На фотографии - Нонна и Виктор Артемьевы. Фотография сделана в 1945 году.
МАМА
Приезд мамы превзошел все ожидания. Мама сообщила, что прибывает в грузовом контейнере вместе с вещами и продуктами. Вещи вещами, но продукты! Помидоры приехали в валенках: они дозревали по дороге. Кроме даров нашего огорода, мама привезла арбузы и топленое масло. За маслом она ездила по деревням, покупала, перетапливала и переливала в длинные, круглые жестяные емкости. Такие емкости до войны были тарой для мороженого. Мороженщик закладывал в круглую формочку вафлю, на нее мороженое и закрывал второй вафлей. На вафлях были имена по заказу покупателей. Где мама взяла эту тару в таких количествах, осталось загадкой. Мама не любила заниматься хозяйством, считала это наказанием божьим, но чувство долга все перевесило.
Мы переехали из гостиницы в нашу квартиру осенью.
НОННА И ВИКТОР
Когда было еще тепло, в какое-то из воскресений к нам приехали Нонна и Виктор Артемьевы. Нонна была в красивой шляпе с большими полями, Виктор – в галстуке. Мама любила шляпы и похвалила Ноннину шляпу. И Виктор стал бурно смеяться. Оказывается, что когда они ехали к нам в трамвае, то стояли на передней площадке. Трамвай дернулся, въезжая на мост. Нонна в этот момент держалась за шляпу, а не за поручень, и поэтому упала: села прямо на пол. Пол в трамвае был скользкий, и она проехала на попе до задней площадки. Шляпа слетела. Виктор подобрал шляпу и бежал по вагону за скользящей Нонной.
Для Нонны я спрятала в квартире большой арбуз. Мы его съели глубокой осенью. Пока ели, замерзли, несмотря на то, что трапезу производили на двуспальной кровати под одеялом.
ВАГОНОВОЖАТЫЕ
По городу ходили только трамваи. Битком набитые, так как другого транспорта пока не было. В трамвае все молчали. Молча протискивались к выходу. Вагоновожатые, естественно, женщины средних лет. Один раз папе пришлось вместе с вагоновожатой освобождать мужчину, попавшего под трамвай. Дело в том, что при несчастном случае, опускалась передняя платформа, которая отодвигала человека от колес. Хорошо, что вагоновожатая успела нажать на рычаг платформы и спасти его. Но эта же платформа и прижала его к рельсам, и поднять платформу назад вагоновожатая уже не могла. Папа помог ей поднять платформу и освободить пострадавшего. Кроме помощи во время происшествия папа потом выступал свидетелем в суде. Он тогда сказал:
«Существуют женщины-красавицы для посещения театра, женщины для семьи, а вагоновожатые – это женщины для утешения».
МОИ ДРУЗЬЯ
Коммуналка Гали Маурат у Финляндского вокзала не пострадала, только прибавились занавески, делящие комнату на отсеки. Галина бабушка своим поморским говором сообщила мне:
«Дочь моя Фаина, Галина мама вышла замуж. Люди все потеряли во время войны, мы выиграли».
Всю войну они провели в маленьком городке на Белом море, родине бабушки. Там Фаина познакомилась с местным бухгалтером, он «немножечко хромал». Времени было предостаточно, чтобы все прошло как у людей. Демобилизованные и отпускники разъезжали по всей России. В рюкзаках гремели банки с американской тушенкой, которую называли «второй фронт». Не исключением была и семья Гали. Когда у них бывали гости, Галя за мной приходила, и мы рассматривали то жен, то невест военных. В то время все оставались ночевать в гостях. Мы с Галей на ночь укладывались в коридорчике на сундуке, шептались без помех. Снабжение в Ленинграде было неидеальным, хоть были карточки, все равно были очереди, чтобы «отовариться» получше. Мы жили в старом районе, дома были с большими лепными карнизами, которые периодически падали. Галина бабушка, как главная добытчица, стояла в очереди, и на них упал со стены дома такой карниз. Бабушка погибла как на войне. Никто не умел накрывать столы как она.
Ряды нашего класса тоже поредели. Осталось человек десять. Многие погибли от голода. Тамара Мартынова, моя конкурентка по спорту, погибла в партизанском отряде. Всем моим друзьям пришлось пойти в разные школы из-за школьного питания «ШП», его давали строго по месту проживания. В восемь часов открывалась школьная столовая, и можно было получить полный обед. Нас жалели, и все тарелки наполнялись до краев. Школа была далеко от нашего дома, и я с удовольствием после сорокаминутной пробежки поглощала весь обед. Не могу сказать, что новых учеников в школе принимали приветливо. Наша классная руководительница, педагог по литературе, Вера Петровна, построила всех новеньких и устроила допрос с комментариями. Девочка с живым осмысленным лицом сообщила, что прибыла из Иркутска.
