Директор преисподней

               




                Из серии «Росомахи идут по следу»
               




           ДИРЕКТОР ПРЕИСПОДНЕЙ


      


            17 сентября 

           Георгий Бандура небрежно отпустил кнопку, но, к его удивлению,  школьный звонок продолжал истерично визжать. Лишь через мгновение охранник сообразил, что продолжением сигнала об окончании урока является истошный крик, доносящийся из приёмной директора. Кричала секретарша, которая с полминуты назад, виляя крутыми бёдрами, прошла на своё рабочее место мимо поста охраны. Бандура резко вскочил со стула и метнулся в приёмную, но добежать на помощь женщине он не успел. Елизавета Тарасовна, широко распахнув дверь, сама выскочила ему на встречу.
          - Жора! – женщину всю трясло, она была белой, словно лист бумаги. – Жорочка, миленький, Надежда Семёновна… она… её… её  убили, - еле выдавила секретарша. 
          - Как убили? – Бандура округлил глаза, остановился, весь сжался и беспомощно развёл руками. – Что вы такое говорите? Кто убил?
          - Да откуда я знаю, - зарыдала Коваленко, - ты же тут сидел. Я уходила на обед, она была жива.
          - Так я… это… Никого посторонних не было… - растерялся охранник.
          - А кто в моё отсутствие заходил к ней в кабинет? – женщина кивнула на распахнутую дверь.
          - Сейчас, Елизавета Тарасовна, сейчас, - Жора наморщил лоб, от неожиданности он никак не мог вспомнить, кто заходил в приёмную, и вдруг хлопнув себя ладонью по лбу, вскрикнул: - Так Алексей Фёдорович же заходил.
         - Смирных? – удивилась секретарь.
         - Так точно! Смирных, - подтвердил Георгий. - Больше никого не было. Клянусь, Елизавета Тарасовна, посторонних никого не было. 
         - Зачем он заходил к ней? – всхлипывая, спросила Елизавета Тарасовна. – Что он там делал?
         - Да кто ж мне докладывает, Елизаветарасовна? Он зашёл и тут же вышел, минуты не прошло…
         - А ты что-нибудь слышал?
         - Ничего не слышал, - замотал головой охранник.
         - Где он сейчас? – у Коваленко подкашивались ноги, она опёрлась о плечо охранника.
         - Кто? – удивлённо спросил Бандура.
         - Господи, боже мой! – секретарша закатила глаза. – Ну, Смирных этот, кто же ещё.
         - Они с этим… как его… - заикаясь, пытался вспомнить фамилию охранник, - ну, с завучем нашим…
         - С Богатырёвым, что ли? – почти шёпотом уточнила секретарь.
         - Да-да, с Максимом Сергеевичем, - закивал Бандура, - вместе куда-то уехали. Попрощались. Сказали, что сегодня их уже не будет. 
         - Сволочь! Это он её убил. Больше некому. Ну, чего стоишь? – опомнилась Елизавета Тарасовна и, скривившись, отстранилась от Бандуры. – Срочно звони в милицию.


 
      4 марта

     Десятиклассницы Катя Качалина и Наташа Зорина готовились к групповому самоубийству самым тщательным образом. Катя предложила уйти из жизни в аккурат на праздник  8 Марта, однако подруга решительно не согласилась.
        - Нет, - возразила Наташа, - ты же понимаешь, мы испортим праздник всем, включая и наших родителей.
        - Ну и что? – ухмыльнулась Качалина. – Зато все будут долго помнить, когда нас не стало.
        - Катенька, ты не права, - старалась переубедить Зорина. – Наши родители здесь ни причем. Мы сами во всем виноваты и должны это сделать не на праздник. Мама пригласила гостей, приедут мой дядя с тетей, двоюродная сестра, бабушка. А тут такое творится… Нет, давай немного попозже.
        - Может, ты вообще передумала? Струсила? – презрительно сощурилась Катя. – Так прямо и скажи. Я сама это сделаю, подруга…
        - Ну, зачем ты так, Катюша? – обиделась Наташа. – Я же сказала тебе, уйдем вместе, и я своего решения не отменю.
        - Хорошо, - согласилась Качалина, - тогда сама предлагай день. Когда ты хочешь?
          Зорина задумалась.
        - Слушай, а давай на мой день рождения. Двадцать восьмого марта, - неожиданно предложила Наталья.
        - Странная ты, Наташка, - нахмурилась Катя. – То не хочешь праздник портить родителям, то на свой день рождения собралась помирать. Нет, на твой день рождения я не хочу. Потом только и будет разговоров о тебе. Мол, надо же, как раз в день рождения руки на себя наложила. Так несправедливо.
        - Завидуешь, что ли? – пошутила Наталья. – Катька, вот ты дурочка. Ну какая тебе разница, кто и что будет говорить после нашей смерти? Нас-то уже не будет. И мы ничего не услышим.
        - Не скажи, Наташа, - Качалина цокнула языком и передразнила подружку:  – «Какая разница…»
        - В смысле? – Зорина удивленно подняла брови. – Для тебя это имеет значение?
        - Откуда ты знаешь, что мы ничего не услышим и не увидим?
        - Ну, так мы же умрем…- удивлённо произнесла Наташа.
        - Все так думают. А я где-то читала, что после смерти душа человека поднимается в небо и оттуда наблюдает за похоронами собственного тела, а потом еще сорок дней живет в своем доме, все видит и слышит.
        - Фигня это все на постном масле! – махнула рукой Зорина. – Смерть – это как сон. Только, когда человек засыпает, он знает, что завтра проснётся, а мы уснем навечно.
        - Но, ведь когда человек спит, ему снятся сны, - возразила Качалина. – А откуда ты знаешь, какие сны снятся умершим людям?
        - Когда у нас каникулы начинаются? – вместо ответа спросила Зорина.
        - По-моему с двадцать третьего марта. Сейчас посмотрю, - Катя вынула из сумочки крошечный календарик. – Точно, двадцать третье – пятница. Это и будет последний день занятий.
        - Вот я и предлагаю, вечером двадцать третьего марта, после школы.  Идёт? – Спросила Наташа.
        - Идёт, - согласилась Качалина.
          Немного подумав, Наталья спросила:
        - Кать, а в последний день расслабимся?
        - Не знаю, как настроение будет.
        - А я бы хотела, - Наталья мечтательно закатила глаза.
        - А сейчас не хочешь? – улыбнулась Качалина и придвинулась к подружке.
        - Хочу, - прошептала Зорина. – Очень хочу…
           Катя Качалина обняла подругу и поцеловала ее в губы…




          Сентябрь

         Лейтенант милиции Мария Ханова оправилась от ранения очень быстро. Собственно говоря, на службу Мария вышла уже в звании старшего лейтенанта. Ее подруга и коллега по работе оперативник Анна Соматина тоже получила новые корочки сотрудника московского уголовного розыска, где в графе «звание» появилась новая  запись – капитан.
       Внеочередные звания обеим сотрудницам женского спецотделения  «R» были присвоены за участие в задержании вооруженного преступника.
       К счастью, ранение Хановой оказалось не тяжёлым. Несмотря на это, мама, Наталья Андреевна, стала более энергично требовать от дочери, чтобы та уволилась из милиции.
        - Ты помнишь, как я тебе говорила, что ты испортишь там свою фигуру? – подбоченившись спрашивала Наталья Андреевна. – А тебе все хиханьки-хаханьки были. И что? Убедилась? Снова пойдешь уголовников ловить?
         - Мать, - возмущался отец, - ну что ты опять со своей фигурой пристала. Девочку чуть не убили, а она все за фигуру переживает…
         - Конечно, переживаю! Ты видел этот ужасный шрам после операции?
         - Что теперь изменишь? Слава богу, жива осталась.
         - Странный ты человек, отец, - Наталья Андреевна переключилась на мужа. – Другой бы уже давно взял бы и запретил дочери заниматься всякой фигней…
         - Ей же не пятнадцать лет, чтобы я командовал ею. Она взрослый человек. Я могу, впрочем, как и ты, только порекомендовать, а уж выбор за ней. Как я ей запрещу?
         - Все это отговорки, - настаивала жена. – Ты - отец, и она должна прислушиваться к твоему мнению…
         - А если она завтра замуж выйдет, кто ей будет потом приказывать? – ухмыльнулся отец.
         - Рано ей замуж! – отрезала мать.
         - Мамочка, что ты такое говоришь? – рассмеялась Мария. – Мне, между прочим, уже 23 года.
         - Ну и что? – не унималась Наталья Андреевна. – Разве это возраст?
         - А сама ты во сколько лет замуж вышла? – Мария подошла к матери и, обняв ее, поцеловала.
         - У меня, дорогая, все было иначе. Мне не у кого было спрашивать совета.
         - Милая моя, - улыбнулся отец, - ну что ты сочиняешь? Твои родители тоже отговаривали тебя от замужества. И что? Ты их послушалась?
         Наталья Андреевна свысока взглянула на мужа и выпалила:
         - Лучше бы послушалась!
         - Даже так? – удивился отец и рассмеялся.
         - Погодите, товарищи родители! – громко сказала Мария. – Я что-то не пойму: вы решили выдать меня замуж? И кого же вы мне подобрали, если не секрет?
         - Не ёрничай, - строго оборвала мать. – Речь идет о твоей дурацкой работе, а не о замужестве. Я настаиваю и требую, чтобы ты уволилась. И чем быстрее, тем лучше.
         - Мамочка, миленькая, мы уже сто раз говорили на эту тему. Давай больше к ней не возвращаться. Никуда я не уйду. Тем более, сейчас…
         - Что значит, «тем более»? – удивилась Наталья Андреевна.
         - Потому что, если я сейчас подам рапорт об увольнении, все подумают, что я струсила…
         - Да пусть что хотят, думают. Какая тебе разница? Это хорошо, что ты так легко отделалась, а если… Ой, господи, даже не хочу говорить, - Наталья Андреевна упала в кресло и неожиданно расплакалась.
        - Мать, ну прекрати! – муж подошел и погладил ее по голове. – Я не могу смотреть, когда ты плачешь.
        - Уговори ты ее, прошу тебя, - всхлипнула жена. – У нее отличное образование, умная девочка… Для чего ты отправлял её учиться в Париж? Она в совершенстве говорит по-французски. Твоя дочь может сделать прекрасную карьеру.
        - Мама, о карьере не беспокойся, - улыбнулась дочь. – Мне, между прочим, уже старшего лейтенанта присвоили.
        - Да хоть генерала. Всё равно это милиция…
        - Мамуля…
        - Ох, Машка, и как тебя угораздило пойти в эту милицию. Ты что, всю жизнь там собираешься работать? Ты хоть понимаешь, что не женское это дело - бандитов ловить.
        - Мама, все будет хорошо, - пыталась успокоить дочь. – Не волнуйся ты так. Моё ранение – просто нелепая случайность.
        - Нелепая случайность – твоё поступление на эту ужасную работу. Вот родишь своего ребенка, я посмотрю, будешь ты волноваться или нет, - мама вытерла слезы и, грозно взглянув на мужа, добавила: - Демагоги. Ну вас… - она удалилась на кухню.
        - Дочь, может действительно тебе лучше уволиться? – робко спросил отец. – Ты же у нас одна. Переживаем мы за тебя…
        - Нет, папа, - твердо ответила дочь, - я люблю свою работу. Для меня это, прежде всего, дело чести!
        - Ладно, Бог с тобой, - отец махнул рукой и тяжело вздохнул. – Чему быть, того не миновать. Но ты всё же поаккуратней там. Хорошо? Не лезь на рожон. - Ханов подошёл к дочери и обнял её.



               
                *  *  *

      
          Начальник спецотделения «R» подполковник Александра Юрьевна Истринская  назначила совещание на 19:00. Старший оперативник майор Рогожкина задерживалась, потому решили начать пока без неё.
        - Итак, товарищи офицеры, - обратилась она к Соматиной и Хановой, - что удалось выяснить? Анна, тебе первой слово. Давай всё по порядку, детально, по минутам. Кстати, Смирных не нашёлся?
        - Нет, как в воду канул, - ответила Соматина. - Мобильником он принципиально не пользовался, у друзей и родственников не появлялся.
        - А что говорит Богатырёв? – спросила Истринская. – Где и когда они с ним расстались? 
        - Они вместе доехали до станции метро «Охотный ряд», - продолжила Соматина. - Смирных заявил, что у него какая-то важная встреча, и они расстались. Богатырёв утверждает, что ничего подозрительного в поведении коллеги не заметил. Единственное, по дороге тот сказал Максиму Сергеевичу, что, наверное, скоро уволится из школы.
        - В чём причина, выяснили? – спросила Александра Юрьевна.
        - У них с директором давний конфликт, но подробностей никто не знает. Панина ещё в прошлом году предлагала ему написать заявление по собственному желанию, но тот отказался. Так и заявил: не устраиваю, увольняйте. Правда, секретарша Елизавета Тарасовна Коваленко утверждает, что их конфликт возник на идеологической почве. Дескать, Смирных осуждал перестройку, жалел о распаде СССР и всячески защищал советские порядки. Хотя, старшеклассники показывают иное - учитель истории никогда открыто не осуждал нынешнюю власть и не идеализировал советское прошлое. У меня сложилось впечатление, что Елизавета Тарасовна что-то знает, но не договаривает. У них это принято – не выносить сор из избы.
       - Между прочим, мы не правильно понимаем и применяем эту поговорку, - улыбнулась Истринская. – Как можно не выносить сор из избы? Дом, наоборот, нужно содержать в чистоте. Даже в старину не всё в печи можно было сжечь. Так вот наши предки употребляли слово не «сор», а «ссор». А мы уже осовременили мудрость, и на каждом углу слышишь: не выноси сор из избы. 
       - Буду иметь в виду, Александра Юрьевна, - улыбнулась Соматина. 
       - Но это так, к слову. Анна, - Истринская вынула из пачки сигарету, но закурить не торопилась. – Давай ещё раз и с самого начала. Кто последний видел Панину живой? Разумеется, кроме убийцы, - поправилась она.
       - Секретарь, - ответила Соматина. – Она, перед тем как уйти на обед, заходила к директору. Надежда Семёновна разговаривала по мобильному телефону и жестом показала ей, что занята.
       - А что она хотела? Зачем входила в кабинет? – поинтересовалась Истринская.
       - Просто доложить, что уходит в столовую, - ответила Соматина. 
       - Что дальше?
       - Из показаний охранника и завуча Богатырёва, выяснилось, что через пару минут после ухода секретарши, в кабинет директора заходил учитель истории Смирных, но пробыл там не более минуты.
       - А где в это время находился Богатырев? – спросила Истринская.
       - Он остался ожидать коллегу у поста охраны. Покинув кабинет директора, Смирных и Богатырёв вместе вышли на улицу.
       - Зачем он заходил к директору? – спросила Истринская. – Наверняка, завучу он сказал…
       - Богатырёв утверждает, что Алексей Фёдорович на эту тему не говорил, а сам завуч не решился спросить. Говорит, постеснялся. 
       - Что у них было в руках?
       - Смирных вышел с портфелем, а у Богатырёва был полиэтиленовый пакет с книгами. Мы с Марией, - Соматина кивнула на Ханову, - просмотрели все видеоматериалы. Всё сходится.
       - А у них и внутри помещения видеокамера? – удивилась Истринская.
       - Да, но охват небольшой. Виден вход в приёмную и часть вестибюля.
       - А зачем они камеру установили в помещении? – удивилась Истринская.
       - Охранник пояснил, что у них участились кражи личных вещей учащихся. Вот камеру и направили так, чтобы виден был вход в гардероб, а заодно и часть коридора перед кабинетом директора.
        - И что дальше? Продолжай.
        - Через четырнадцать минут после ухода Смирных вернулась Коваленко и обнаружила Панину мёртвой.
       - На видеокассете больше никого нет? – спросила Александра Юрьевна.
       - Никого, - подтвердила Соматина.
       - Выходит, Панину застрелил Смирных? – подытожила Истринская.
       - Выходит так. Но выстрела никто не слышал.
       - То есть, надо понимать, пистолет был с глушителем?
       - Скорее всего, - кивнула Анна, - поскольку расстояние от кабинета до поста охраны не более тридцати метров.  Кроме того, секретарша, уходя, оставила дверь в приёмную открытой.
       - Странно всё это, - ухмыльнулась начальник. – Ведь Смирных знал, что попадёт в кадр. Почему же он так открыто вошёл в кабинет и убил директора?
       - Может, надеется, что мы его не найдём? – вставила Ханова. – Не случайно же он исчез.
       - Всё равно странно, - вздохнула Александра Юрьевна и закурила. – Как-то не вяжется: учитель истории, образованный, интеллигентный человек среди бела дня, под прицелом видеокамеры заходит в кабинет и убивает директора школы. Что должно было произойти, чтобы он пошёл на такое преступление?
         На столе запиликал телефон.
       - Подполковник  Истринская… - она внимательно выслушала доклад Рогожкиной, затем положила трубку и объявила: - Смирных нашёлся. В морге, два ножевых ранения. Родственники уже опознали. Портфеля при нём не обнаружено. Кстати, выяснили, с кем говорила по телефону Панина перед гибелью?
        - Номер зарегистрирован на некую Монину Оксану Михайловну. С этого телефона после разговора с Паниной позвонили учителю химии Гулевину. Затем на этот номер звонила секретарь Коваленко Елизавета Тарасовна. И всё. После этого телефон был выключен, и больше с этого номера не разговаривали.
        - Нашли хозяйку телефона? – спросила Истринская.
        - Пока нет, - ответила Ханова. – Я занимаюсь этим вопросом, Александра Юрьевна. Квартиру, в которой Монина проживала, когда покупала телефонный номер, она продала три года назад. Новое место жительства устанавливаем.
        - Найдите её из-под земли, - приказала Истринская. – Может быть, она что-то прояснит. Что-то здесь не так. Ещё раз более внимательно изучите видеоматериалы.


         2004 г.

         Игорь Михайлович Гулевин, учитель химии познакомился с сыном Елизаветы Тарасовны Коваленко на её дне рождения. Сказать точнее, не познакомился, а подружился, поскольку знал Ивана давно, но раньше тот был для него просто ребёнком. И вдруг на дне рождения у школьного секретаря Гулевин увидел вместо Ванюшки взрослого мужчину двадцати семи лет, без пяти минут кандидата медицинских наук. Несмотря на разницу в возрасте, – Гулевин был старше Ивана на семь лет – они стали закадычными друзьями. И тот, и другой были холостяками. Примерно через месяц после сближения на одной из вечеринок они познакомились с сёстрами Мониными. Иван Коваленко стал встречаться с Оксаной, Гулевин – со старшей сестрой Ириной. Игорь Михайлович через полгода женился на Ирине и забрал её к себе. Сёстры Монины, решив заняться бизнесом, продали трёхкомнатную квартиру на Кутузовском проспекте, перешедшей им в наследство от родителей, купили взамен «двушку» подальше от центра, а на оставшиеся деньги открыли небольшой салон красоты. Иван помог им укомплектовать штат фирмы серьёзными кадрами. Бизнес процветал, Коваленко готовился к защите диссертации и потому со свадьбой не торопился. Так и говорил:
        - Ксюша, вот как стану доктором наук, так и поженимся.
        - Я уже к тому времени состарюсь, - смеялась Оксана, но тоже на ЗАГСе не настаивала. Иван практически жил у неё, и такие отношения устраивали обоих. Но одно обстоятельство всё чаще и чаще омрачало их быт - в последнее время Иван Коваленко стал заглядывать в рюмку, защита диссертации оказалась под вопросом. 
    
