За агрессивный сбор данных
Дневник Смита-125.
Cевер – это такое место, где ты находишься в стерильной и колючей пустоте. Белые люди не носят масок. Кольский как заклинание. «Трудности тундрового района». Нас, военных одиночных рейнджеров, героев в черных плащах, ждет беспощадная зима. Бросок в Ниагарский водопад. Пара схронов с провиантом. Commy-волнения в колониальном Вьетнаме. Уничтожение послевоенных банд. Правильный образ жизни. Поезд на Юму. Прифронтовая литература, диктат, теория опасности. Я живу в Стране внезапной географии. С лошади – к письменному столу, от стола – на русло Пещерной. Револьвер Кириллова-Достоевского, граната, Томпсон. «Я на переходе, пулей выбило плечо». Так закалялась белая сталь.
История предала картографию. У меня, как у экзистенциалиста, появляются вопросы к «истории», – за что вообще умирали русские люди в Металл-битве сороковых и раньше, по всей истории? Думаю, что это гигантская коллайдерная подстава.
Операторы выводят из себя.
«25» сентября 2014 г.
В «Бесах» прорисован персонаж-студент, который в ссылке ходит на медведя, целенаправленно, с большим контр-диверсантским желанием ищет встреч в лесу с беглыми каторжниками. – Все жирные коты – марксистские мордехаи, коллективистское «ничто». В голове одна животина-нажива и то, что ниже живота. – Гм. Вижу, что он (Шатов. –) виноват в прокламациях с топором, – почти величаво заключил Лембке. – Эта маленькая война со Строззи-Дойлом скоро закончится, – зло отчеканил Смит. – Не валяться же все время за дохлой кобылой, покорно дожидаясь, когда тебя обойдут с тыла и расстреляют в упор?
«Кхе-кхе, – приговаривал Соломоник. – Студенток – в условия безысходности. Пора уже за безделье и «научную» работу молоко выдавать». Кряхтели гномы-карлы. Один, на русское ополчение, выдает религиозные иудейские приказы, внедряет иисус-политику в отряды; другой сдирает дерн на Дятлова, «омывает» свои джипни – грязные тарантасные клешни на Ледовитом и торжествует в отчетах. Только поганят жизнь, русские европейские архетипы и белый жанр в целом.
Те, кто обещают навсегда изгнать кирзовые сапоги, титановые подковы и портянки, – являются предателями белой военщины. Подвиги на паркете. Хитрости Лебядкина. Зажирели. Железка вуду – примета раба. Эти бесконечные хождения по казарме... (Это же надо быть таким томным). В медвежьих болотах жизнь подчинена строжайшей дисциплине.
Вот что пишет военный егерь (контр-диверсант): «Всякое щегольство должно уничтожить – носочки с мозолями, косичку, букли и пудру. И обмотки тоже! Нарушают кровообращение. Салехард-Игарка значит Салехард-Игарка. Дойдем до Берлина, русской Берлоги».
Сколько народа сожрали волки в полярную ночь за всю историю человечества? Конвоирование на убой. Уход в пропасти. Людей «изымали из природной среды» – это сейчас так называется? Пойдешь на Териберский маяк (декабрь-январь) по черноте, а они там, спидоносцы. Волчьи тундры и волчьи триумфы. Декабрь 2009 г., – голодные волки атаковали жилые многоэтажки в Кандалакше. Проблема на Кольском и одичавшие собаки в лесах. – К зверью еще и эти!
Аэропорт Стрежевого, Томская область. Медведь растерзал семью. Только в окрестностях Стрежевого сейчас бродят десятки голодных зверей. Медведи в Каргасокском районе бродят стайно. Они хотят съесть белых рейнджеров. Уже ликвидировано двенадцать баскервиль. Последнего хищника контр-охотник застрелил около одиннадцати часов вечера в понедельник – он пришел к тому месту вблизи села Бондарка, где три дня назад полумедведи задрали лошадь. За домами улицы Сибирской находится болото – там найдены туши четырех задранных овец и два разоренных улья с пасеки. Пять медведей отстреляны в районе кирпичного завода в райцентре. – По приблизительным подсчетам сейчас вокруг Каргаска бродит около десяти голодных хищников, – рассказывает томский рейнджер. – Возле поселений ходят, причем не по-одному. (Кто-то говорил, что баскервиль не группируются).
– По первому снегу неплохо. Неглубокий снег и следы видны, и выбираться легче. А в глубоком завяз – разорвут. Вариант: стрелять чаще ночью одинокому рейнджеру в Томском ареале. Обозначать себя, самосохранение, но не охота. Если тихо, то учуют по запаху все равно. – По запаху, наверное, так. Но звук выстрела тонет, глохнет, если ветер и дождь. Успокоение ненадолго. Все-таки это обнаружение. Но постреливать надо. – Ветер разносит. – Хороший эффект дадут черепа томских баскервиль на кольях забора.
Одиночник-медвежатник с сильной мотивацией – это только кандидат в русские einsatz-специалисты. Примерно так у Штирнера, Карлейля и Ницше. Василий Розанов – это тоже наш человек, от него исходило предчувствие на теорию опасности. И это правда. Поэтому его ненавидел какой-то типичный ненавистник Блок. Hate-interest.