«Вы там пелемени впрок заготавливали?»
Нарочно искажая слово «пельмени» произнесла Вера Петровна, намекая, что девочка находилась в безопасности, далеко от блокадного Ленинграда. Меня такой подход возмутил. Следующая была я. Вера Павловна спросила меня небрежно:
«А Вы?»
Я сделала минутную паузу. Стала по стойке смирно и поставленным голосом произнесла:
«Из города-героя Сталинграда!»
На этом Вера Петровна прекратила опрос.
Я впервые попала в женскую школу. Насмешливые взгляды мальчишек в общих школах смягчали отношения, а здесь было все жестко и многое скрывалось.
Учебников у меня не было, и мне сказали, чтобы я обратилась к Кларе, она была старостой класса. Мы договорились, что за учебниками я к ней приеду в воскресенье. Отец Клары был директором научно-исследовательского института. В здании института они и жили. Я приехала на трамвае. Остановка была около здания института. Я позвонила в дверь с табличкой «Директор института». Вышла Клара с двумя мешками:
«Ты мне поможешь?»
Около их двери уже стояло несколько мешков набитых травой. Мы вышли в поле и стали руками рвать уже кое-где пожелтевшую траву и складывать ее в мешки. Клара ничего не объясняла. Траву донесли до входа на чердак. Я думала, что там будет корова, но на нас выскочило несметное количество кроликов. Я испугалась, что они разбегутся по всему институту, но стоило Гале зашуршать травой, как они опять стремглав кинулись на чердак. Я думала, что кролики бывают только серые и белые, но эти оказались самых разных цветов – черные, рыжие, коричневые, в полоску и в горошек. Они свободно скакали между стропилами по всей площади чердака. В один миг, влезая друг на друга, они уничтожили всю принесенную нами траву.
Клара провела меня в свою комнату, дала учебники. Дверь была полуоткрыта. Мимо проскользнула женщина. Она держалась за стенку. Клара мягко сказала:
«Мама ляг, я сейчас подойду».
Я поторопилась уйти.
Вскоре со мной сама познакомилась еще одна блокадница – Кира Моторичева. Она в этой школе была новенькая. Ее отец был кадровым военным. Он погиб на фронте. Мать Киры была статной женщиной, платья, юбки на ней отлично сидели. Она стояла у зеркала и говорила:
«Губки подкрасим и пойдем».
И шла танцующей походкой. Кире и свекрови, которая приезжала из деревни с яичками и мукой, такое поведение не нравилось. Кира никаким хозяйством не занималась, у нее была одна цель:
«Я иду на золото!»
БЕЛЬЁ
Квартиру нашу отремонтировали, но многое было невозможно исправить. Вода стояла в подвалах и полуподвалах. Этаж под нами был полностью затоплен. Папа несколько раз связывался с семьей брата Лени, чтобы они приехали жить с нами. Их квартиру заняло Военное ведомство под общежитие. К зиме они приехали. Тетя Галя, ее мать, Янина Оттоновна и дочь восьми лет. Галя сразу устроилась на работу в Проектный институт – архивариусом. Она художественно штопала, поизносившееся белье было штопано-перештопано. Каждое утро она говорила:
«Вот упаду я по дороге в обморок, станут меня раздевать и удивятся: архивариус и такое белье!»
В Ленинграде нового белья было не достать. Поэтому при первой командировке в Прибалтику папа купил себе новое. Старое он завернул в газету, перевязал бечевкой и запихнул в мусорную корзину в свое номере. Из Риги он переехал в Вильнюс, и в гостинице ему вместе с ключом вручили знакомый ему сверток. И так по всей Прибалтике. В результате белье прибыло обратно в Ригу. Перед отъездом в Ленинград в шесть утра папа выкинул сверток в окно на главную площадь города.
С приездом родственников связи с миром стали устанавливаться. Галя старалась охватить всех белорусов живших в Ленинграде. Сережа Борисевич устроил ее на работу в свой институт, где был главным инженером. Она очень гордилась своей должностью.
Главным предметом обсуждения в институте был Санкович. Немолодой коренастый мужчина, он и в молодости не был красавцем. Во время блокады он женился на молодой девушке. Она была сиротой, ни тещи, ни тестя. У Санковичей родилась доченька, очень маленькая. Санкович для доченьки купил корову, не целиком, а с кем-то на паях. Как выражалась Галя:
«Купил два соска».
Корова жила с хозяином за городом, в хлеву, а Санкович ездил туда за молоком.
(продолжение следует)