       Однажды Гулевин затеял с Иваном необычный разговор о том, что они оба фактически живут за счёт своих женщин.
         - Каждому овощу – своё время, - отшучивался Иван, - погоди, мы ещё себя проявим.
         - Мне уже почти тридцать пять лет, Ваня, - досадливо рассуждал Гулевин, - а  у меня ничего нет. С учительской зарплатой далеко не уедешь. Хочется подзаработать…
         - Брось школу, - советовал приятель, - займись частной практикой. Готовь абитуриентов. Это гораздо выгоднее, чем учить в школе оболтусов.
         - Ты думаешь, это принесёт хороший доход? – усмехнулся Гулевин.
         - Во всяком случае, мои знакомые довольны. Тоже когда-то преподавали в школе, сейчас у них солидная клиентура. Одна моя сокурсница вообще получает у какого-то «нового русского» две тысячи баксов в месяц. Третий год уже готовит дочь к вступительным экзаменам в мединститут. 
         - Нет, Иван, всё это ерунда, - махнул рукой Гулевин. 
         - Две тысячи зелёных ерунда? – удивился Коваленко.
         - Да, - кивнул Игорь. – У меня есть предложение посерьёзнее.
         - Даже так? А ну поделись, - Иван внимательно посмотрел на товарища.
         - Только сразу предупреждаю, не надо мне читать мораль, если вдруг моё предложение не понравится.
         - Ты что меня за святошу принимаешь, что ли? – рассмеялся Коваленко. – Давай выкладывай, что там у тебя? 
         - Иван, я почти десять лет работал над одним препаратом… 
         - О! Узнаю химика, - воскликнул Коваленко. – Вы вечно что-то химичите. И что за препарат?
         - Хочешь попробовать? – сощурился Игорь Михайлович.
         - Ты хоть расскажи сначала, что за штуковина, и с чем её едят?
         - Вот! – Гулевин протянул небольшую упаковку, на которой было крупными синими буквами написано «Нимз-Агро», а чуть ниже мелкими буквами – пищевая добавка.
         - Интересно, - Иван покрутил коробку с пилюлями, - а кто же упаковку изготовил?
         - Всё я сам сделал…
         - И для чего эта «агро»?
         - А ты прочитай наоборот, - улыбаясь, предложил Гулевин.
         - Ор-газ-мин! – по слогам произнёс Коваленко и повторил: - Оргазмин. Хм. Любопытно. Это что ещё за штуковина?
         - Не догадываешься?
         - Название любопытное. Оргазмин. От слова «оргазм», что ли?
         - Ну а от чего ещё? – рассмеялся Игорь Михайлович.
         - Ничего себе, - Иван выпятил нижнюю губу, что-то соображая, и вдруг спросил: - Так это что? Наркотик?
         - Не совсем так. Это гораздо круче. Понимаешь, долго рассказывать, но действует фантастически.
         - Каким образом? – удивился ещё больше Иван.
         - Стопроцентный оргазм! – Гулевин ударил кулаком в раскрытую ладонь. – Независимо от возраста и пола. Я шёл к этому десять лет, Ваня. Ты хоть понимаешь что это такое?
         - В смысле? – вздёрнул брови Коваленко.
         - Это деньги, Иван! И не просто деньги. Это громадные деньги. Если мы наладим производство этих пилюль, с умом организуем сбыт, мы через пять лет станем миллионерами. Если не раньше…
         - Но ведь это же опасно, - почти шёпотом произнёс Коваленко, - за такое можно и в тюрьму угодить.
         - Чего тут опасного? Я же не кокаин с героином предлагаю продавать, а безобидную пищевую добавку. Я уже всё продумал. Мы замаскируем препарат. Назовём его, допустим, «Цветочный аромат» или, к примеру, «Лесные витамины», это не важно. Не в названии дело. А когда наладим производство, под видом пищевой добавки будем изготавливать «Оргазмин». Разумеется, название будет иным. Просто упаковки с «Оргазмином» будем хранить отдельно. Я уже провёл ряд экспериментов. Человек, испытавший на себе действие препарата хотя бы пару раз, уже не отказывается от него. Самим заниматься реализацией нам не нужно. Для этого найдётся не мало помощников.
        - И где ты собираешься их искать? – недоумённо спросил Коваленко.
        - Наивный ты, брат, - усмехнулся Гулевин. – Спроси у своей матери, сколько у неё в школе учеников.
        - Так ты хочешь через учеников их продавать?
        - А через кого ещё? Организуем дилерскую сеть по всем правилам конспирации и – вперёд.
        - Ты думаешь, малолетки будут это покупать? – усомнился приятель.
        - Не думаю, я уверен в этом. Хочешь убедиться?
        - Как?
        - На таблетку! Вечером раствори её в чае или кофе, дай своей Оксане, посмотришь, что произойдёт.
        - Это не опасно? – настороженно спросил Иван. – Что здесь за состав?
        - Попробуй, я потом тебе всё покажу. «Виагра» отдыхает. Впрочем, это совсем другое. С «Виагрой» и нечего сравнивать. Понимаешь, я использовал психоделики плюс немного кокаина. Всё дело в дозировке и процентном отношении. 
        - А мне можно попробовать?
        - Попробуй, - улыбнулся Гулевин, не пожалеешь.
        - Ну и дела. Надо подумать, - заключил Иван. – Необычное это дело.
        - Ваня, - приятель похлопал его по плечу, - мы будем дарить людям радость и удовольствие.
        - Но при этом мы будем разрушать их души, - ухмыльнувшись, резонно заметил Иван.
        - Знаешь, Ваня, мы насильно никого заставлять не будем. Понравится, пусть употребляет, а кто не захочет, тот пусть стоит в стороне. Это как сигареты. Кто хочет, курит, кто не хочет, пусть водку пьёт, - наигранно расхохотался Игорь Михайлович.
        - В любом случае, это скажется на здоровье. Это я тебе как врач говорю.
        - Спорный вопрос. Во всяком случае, не больше, чем сигаретный дым, - возразил Гулевин.
        - Чтобы такое утверждать, нужно длительное время проводить всякие испытания…
        - Я давно занимаюсь исследованиями. Главное, это то, что употребление моего изобретения может быть прекращено без проявлений абстиненции. А вообще, я тебе, как врачу скажу, учёные пришли к выводу, что именно психоделические растения участвовали в развитии человеческих свойств психики у древнейших антропоидных обезьян – гоминидов. Откуда, ты думаешь, появилось воображение? А?
         - Ну, ты даёшь, - усмехнулся Иван, - в какие дебри полез. Настоящий химик.
         - Ты знаешь, что психоделики есть даже в мускатном орехе, в кожуре банана. Это природа, Ваня. А с ней не поспоришь.
         - Ты к чему это клонишь? – удивился Коваленко.
         - А к тому, что стимуляторы у нас продаются легально, и никого это не волнует. Ты же врач и должен знать, что табак относится к стимуляторам. А свойства никотина весьма и весьма сомнительны. Даже после нескольких дней курильщик-новичок попадает в серьёзную зависимость. И зависимость эта по динамике привыкания не уступает опийной.
          - Не пойму, ничего, - сказал Иван. – Ты…
          - Погоди, не перебивай, сейчас поймёшь. Алкоголь – это что? У древних он не вызывал опасений. Но во что он превратился после того, как человек изобрёл методы его дистилляции? Повышение крепости спиртных напитков оказалась губительной для людей.
           - Ты можешь как-то кратко изложить? – нахмурился Иван. – Без этих лекций. Я пойму и без подробностей.    
           - Если кратко, то я предлагаю производить нормальный психоделический или галлюциногенный препарат. Ещё наши предки умели с умом пользоваться силой трав и всяких грибов.
           - Но это же с умом, - ухмыльнулся Иван.
           - Так и я предлагаю не глупить. Короче, не заморачивайся, доктор. Говорю тебе, это не опасно. Всё в пределах нормы. Давай рубанём «капусту», и свернём это дело. Главное - заработать первоначальный капитал. А потом наладим какой-нибудь легальный бизнес. Я бы и сейчас что-нибудь придумал, но где взять денег на раскрутку? У наших тёлок хоть хата была на Кутузовском проспекте. А что есть у нас с тобой? Если честно, я не могу больше так жить. По большому счёту, мы с тобой альфонсы. Живём за счёт женщин. Не знаю как тебя, но меня это не устраивает. Так что подумай, дружище. Хватит сиднем сидеть. Нужно что-то предпринимать. 


                * * *
      
          Вечером того же дня Иван по совету друга испытал «пищевую добавку» на Оксане. Как обычно они вместе попили чаю, Иван, помимо безобидного напитка, пропустил пару стопок коньяка, и они уселись на кухне смотреть телевизор. Прошло, наверное, минут тридцать, никакой реакции со стороны сожительницы. Коваленко даже подумал, что товарищ просто разыграл его и решил посмеяться. Иван недоумевал. «Зачем ему понадобился этот спектакль, - недовольно бурчал он про себя. – Оргазмы, деньги, пищевые добавки. Вроде, взрослый мужик, а несёт какую-то чушь. Завтра я ему устрою розыгрыш. Прохиндей…»
        - Иван, - неожиданно встала Оксана. – Ты мне нужен. Пойдём со мной, - предложила она.
        - Куда? – испугался Коваленко, увидев широко раскрытые глаза Оксаны. – Что случилось, дорогая?
        - Ничего, - улыбнувшись, ответила она. – Пошли в спальню.
        - Зачем?
        - Ты мне нужен, как мужчина, - леденящим голосом вдруг процедила Оксана.
     «Ни фига себе, таблеточка, - мысленно произнёс Иван, - она же, как зомби.»
     - Пойдём, дорогая, - согласился Иван.
      Оксана неожиданно стала срывать с себя одежду  прямо на кухне.
        - Раздевайся! – приказала она Ивану. – Немедленно.
        - Может всё-таки в спальню? – робко предложил Иван.
        - Нет! – закричала Оксана. – Я хочу здесь, раздевайся…
       Иван повиновался, но не успел раздеться, как Оксана упала на диван и глубоко задышала.
        - Иди же ко мне, - рычала она. -  Скорее, иди!

                * * *      
 
          На следующий день Гулевин выслушал от друга комплименты.
       - Ну, Игорь Михайлович, ты просто гений. Ксюха моя, как айсберг, пока её разогреешь, сам семь раз растаешь. А вчера как тигрица набросилась на меня. Я даже сначала испугался.
       - А я тебе что говорил, - довольно улыбался приятель. – То ли ещё будет.
       - Ты знаешь, Игорь, только меня насторожило, что она сегодня с утра такая была вялая и бледная.
       - Ты же врач, Ваня, - усмехнулся Гулевин, - а какой она должны быть? Это, как не крути, своего рода стимулирование переживаний человека, встряска для души. Поэтому я тебя и предупредил, что им нельзя злоупотреблять. Молодёжь тащится. Здесь в чём смысл? Партнёр не обязателен, всё равно кайф поймаешь. Я занимался с одной девчонкой, в смысле, готовил к экзаменам, - заметив удивление на лице товарища, пояснил Гулевин. -  Родителей дома не было, ну я и подсунул  ей в чай «колёсико». Сидим, занимаемся, как ни в чём не бывало. Через полчаса девочка вся покраснела, глубоко задышала, встаёт и молча уходит…
       - К тебе не приставала? – хихикнул Иван.
       - Нет, конечно. Постеснялась. Она просто закрылась в ванной и не выходила оттуда минут двадцать. Но я-то всё слышал, что она там вытворяла.
       - И что потом?
       - Ничего, вышла из ванной проводила меня. Правда, глаза прятала. Видимо, поняла, что я всё слышал.
       - А потом что? – не унимался Коваленко.
       - А потом я через одного старшеклассника ещё раз ей заслал «Оргазмин». И эта скромница-отличница в первый же вечер стала его любовницей. Парень был на седьмом небе.
       - Что за старшеклассник? – спросил Коваленко.
       - Не из нашей школы, - ответил Гулевин. – Это первый мой, так называемый, дилер.
       - Так ты уже продаёшь это снадобье? – удивился Иван. – Как давно? Много заработал?
       - Недавно попробовал.
       - Почём толкаешь? – поинтересовался Иван.
       - Парнишка берёт у меня одну таблетку по пятнадцать баксов. Толкает - баксов по тридцать. Один мужик в ночном клубе купил у него сразу десять таблеток по полтиннику. Ну, естественно, перед этим как-то брал у него одну таблетку. Понравилось.
       - А какова себестоимость одного «колеса»?
       - Пока порядка пяти долларов. Но, если наладим крупное производство, можно снизить до трёх.
       - Что туда входит? – спросил Иван.
       - Формула сложная, - ответил Гулевин, - там и псилоцибин, мескалин, и другие психоделики, но, кроме них, обязательно нужен кокаин. Его там, правда, мизер, но без него эффект гораздо слабее.
       - А где ты его берёшь? – удивился Коваленко.
       - Знакомый парень и поставляет, он уже несколько лет этим промышляет, - ответил Гулевин. 
       - Дело выгодное, - заключил Иван, - но опасное это занятие. Милиция рано или поздно накроет.
       - Я всё продумал, Ваня, не волнуйся. К нам не подкопаешься. Мы же сами не будем торговать.
       - А дилеры твои? – усмехнулся Коваленко. – Возьмут за жабры, на тебя и покажут.
       - Не покажут, - уверенно произнёс Гулевин. – Нужно уметь подбирать людей.
       - Как их подберёшь? – усомнился Иван. – В душу не заглянешь?
       - Будем готовить кадры. Я придумал. Создадим тайное общество. Будем брать клятву с членов организации. В общем, если согласен, давай действовать. Мы на этом нарк… в смысле, на этом препарате заработаем кучу денег. Надоела эта нищета. Я хочу жить в роскоши. Хочу иметь хорошую машину, квартиру в центре Москвы. Хочу сколотить состояние, чтобы ни от кого не зависеть. Надоело мне всё, Иван. Ты как?
       - Можно попробовать, - неуверенно произнёс Коваленко, - но, если только без последствий.
       - Какие последствия, - Гулевин вошёл в раж. - Снимем квартиру на чужое имя, там будем изготавливать препарат, продавать будем не из рук в руки, а через тайник. Деньги дилер мне кладёт в почтовый ящик. Так что поймать нас за руку практически невозможно. Я уже переговорил со своим помощником, он согласен. У него есть товарищ, с которым они приторговывают кокаином. Иными словами, уже есть через кого сбывать товар.
      - А я что буду делать? – спросил Иван.
      - Как что? Заниматься производством. Я тебе всё покажу, там ничего сложного нет. Не могу же я целыми днями сидеть в квартире. Я буду ходить на работу в школу, в выходной буду подменять тебя. Дело в том, что процесс изготовления одной дозы слишком долгий. А для большого количества нужны большие площади. Но со временем мы и это продумаем. Сейчас за день можно изготовить до сорока таблеток. Посчитай: это примерно шестьсот баксов в день. Минус затраты, остаётся четыреста. В месяц около двенадцати тысяч. Полторы-две тысячи за квартиру. По пятёрке зелени остаётся на человека. Где ты такие бабки заработаешь?
      - Нигде, - согласился Иван. Глаза от услышанного разгорелись. Он уже мысленно представлял, как Оксане на собственные деньги купит дорогие духи и какое-нибудь дорогущее золотое кольцо с кулоном и серёжками.
      - В общем, готовься, Иван, скоро работы будет невпроворот.



    


      Сентябрь

    
        Оперативное сопровождение убийства директора московской школы поручили экспериментальному отделению «R», которое ещё в начале 2007 года было создано секретным распоряжением Министра Внутренних дел России.  Отделение вошло в состав Особой оперативно-розыскной части
при Управлении уголовного розыска ГУВД города Москвы. Группу возглавила вдова офицера милиции, опытный сыщик подполковник Истринская Александра Юрьевна.
     Спецотделение «R» занималось раскрытием сложных и запутанных преступлений. О нелегендированном, предназначении группы знали в стране несколько человек, в том числе Президент Российской Федерации, Генеральный прокурор, Директор ФСБ, Министр внутренних дел,  начальники департаментов МВД и собственно «Искра», так называли коллеги Александру Юрьевну. Она сама подбирала офицеров милиции в свою группу, но по условиям эксперимента в неё могли войти только женщины.
       После раскрытия сложнейших и чрезвычайно запутанных преступлений мужчины-коллеги с Петровки поняли, что рядом с ними работают, не просто женщины - милиционеры, а настоящие профессионалы оперативно-розыскной деятельности.

           «Росомахи» (так прозвали коллеги из уголовного розыска сотрудниц женского спецотделения  «Р» – РО-гожкина, СОМА-тина, Х-анова и И-стринская) при просмотре видеоматериалов с места происшествия обнаружили, что секретарь Елизавета Тарасовна Коваленко уже после звонка в милицию возвращалась в приёмную и вышла оттуда, спустя минуту, со своей сумкой. На кассете невозможно было рассмотреть, заходила ли секретарь в кабинет к директору или только побывала на своём рабочем месте.
      - Странно, - удивлялась Соматина, - когда я опрашивала её, сумки при ней не было.
      - Куда же она её дела? – спросила Рогожкина. – И что в этой сумке находилось, если она не дождавшись милиции, пошла в кабинет, где лежал труп.   