Интереснее Страны внезапной, холодной географии ничего нет… Ужасы режима, ужасы интерпретации. Уже ходят по девять человек выслеживать. «Предугадать вспышку злобы у медведя очень трудно, так как не развита черепно-лицевая мускулатура. В каком настроении находится зверь, по внешнему виду понять почти невозможно. Если твой враг тебе ненавистен, подари ему ручного медвежонка». Я всегда смотрю с иронией на групповых охотников, большевизанцев и банды браконьеров «за Печорой». Слабо в одиночку? На отшлифованном бюджетном резюме.
Каргасокский ареал превращается в положительную «религию», и einsatz-специалист, берсеркер, лесной текстограф это видит – отборная einsatz-жизнь. Новое выстраивание отношений, новый ареал, новый баскервиль… Никто не хотел умирать. Мохнатая обжора бросается на костер.
…
Арктические границы с поваленными столбами и ржавой проволокой. Пляжная коррупция. И «наплевательское отношение картографов к своей работе». С другой стороны, русские экзистенц-герои несут дежурство в холодных водах, проламывают лед в два с половиной метра», – пишет In The Deathcar. – «Барк»… – пальнет из-подо льда. Machine Head и экзистенциальная милитаристическая пропаганда.
На Северном Урале, в сравнении с пустым побережьем Баренцева, – тесно, мрачно и опасно. В N-ском междуречье местность изрезана. Славянский курорт на мраморных каньонах. Крайне тревожная и опасная часть контр-вылазки. Проминая лыжами снег, уход, маневрирование между пропастями. Здесь абсолютно вся рок-атрибутика. Оккупировать участок на Хоза-Тумп и там жить. Подскальная база для Смита. Хорошее место для антипартизанских задач. Ты сам сошлешь себя на форпост. Кого-то в котле добить, собрать трофеи. Скалы, лес и мрачность. Борман из «Егерского приклада» точно знает что делать: «Ты из какого отряда?» – А он мне говорит: «Из какого еще отряда? Один я, сам по себе». Не ЮАР с Украиной. Не блудливая Калифорния. Наш Евпатий Коловрат и карлейлевский герой.
Нужно сказать, что раса испорчена и порочна. Не тот буферный замес, подставной коллайдер. Нет теории – нет и войны. А теории нет, потому что терминов нет. Против ценности, жемчужины «Европа» восстали все – самоназвание deutsch, «украинское» самоназвание... Не придумали термины, не те они. Все ли в порядке с «теоретической головой», – кто их применяет. К событиям в Европе не применимы. Никто не хочет плясать от Европы-архетипа.
Постулат рукопашной.
– Я же тебя уделаю, – говорит русский егерь.
– Ты? Меня?
– Да. Если будет позволено все.
В «Непрощенном» (1992) есть сцена-мысль. За секунды до бойни в баре:
– А кто будет первым? – спрашивает у главного персонажа «биограф».
– Не знаю. Зато точно знаю, кто будет последним, – отвечает Уильям. (Второстепенный персонаж убегает).
Окопы, люди в черных плащах. – Уиллард, рейнджер, Смерш-7. – Отлично, проходите, прошу. («Аэлита»). «Тумстоун», 1993. Пока Ринго крутит револьвером перед лицом Холлидэя, пытаясь спровоцировать на поединок, Уайэтт демонстрирует класс обращения с Томпсоном, – все время держит Ринго на прицеле, положив пулемет на колени под столом. Именно так и будут действовать герои реванш-столетия – холодно и достоверно, по гильзотеке и высоте морали.
Пулемет на коленях – это решение! Аналогично действует и Родион во время опасного выяснения-разговора «на трибунале». The Last Stand приехал из лесов. Куда им, обезьянкам. Книги «Военный экзистенциализм»… не читали. «Волчья кровь» (1995). Этот фильм, как и «К югу от рая, к западу от ада» (2000), «Путь оружия» (2000), – финальная сцена – считаю вершиной экзистенциального дикозапада. Уложить на коридоре – это линия ковбоя, лесная увертюра. Брутальные герои хранят верность, стреляют навскидку, вколачивают гвозди в погоны. Мифология героя-одиночки с ожесточенным сердцем (!) – это сугубо белый жанр.
В лесах Борману-Смиту комфортно. В лесном лыжном преследовании продукты набираются из расчета на трое суток. «Быстро разошлись, ударили, перегруппировались, вернулись». И все в единственном числе. Без куража мир неценен. Теория опасности – комфортно! Зарубиться на гризли. По дыму течение воздуха. Русская рулетка – револьверная ценность. Забетонированная репутация героя лингво-эпопеи – жизнь развернутым планом. Арийские вестерны. Рейнджер расскажет о красном фоне и об ощущениях движения и врага. Четко выкроился экзистенциал. Да вся твоя жизнь – цепь лингво-философских и лесных интервенций. Вдохновенные дебаты, – текстофон!.. История есть бес, поскольку поставляет плут-события, фальшегонное ничто. Валим лесную взбесившуюся особь со словами: «Минуточку, это недоразумение». Медведь может подойти и во время сна. Выход на контр-баскервиль-охоту – это военная операция. И плясать на подготовке от этого. Идет перемалывание, накачка текстом и лесом. Лесной остров-барьер экзистенциализма, где живет военный интеллекрат. Где-то еще маячат белые субмарины.
Когда есть Кураж, то можешь научиться драться, а вот если куража нет…
***
События, герои, место действия являются литературным вымыслом; также прошу не отождествлять героя произведения с автором.