не любит невнимания к себе. Значит, нужно заехать в «Перекресток» и затариться по полной программе. Или лучше поужинать в кафе? Но я вспомнила про плюшки-ватрушки и решила подкрепить растраченные силы на собственной кухне. Куплю горбушу или кусок форели и зажарю с картошкой. Вредно на ночь? Увы. Но зато вкусно.
Наемся, отключу телефоны, лягу в постельку, закрою глаза и буду мечтать о чистой и большой любви. Никакой личной жизни, а уже хочется и букетов цветов, признаний, страстных поцелуев, ну, и всего прочего, конечно. Не могу же я бесконечно быть девушкой. Со дня последней горячей ночи со вторым мужем на побережье Атлантического океана, прошло почти девять месяцев. Ужас, уже бы и ребенок родился. Факт, нужно влюбиться.
В магазине, дома я настраивалась, настраивалась на романтическую тематику, но как только, плотно накушамшись, улеглась в постель, мысли вернулись к убийству Маши Козельковой.
Бабушка говорила, что внучка росла не избалованной, скромной, не выносила сигаретного дыма, не пила, наркотиками не увлекалась, хорошо училась. Фотография на листовке отражала милое детское лицо с большими умными глазами, курносым носиком и высокими скулами. Не красавица, но стала бы привлекательной женщиной.
Конечно, она не могла убить ножом мужика, вряд ли ее рук издевательство над Андреем Анатольевичем Криницким, свернуть шею его любовнице она тоже не могла. Ни за что не поверю. Интуиция подсказывала, что пособницей убийцы она стала либо из страха, либо, что, скорее всего, по неведению. Завтра должно все проясниться. Я заснула в полном убеждении, что я на пороге развязки.
Как всегда мне приснился фильм ужасов. Ну, зачем мне дано запоминать сны в подробностях?! Счастливы люди, которым вообще ничего не снится.
Наутро пришлось выбивать приснившееся здоровенным омлетом с ветчиной.
Но так плохо удавалось уничтожить жуткие мужские рожи с оскаленными зубами, зловещими ухмылками, всклокоченными волосами, вылезающие из компьютера с криком: «меня, меня возьми в мужья». Кошмар!
Вот что значит слушать рассказы о продвинутых леди далеко за-бальзаковского возраста, играющих в виртуальную любовь, а потом самой задумываться о собственном одиночестве.
Кажется, перезавтракала. И к тому же снова не сделала зарядку. Пешком ходить почти перестала, скоро от сидячего образа жизни геморрой вырастет. И еще «спасательный круг» на талии и «слоновьи уши» на бедрах. Завершу дело, а в том, что я доведу его до конца, я уверена, сразу же возьму полугодовой абонемент в бассейн и тренажерный зал. А пока – звонок на номер Митиной.
Ответила женщина. Я представилась. Она в свою очередь:
- Я – дочь Ксении Олеговны, Нина. Не знаю, смогу ли рассказать вам что-то особенное. Мама всю жизнь была простым человеком, немного грубоватой, со специфическим чувством юмора. Но последние годы стала очень меняться. Записалась в салон красоты, познакомилась с более интеллигентными женщинами. Все они старше мамы на 10-12 лет, но очень хорошо повлияли на нее. Сбросила пятнадцать килограммов, перестала употреблять нецензурные слова, травить похабные анекдоты… Но по телефону всего не скажешь. Если не боитесь потерять зря время, приезжайте…
Нина оказалась очень толстой особой с красивым лицом. Не старше тридцати пяти. Дочь Митиной, явно, не последовала примеру матери. За собой женщина не следила. На фоне исключительной чистоты и порядка в квартире плохо смотрелся ее застиранный халат с булавкой вместо одной пуговицы, тапочки с облезлым мехом.
На руках женщина держала мальчика около двух лет. А за ее спиной пряталась девочка лет шести-семи. Оба ребенка, напротив, были ухожены.
- Мои дети, Алеша и Ксюша, дочь в честь мамы назвала. Не знаю, что теперь без нее буду делать… Хотите молока? К сожалению, ни чая, ни кофе в доме нет.
- Нет, спасибо, я только что позавтракала. Вижу, у вас дел невпроворот, я ненадолго.
Мы разговаривали в гостиной, где на гладильной доске высилась стопка постельного белья. А рядом на стуле – ворох детской одежды.
- Ничего, я как раз передохну. Мама успевала работать на заводе, она мастером участка в горячем цехе была, год до пенсии оставался; в салон бегать дважды в неделю и мне помогать с ребятами. Я ведь без мужа обоих родила, как и мама меня. Она такой поддержкой стала мне, когда я призналась, что собираюсь рожать. И материально, и физически. У меня инвалидность, не рабочая группа. Пенсия не велика, а мама с юности вкалывала, хорошо зарабатывала. Мы несколько лет назад продали свою двухкомнатную и купили вот эту, чтобы у детей отдельное пространство было. Теперь придется продавать, денег у мамы не так много на счету осталось, да и когда еще я смогу их получить. А квартира на меня записана.
Нина не заплакала, подавила слезы, грустно улыбнулась:
- Мы очень дружно жили. Ссорились, конечно, иногда. Но не выдерживали и часа, одна вперед другой бежали прощения просить. До сих пор не могу поверить, что это навсегда.
- Нина, а враги у Ксении Олеговны были?
Она всплеснула руками, чуть не уронив Алешу на пол:
- Да что вы! Мать по характеру не строгая и не злая была, но своих подчиненных в руках держала. И послать могла, и пожалеть, всегда навстречу шла, особенно тем, у кого малые дети. Ее любили и уважали. На похороны и поминки завод выделил тридцать тысяч рублей. И проводить в последний путь сто с лишним человек с завода пришли.
- А соседи как к ней относились?
- Нормально. Но мы же здесь не так давно живем. Дружбы ни с кем не завели. Некогда. Мать уходила рано утром или приходила поздно, в зависимости от смен. В выходные, то салон, то нас куда-нибудь вывозила отдохнуть. Но нас и не чурались. Здоровались, останавливались на пару минут. Хлеб, соль, ну, это, как везде. Хоть раз в жизни у каждого оказывается отсутствие того, что в данную минуту необходимее всего… Знаете, Стелла, вы не там ищите. Мама погибла за компанию с кем-то из своих подруг. Признаюсь вам, с самого начала ее общения с этими дамами, я была настроена против них. Ревновала, а, может, предчувствовала нехорошее. Потом заметила, что мать перестала материться, примирилась. Ксюша подрастала, начала понимать…
Алеша расплакался, девочка тоже забеспокоилась.
- Извините, после смерти бабушки они иногда начинают ни с того, ни с сего плакать.
Мне нечего было больше здесь ловить. Семья Митиной многое потеряла в лице мамы и бабушки. И, судя по всему, Нина права, несчастная Ксения нашла смерть через дружбу с кем-то из пяти любительниц фитнеса и массажа…