      Следователь горпрокуратуры Елена Марковна Онегина попросила Ольгу Владимировну Рогожкину, чтобы та присутствовала при допросе школьного секретаря.   
      - Итак, Елизавета Тарасовна, поясните, пожалуйста, зачем вы заходили во второй раз в кабинет к директору? Имею в виду после того, как охранник вызвал милицию? 
      - Я там забыла свою сумку, - растерянно ответила Коваленко.
      - В кабинете? – уточнила следователь.
      - Да, - подтвердила женщина.
      - Вы всегда храните свою сумку в кабинете директора?
      - Да, - закивала Елизавета Тарасовна, - понимаете, в приёмной отставлять опасно. Она ведь не закрывается, а кабинет всегда под присмотром. Если Надежда Семёновна уходит, в смысле, когда уходила, она всегда запирала дверь на ключ… В общем, я всегда сумочку оставляла у неё. 
       - А почему вы не дождались милиции  и  вошли в кабинет?
       - Я хотела позвонить сыну, сообщить о случившемся, а мобильный телефон остался в сумочке…
       - Почему вы не воспользовались городским телефоном? У охранников стоит аппарат…
        - С него на мобильный не позвонишь.
        - Почему? – спросила следователь.
        - На нашем телефоне отключена «восьмёрка», а у сына «кривой» телефон, поэтому… - женщина замялась.
        - А зачем вы хотели звонить сыну? – Онегина пристально посмотрела на Коваленко.
         - Я всегда ему звоню после работы, но в тот день, как я поняла, что освобожусь не скоро, вот и решила предупредить, чтобы не волновался.
          - Понятно, - сказала следователь, записывая показания. – Так вы позвонили ему?
          - Да, конечно…
          - Можно узнать мобильный телефон вашего сына?
          - А вам он зачем? - Коваленко вжалась в стул. -  Он у нас в школе не работает и вообще к нам не заходит.
          Онегина обратила внимание на то, что у Коваленко стали дрожать руки.
          - Не волнуйтесь, Елизавета Тарасовна, мы просто проверим ваши звонки. Нам необходимо знать, действительно ли вы звонили сыну…
          - Конечно, звонила. Зачем мне вас обманывать?
          - Назовите, пожалуйста, номер, - повторила просьбу следователь. 
           Коваленко продиктовала. Это был телефон, по которому звонила директор Панина перед смертью. Рогожкина написала на листке «Хозяйка телефона – Монина Оксана Михайловна» и положила записку перед Онегиной.
          - Вам знакома гражданка Монина Оксана Михайловна? – спросила Онегина.
          - Да, конечно, - закивала секретарша. – Это моя невестка. Брак у них не оформлен, но они живут вместе.
          - Как зовут вашего сына?
          - Коваленко Иван Дмитриевич.
          - Сколько ему лет?
          - Тридцать один.
          - Чем он занимается?
          - Пишет диссертацию. Он врач. Но пока временно не работает.
          - Позвольте задать вопрос свидетелю, Елена Марковна, - вступила в разговор Рогожкина.
          - Да, пожалуйста, спрашивайте, - сказала Онегина. 
          - Елизавета Тарасовна, у кого ещё, кроме вашего сына мог находиться этот телефон? – спросила Рогожкина.
          - Не знаю, - пожала плечами Коваленко. – Я по нему звоню Ивану, трубку поднимает всегда он.
          - У невестки другой телефон? – спросила Рогожкина.
          - Да, - ответила Елизавета Тарасовна. 
          - Панина была знакома с вашим сыном?
          - Виделись несколько раз, - замялась Коваленко. - Он раньше ко мне заходил на работу. Ну, я и познакомила их…
           - Скажите, а как вы думаете, о чём они могли говорить с директором школы по телефону?
           - Когда? – испугалась Елизавета Тарасовна.
           - Вы же сами утверждали, когда вы зашли в кабинет к Паниной, чтобы отпроситься на обед, она с кем-то разговаривала по мобильному телефону. Так вот она говорила с вашим сыном.
           - Я не знаю, - лоб Коваленко покрылся испариной. – Точно не знаю. Может… - она никак не могла найти, что ответить, как объяснить. 
           - Продолжайте-продолжайте, - сказала Онегина.
           - Честное слово, я не знаю.
           - Вы что-то хотели предположить? Что?
           - Понимаете, моему сыну иногда звонят знакомые, чтобы проконсультироваться по тому или иному вопросу. Всё-таки врач. Врачам часто звонят и что-то спрашивают. Я подумала, может, и Надежда Семёновна хотела получить какую-нибудь консультацию. Но это только мои предположения.
            - Хорошо. А скажите, Елизавета Тарасовна, где находилась ваша сумка, когда вас опрашивали сотрудники милиции? Вы никому её не передавали?
            - Я что-то не пойму вас. Вы что, меня в чём-то подозреваете? – задыхаясь, возмущённо спросила Коваленко.
            - Вы приглашены на допрос в качестве свидетеля. Вопросы здесь задаём мы. Я жду ответа, - строго произнесла Онегина. 
            - Я уже не помню, - стиснув зубы, ответила Коваленко.
            - Не помните, где находилась сумка или не помните, кому её передали?
            -  Ну, зачем вы меня путаете? – истерично вскрикнула женщина. – Я не помню, куда она делась?
            - То есть, вы хотите сказать, что она пропала?
            - Да, именно это я и хочу сказать. Сначала она была у меня. Потом я поднялась на второй этаж в учительскую, затем приехали ваши сотрудники. Сумки я кинулась, когда уже вечером нас всех отпустили. Её нигде не было. Я подумала, что, наверное, кто-то украл из учащихся.
             - А что в ней находилось? – спросила Онегина.
             - Ничего особенного, кошелёк и косметика. Документов я с собой не ношу. Единственный документ, это проездной.
             - А сколько было денег?
             - Рублей триста-четыреста, не больше, - Коваленко закашлялась. 
             - Почему вы не заявили о пропаже в милицию? – спросила Рогожкина.
             - Постеснялась…
             - Чего?
             - Это у вас, может, каждый день убийства, а я подумала, тут такое случилось, и ещё я приду со своими тремястами рублями. Не стала шум поднимать.
             - Хорошо, Елизавета Тарасовна, мы вас ещё вызовем. Скажите, пожалуйста, адрес вашей невестки. Ваш сын живёт у неё?
             - Да, - кивнула Коваленко и продиктовала адрес.
       
        Когда дверь за Елизаветой Тарасовной закрылась, Онегина спросила:
             - Что скажете, Ольга Владимировна?
             - Врёт! – ответила коротко Рогожкина.
             - Да, я тоже так думаю. Сумку свою она кому-то передала. Остаётся выяснить самую малость, - усмехнулась Онегина. – Кому, зачем и что в ней находилось?
             - Выясним, Елена Марковна, - уверенно сказала Рогожкина. – Обязательно выясним.
               Онегина рассмеялась.
             - Вот за что я люблю с вами «Росомахами» работать, так это за то, что вы никогда не падаете духом. Как там Маша поживает?
             - Всё нормально, - улыбнулась Ольга Владимировна, - снова рвётся в бой. Старлея получила. Соматиной тоже, кстати, присвоили досрочно капитана.
             - Передавай им привет, хотя я сама скоро к вам зайду. Хочу с Александрой Юрьевной повидаться.
             - К нам не забудьте зайти.   
             - Если на месте будете. Ладно, значит, что нам нужно сделать в первую очередь, Ольга Владимировна? – вернулась к делу Онегина. – Давайте пока оформим все необходимые документы. Опросите сына секретарши, выясните, что за отношения у них были с директрисой, и главное - зачем она ему звонила? Проверьте все связи Паниной. Друзья, враги, любовники и так далее. С кем она общалась последние дни. Да, кстати, выясните, пожалуйста, почему её сын после звонка Паниной и разговора с Гулевиным и матерью отключил телефон? Думаю, у него есть и другие номера. Не может же он остаться без мобильной связи. Выясните срочно, кому он звонил после разговора с Паниной, Гулевиным и матерью? Это тоже очень важно.



          Декабрь, 2005 год.

          Директор  вызвала к себе учителя химии. Войдя в кабинет и увидев там секретаря, Гулевин сразу догадался, что разговор будет тяжёлым.
         - Ну, Игорь Михайлович, рассказывайте, что это вы здесь за тайное общество организовали? – без предисловий сурово начала Панина.
         - Не понял, Надежда Семёновна, - Гулевин ещё не верил до конца, что директрисе всё уже известно.
         - Только давайте, Игорь Михайлович, не будем разыгрывать спектаклей, - поморщилась Панина. – Или вы говорите всё, как есть, или я подключаю органы, - она посмотрела на секретаршу так, что та вжалась в стул.
         - Хорошо, - согласился «химик», - давайте без спектаклей. Позвольте присесть.
         - Присаживайтесь, - Панина кивнула на стул. – Слушаю вас внимательно.
         - Понимаете, Надежда Семёновна, мы…
         - Мы – это кто? – усмехнулась директор.
         - Елизавета Тарасовна, извините, но я вынужден…
         - Продолжайте, Игорь Михайлович, - перебила Панина. – Елизавета Тарасовна чистосердечно во всём призналась. Так что слово теперь за вами.
         - Это правда? – спросил у Коваленко Гулевин.
          Та молча кивнула.
         - Вы мне не верите, Игорь Михайлович? – скривилась Панина.
         - Верю, но, сами понимаете, как-то не удобно, - замялся Гулевин.
         - Совращать несовершеннолетних граждан вам удобно, - усмехнулась Надежда Семёновна, - а признаться директору в неблаговидных поступках стесняетесь.
         - Почему же совращать? – возразил «химик». – Мы не занимаемся развратом. Это просто небольшой бизнес. Дополнительный, так сказать, заработок.
         - Вот и будьте добры, поделитесь опытом, - наигранно рассмеялась Панина.
         - Хорошо, - согласился Гулевин. – Я всё расскажу. Два года назад, я изобрёл препарат, который помогает человеку испытать оргазм.
         - То бишь наркотик? – спросила Панина.
         - Ну, по большому счёту, да. Но он из разряда лёгких. Действует всего в течение часа. Не вызывает агрессии…
         - Это не имеет значения. Наркотик – есть наркотик. Говорите дальше.
         - Дальше мы решили…
         - Я ещё раз спрашиваю, кто «мы» ?
         - Я и сын Елизаветы Тарасовны, - уточнил Гулевин, - решили сделать бизнес. То есть наладили производство препарата и стали продавать его через дилеров.
         - Дилеры, я так понимаю, учащиеся школы? – спросила Панина.
         - Да, - кивнул Гулевин. – Для этого мы с Иваном создали тайное общество под названием «Наслаждение». Затем в работу общества включилась Елизавета Тарасовна.
         - Какие её обязанности в вашем обществе? – спросила Панина.
         - Она давала нам информацию о состоятельных родителях. То есть о тех учениках, которые могут покупать препарат.
         - Сколько он стоит? – спросила Панина.
         - Одну таблетку мы продаём дилеру за пятнадцать долларов. А дальше он сам решает, по какой цене продавать тому или иному клиенту. Бывают случаи, когда клиент готов платить даже сто долларов за одну дозу…
         - Ясно, - снова перебила Панина, - ну вот теперь я вижу, что вы не врёте. В принципе, всё это я уже знаю. И не смотрите так на Елизавету Тарасовну, она здесь ни при чём. Информация мне поступила не от неё. Хотя жаль, конечно. Мы проработали вместе более двадцати лет, и я всегда ей доверяла.
          - Надежда Семёновна, простите, пожалуйста, я очень виновата перед вами, - захныкала Коваленко. – Просто я боялась…
          - А ученикам подсовывать наркотики вы не боялись? – презрительно спросила Панина.
          - Так получилось, Надежда Семёновна…
          - Хорошо, Елизавета Тарасовна, занимайтесь пока своими делами, я вас вызову, - распорядилась директор. – Мы поговорим с Игорем Михайловичем наедине.
             Коваленко, тяжело вздохнув, поднялась со стула и вышла из кабинета.
          - Вы хоть понимаете, во что вы вляпались, Игорь Михайлович? – спросила Панина, когда дверь за секретаршей закрылась.
          - Понимаю, Надежда Семёновна, - понуро ответил Гулевин. – Чего ж тут не понять.
          - Что будем делать?
          - Прошу лишь об одном, Надежда Семёновна, не сдавайте нас милиции. Это же крах.
          - А чтобы вы на моём месте сделали? – сощурилась Панина.
          - Не знаю, уволил бы, наверное. Но я обещаю: сегодня же прекращу всю эту деятельность. Пожалейте, Надежда Семёновна. У меня жена беременна. Она этого не переживёт.
          - Сколько вы зарабатываете в месяц на своём препарате? – неожиданно спросила Панина.
          - Около двенадцати тысяч долларов. Из них две мы платим Елизавете Тарасовне, а остальную сумму делим пополам с Иваном, её сыном.
          - Не плохо для начинающих бизнесменов.
          - Надежда Семёновна, может быть…
          - Не торопитесь, Игорь Михайлович. Я уже давно за вами наблюдаю. В принципе трагедии никакой нет, но, если до милиции дело дойдёт, вам не поздоровится.
          - Мы принимаем меры предосторожности.
          - И что же это у вас за меры, когда я без труда узнала всё подробности.
          - На то вы здесь и директор, - улыбнулся Гулевин.
          - Ох и льстец, вы, Игорь Михайлович, - рассмеялась Надежда Семёновна и вдруг, сделав серьёзное лицо, сказала: - Пять тысяч долларов в месяц! Согласны?
          - В смысле? – удивился «химик».
          - Не тупите, господин Гулевин, - нахмурилась Панина. – Работайте дальше, но ежемесячно будет мне выплачивать пять тысяч долларов. Понятно?
          - Но! – замялся Гулевин. – Мне нужно доложить партнёру, вдруг…
          - Никаких «вдруг». Ваш партнёр наложит в штаны, как только узнает, что вы на грани разоблачения. Разве у него есть выход?
          - В общем-то, вы, как всегда правы, Надежда Семёновна. Хорошо. Я согласен. Вернее, мы согласны. Только можно вопрос?
          - Задавайте, - кивнула Панина.
          - Кто вам доложил о нашей организации? Это важно. Вы же понимаете, если человек сказал вам, завтра он так же может пойти и в милицию…
          - Не волнуйтесь, в милицию они не пойдут. Они даже с меня взяли клятву, чтобы я никому не рассказала.
          - Если не секрет, а как же вам удалось развязать им язык? И кто это? Вы не хотите говорить?
          - Давайте так, я вам скажу, но они не должны знать о нашем разговоре. Договорились?
          - Разумеется, - закивал Гулевин.
          - Это две девчонки из восьмого класса – Качалина и Зорина.
          - Странно, - удивился Гулевин. – Я почему-то был уверен, что они никогда не нарушат клятву. Очень странно.
          - А ничего странного нет. Одна из моих осведомительниц застала их, когда они занимались сексом. Доложила мне. Ну а дальше дело техники. У меня свои методы.
          - Вы имеете в виду сексом с мальчиками? – спросил Гулевин.
          - Если бы, - усмехнулась Панина. – В том-то и дело, что они занимались однополой любовью. А, когда я их прижала, они испугались огласки. Вот и приоткрыли занавес вашей организации.
          - Да, никогда бы не подумал на них, - покачал головой Гулевин. – Дело в том, что мы сами никогда ничего им не давали и не предлагали.
          - А они и не говорили, что получали таблетки от вас.
          - А как же вы догадались, что…
          - Как говорится, у женщин свои секреты, Игорь Михайлович, - рассмеялась Панина.
          - Ясно, - Гулевин не нашёлся, что ответить. 
          - В общем, Игорь Михайлович, давайте так. Я буду держать руку на пульсе и, если вдруг почувствую опасность, сообщу. Но и вы не расслабляйтесь, никому не давайте повода. Понятно?
          - Хорошо, Надежда Семёновна. Спасибо вам. Вы не пожалеете о сотрудничестве.
          - Надеюсь-надеюсь, - Панина встала из-за стола и открыла окно. – Что-то жарковато натопили. Душно…




         
 
                * * *
      
       После разговора с Паниной Гулевин направился в квартиру-лабораторию и застал своего партнёра пьяным. Тот уже узнал от матери плохую новость и набрался в хлам.
         - Что, Игорёк, картина Репина  «Приплыли»? – Иван попытался встать из кресла, но ему это не удалось. – Я говорил тебе, что рано или поздно нас арестуют.
         - А с чего ты взял, что нас собираются арестовывать? – недовольно буркнул Гулевин. – Ты зачем набрался?
         - Какое теперь это имеет значение? – икнул Коваленко. – Может, в последний раз коньячку хорошего употребил…
         - Рано в тюрьму собрался, Ваня. Чего это ты раскис?
         - Так мать повзва… поз.. позвонила, сказала, что дири… директорша всё знает, - Иван еле ворочал языком.
         - И что с того? Знает. Ты мне скажи, почему ты набрался, между прочим, на рабочем месте?
         - Да ладно тебе, ну что ты, Игорь Мих… Михалыч…
         - Ложись, - приказал Гулевин. – Тебе нужно проспаться. Потом поговорим. Никакой опасности нет.
         - Как нет? А эта ваша, как её, мымра Надежа… Надежа Сёмна?
         - Она с нами. Попросила долю…
         - Как с нами? Она в милицию не заявит? – удивился Коваленко.
         - Говорю же, попросилась в долю. Будем выплачивать ей гонорар.
         - За что? – возмутился Иван. – Как ещё горо… гонорар? За что мы должны ей платить?
         - За молчание, - отрезал Гулевин и процедил: - Ваня, ляг, поспи. Я тебя очень прошу.
         - Нет, ты мне скажи… что за горо… гонорар?
         - Ложись спать, я сказал, - закричал Гулевин. – Проспишься, поговорим.
         - А чего это ты на меня кири… кричишь?
         - Извини, - опомнился Гулевин. – Ладно, Иван, давай не будем ссориться. – Он помог приятелю добраться до кровати. – Ложись-ложись, отдохни, всё нормально, не переживай.


                * * *
         
         
          К вечеру Коваленко протрезвел. Пошарил по холодильнику и, не обнаружив «лекарства» от похмелья, набрал номер Гулевина.
        - Игорь, - прохрипел он в трубку, - что там случилось? Я сильно был пьяным?
        - Конечно, сильно, - недовольно ответил Гулевин. – Спрашивается, зачем так набираться. Ты же, в конце концов, на работе.
        - Это ты коньяк вылил? – виновато спросил Коваленко.
        - Да. Ты как?
        - Так себе, - расплывчато ответил Иван. – Ты приедешь?
        - Еду уже. Жди.
        - Ты утряс с Паниной?
        - Всё хорошо, не волнуйся. Приеду, расскажу, мне сейчас неудобно говорить, я за рулём, - Гулевин положил трубку.

         Через полчаса заурчал дверной звонок.
         - Зря ты вылил коньяк, - с порога пожаловался Коваленко.
         - Прекращай бухать, Ваня, - сказал Гулевин. – Для чего ты деньги зарабатываешь? Чтобы потом от алкоголизма лечиться? Как малое дитя…
         - Хорошо, я прислушаюсь к твоему совету. Но коньяк ты вылил зря. Голова у меня, как помойное ведро. Может, чекушку возьмёшь?
         - Прекрати. Никаких чекушек. Всё. Вообще, прекращай со спиртным. Терпи.
         - Подлечиться бы немного… Ну что там, говори, - вспомнил Иван о разговоре.
         - В общем, Панина хочет пятёрку зелени в месяц, - сказал Гулевин.
         - Ни хрена себе? За какие коврижки? - казалось, хмель с Ивана как рукой сняло.
         - За молчание, - ответил Гулевин.
         - То есть, теперь она с нами в доле? – удивился Коваленко.
         - Выходит так.
         - Наглая собака. Пятёрку зелени. Значит, мы будем пахать, свои задницы подставлять, а она пять тысяч долларов в месяц получать? И ты согласился?
         - Твои предложения? – усмехнулся Игорь Михайлович. – Нужно было сказать ей: «Идите, Надежда Семёновна, в милицию, но ничего мы вам платить не будем…»? Так, что ли?
         - А что же нам останется? – сообразил наконец-то Коваленко. – Пятёрка на двоих?
         - Ничего страшного, - уверенно сказал Гулевин. – Информация дороже денег. Она будет нам помогать.
         - Каким образом? Может, придёт сюда, таблетки будет делать? – хихикнул Коваленко.
         - Нет, Ваня, сюда она не придёт. Но не забывай, у неё большие связи, она дружит с другими директорами. Если, не дай бог, откуда подует ветерок, мы сразу будем знать. А это гораздо выгоднее денег. Мы не должны работать вслепую. Видишь, как получилось?
         - Да, кстати, а откуда она узнала? Кто-то из наших?
         - Хитрая бестия, - ухмыльнулся Гулевин. – Она узнала о нашем обществе, а о том, откуда берутся таблетки просто вычислила.
         - Так кто ей рассказал об обществе?
         - Наташка с Катей, подружки восьмиклассницы. Они, оказывается, лесбиянки. Какая-то девчонка их застала в постели, ну и настучала директрисе. А той только попади на крючок. Вот она из них всю информацию и выудила. Сначала об организации, а потом мама твоя рассказала о таблетках. Вернее об изготовителях, то есть о нас с тобой.
          - Моя мама? – удивился Иван. – Не может быть. Она позвонила мне сегодня днём и сказала, что Панина всё знает. 
          - Дурак ты, Иван. Она знала только о том, что мы создали тайное общество. А маму твою она взяла на понт. Та и закивала головой.
          - Вот дура старая, - возмущённо процедил Иван и схватился за телефон.
          - Погоди ты, - Гулевин его остановил. – Не раздувай. Мать твоя не причём. Она не виновата.
          - Сам же говоришь, что это она доложила Паниной.
          - Говорю, - согласился Гулевин, - но она не виновата. Когда девки рассказали ей об организации и о том, что употребляют «Оргазмин», Панина просто всё сопоставила и вычислила. Она очень умная баба. Считай, что нам повезло. Другая бы сразу позвонила в милицию…
           - Ничего себе повезло, - ухмыльнулся Иван, - опустила нас на пять тысяч долларов в месяц. 
           - Да что ты заладил: пять тысяч - пять тысяч. Заработаем мы эти пять тысяч. Главное, теперь у нас есть сообщник в лице директора школы. Понимаешь?
           - Не-а, - помотал головой Иван.
           - Пить меньше надо, быстрее бы соображал.
           - Ну вот, опять ты мораль читаешь… - захныкал Коваленко.
           - В школе обычно вся информация проходит через директора. Если Панина в доле, она заинтересована, чтобы мы спокойно работали. Поэтому я вижу в этом только плюс. Хрен с ними с деньгами, мы просто увеличим производство. Даже, если в какой-то другой  школе что-то всплывёт, мы всегда вовремя узнаем. Понял теперь?
           - Примерно, - Иван потёр виски обеими руками и зажмурился.
           - Вот и хорошо. Со временем поймёшь. А этих двух лесбияночек нужно пригласить на собеседование, - Гулевин потёр руки. 
           - Куда? – вздёрнул брови Коваленко.
           - Ну не сюда же. В ту квартиру.
           - Ты имеешь в виду, где мы развлекаемся? Сам же предупреждал, чтобы о ней никто из знакомых не знал. Ты что? Хочешь с ними развлечься? Они снова побегут к Паниной.
           - А нам-то что? Пусть бегут, - рассмеялся Гулевин. – Ты вот что, друг, сделай-ка пару таблеток с двойной дозой. Давай ими займёмся. Классные девочки.
           - Игорь, - испугался Иван. – Они же ещё молодые. Им лет по четырнадцать?
           - А тебе старух подавай? Четырнадцать  лет – в самый раз. Даже в Канаде разрешают с двенадцати лет замуж выходить…
           - Да ладно тебе, - не поверил Коваленко.   
           - Точно говорю, где-то читал. Давай это дело отметим. Таблетки сделай прямо сейчас. А я на выходные всё организую.
           - Сделаю, - кивнул Иван.
           - Вот и хорошо. Я давно мечтал с лесбияночками покувыркаться.
           - Старый ты развратник, Игорь Михайлович.
           - Тебе понравится, - заверил Гулевин. – Даже, если ляпнут Паниной, ничего страшного. Она поймёт. Сама по любовникам бегает.
           - А ты откуда знаешь? – удивился Коваленко.
           - У матери своей спроси, она тебе глаза откроет. Я даже знаю, с кем Надежда Семёновна встречается.
         - А я почему-то раньше её считал такой безгрешной, солидной женщиной, - покачал головой Иван.
         - Ага, ангел во плоти, - ухмыльнулся Гулевин. - Ты видал, как она на денежки клюнула. Ей бы не директором школы работать…
         - А кем? – спросил Коваленко.
         - Директором преисподней. Та ещё тётка. В общем, готовься, на выходные погуляем.
          Гулевин, пожав руку партнёру, направился к выходу. Уже у самой двери он резко обернулся и  сказал:
        - Иван, прекращай пить. Это до добра не доведёт.
        - Хорошо, Игорь. Я всё понял.
        - Давай. Пока. Завтра увидимся.


                * * *
         
          В пятницу после занятий Гулевин подошёл к Наташе Зориной и предложил ей встретиться в субботу.
        - Что-то случилось, Игорь Михайлович? – испуганно спросила Наталья.
        - Ничего не случилось, - ласково улыбнулся учитель, - просто нужно обсудить кое-какие вопросы. Приезжайте к 15:00 вместе с Катей. Метро «Смоленская». Как подниметесь наверх, позвоните, я вас встречу.
        - Кто-то ещё будет? – спросила Зорина.
        - Иван Дмитриевич и я, больше никого, - ответил Гулевин и добавил: - Разумеется, о встрече никто не должен знать. Родителям скажите, что собрались в кино. Хорошо?
        - Да-да, конечно, - закивала Наташа. – Это не обсуждается.
        - Как вы поживаете? – спросил Гулевин. 
        - Всё хорошо, - смущённо ответила Наталья и опустила глаза.
        - Надумали, в какой институт будете поступать? – участливо спросил Гулевин.
        - Ой, Игорь Михайлович, ещё рано. Думаем пока. Хотя Катька, вроде бы, хочет на дизайнера учиться, а я ещё пока не определилась.
        - Ладно, времени у вас ещё предостаточно, думайте. До встречи. Мы вас ждём.


                * * *
      
       В субботу Наталья позвонила от станции метро и уже через несколько минут они вместе с Катей подходили к квартире к дому на улице Плющиха. Гулевин был гладко выбрит и одет по-домашнему. Иван для храбрости ещё до прихода гостей пропустил пару рюмок коньяка, но всё равно вёл себя как-то суетно. Девчонки, заметив в большой комнате накрытый стол, несколько смутились.
          - У вас, Игорь Михайлович, сегодня какой-то праздник? – тихо спросила Зорина.
          - Человек, Наташенька, должен каждый свой день принимать, как праздник. А у нас с Иваном Дмитриевичем для вас сегодня просто сюрприз.
          - Ой, я обожаю сюрпризы, - потирая ладони и ничего не подозревая, радостно воскликнула Катя.
          - Прошу, - Гулевин жестом пригласил девушек, - присаживайтесь, будьте как дома, не стесняйтесь. По традиции нашей организации мы сегодня должны признать вас взрослыми девушками.
          - Как это? – удивилась Наташа и взглянула на подругу. 
          - Не пугайтесь, девчонки, - заметив испуганный взгляд Зориной, сказал Гулевин. – Мы с Иваном Дмитриевичем интеллигентные люди, никаких непристойностей мы вам не предложим. Просто в жизни каждого человека наступает момент, когда он  должен прикоснуться к взрослой жизни. У нас не должно быть друг от друга никаких секретов. Мы имеем право позволить себе получать от жизни истинное наслаждение. Молодые люди часто считают, что удовольствие – это что-то постыдное, и оно должно тщательно скрываться от других. Да, о своих чувствах, желаниях и переживаниях, разумеется, нельзя рассказывать первому встречному. Но у нас здесь – другое дело. Мы являемся членами тайной организации и должны полностью доверять друг другу. Сегодня мы объявляем вас взрослыми членами нашего общества и первый тост я предлагаю выпить за начало вашей настоящей, не детской, жизни. Но сначала это! - Гулевин поставил на стол крошечную шкатулку, открыл крышку и, вынув четыре таблетки, продолжил: - Дорогие Наташа и Катя, мы знаем, что вы иногда употребляете так называемый эликсир наслаждения. Поскольку сегодня необычный день, и мы общаемся со взрослыми девушками, наступил тот момент, когда мы можем сделать это вместе. Это вам, - Гулевин положил перед девушками две таблетки, - а это нам с Иваном Дмитриевичем. – Он тут же отправил приготовленную заранее пилюлю-пустышку  в рот. Коваленко последовал его примеру.
          Девушки переглянулись. Немного смутившись, Наталья всё же взяла со стола таблетку и проглотила, запив её соком. Качалина сначала не решалась, но Гулевин подбодрил её:
           - Смелее, Катюша, не стесняйся. Или ты не хочешь становиться взрослой? – пошутил Гулевин.
           - Хочу, - тихо сказала Катя.
           - Тогда вперёд!
             Катя положила таблетку на язык и потянулась за стаканом.
           - Ну, вот и умницы, девчонки, - похвалил Гулевин. – Он наполнил бокалы красным вином и предложил выпить.
           Через двадцать минут Наталья Зорина откинулась на кресло и закрыла глаза. Гулевин наблюдал за девушками. Таблетки начинали действовать. Катя встала из-за стола, прошлась по комнате, затем подошла к подруге и, подвинув стул к её креслу, села рядом. Наташа глубоко дышала.
           - Девчонки, - Игорь Михайлович старался говорить как можно тише, - вы не стесняйтесь нас, делайте всё, что хотите. – Он подошёл к Кате и положил ей на плечо руку. Катя дрожала. Гулевин, мельком взглянув на Коваленко, подмигнул ему.
           Наталья неожиданно встала и объявила:
           - У вас здесь очень душно… - она провела языком по пересохшим губам. – Можно мне принять ванную?
           - Конечно, дорогая, - улыбнулся Гулевин. – Пойдём, я тебя провожу.
           - Я тоже хочу в ванную, - сказала Катя.
           - Пойдёмте-пойдёмте, девочки. Я же сказал вам, будьте как дома. – Он взял Катю за талию и помог ей привстать. – Если вам жарко, раздевайтесь. Вы же теперь взрослые девочки, а взрослые друг друга не стесняются. Всё, что было раньше под запретом, теперь можно делать, и никто вас не осудит.
           - Можно я поцелую Катю? – хриплым голосом вдруг произнесла Наташа.
           - Не можно, а нужно, - радостно ответил Гулевин и, развернув Катю лицом к подруге, сзади погладил её грудь.
            Катя раскраснелась, закрыла глаза и шагнула на встречу Наталье. Та стала её целовать и неожиданно опустилась перед ней на колени. Обхватив подругу руками, она продолжала одаривать поцелуями её живот, ноги. Катя расстегнула пуговицу на блузке. Гулевин нежно провёл рукой по груди и шёпотом предложил девушке снять блузку вовсе. Та не сопротивлялась. Расстегнув все пуговицы, она сняла блузку и швырнула её в сторону, оставшись в юбке и бюстгальтере.
         - Катенька, лапочка, - простонала Наталья, - сними, я хочу видеть твою грудь. Катя ловко скинула бюстгальтер, а Гулевин расстегнул молнию на её юбке. Наталья решительно встала и быстро разделась. Обе девушки остались в трусиках.
         - Девчонки, вы не будете возражать, если и мы с Иваном Дмитриевичем разденемся? – спросил Гулевин. – Здесь действительно жарковато.
         - Раздевайтесь, - томно произнесла Катя. – Я всегда мечтала увидеть голого мужчину.
          Гулевин разделся донага. Коваленко пока не торопился.
         - Ну, Иван Дмитриевич, а что же вы паритесь-то? Раздевайтесь, - улыбаясь, предложил Гулевин. – Девочки хотят видеть мужчин.
         Подруги легли на ковёр и, отбросив всякий стыд, принялись ласкать друг друга так, словно, кроме них, в комнате никого не было. Гулевин пристроился рядом с ними и прошептал:
         - Наташенька, давай я помогу тебе поласкать подружку, - он стал целовать Катину грудь, легонько покусывая набухший сосок. Катя застонала и потянулась к губам мужчины.
           Коваленко, наблюдая за оргией, жадно курил. Затем налил полный бокал коньяка и залпом его осушил. Не раздеваясь, он опустился на пол и стал целовать Натальины ноги. 


                * * *
         
            Вечером, возвращаясь домой, Катя взволнованно спросила у подруги:
          - Наташка, ты хоть помнишь, что мы с тобой вытворяли?
          - Наполовину, - ухмыльнулась Зорина. – Не знаю, как нам завтра и на глаза появляться перед Игорем Михайловичем.
          - А тебе хоть понравилось? – смущённо спросила Катя.
          - Даже не знаю, - Наталья пожала плечами, - сначала было хорошо, но потом как-то не ловко. И голова у меня сильно разболелась. Состояние такое, словно меня побили.
          - У меня тоже голова болит, - сказала Качалина и потёрла виски ладонями.
          - К утру пройдёт, это, наверное, от волнения.
          - Да, - согласилась Катя. – Всё-таки первый раз перед мужчинами разделись. Что-то мне так стыдно теперь.
          - Ладно, что теперь поделаешь, - грустно сказала Наташа. -  Игорь Михайлович правильно говорит, когда-то это должно было произойти. Да я и сама хотела попробовать. А с кем? С нашими одноклассниками? Придурки…
          - Какие одноклассники? – едва не вскрикнула Катя. - Ты видела, что произошло с Любкой из восьмого «г»? Она переночевала у своего парня, а утром вся школа гудела. Этот идиот рассказывал всем, как они оральным сексом занимались. Нет, я с одноклассниками никогда в жизни ничем подобным заниматься не буду.
           - Как думаешь, Игорь Михайлович никому не скажет? – спросила Наташа.
           - А кому он расскажет? Жене своей, что ли? – усмехнулась Катя. – Он сам с нас клятву взял, чтобы мы никому не рассказали. Боится.
           - Конечно, боится, - согласилась Наташа, - мы же не совершеннолетние. Их вообще за это могут в тюрьму посадить.
           - Но они же девственности они нас не лишили, - сказала Катя.
           - Ну и что? – хмыкнула Наташа. -  Это всё равно называется развращение малолетних.
           - Приглашал ещё раз в гости. Пойдёшь? – спросила Катя.
           - Не знаю, посмотрим. Он мне в ванной сказал, что хочет в следующий раз побыть один с нами. Без Ивана Дмитриевича.
           - А ты будешь расставаться с девственностью? – спросила Качалина.
           - Не знаю, Катька, можно попробовать. Игорь Михайлович говорит, что это будут совсем другие ощущения, но самое главное – если начать заниматься сексом по-взрослому, с лица исчезнут прыщики.
            - Это он тебе сказал? – рассмеялась Катя.
            - Да, - кивнула Наталья. – А что ты ржёшь?
            - Всё это ерунда, я читала в интернете, что прыщи от этого не проходят. Они сами пройдут с возрастом.
            - Я и раньше слышала об этом, - возразила Зорина.
            - Говорю тебе, всё это ерунда.
            - Ладно, посмотрим. Давай, пока, - Наталья поцеловала подружку, и они расстались.

           На следующий день Игорь Михайлович в школе несколько раз встречался с девчонками, но он вёл себя так, словно ничего между ними не произошло. И подружки успокоились.



           Февраль, 2006 год.
 
         Гулевин вошёл в квартиру – лабораторию, где его поджидал Иван Коваленко и, потирая руки, объявил:
         - Ну вот, Ваня, всё в порядке. Девочки стали отрабатывать долги.
         - Какие девочки? – удивился Коваленко.
         - Забыл, что ли? – усмехнулся Гулевин. – Кто нас опустил на пятёрку зелёных в месяц? Качалина и Зорина.   
         - И как они будут отрабатывать? – поднял брови Иван.
         - Очень просто, - Игорь Михайлович повесил на вешалку куртку и, пройдя в комнату, бухнулся в кресло. – На вот, это твоя половина, - он протянул компаньону три стодолларовых купюры.
         - Ну-ка, ну-ка, поясни, что ты ещё придумал? – засовывая в карман деньги, спросил Коваленко.
         - Всё гениальное – просто! Есть у меня один знакомый, работает в крупной компании. Так вот он уже давно намекал мне, чтобы я свёл его с кем-то из своих учениц.
         - Для чего? – вздёрнул брови Иван Коваленко.
         - Ты что, Ваня? – рассмеялся Гулевин. – С луны, что ли, свалился? Не в шахматы же играть с ними. Для чего пятидесятилетнему мужику нужна девятиклассница? Отгадай с трёх раз.
         - Ну, понял. И что?
         - А то, что у них там целый клуб педофилов. Но платят не за бродяжек, а только за настоящих школьниц. И главное, чтобы всё добровольно было. Ну, я им сегодня Катьку с Наташкой и подсунул. Довольны остались, как слоны. За одну девчонку четыреста баксов в час готовы платить.
         - Чего? – удивился Коваленко. – Что это за цены?
         - Хм, - усмехнулся Гулевин, - обыкновенные шлюхи и те просят триста-четыреста в час.
         - А ты откуда знаешь? – удивился Иван.
         - Интернетом, что ли, не пользуешься? Так зайди, взгляни. 
         - И что? Твои «олигархи» согласились? – иронично спросил Коваленко.
         - А для чего нам это? – Гулевин показал упаковку с «Оргазмином». – Ты сделай побольше двойных доз, потому что обычная доза не так прибивает. Они начинают стесняться. Для работы это не подойдёт.
         - Слушай, так ты же сам говорил, они девственницы.
         - Проснулся, Ваня, - ухмыльнулся Гулевин. - Да я уже давно потрудился над этим. Полноценные молоденькие женщины. Так что будут отрабатывать нашу пятёрку в поте лица.
         - Игорь, это, по-моему, перебор. Если родители узнают, сразу заявят в милицию.
         - А как они узнают? – рассмеялся Гулевин. – Я все их похождения снял на видеокамеру. Они об этом знают, так что будут молчать как миленькие. Но самое главное, им и самим это нравится. Они не против. И удовольствие получили и плюс ещё по сотке баксов на карманные расходы. И им хорошо, и нам по триста долларов капнуло. Не плохо? У меня ещё на примете пара девчонок есть. Этот бизнес нужно расширять. Я знаю в одном банке таких же товарищей – любителей школьниц. На этом можно неплохо заработать. Так что, Ваня, правильно говорят: всё, что не делается, к лучшему.
          - Да, Михалыч, работа школьным учителем химии – явно не твоё занятие, - усмехаясь, протянул Коваленко.
          - Не знаю – не знаю, - ответил Гулевин. – Если бы не школа, могли бы мы реализовать наши планы? Школа даёт многое. И в первую очередь необходимый нам товар.
          - Я представляю, реакцию министра образования, если бы он услышал сейчас твои рассуждения, - задумчиво произнёс Коваленко.
          - Да плевать я хотел на их реакцию. Они в министерстве деньги гребут лопатами, а нам достаются куски с барского стола. И что прикажешь? Я должен всю жизнь жить в нищете?
          - Да, я понимаю тебя, Игорь, - виновато ответил Иван. – Только всё это опасно. За это сразу – тюрьма…
          - Что ты всё дрожишь, как заяц, - перебил Гулевин. - Волков бояться, в лес не ходить. Ты, Ваня, хочешь и деньги зарабатывать, и ничего такого не делать. Пойми ты, в конце концов, во-первых, деньги, как говорится, не пахнут, а во-вторых, большие деньги честно не зарабатываются. Ты думаешь, наши олигархи святые?
          - Причём тут олигархи? – хмыкнул Коваленко. – Там миллионы, миллиарды… А мы…
          - И мы заработаем миллионы, - уверенно сказала Гулевин. – Ты знаешь, нашим препаратом заинтересовались уже на Украине. Для начала хотят купить оптом две тысячи доз Оргазмина.
          - Это кто тебе такое сказал? – вздёрнул брови Иван.
          - Помощник наш, - ответил Гулевин. – В ночном клубе подходил солидный дядька. Спрашивал, можно ли оптом приобрести товар. Интересует именно такое количество. Кроме того, сказал, если всё будет нормально, будут регулярно закупать большие партии.
          - Так мы же не будем успевать изготавливать такое количество, - развёл руками Иван.
          - Ерунда всё это, я придумал новую установку. Только квартиру  нужно сменить. Места понадобится больше. Будем сразу делать полкилограмма порошка, а потом прессовать таблетки.
          - Это сколько ж нам нужно купить кокаина? Ты хоть представляешь, какие будут расходы?
          - Ваня, дорогой, никогда не думай о расходах. Думать нужно о доходах. Правильно, вложимся сейчас, но ведь всё это быстро окупится, - Гулевин поднялся из кресла и заходил по комнате из угла в угол. – Как ты хотел? Думаю, при таком раскладе мы обязаны расширить наше производство. Если есть спрос, мы должны обеспечить предложение.
           - Ты не только химик, ещё и экономист- финансист, - рассмеявшись, пошутил Коваленко.
           - Зря смеёшься, - потирая руки, - продолжал Гулевин. – Я же говорил тебе, что это серьёзный бизнес, это большие… громадные деньги. Мы в этом деле далеко пойдём…
           - Ага, - хмыкнул Иван, - если милиция не остановит.
           - Ну что ты каркаешь? Вечно ты каркаешь, Ваня. Почему ты всё время боишься? Ты же не сам продаёшь товар? Как ты этого не можешь понять? Ну вот сам посуди: как милиция может выйти на нашу лабораторию? Дилеры не знают, где находится квартира. Об этой установке знаешь только ты и я. Если сами не будем болтать, никто к нам и не придёт. Если ты опасаешься, что пацаны подставят, так извини, не пойман – не вор. Мало ли чего они насочинят? Даже пусть скажут, что мы им продавали. Иди в отказ. Как докажут?
            - А то ты не знаешь, как они доказывают, - возразил Коваленко. – Подсунут в карман таблетки и заведут уголовное дело.
            - Как это они подсунут? – не согласился Гулевин. – Не всё так просто. Мы же не какие-то там уголовники. Кто поверит в эту чушь? Если не будет известно местонахождение лаборатории, никто дело не заведёт. У нас с тобой есть репутация. Ты врач, я – учитель. Отошли те времена, Ваня, когда арестовывали всех подряд, за одну  ночь выносили приговор и под утро расстреливали. Пусть приходят в школу, проверяют, вынюхивают. У меня там всё чисто. Дома тоже всё в порядке. Так что, главное – чтобы не вышли на наш цех. А выйти на него не возможно. В Москве тысячи, десятки, если не сотни тысяч съёмных квартир. Мы здесь не шумим, соседи довольны. Попробуй предъяви нам претензии. А без претензий сюда никто не войдёт. Даже хозяева квартиры не имеют права войти сюда без нас. Тем более я сменил замки. Они своими ключами и дверь-то не откроют. 


                * * *
            

       Оптовый покупатель назначил встречу в торговом комплексе «Атриум». Гулевин лично присутствовал на встрече, хотя объявил себя в этом деле всего лишь посредником. Они разместились за столиком кафе и пухлощёкий мужчина лет сорока – сорока двух, внимательно слушал будущего поставщика Оргазмина, время от времени поглядывая на часы.
        - Вы торопитесь? – спросил Гулевин.
        - Да, у меня поезд. Так что давайте обговорим цену и…
        - Но цена известна, - удивился Гулевин, - опуститься ниже никак нельзя.
        - Вы же должны понимать, - не согласился покупатель, -  что, покупая сразу такое количество товара, мы рассчитываем на понимание. Мы предлагаем десять долларов за одну таблетку.
        - Это не реально, - угрюмо ответил Гулевин и соврал: - Это себестоимость препарата. Пятнадцать – для нас приемлемая цена. Меньше – просто не выгодно.
        - Вы продаёте товар по такой цене своим дилерам, - возразил собеседник, - но они покупают  у вас по десять-двадцать таблеток. Правильно?
        - Ну да, - согласился Гулевин. – Но…
        - А мы покупаем сразу две тысячи, - перебил оптовик. – Есть разница?
        - Понимаете, это цена была как бы пробной. Сейчас доллар резко упал, и мы перевели продажу за рубли. Сейчас реальная цена для дилеров, если перевести в баксы, составляет семнадцать долларов тридцать пять центов.
         - Максимум, что мы можем предложить – это двенадцать долларов, - сказал покупатель и вперил взгляд в продавца.
         - Нет, - настаивал Гулевин, - мы не сможем работать по такой цене. Нам просто выгоднее сбывать товар мелкими партиями. Чтобы изготавливать такое количество, нам необходимо закупить дополнительное оборудование, компоненты, оборудовать новую лабораторию. Очень много нужно решать вопросов.
         - Хорошо, - сказал покупатель, - последняя цена: тринадцать долларов. Больше не потянем. Вы знаете, сколько денег уходит на транспортировку, взятки, подкуп таможенников и так далее? Мы не сможем покупать по более высокой цене. Если нет, значит, считайте, что сделка не состоялась, - мужчина попытался встать из-за стола, но Гулевин, решив больше не блефовать, протянул руку и сказал:
         - Договорились. Только у нас одна просьба.
         - Какая? – вздёрнул брови собеседник.
         - Предоплата… пятьдесят процентов, - ответил Гулевин, не решившись назвать большую цифру.
         - Без проблем, - ответил покупатель. - Кто может за вас поручиться? 
         - В смысле? – не понял вопроса Гулевин.
         - Вы с кем-то сотрудничаете из авторитетов? – пояснил мужчина.
         - Беляк, - вспомнил Гулевин. – За меня может поручиться Беляк. Знаете такого?
         - Знаем, это надёжный человек, - ответил мужчина и, улыбнувшись, добавил: - Организуйте нам встречу с ним.
         - Когда? – спросил Гулевин.
         - Я приеду через пять дней с авансом, и передам вам деньги в его присутствии. Согласны?
         - Да, конечно-конечно, - закивал Гулевин.
         - Считайте, вопрос решён. Удачи вам, - покупатель встал из-за стола и протянул руку. – Мы хотим получить товар через тринадцать дней после оплаты аванса.
         Через пять дней Гулевин получил наличными тринадцать тысяч долларов. Беляку выплатил десять процентов и, вдохновлённый прибылью, приступил к изготовлению большой партии Оргазмина. 
          «Тринадцать долларов – цена таблетки, - думал Гулевин. -  Тринадцать тысяч долларов – предоплата. Товар они хотят получить через тринадцать дней. Блин… осталось ещё передать первую партию в пятницу тринадцатого… Не добрый знак. Впрочем, всё это предрассудки. Главное – дело пошло. Скоро с Ванькой будем считать миллионы…»


            23 марта

            Как бы не был далёк намеченный день, он всё равно приходит. Наступило и двадцать третье марта, пятница. Девчонки не передумали, трагедия случится сегодня вечером. Катя, придя из школы, надела своё любимое платье и села писать записку своему мальчику. Прежде чем поставить последнюю точку в письме, ей пришлось изорвать в клочья несколько тетрадных листов. То не находились нужные слова, то отвлекли родители, то мешали нахлынувшие вдруг слёзы. Она с содроганием вспоминала тот вечер, когда парень ударил её по лицу и обозвал грязной шлюхой. С Наташкой случилось тоже самое. А всё из-за того, что они обе оказались не девственницами. «Дорогой мой мальчик,- писала она, - прости меня, если сможешь. Я не виновата. Так получилось…»
           - Катя, а куда это ты вырядилась? – удивлённо спросила мама, увидев на дочери платье. – Что с тобой случилось?
           - Ничего, - улыбнулась дочь, - ты же сама ругаешь меня за то, что я постоянно хожу в джинсах. Вот я и решила сегодня надеть платье.
           - О-о-о! Красавица моя, - в комнату вошёл отец. – Правильно, дочка, так должна выглядеть настоящая леди. Терпеть не могу ваши драные штаны и голые пупки.
           - Кстати, что с оценками? – спросила мама, вспомнив, что сегодня был последний учебный день третьей четверти. 
           - С оценками всё нормально, мама, вот, посмотри, - Катя протянула дневник, - всего одна тройка.
           - Опять по истории?
           - Угу, - кивнула Катя.
           - Стыдно, - буркнула мать, листая страницы. – Я бы ещё поняла тройку по математике, всё-таки сложный предмет, но по истории иметь тройку – стыдно.
           - Мама, не волнуйся, я исправлю, - Катя криво улыбнулась и добавила: - я всё исправлю.
           - Зачем ей история, если она на бухгалтера хочет учиться, - поддержал дочь отец. – Тем более её по сто раз переписывают. Ты что учила в школе? – обращаясь к жене, спросил отец и сам ответил: - Народ и партия - едины! Наша цель – коммунизм! И где теперь твои партия и коммунизм? Ерунда это всё, история – это не предмет.
           - Хм, тоже мне воспитатель нашёлся, - возмутилась жена, - нет, чтобы меня поддержать, так он наоборот защищает троечницу.
           - А что я не прав? – рассмеялся отец.
           - Конечно, не прав, - сказала мать, - сам на тройки учился и дочь поощряешь…
           - Кто учился на тройки? Я? – папа ткнул себя в грудь указательным пальцем. – Ну, ты, мать, даёшь! Да я вообще без троек учился. Ты что мой аттестат не видела?
           - А толку? – язвительно ответила жена. – Я уж не говорю об институте, ты даже в техникум не поступил.
           - А это здесь причём? – развёл руками отец.
           - Да притом, что всю жизнь свою баранку крутишь…
           - Ну, милая, не всем же в кабинетах задницы отсиживать. Кто-то должен и баранку крутить. Чем тебя моя работа не устраивает? Я что, мало зарабатываю? Мне моя работа нравится, я её люблю. Зачем мне институт? Зато у меня все категории в правах есть…
            - Нашёл чем гордиться, - съехидничала жена. – Медведя и того в цирке учат на мотоцикле ездить.
            - Вот именно, - усмехнулся муж, - а ты за двадцать лет не можешь легковую машину научиться водить. А у неё, между прочим, четыре колеса…
          - Да если бы я захотела, - возмущённо вскрикнула жена, - я бы уже давно ездила. Просто мне это не нужно…
          - Ага, ты это Катьке расскажи, - съязвил отец, - давно бы она ездила. Ты руля боишься, как чёрт ладана…
          - Знаешь что, дорогой? – подбоченилась жена. – Я тебе вот что скажу…
          - Началось, - вздохнула Катя. – Хватит вам уже. Пойду я, – она подошла к родителям и поцеловала их. – Не ругайтесь, пожалуйста. Очень вас прошу.
          - Во сколько придёшь? – строго спросила мать.
          - Как обычно, - ответила Катя.
          - Смотри, не опаздывай! В Десять часов как штык. Опоздаешь, завтра гулять не пойдёшь. Понятно?
          - Понятно, - кивнула дочь и оставила родителей.
            Пока она одевалась, из комнаты доносились голоса родителей:
          - Зачем ты позоришь меня при дочери? – шипела мама.
          - А ты? Кто меня первым троечником обозвал? – не сдавался отец.
            Катя, улыбнулась, перекрестила дверь своей комнаты и, щёлкнув замком, вышла на лестничную площадку.
           По дороге Катя заехала к своей старшей подруге Нине Бойковой, чтобы передать через неё конверт для своего бывшего жениха.
           - Отправила бы по почте, - советовала Нина.
           - Я тебя очень прошу, - настаивала Катя, - передай письмо сегодня в девять часов вечера. Хорошо?
           - Передам-передам, - заверила Нина. – А почему в девять-то? Раньше нельзя?
           - Нет, раньше не передавай. Только не подведи меня. Договорились?
           - Конечно, - заверила Нина и спросила: - Слушай, Кать, у тебя таблеточки не завалялось? Я сегодня у своего парня останусь ночевать, хочу расслабиться.
           - К сожалению, ничем не могу помочь, - соврала Катя. В сумочке лежало две таблетки, припасённые для сегодняшнего вечера.

          Качалина и Зорина почти три недели обсуждали способы ухода из жизни и, наконец, решили спрыгнуть, взявшись за руки, с Наташкиного балкона. Та жила на девятом этаже, шансов выжить не было. Родители Зориной в пятницу всегда уезжают на дачу, Наталья в этот раз отказалась. Она тоже попыталась написать своему парню письмо, но потом от этой затеи отказалась. «Сам догадается, - думала Наташа, - пусть ему будет стыдно…»

         Наталья вздрогнула, услышав звонок в дверь. «Всё, - подумала она, - вот и пришёл мой конец. Скоро это случится.»
         - Здравствуй, дорогая, - войдя в квартиру, сказала Катя и поцеловала подругу.
         - Добрый вечер, Катюша. Ну, как ты? – робко спросила Наталья.
         - Всё в норме…
         - Ты так нарядно выглядишь, - улыбнулась Наташа, - тебе идёт это платье. А что мне надеть?
         - Так у тебя же есть голубое платье.
         - Да ну его, - махнула рукой Зорина, - оно мне не нравится. Я хочу надеть белую юбку и чёрную блузку.
         - Нет, чёрное не надо, - возразила Катя. – Надевай что-нибудь светлое. Но я бы посоветовала тебе всё-таки голубое платье. Зря ты от него отказываешься. Оно будет смотреться очень эффектно.
          - Хорошо, - улыбнувшись, ответила Наталья, - я подумаю. Сейчас который час?
          - Полвосьмого, - взглянув на крошечные часики, ответила подруга. – Время ещё есть. Ты всё приготовила?
           - Да, - смущённо кивнула Наташа, - пойдём ко мне.
             Они прошли в Натальину комнату. На столе лежали две таблетки Оргазмина. Катя вынула из сумки свои таблетки и спросила:
            - Ну что, сразу обе?
            - А ты как считаешь? – спросила Наташа.
            - Думаю, лучше будет по две, - ответила Катя. – Предки твои сюда не заявятся?
            - Нет, что ты, - ответила Наталья, - они звонили, уже на даче. Так что никто нам не помешает.
            - Ну и слава богу, - с облегчением вздохнула Качалина.
            - Письмо передала? – спросила Наталья.
            - Да, Нинка пообещала передать ровно в девять вечера. Она там сегодня будет. Просила таблеточку у меня. Я сказала, что нету.
            - Ну и правильно, пусть наш последний вечер будет ярким и горячим, - Наташа погладила Катину руку и поцеловала подругу в губы. – Родная моя, как я тебя хочу.
            - Погоди немножко, - отстранилась Катя. – Давай обсудим, что мы будем говорить, если там, - она указала рукой наверх, - встретимся.
            - Мы же договорились уже, - улыбнулась Наташа, - скажем, что погрязли в грехах, потому и решили принести себя в жертву. Рано или поздно всё это всплыло бы, а мы не хотели позорить своих родителей. Нормальное объяснение.
            - Слушай, - вдруг нахмурилась Качалина, - а это ничего, что мы перед самой смертью выпьем это, - она кивнула на таблетки.
            - А какая разница, Катька? - усмехнулась Наталья. - Всё равно же постоянно балдели. Там уже этого ничего не будет.
            - Я вот думаю, а вдруг нас отправят в ад и будут там мучить…
            - За что нас в ад? – удивилась Зорина. – Мы же ничего плохого людям не сделали. Мы что, убийцы какие-то или разбойники? 
            - Себя-то убьём, значит – убийцы, - неожиданно заключила Катя.
            - Себя – это другое дело, - возразила Наташа. – Наши жизни в наших руках. Скажем, что нарочно поторопились, чтобы попасть к Богу.
            - В церкви говорят, что самоубийство – это тяжкий грех, - сказала с сомнением Катя.
            - Там много чего говорят, - ответила Наталья, - человек вообще рождается в грехе. То есть он уже с рождения грешник.
            - Как это? – удивилась Катя. – Грудной ребёнок грешник?
            - Да, а ты как думала? Вот скажи, твои родители венчались в церкви? – спросила Зорина.
            - Нет,  - ответила подруга.
            - И мои не венчались, а значит, и твои, и мои родители живут в блуде. А мы с тобой ещё несовершеннолетние, поэтому даже, если бы мы с тобой не грешили, всё равно считались бы грешницами. Понятно?
             - Странно, - усмехнулась Катя. – Выходит, как не крути, мы всё равно грешницы.
             - Выходит так, - подтвердила Наташа. – Так что, одним грехом меньше, одним больше, это теперь не имеет никакого значения. Прошу тебя, раздевайся, дорогая, поцелуй меня. Покрепче…

              Ровно в девять часов вечера подружки-десятиклассницы Зорина и Качалина, взявшись за руки, ступили в бездну…
              Через минуту бывший жених Кати открыл конверт. Он и сам уже хотел помириться, даже собирался сегодня вечером позвонить девушке.  Но, прочитав прощальное письмо, понял, что звонить больше некому…   




         Май               

        - Разрешите, Надежда Семёновна, - на пороге стоял учитель истории Смирных.
        - Входите, Алексей Фёдорович, присаживайтесь, - ответила Панина. – Что у вас?
        - Тут такое дело, Надежда Семёновна, - замялся Смирных, - деликатное. Извините, но прежде чем начать разговор, хотел бы попросить вас, чтобы о нём, кроме нас, пока никто не знал.
         - Уважаемый Алексей Фёдорович, - хмыкнула директор, - меня о таких вещах можно не предупреждать. Всё, что обсуждается в моём кабинете, дальше этих стен, - Панина провела рукой, - не уходит. Разумеется, за исключением профессиональных или официальных всяких там бесед, совещаний, собраний и тому подобное. 
         - Спасибо, - присел на стул Смирных и вынул из портфеля бумаги. - Я по поводу трагедии в семьях Качалиных и Зориных.
         - Насколько мне известно, - вздёрнула брови Панина, - дело закрыли. А что у вас?
         - Закрыть-то закрыли, - вздохнул Смирных, - но я тут провёл собственное, так сказать, расследование…
         - А вы не думали, что это противозаконно? – нахмурилась Панина.
         - Думал, - кивнул Смирных, - однако, как мне показалось, наши органы не очень тщательно разобрались в случившемся. Поэтому я решил посоветоваться с вами.
         - И что там? – Панина отложила в сторону брошюру. - Внимательно слушаю вас.
         - Надежда Семёновна, - надевая очки начал Смирных, - я подозреваю, что у нас в школе кем-то из учителей создано, так называемое, тайное общество.
          - Да вы что? – Панина изобразила на лице крайнее удивление. – Что вы такое говорите? Что ещё за общество? Вы имеете  в виду скинхедов? Так мы же разобрались с ними ещё год назад. Всё это оказалось обыкновенным баловством…
          - Нет, я имею в виду некое общество, если так можно выразиться, любителей наркотиков, - сказал Смирных и взглянул из-под очков на директрису.
          - С чего вы это взяли? – испуганно спросила Панина. – В нашей школе кто-то из учеников употребляет наркотики?
          - Мало того, - Смирных зачем-то снова заглянул в портфель, словно проверяя, всё ли на месте, - не только употребляют, а ещё и продают.
          - Вам известно, кто этим занимается? – сощурилась Надежда Семёновна.
          - Я не уверен на все сто, но мне кажется, что один из наших педагогов.
          - Назовите фамилию, - потребовала Панина.
          - Понимаете в чём дело, - стушевался Смирных, - я бы сейчас не хотел называть фамилии, поскольку сам ещё не уверен…
          - Это не разговор, Алексей Фёдорович, - строго оборвала Панина, - раз уж вы пришли ко мне с такой информацией, будьте любезны говорить со мной без всяких намёков. Тем более, я пообещала вам, что разговор останется в этом кабинете.
          - Я просто боюсь незаслуженно бросить тень на человека. Вдруг я ошибаюсь, - Смирных втянул голову в плечи.
          - А зачем же тогда вы пришли сюда, – усмехнулась Панина, - если и мне не доверяете.
          - Если бы я вам не доверял, Надежда Семёновна, - резонно заметил Смирных, - я бы к вам не пришёл. Ну, а коль я здесь…
          - А раз доверяете, - снова перебила Панина, - назовите фамилию. Я обещаю вам, что человек не получит от меня даже намёка.
          - Хорошо, - кивнул Смирных. – Я скажу вам…
          - Так кто он? – Панина вперила взгляд в учителя.
          - Гулевин, - ответил Смирных. – Игорь Михайлович Гулевин.
          - И какое отношение он имеет к самоубийству девочек? – удивилась Панина.
          - Пока точно не знаю, - смущённо ответил Смирных, - но есть подозрения, что он подпаивал их каким-то снадобьем и занимался с ними развратом. Он лишил их обеих девственности и затем регулярно занимался с ними сексом…
          - Интересный вы человек, Алексей Фёдорович, - наигранно рассмеялась Панина, -  откуда вам всё это известно, если девочек уже как два месяца нет в живых, а расследованием трагедии занимались компетентные органы. Или вы думаете, там дураки сидят? Если бы Гулевин был замешан в этом деле, его бы уже наверняка давно определили куда следует. Нет, уважаемый, вы заблуждаетесь. Вы же понимаете, есть факты, а есть просто слухи и сплетни. Мне кажется, вы воспользовались вторым источником информации.
          - Потому я сразу вас и предупредил, что это пока неподтверждённые сведения, - сказал Смирных, - просто мне хотелось обратить ваше внимание. Вдруг и вам что-то станет известно, а вы уже будете знать, откуда ветер дует. Как говорится, тайное всё равно когда-то становится явным. И если моя информация подтвердится, нужно будет принимать меры.
          - Вы хоть представляете, какой это будет позор – выявить в стенах школы педофила и торговца наркотиками? – спросила Панина.
          - Представляю, - согласился Смирных. – Но, если окажется, что он виновен в гибели Зориной и Качалиной, то тут простым увольнением не отделаешься. Нужно будет отдавать его под суд, то есть заявлять в органы.
          - И всё-таки скажите, откуда у вас информация?
          - Я пока не могу об этом говорить, - заявил Смирных, и Панина поняла, что ответа на свой вопрос она не получит.
          - Хорошо, Алексей Фёдорович, тогда пообещайте мне, что сами не будете предпринимать никаких действий, что бы вам не стало известно. Договорились?
          - Договорились, - кивнул Смирных, - вы же видите, я пошёл не в милицию, а к вам. Вы здесь руководитель, и я понимаю, как бы выглядел, если бы обошёл вас…
          - Спасибо вам,  - Панина встала и пожала посетителю руку, - я по своим каналам наведу справки, и потом вернёмся к нашему разговору.
          - До свидания, - Смирных встал из-за стола и направился к выходу. 


                * * *
 
           Панина назначила встречу Гулевину в кафе  подальше о школы. 
          - Ну что, голубчик, доигрался? – презрительно сказала она.
          - Что случилось, Надежда Семёновна, - испуганно спросил Гулевин.
          - Ты у меня спрашиваешь, развратник? – усмехнулась Панина. – Зачем ты полез к девчонкам под юбки? А?
          - О ком речь, Надежда Семёновна? – наигранно удивился Гулевин.
          - Господи, боже мой, Игорь Михайлович, - всплеснула руками Панина, - снова будешь передо мной клоуна из себя корчить?
          - Ну, зачем же так грубо? – обиделся Гулевин.
          - Ага, - хмыкнула Панина. – Ты ещё жалобу на меня министру образования напиши, обидчивый какой. Прекрати немедленно дурака валять. Ты зачем Зорину и Качалину совратил?
          - Откуда у вас такая информация? – скривившись, процедил Гулевин и цинично добавил: - У нас что, мёртвые научились разговаривать?
          - Я уже тебе однажды говорила, но ты, видимо подзабыл. Что ж, напомню. Ты, наверное, забыл, что я работаю директором школы, а не дворником на футбольном поле. Хотя те тоже всегда заранее знают счёт в предстоящей игре. Игорь, ты в своём уме?
          - Надежда Семёновна, - не стал отпираться Гулевин, - у каждого свои слабости. Ну, было дело - развлёкся немного…
          - Развлёкся? – прошипела Панина. – Ты хоть понимаешь, что ты своими глупыми развлечениями можешь развалить весь бизнес? Тебе что, баб мало? Зачем ты учениц потащил в постель?
          - Да они как-то и сами не возражали, - усмехнулся Гулевин. – Поди, не по восемь лет девушкам. Я не пойму, в чём проблема?
          - Не поймёшь? – процедила Панина. – Да в том, что ты своими действиями довёл их до самоубийства.
          - Чушь всё это, - едва не вскрикнул Гулевин. – Я и сам был поражён, когда узнал о самоубийстве. Но уверяю вас, Надежда Семёновна, что я никакого отношения к их поступку не имею. Причём тут наши отношения?
          - Скажите, Игорь Михайлович, откуда я знаю о ваших взаимоотношениях с Зориной и Качалиной?
          - Не знаю, - пожал плечами Гулевин.
          - Но, согласитесь, если я знаю, значит, кто-то знает ещё и, кроме меня.
          - Согласен, - кивнул Гулевин. – Меня это тоже удивляет. Кто это?
          - А ты как думаешь? – язвительно спросила Панина. – Ясное дело, не девочки мне рассказали, иначе бы я с тебя уже давно всю душу вытрясла.
          - Так кто же вам донёс? – изумлённо спросил Гулевин.
          - Смирных, историк наш, - озираясь по сторонам, ответила Панина. 
          - Ни фига себе, - присвистнул Гулевин, - а он откуда знает?
          - Так он и рассказал, - усмехнулась Панина. – Держи карман шире. Главное сейчас не в том, откуда он знает. Проблема в том, что ему это известно. Он обвиняет тебя в педофилии и доведении девчонок до самоубийства. 
          - Блин, а он тут при каких делах? Он что, прокурор или следователь? Какое он имеет право? Я ведь…
          - Послушай меня, господин Гулевин, - ехидно перебила Панина, - имеет он право или не имеет, это второй вопрос. Первый же заключается в том, что он завтра сунется в прокуратуру и выложит на стол свои доказательства. Даже если они будут не полными, там найдут, как и чем их дополнить. Можешь не сомневаться.
          - Да я и не сомневаюсь, - понуро ответил Гулевин и добавил: - Вот козёл! И что ему надо? Зачем он это всё затеял?
          - Справедливости ради, - язвительно сказала Панина.
          - Кстати, Надежда Семёновна, педофилом меня называть нельзя, - вдруг, что-то вспомнив, заявил Гулевин.
          - Ты хочешь сказать, что ты не занимался с ними сексом? – усмехнулась Панина.
          - Занимался, - кивнул Гулевин. – Но в моём случае это называется эфебофилией.
          - Это ещё что такое? – удивилась Панина.
          - Тяга к подросткам, - пояснил Гулевин. - Вы же понимаете, это совершенно разные понятия. Ну, нравятся мне молоденькие девочки. Однако говорить о педофилии, по крайней мере, не корректно. У этих, с позволения сказать, «детей» грудь была не меньше третьего размера. Кроме того, они и сами не раз меня приглашали повеселиться.
           - Правильно, - ухмыльнулась Панина, - а кто их кормил секс-таблетками? Да и вообще, какая разница как это называется? Речь сейчас о другом. Ты понимаешь? Если прокуратура докопается, тебя посадят по статье «доведение до самоубийства». А ты здесь умничаешь передо мной своими «филиями». Думай теперь, как заткнуть рот Алексею Фёдоровичу. Он пока только подозревает, стопроцентной уверенности у него нет. Но ты же знаешь этого правдолюбца. Если он втемяшил себе что-то в голову, будет копать, пока не выроет тебе яму.
            - Как бы он сам в эту яму не попал, - зло ответил Гулевин. – Тоже мне, следователь по особым делам нашёлся.
            - Тебе ещё повезло, что девчонки не оставили предсмертных записок, - сказала Панина, - а то были бы тебе сейчас и педо, и фебофилия. Хотя, чёрт его знает, может, какие записки и оставили. Как Смирных узнал о твоих похождениях? Значит, кроме него, ещё кто-то знает?
            - Получается так, - согласился Гулевин. – Но я уже думал об этом. Возможно, девчонки поделились по секрету с кем-то из подружек. Те до поры - до времени молчали, а сейчас языки зачесались. Но я уверен, что сейчас это доказать невозможно. Единственное что, могут немного нервы потрепать.
             - В общем, Игорь Михайлович, - Панина встала и протянула руку для прощания, - думай. Если у меня появится новая информация, я предупрежу. Смотри, бизнес не развали. А то твоя тяга к подросткам выльется всем нам боком. А мне ещё квартиру покупать…



                * * *
      
          Гулевин в тот же день позвонил уголовному авторитету Беляку и попросил аудиенции.
          - Сегодня не смогу принять, - ответил Беляк, словно он был высокопоставленным чиновником. – Подъезжай завтра на Даниловский рынок. Наберёшь меня утром в десять часов, я скажу куда подойти. 
        На следующий день Гулевин сидел в одном из кафе в районе Даниловского рынка и поджидал Беляка. Тот не заставил себя долго ждать, появился, как и обещал, через десять минут. Через окно Гулевин заметил, что авторитета сопровождали двое молодых мужчин, но в помещение Беляк вошёл один.
       Первый раз они встретились лет пять назад. У Гулевина тогда возник конфликт с соседом, который по пьянке ударил его в подъезде собственного дома. Игорь Михайлович не стал заявлять в милицию, зная, что соседа-уголовника ментами не напугаешь, а только наживёшь себе врага. Позвонил другу детства, тот и посоветовал ему обратиться к Беляку. Продиктовал его телефон и разъяснил, как правильно себя вести: 
          - Принесёшь пару тысяч рублей, скажешь, мол, хочу в общак деньжат подкинуть, извинись, что сумма небольшая, объяснишь, что работаешь учителем. Расскажешь, что по чём. Он твоего соседа быстро на место поставит.
             Игорь Михайлович последовал совету товарища, и действительно, сосед-уголовник уже на следующий день явился к Гулевину, рассыпаясь в извинениях:
           - Извини, брат, сам понимаешь, что по пьянке не бывает. Не хотел тебя обидеть. Не держи зла.
           - Хорошо, - улыбался довольный Гулевин, - не буду зла держать.
           - Благодарю тебя, браток, - тряс руку сосед, - если чё, обращайся. Любому рыло за тебя начищу.
            После того случая Гулевин стал изредка позванивать Беляку и отвозить небольшие суммы в общак. Впрочем, ему было всё равно, куда идут его деньги – в общак ли, в карман ли Беляку. Главное, что у него появился покровитель. «Если кто-нибудь «наедет», - думал о будущем бизнесе «химик» (так в шутку называл его Беляк), - будет к кому обратиться…»
Когда бизнес пошёл в гору, Гулевин стал приносить Беляку более солидные суммы.
            - Взятки, что ли с учеников стал брать? - шутил Беляк. – Или наследство от бабушки получил?
            - Трудимся, - уклончиво отвечал Гулевин.
            - Молодец, химик! Уважаю, - Беляк по отечески хлопал гостя по плечу и довольно улыбался.

                * * *

            И вот настал тот день, когда Гулевину понадобилась серьёзная помощь.
          - Ну, как дела, химик? Что стряслось? – Беляк пожал руку просителю и откинулся на спинку стула.
            Официантка, заметив высокопоставленного гостя, бросилась к нему.
          - Здравствуйте!– защебетала она. – Давненько к нам не заглядывали. Вы так помолодели. Чего желаете? У нас сегодня изумительные свиные рёбрышки! Есть вино домашнее…
          - Не, Любашка, - ответил Беляк, - я сыт. Принеси мне чайку с мятой. Только не в пакетах, нормального чаю заварите.
          - Сию минуту. А вам что? – обратилась официантка к Гулевину.
          - Мне тоже чай, такой же,  - ответил Игорь Михайлович.
           Официантка упорхнула, Гулевин протянул Беляку конверт с деньгами и тихо произнёс:
          - Стукачок один меня достал. Хотел бы ему язык укоротить. Поможешь?
           Беляк, пряча конверт в карман, довольно улыбнулся и ответил:
          - А чего ж хорошему человеку не помочь? Кто он?
          - Коллега мой, учитель. Собирает про меня всякую ерунду…
          - Что конкретно? – перебил Беляк, было заметно, что он торопится.
          - Вынюхивает про мой бизнес, может обломать всё.
          - Это не хорошо, - задумчиво произнёс авторитет. – Не люблю, когда мне кто-то в карман лезет. Бизнес-то процветает?
          - Пока всё нормально, - кивнул Гулевин. – Но вот из-за таких правдолюбцев могут возникнуть проблемы.
          - А чего он полез в твой бизнес? – спросил Беляк.
          - У нас в школе две девчонки покончили с собой, а я с ними пару раз развлекался. В общем, этот придурок вбил себе в голову, что это из-за меня случилось, хотя у нас всё было на добровольной основе.
          - А из-за чего они себя порешили? – удивился Беляк.
          - Хрен его знает, - развёл руками Гулевин, - говорят, что с родителями не поладили. Прокуратура разбиралась, никакого криминала не обнаружила. А этот чёрт сейчас мутит под меня, хочет заявить в милицию, что, мол, девки покончили с жизнью из-за того, что я им давал таблетки и всё такое.
           - Хм, это серьёзно, - сказал Беляк. – Откуда он узнал?
           - Да он сам толком ничего не знает. Пока только подозревает, приходил к директрисе стучал на меня. В смысле, высказывал свои подозрения.
           - У него на тебя что-то конкретное есть? – спросил Беляк.
           - Конкретного ничего пока нет, - ответил Гулевин, - но копает дальше. И одному богу известно, до чего он докопается. Поэтому я и пришёл к тебе посоветоваться, что с ним делать?
           - Пока ничего. Давай его фамилию, я присмотрю за ним. Раньше времени не паникуй. Если будет что-то серьёзное, звони. Мы ему крылышки подрежем, - заверил Беляк. – Извини, химик, у меня сегодня много дел, долго «трещать» не могу.
           - Хорошо, - закивал Гулевин. – Если прижмёт, сообщу.
           - Ну давай, - Беляк пожал руку и удалился.
             Гулевин допил свой чай и отправился домой.



                Сентябрь

          Ольга Владимировна Рогожкина просматривала видеоматериалы, наверное, уже в сотый раз. В кабинет вошли Ханова и Соматина.
          - А я уже хотела вам звонить, - сказала Рогожкина. – Куда это вы пропали?
          - Ну, Оля, уж точно не развлекались, - пошутила Соматина.
          - Есть новости? – спросила Ольга Владимировна.
          - Новостей хоть отбавляй, только вот что толку с них, - вздохнула Ханова. – Ни одной зацепки. Ходим вокруг да около, а пользы – ноль.
          - Не скажи, Маша, - возразила Рогожкина, - толк есть всегда. Главное, получить побольше информации. Да и старую информацию полезно анализировать, вот идите сюда. Смотрите, - Ольга Владимировна указала на экран монитора, - на что мы здесь не обратили внимания?
          - Я уже до дыр просмотрела все записи, нет же здесь никого, - ухмыльнулась Ханова.
          - В этом-то и суть, что нет никого. А должен быть.
          - Оля, ты так и думаешь, что это не Смирных убил Панину? – удивлённо спросила Соматина.
          - Я почти в этом уверена, - подтвердила Рогожкина. – Это не он. А вот его смерть, по-моему, лежит на совести Паниной.
          - Вот так? – удивилась Мария Ханова. – Это почему же такой вывод?
          - Сдаётся мне, что Смирных что-то знал очень важное и мешал директору. А вот что? Это и необходимо выяснить.
          - Так что с записью? – спросила Ханова.
           - Вот смотрите. Во-первых, здесь выпадает из поля зрения почти метр от пола. И не видна дверь, расположенная напротив приёмной.
           - Что ты хочешь этим сказать? – удивилась Ханова.
           - А то и хочу сказать, что, если убийца знал, как установлены камеры, он мог выйти из невидимой двери и пройти незамеченным в приёмную и точно также уйти обратно.
           - Но при этом он должен быть ростом меньше метра или…
           - Скорее всего «или», - перебила Рогожкина. - Преступник действительно мог проникнуть в приёмную директора по-пластунски. Поэтому мы никого здесь и не видим.
           - Странно всё это, - усомнилась Соматина.
           - Ничего нет странного, если посмотреть другие записи, - Рогожкина открыла следующий файл и снова призвала коллег: - смотрите внимательно. Вот угол здания, вот ворота с обратной стороны школы. Мы не видим забор, который начинается от ворот, а в том заборе не хватает двух штакетин. Местные жители, чтобы не обходить здание, ходят прямо через школьный двор, проникая именно в этот искусственно созданный проём.
           - Но ведь они и шагу не сделают, как тут же попадут в объектив камеры, - ухмыльнулась Мария. 
           - Погоди, дорогая, - хитро прищурилась Рогожкина. – Правильно ты говоришь.
           - Ну так я и говорю…
           - Но, - Рогожкина подняла указательный палец над головой, - дело в том, что преступнику не нужно делать шаг вперёд. Если он сразу пойдёт не прямо, а вдоль забора налево, то ни одна, ни другая камера его не увидит…
           - А третья камера, с той стороны? – удивилась Ханова.
           - В этом вся и суть - третья камера не видит ни эту часть забора, ни участок от забора до стены, мешает угол пристройки, где находится спортзал. То есть из поля зрения выпадает практически восемь-девять  квадратных метров. В результате мы имеем мёртвую зону, по которой можно спокойно проникнуть в школу через крайнее окно напротив ворот. Это окно помещения, где проходят уроки труда. Через него мы попадаем в коридор прямо напротив приёмной директора. Таким же образом можно и покинуть школу.
           - Если принять эту версию, получается, в убийстве замешан кто-то из охранников, - заключила Соматина. – Кто мог знать такие подробности?
           - Не исключено, - согласилась Рогожкина. – Поэтому с охранниками нужно работать дополнительно. Нужно проверить их мобильники, особенно звонки в тот день. Возможно, на кого-то выйдем. Кстати, сумочку нашли?
           - Да, Елизавета Тарасовна вспомнила, она отдала её учителю химии, а тот закрыл её у себя в кабинете, вернее в лаборатории.
           - А почему учителю химии? – удивилась Рогожкина.
           - Она боялась её потерять и отдала ему на хранение, - ответила Ханова. – Он как раз подошёл к ней в тот момент.
           - Мне это тоже не нравится, - нахмурилась Рогожкина. – Почему она, не дождавшись милиции, зашла в кабинет Паниной? Хоть убейте меня, но мне это не нравится. Что у неё там находилось?
           - Упирается, говорит, ничего особенного, - сказала Соматина.
           - Что у вас ещё? По девочкам выяснили? – спросила Рогожкина.
           - Да, я изучила материалы дела, - ответила Соматина. - Девчонки действительно покончили жизнь самоубийством. Никаких предсмертных записок не оставили. Одноклассники поговаривают, что они якобы были лесбиянками и боялись разоблачения. Но это всё на уровне сплетен, в деле по этому поводу ничего нет.
           - А родители что говорят? – спросила Рогожкина.
           - Родители, как всегда, винят во всём школу. Мол, учителя слишком строгие, ставили несправедливые оценки, заваливали тройками и двойками. В общем, тёмный лес.
           - Да, девчонки, покопайте глубже учителя химии – хранителя дамских сумочек. Прошу учесть очень важную деталь. Игорь Михайлович Гулевин женат на родной сестре сожительницы Коваленко Ивана Дмитриевича.
           - Это сын секретарши? – удивилась Ханова. 
           - Именно так, - ухмыльнулась Рогожкина. – Сами посудите: Гулевин дружит с сыном Коваленко, они женаты на сёстрах, перед самой смертью Панина звонит сыну Коваленко, после убийства директора Елизавета Тарасовна возвращается в кабинет, затем передаёт свою сумку на хранение Игорю Михайловичу. Очень много странностей. И плюс в тот же день убивают Смирных. Не школа, а какая-то преисподняя. Криминальный клубок. Но мы должны этот клубок размотать. Давайте работать с этими родственничками. Я уверена, что ноги растут оттуда.
             - В момент убийства, Гулевин находился в своём кабинете, то есть вёл урок. У него железное алиби, - сказала Ханова. 
             - Я сейчас не об этом, - задумчиво произнесла Рогожкина. - Тут что-то другое. А вот что, пока никак не могу понять. Но думаю, скоро всё прояснится. Так, что дальше?
             - У Паниной был любовник, - заявила Соматина, - Виктор Олегович Куприянов.
             - Кто он? – спросила Рогожкина.
             - Коммерсант, занимается куплей-продажей стройматериалов.
             - Опросили его?
             - Сегодня встречаюсь с ним вечером, - ответила Соматина. – Хотела с утра встретиться, но он куда-то уехал, то ли в Тверь, то ли в Новгород.
             - Давно они знакомы? – спросила Рогожкина.
             - Со слов Коваленко Елизаветы Тарасовны, года два, - сказала Соматина и добавила: - А вообще, мне эта секретарша очень не понравилась. Глазки бегают, потеет, словно в бане, за сердце хватается…
             - Мне и самой она не нравится, - ухмыльнулась Рогожкина. – Онегина её при мне допрашивала. Кстати, что сынок её рассказывает? Зачем ему Панина звонила?
             - Просила совета, какое лекарство лучше купить от аллергии…
             - Это мама ему посоветовала так сказать, - заключила Рогожкина. – Она у него, по-моему, главный консультант. А он после разговора с директрисой кому звонил?
             - Гулевину. Говорили минут двадцать. Наверное, говорили бы ещё, но в этот момент Гулевин узнал, что Панину убили, и сообщил об этом Коваленко. Сразу, после того как они разъединились, Ивану Коваленко позвонила мать и тоже сообщила об убийстве Паниной.
              - Зачем он отключил телефон? – спросила Рогожкина.
              - Говорит, разволновался и решил выключить.
              - Другие номера есть у него?
              - Да, - ответила Соматина. – Есть один на его имя. Но тот он не стал выключать, хотя ни с него, ни на него звонков в тот день не поступало.



                * * *

            С Куприяновым Соматина встретилась в его квартире. Виктор Олегович любезно предложил кофе. Перед началом беседы предупредил, что никаких бумаг подписывать не будет.
          - Правильно меня поймите, Анна Тимофеевна, я не хочу в семье проблем. У меня и так с женой напряжённые отношения…
          «Странные люди, - мысленно усмехнулась Соматина, - как ходить на сторону, о проблемах не думают…»
           - Хорошо, - ответила Анна и, незаметно нажав кнопку диктофона, задала первый вопрос: - Как давно вы познакомились с Надеждой Семёновной Паниной?
           - Два года назад, - затянулся сигаретой Куприянов. – Мы завозили в их школу стройматериалы. Мой коммерческий директор попал в больницу, и мне пришлось самому ехать подписывать документы.
           - У вас сразу возникли с ней хорошие отношения? 
           - В общем-то, да, - кивнул Куприянов, - она такой, знаете, очень коммуникабельный человек и умеет расположить к себе.
            - Насколько мне известно, вы с ней ровесники? – спросила Соматина.
            - Да, мы с ней родились не только в один год, но и в один месяц. Но, когда мы познакомились, я никогда в жизни не сказал бы, что она моя ровесница…
            - Так молодо выглядела? – удивилась Соматина.
            - Я сначала думал, женщине, максимум, под сорок. Она тщательно за собой ухаживала, очень хорошо, в смысле, со вкусом одевалась. Иными словами, когда я узнал, что она моего года, даже не поверил. Думал, что Надя… Надежда Семёновна меня просто разыгрывает. Вообще-то, я, если честно, не предполагал даже, что у нас могут возникнуть близкие отношения. Сначала мы просто были друзьями, затем я узнал, что она одинока. Вы же знаете, что у неё муж погиб в автомобильной аварии?
            - Да, конечно, - подтвердила Соматина.
            - Дочь у неё взрослая, замужем, навещала мать изредка.
            - Она вам жаловалась на свою жизнь? – спросила Соматина.
            - Не то, чтобы жаловалась, так, в беседе одно скажет, другое… Она не любила жаловаться на судьбу. Напротив, была всегда жизнерадостной, любила пошутить, острослов необыкновенный… Наверное, всё это и сыграло свою роль в нашем сближении.
             - Извините, Виктор Олегович, за бестактный вопрос, но…
             - Анна Тимофеевна, - махнул рукой Куприянов, - к чему все эти деликатности. Раз уж пришли допрашивать, спрашивайте всё, что хотите.
             - Спасибо, - улыбнувшись, ответила Соматина. – Только я пришла вас не допрашивать. Если понадобится, вас вызовет следователь. А у нас с вами просто беседа. Вы же сами сказали, что готовы общаться, но без бумаг. Продолжим. Вы говорили о напряжённых отношениях с вашей супругой…
              - Да, - вздохнул Куприянов, - с женой у меня в последнее время отношения совсем разладились. Она у меня очень ревнивая, подозрительная…
              - Но так ведь было что подозревать, - сказала Соматина.
              - Согласен, - кивнул Куприянов, - только вот до Паниной у меня никогда никого не было на стороне. Но мне от этого было не легче. Когда я занялся коммерцией, приходилось домой возвращаться поздно, иногда были многодневные командировки. То за лесом в Сибирь летал, то за цементом в Новороссийск. Сами знаете, волка ноги кормят. Я по началу был и гендиректором, и коммерческим директором, и бухгалтером. В общем, как говорится, и швец, и жнец, и на дуде игрец. А от жены вместо помощи, слышал только одни упрёки: мол, кобель, сластолюбец и прочую ерунду. Надоело мне всё это, хуже некуда. А тут появилась Надежда. Она для меня стала своего рода отдушиной. Никогда не задавала вопросов, жалела меня. Ласковая женщина… - Куприянов задумался.
               - У вас есть дети? – спросила Соматина.
               - Двое. Дочь в университете учится, сын школу заканчивает. Я даже как-то хотел его перевести к Надежде Семёновне.
               - Зачем? – удивилась Соматина.
               - У меня с его классным руководителем произошёл конфликт, и та, как мне показалось, стала просто придираться к сыну.
               - А что за конфликт? Что случилось? – поинтересовалась Соматина.
               - Откровенно говоря, - усмехнувшись, Куприянов махнул рукой, - недоразумение возникло на пустом месте. Светлана Ефимовна, это его классная, запрещала своим ученикам приходить на занятия в кроссовках. Ну а мой Артур упёрся. Говорит, мне так удобно. Вообще-то, я не понимаю этих запретов. Какая разница, кто во что обут. В конце концов, не в рыбацких же сапогах он пришёл в школу. Чтобы не выделялся, мы купили ему обыкновенные чёрные кроссовки, они даже похожи были на туфли. Через неделю вызывает меня классная и заявляет, что я из сына делаю приспособленца. В общем, слово за слово, поругались мы с ней. Я махнул рукой и сказал, что мой сын будет ходить в том, в чём сам считает нужным. Не знаю, прав я или нет, но мне кажется, что это такая мелочь, о которой не стоило даже говорить.
               - И что было дальше? - улыбнулась Соматина.
               - А дальше мой сын скатился на тройки, - усмехнулся Куприянов.
               - И вы из-за этого хотели перевести его в другую школу? – удивлённо спросила Соматина. 
               - Хотел. А что было делать? Она принципиально не ставила ему хороших отметок, а тот заявил, что не будет ходить на её уроки, в общем… целая история.
               - И как разрешился конфликт?
               - Очень просто. Светлану Ефимовну уволили.
               - За что? – удивилась Соматина. – Вы помогли? 
               - Нет, что вы, я был ни причём. Оказывается, она умудрилась перессориться со многими родителями. Её обвинили в поборах, и там ещё в чём-то. Я не вникал. Уволили  да и уволили, только перекрестился.
               - И как ваш сын стал после этого учиться?
               - Хорошо. Стал приносить четвёрки, иногда - пятёрки. Естественно о переводе забыли. Так он и остался в своей школе. Сейчас в одиннадцатом классе учится. На следующий год ещё один студент прибавится…  На чём мы остановились?  А, ну да. Жена мне говорит, бросай свою коммерцию, найди себе должность поспокойнее. Ну, это чтобы я вовремя домой приходил, не задерживался допоздна. А как на окладе жить? Недавно меня повела дочь в магазин. И купить ничего не купили, какие-то туфли, блузки, куртку, а полторы тысячи баксов как корова языком слизала. Какой оклад? Вот и воюю, - Куприянов рассмеялся. – Я уже и разводиться порывался. Кстати, Надежда и остановила. Говорила, зачем семью разрушать? Всё наладится. Она не верила в наши долгие отношения, рассуждала, что скоро она мне надоест… Хорошая была женщина, добрая.
               - Как вы думаете, Виктор Олегович, кто мог её убить? – неожиданно сменила тему Соматина.
               - Ума не приложу, - Куприянов выпятил нижнюю губу и покачал головой. – Я и сам уже сто раз задавал себе этот вопрос. Даже поверить не могу, что её не стало.
               - Скажите, пожалуйста, где вы находились в тот момент, когда убили Панину?
               - Вы что, подозреваете, что это мог сделать я? – удивился Куприянов.
               - Зачем же делать такие скоропалительные выводы? В любом случае мы должны знать, где вы были, что делали, с кем общались?
               - Я в тот день ездил в Тверскую область, у нас с поставщиками произошло недоразумение, они не в полном объёме поставили материалы, но я и… Хотя… - замялся Куприянов, - надо же…
               - Что такое? – заметив замешательство Куприянова, спросила Соматина.
               - Дело в том, что я не доехал в Тверь в тот день. Мне пришлось вернуться.
               - Почему?
               - Я по дороге пробил колесо, а запаска оказалась спущенной. В общем, провозился около полутора часов, а когда взглянул на часы, понял, что уже не успею приехать вовремя. Решил отложить поездку, потому что нужно было заехать ещё в шиномонтажку. Как без запаски  ночью возвращаться домой?
               - Вы были один?
               - Да, - кивнул Куприянов.
               - То есть, алиби у вас нет? – спросила Соматина.
               - Получается, так, - согласился Виктор Олегович. – Но зачем мне алиби? Неужели кому-то взбредёт в голову обвинять меня в убийстве Надежды?
               - Случаи бывают разные, - улыбнулась Соматина. – Лучше, когда алиби есть.
               - Я думаю, что оно мне не понадобится, - ответил Куприянов.
               - Будем надеяться, - сказала Соматина. – Скажите, Панина не рассказывала вам о своей директорской деятельности? Я имею в виду, о конфликтах, каких-то проблемах…
               - Вы знаете,  Анна Тимофеевна, мы изначально с ней договорились при встречах о работе не говорить. Поэтому я как-то был далёк от её школьных проблем, как, впрочем, и она от моих - строительных. Ничего не могу пояснить по этому поводу. Когда я узнал, что её убили в собственном кабинете… - Куприянов пожал плечами, - сначала даже не поверил… Да и как в такое поверишь? Я понимаю, убили банкира, бандита, любопытного журналиста, там вечно что-то происходит. А тут директор школы. Кому она могла дорогу перейти? Не представляю…
               - Вы встречались у неё дома? – спросила Соматина.
               - Нет, дома я у неё никогда не был. Мы снимали квартиру в центре, «однушку». Там и проходили наши встречи. Хотя, честно говоря, в квартире мы редко бывали, в основном ходили в кино, театр, просто бродили по городу, по набережной.
               - А что вам известно о гибели двух девочек? – спросила Соматина.
               - Это, которые покончили жизнь самоубийством?
               - Да, десятиклассницы Зорина и Качалина. Они учились в школе у Надежды Семёновны.
                - Надежда была в шоке. Она так сильно переживала трагедию, так волновалась. Да и было отчего волноваться. Её несколько раз вызывали на допрос в прокуратуру, начальство дёргало, родители писали жалобы. В общем, нервы потрепали. 
                - Значит, вы говорили с ней об этом?
                - Конечно, говорили, - подтвердил Куприянов. – Такой случай…
                - Как Надежда Семёновна считала, из-за чего они совершили групповое самоубийство? – спросила Анна.
                - Не знаю, удобно ли об этом говорить…
                - Виктор Олегович, вы хотите, чтобы мы нашли убийцу Паниной?
                - А что это изменит? – ухмыльнулся Куприянов. – Девочки погибли полгода назад. Панина в их гибели не виновата.
                - Изменить, может и не изменит, но разве вас не волнует то, что убийца находится на свободе?
                - Да, тут я с вами полностью согласен, - Куприянов вынул из пачки сигарету и предложил Соматиной. Та отказалась.
                - Поэтому мы сейчас должны думать, - продолжила оперативник, - не о том, что удобно говорить, а что - нет, а о том, как нам найти преступника.
                - Девчонки, по-моему, сильно провинились перед родителями.
                - Как это понять? – удивилась Соматина.
                - Надежда говорила, что они обе… ну, как правильно выразиться, в общем… подгуливали с мальчиками. То есть по-взрослому. И испугались огласки.
                - Вы думаете из-за этого они могли покончить с собой?
                - Ой, Анна Тимофеевна, - тяжело вздохнул Куприянов, - вы из меня все жилы вытянете. В общем, они не просто гуляли, а зарабатывали деньги. Понимаете, о чём я говорю?
                - Вы хотите сказать, что они занимались проституцией? – Соматина прищурилась и пристально посмотрела на собеседника.
                - Это не я хочу сказать, это мне сказала Надежда, - ответил Куприянов и жадно затянулся сигаретой.
               - Но ведь их всех допрашивали и не по одному разу. В материалах дела об этом нет ни слова.
              - А кто такое скажет? Вы же знаете, о мёртвых, тем более детях, нельзя говорить плохо. Зачем?
              - Странно, - покачала головой Соматина. – Очень странно. А откуда ей, Надежде Семёновне, стало это известно?
              - Как у каждого руководителя, у неё были свои осведомители. Видимо, доложили.
              - Она с ними общалась на эту тему? Имею в виду Зорину и Качалину.
              - Да, - кивнул Куприянов. – Вызывала к себе.
              - И они сознались?
              - Сознались, - кивнул головой Куприянов.
              - Имя осведомителя вам не известно? – спросила Соматина, хотя и сама  понимала, что вопрос этот из разряда чисто риторических.
              - Никогда не интересовался. Зачем мне это? Это её работа.
              - И последний вопрос, Виктор Олегович, Надежда Семёновна говорила на эту тему с родителями девочек?
             - Думаю, что нет. Она бы мне сказала. Нет-нет, точно не говорила.
             - Спасибо, что согласились ответить на вопросы. Хотя, конечно, следователя вам не миновать. Вас скоро вызовут.
             - Вот моя визитка, - Куприянов протянул карточку, - очень вас прошу. Если будете вызывать, не присылайте никаких повесток. Позвоните, и я приеду. Хорошо?
             - Договорились, я сообщу о вашей просьбе следователю, - заверила Соматина.
         
           Неожиданно домой вернулась жена, Анастасия Евгеньевна Куприянова. Увидев в квартире незнакомую женщину, она с порога стала возмущаться.
           - Совсем обнаглели, - грубо сказала она, - вы скоро в кровать мою прямо при мне залезете.    
           - Настя, прекрати, - оборвал её муж. - Не позорься.
           - Это я позорюсь? – рассмеялась жена. – Я посторонних мужиков в квартиру не вожу, а ты совсем совесть потерял.
           - Извините, - сказала гостья и, подойдя к Куприяновой, показала ей удостоверение, - капитан милиции Соматина. Я к вашему мужу по делу.
           - Доработался, дорогой? – ехидно спросила жена. – Уже милиция тобой интересуется? Что случилось?
            Куприянов несколько растерялся.
           - Не волнуйтесь, пожалуйста. У нас к Виктору Олеговичу нет никаких претензий, - пришла на помощь Соматина. - Мы расследуем дело о поставках в Москву некачественных стройматериалов, а ваш муж может помочь следствию.
            - Ну и расследуйте себе на здоровье, - не унималась Куприянова, - у вас что, в милиции кабинетов не хватает? Зачем вы приходите к свидетелю домой?
            - Настя, прекрати немедленно, - взорвался Куприянов. – Как ты себя ведёшь? Человек при исполнении.
            - Извините, Анна Тимофеевна, - опомнилась Куприянова, - просто муж потерял в некоторой степени моё доверие, потому такая и реакция. Не обижайтесь.
            - Хорошо, бывает, - улыбнулась Соматина и, направившись к выходу, нос к носу столкнулась с сыном Куприяновых. Тот снимал сумку с плеча и одновременно сбрасывал кроссовки.
            Высокий, скуластый, светловолосый парень, увидев в прихожей незнакомую женщину, удивлённо произнёс:
             - Здрасте!
             - Здравствуйте, - ответила незнакомка и протянула руку. – Анна Тимофеевна Соматина, - представилась она, - капитан милиции.
             - Артур, - пожимая руку, ответил юноша и, улыбнувшись, шутливо добавил: - Учащийся одиннадцатого класса.
             - Очень приятно, - сказала Соматина.
             - Взаимно, - ответил Артур и настороженно спросил: - Вы не по мою душу?
             - А что, есть грехи? – улыбнулась Соматина.
             - Разве это имеет значение? У вас ведь как говорят, - рассмеялся подросток, - был бы человек, а статья найдётся.
             - Шутник вы, Артур, - покачала головой Соматина и, попрощавшись с Куприяновыми, вышла из квартиры.   



                * * *         

        Виктор Олегович не рассказал оперативнику Соматиной всей правды. О том, как совсем недавно, в сентябре, он сначала поссорился с женой, а потом и с любовницей.
        Однажды Куприянов вернулся домой поздно вечером. Редкий случай, но жена ещё не спала.
           - Настя, а ты почему не спишь? – удивился он. – Тебе же завтра на работу? Или у тебя отгул?
            - А у тебя очередной загул? – съехидничала жена.
            - Ты опять за своё? – раздражённо ответил Куприянов. – Я был на работе. О каком загуле ты говоришь?
            - О загуле с директрисой школы, - усмехнулась Анастасия, - на старушек потянуло? Ты хоть в паспорт её заглядывал?
              Виктор Олегович понял, что в данном случае отпираться бесполезно. 
             - Ты что, за мной следишь? – сощурившись, спросил он. – Откуда такие сведения?
             - Ты хочешь сказать, я не права? – вместо ответа сказала жена.
             - Права, - вздохнул Куприянов. – Конечно, как всегда, права.
             - И к чему это? Ты же всё время убеждал меня, что у тебя нет связей на стороне. Зачем ты постоянно мне врёшь? Зачем ты делаешь из меня дуру?
             - Не кипятись, Настя, - Куприянов закурил, - давай поговорим спокойно. Без истерик и скандалов.
             - Ты считаешь, что о предательстве близкого человека можно говорить спокойно?
             - Это не предательство, Настя.
             - А что это? – вздёрнула брови жена. – Ты ещё скажи, это благо для семьи. Расскажи мне сказку о том, как походы налево укрепляют отношения супругов. В этом недавно один идиот убеждал женщин по телевизору.
              - Я прошу тебя, Настя, присядь, давай поговорим. Я постараюсь тебе всё объяснить.
              - Хорошо, - согласилась жена и села напротив мужа. – Говори. Мне очень интересно, что ты скажешь в своё оправдание.
              - Не нужно иронии. Я не хочу оправдываться, Настя. Хочу, чтобы ты меня поняла. Клянусь тебе, что это первая моя женщина на стороне. Я никогда тебе не изменял. Пожалуйста, отнесись к моим словам серьёзно, - сказал Куприянов, заметив на лице жены ухмылку. – Вспомни, сколько раз ты закатывала мне скандалы, обвиняла в измене, собиралась разводиться…
              - Ты думаешь, если я не ловила тебя за руку, то ни о чём не догадывалась? – съязвила жена. 
              - Не перебивай, прошу тебя. В том-то и дело, Настя, что ты обвиняла меня необоснованно. В какой-то момент мне всё это опостылело. А тут эта женщина. Если говорить откровенно, она мне как друг…
              - Ты ещё скажи, что вы с ней сексом не занимались, - наигранно рассмеялась Анастасия.
              - Не скажу, - ответил Куприянов, - секс был. Но в наших взаимоотношениях он на самом последнем месте.
              - А что же тогда на первом? – ехидно спросила жена.
              - Понимание. Простое человеческое понимание. Она умеет слушать, умеет сочувствовать…
              - А я, по-твоему, значит, бесчувственное бревно?
              - Видишь, как ты себя ведёшь, - понуро сказала Куприянов. – Даже сейчас, вместо того, чтобы выслушать меня, ты перебиваешь, ёрничаешь, хамишь. Неужели ты не понимаешь, что тем самым только отталкиваешь меня от себя?
               - Нет, Витенька, я должна стать перед тобой на колени и просить прощения. Мол, прости меня дуру, это я довела тебя до предательства. Так что ли? Ты сам-то хоть понял, что сказал. Получается, ты из-за меня стал изменять.
               - К сожалению, это так, - кивнул Куприянов.
               - Ловко же ты всё перевернул, - вспылила жена. – Как тебе не стыдно? Зачем ты говоришь мне эти гадости? Сам погряз в разврате, связался с какой-то старухой, а теперь меня же во всём обвиняешь. Совесть есть у тебя? Или ты совсем опустился? – Настя перешла на крик. 
                В комнату вошёл сонный Артур.
               - Ну что вы всё, ссоритесь, родители? – недовольно буркнул он. – Мне рано в школу вставать.
               - У папы спроси, - истерично взвизгнула Анастасия.
               - Прекрати, - прикрикнул Куприянов. – Не втягивай в наши разборки детей. Сами разберёмся.
               - Им, слава богу, уже не по пять лет, - не унималась жена. – Ты думаешь, они не видят, что ты разрушаешь семью?
               - Ещё раз повторяю, - стиснув зубы, процедил Куприянов, - не втягивай в конфликт детей. – Он повернулся к сыну и, стараясь говорить как можно спокойнее, сказал: - Сынок, иди спать, мы больше не будем тебе мешать. 
              Артур, что-то ещё буркнул спросонья и удалился в свою комнату.
               - Что, дорогой, стыдно? – шёпотом спросила жена.
               - Всё, хватит! - сказал Куприянов, видя, что продолжать разговор бессмысленно.
               - Я подаю на развод, Виктор, - заявила Анастасия. – Мне эта грязь надоела.
               - Это твоё право, дорогая, - усмехнулся Куприянов и ушёл на кухню.
                Жена последовала за ним.
               - И ты ради этой старой мымры, так легко расстаешься с семьёй? – шипела жена.
               - Почему расстаюсь? – ответил муж. – Дети уже взрослые, кто мне помешает с ними общаться?
               - Ты думаешь после того, как мы расстанемся, они захотят с тобой общаться?
               - Извини, дорогая, но у них свои головы есть на плечах. Думаю, они сами решат с кем им общаться.   
               - Ты на что намекаешь? – вскрикнула жена. – Ты хочешь им наговорить про меня гадостей? Ты хочешь… ты…
               - Да ничего я не хочу, успокойся, - сказал Куприянов. – Дети взрослые, сами разберутся. Только я прошу тебя: не втягивай их в наш конфликт. Артур последний год учится в школе, он готовится в институт, давай не будем ему мешать.
               - Вот как ты заговорил? – подбоченилась Анастасия. – А что же ты не думал о детях, когда по бабам таскался?   
                Куприянов пристально посмотрел на жену и, скривившись, тихо сказал:
               - Настя, ну и дура же ты. Так ты ничего и не поняла. Иди спать.
               - Будь ты проклят! Встречу твою директоршу, плюну ей в морду.
               - Она-то здесь причём? – усмехнулся Куприянов.
               - Ей что, холостых мужиков мало? Зачем она полезла в чужую семью?
               - Да она ни сном, ни духом не знает, что я женат, - соврал  Куприянов.
                - Правильно, - рассмеялась жена, - ты и ей лапшу на уши вешаешь. Видишь, как ты погряз во лжи и разврате. О господи, с кем я жила все эти годы, - Настя неожиданно разрыдалась. 
                Куприянов понял, что жена от него не отстанет, скандал будет продолжаться до утра, потому молча оделся и уехал. Ночевал он в ту ночь в гостинице.   

                * * *

            За неделю до гибели Паниной Куприянов поссорился и с любовницей. Надежда Семёновна даже в порыве гнева собиралась порвать отношения с ним. А случилось вот что.
        Приехав в снимаемую ими квартиру на свидание, Виктор Олегович опешил. Обычно ласковая и нежная Надежда Семёновна, встретила его пренебрежительным возгласом:
           - Явился, не запылился. Штирлиц ты мой ненаглядный.
           - Что случилось? – удивился такому тону Куприянов.
           - А сам не догадываешься, – язвительно ответила Панина. – С каких это пор ты за мной слежки устраиваешь? И зачем тебе это нужно?
           - Надя, я не понимаю, о чём ты говоришь? – Куприянов развёл руками. 
           - Витя, - скривилась Панина, - мы же не малые дети. Неужели ты будешь отпираться?
           - Ты хочешь сказать, что я в чём-то тебя обманываю? – с некоторым раздражением спросил Куприянов.
            - А ты хочешь сказать, что не знаешь о чём речь? – наигранно рассмеялась Надежда Семёновна.
            - Да, не знаю, - ответил Куприянов. 
            - А это что? – Панина швырнула на стол цифровой диктофон. – Он был включен. Кем?
              Куприянов взял диктофон, покрутил его в руках и твёрдо сказал:
            - Я вижу эту штуковину впервые.
            - Неужели? – подбоченившись, язвительно произнесла Панина.
            - Надя, прекрати, немедленно, - неожиданно грубо оборвал Виктор Олегович, - мне дома сполна хватает иронии и недоверия. Смени тон, пожалуйста. 
            - Ничего не понимаю, - вдруг стушевалась Надежда Семёновна, сообразив, что её любовник здесь ни причём. – Тогда кто это мог подсунуть?
            - Я не знаю, - спокойно ответил Куприянов и развалился в кресле. – У кого есть ключи от этой квартиры? Ты кому-нибудь давала их?
            - О квартире, кроме нас, никто не знает, - ответила Панина. – Если только у хозяев.
            - А им, зачем нас слушать? – спросил Куприянов. – Кстати, на диктофоне есть запись?
            - Нет, видимо, его подложили сегодня днём или ночью. На нём слышны только несколько звонков домашнего телефона. 
            - Придётся подежурить, - цокнув языком, сказал Куприянов. – Ведь кто-то должен за ним  вернуться?
            - Я вот что подумала, - неожиданно вспомнила Панина. – Недавно ко мне приезжал один из моих учителей сюда…
            - Зачем? – удивился Куприянов. – Как же ты говоришь, что никто не знал о квартире, если ты тут принимаешь своих подчинённых?
            - Я как-то даже не придала этому значения, - виновато ответила Панина. – Но он к ключам даже не прикасался, они лежали у меня в сумке. – Она пожала плечами. – Да и зачем ему ключи? Он завозил мне деньги. Я ему одалживала…
            - Сколько времени он здесь пробыл? – спросил Куприянов.
            - Минут пятнадцать-двадцать, я угостила его чашкой кофе. Всё. Он уехал.
            - Ты никуда не отлучалась?
            - Нет, мы сидели вот здесь, на кухне, сумка моя лежала в комнате. Он туда даже не заходил.
            - А за квартиру спрашивал? – спросил Виктор Олегович. 
             - Я когда ему по телефону диктовала адрес, сказала, что нахожусь у подруги.
             - А когда он приехал, спрашивал о ней? Он же видел, что ты здесь одна.
             - Я ему сказала, что подруга ушла в магазин. Да он даже сам торопился, не хотел здесь с ней встретиться.
             - А что за деньги? – сощурился Куприянов.
             - Я давала ему взаймы, - неуверенно ответила Надежда Семёновна. 
             - Сколько?
             - Ты что меня допрашиваешь, что ли? – вспылила Панина.
             - Ты не горячись, Надя, - ответил Куприянов, - просто мне кажется странным всё это.
             - Что же тут странного? Человек занял деньги и приехал вернуть долг. Это ты считаешь странным? Не пойму тебя. Что тебя напрягает?
             - Какую сумму он занимал?
             - Это разве имеет значение? – усмехнулась Панина.
             - Да, имеет. Разве он не мог отдать деньги тебе в школе?
             - Он занял тысячу долларов и пообещал отдать на следующий день. А следующий день был пятницей. Вот он и приехал, чтобы вовремя рассчитаться. Потому что суббота-воскресенье - да будет тебе известно – в школах Москвы выходной.
             - Ладно, - смягчился Куприянов, - давай прекратим этот разговор. Извини, если я был бестактен. Пойми и меня тоже. Кто-то пробирается в квартиру, пытается подслушивать нас. Спрашивается, зачем? И вообще, кому это интересно?
             - Твои предложения? – сказала Панина. 
             - Я думаю, мне необходимо подежурить здесь. Сделаем вид, что мы ушли, выключим свет, я буду дремать на диванчике. Тот, кто оставил диктофон, наверняка знает, что мы здесь не ночуем, поэтому гость посетит квартиру ночью.
             - А если он, застав хозяина здесь, нападёт на тебя? – встревожено спросила Панина. – Откуда ты знаешь, что у него на уме?
             - За меня не беспокойся, я буду дежурить не с голыми руками, -ответил Куприянов.               
             - У тебя есть оружие? – удивилась Панина.
             - Да, завалялся пистолет. Как-то в начале ещё коммерческой деятельности приобрёл…
             - Зачем? – удивилась Панина.
             - На всякий случай, - усмехнулся Куприянов. – Ты же знаешь, как у нас бизнесом заниматься.
             - А у тебя на него разрешение есть? – спросила Панина.
             - Какое разрешение, Надежда? - ответил Виктор Олегович и, обняв женщину, поцеловал её в лоб. – Кто его мне даст?
             - Ну что ты меня, словно покойника целуешь, - отстранилась Панина, она ещё была возбуждена. 
             - Зачем ты так, Надюша, - нахмурился Куприянов. – Рано тебе ещё о «покое» думать…
            Вечером  Куприянов привёз из дому оружие и заступил на пост. Надежда Семёновна уехала домой. Никто не знал, что жить ей оставалось одну неделю. Не узнали любовники и, кто посещал их квартиру. Ни в эту ночь, ни в следующую - никто так и не появился.




                * * *               

           Панина тоже не отличалась чрезмерной искренностью. Она соврала Куприянову, что гость приносил деньги. На самом деле Панина договорилась о встрече с Гулевиным и привела его в квартиру, что бы рассказать о недавнем визите к ней в кабинет Алексея Фёдоровича Смирных. Историк заявил, что вёл всё лето частное расследование и теперь настаивает на причастности Гулевина к самоубийству учениц Качалиной и Зориной. Как не пыталась переубедить Панина любопытного учителя, тот сказал, что будет обращаться в милицию. Остановились на том, что Смирных будет молчать ещё неделю.
            Выслушав директора, Гулевин в срочном порядке помчался к Беляку.
          - Прижало? – ухмыльнувшись, хмуро спросил уголовный авторитет.
          - Да, - закивал Гулевин. – Смирных нужно убирать. Угрожает отнести свои бумаги в милицию. Покушается и на наш бизнес. Помоги, а…
          - Готовь десять косарей зелени.
          - Десять тысяч долларов? – удивился Гулевин.
          - Нет, тугриков, - рассмеялся Беляк. – Ну а чего ещё?
          - Может, немного поменьше? – робко возразил Гулевин.
          - Нет, меньше не получится. Кто будет свою башку под «мокруху» подставлять? А можно я завтра заплачу пять тысяч баксов, а вторую часть попозже?
          - Не доверяешь, что ли? – усмехнулся Беляк. – Боишься, кинем?
          - Нет-нет, - замотал головой Гулевин. – Просто сейчас нет такой суммы.
          - Не прибедняйся, химик, - рассмеялся Беляк. – У тебя нет денег? Как будто я не знаю, какие ты бабки гребёшь на своей наркоте.
          - Честное слово, - Гулевин постучал кулаком себя в грудь, - мы закупили компоненты. Большую партию. Я же стараюсь для дела…
          - Хорошо, убедил. Пятёрку завтра, остальные после делюги. Уберём мы твоего педагога.
          - Сказал, что через неделю отнесёт бумаги в милицию. Он, кстати, их с собой таскает в портфеле. Если можно, изымите бумаги. Они мне  вот как нужны, - Гулевин провёл ребром ладони по шее. – Хоть узнать, откуда ноги растут.
           - Сделаем, - заверил Беляк. – Не гони. Не таких гавриков убирали. Жду завтра «капусту».
            - Договорились.
         Они встали, пожали друг другу руки и расстались.





       
                * * *

       
         Вечером «Росомахи» собрались у Истринской. Хозяйка кабинета должна была придти с минуты на минуту. Александру Юрьевну вызвал начальник ООРЧ (особая оперативно-розыскная часть) при московском уголовном розыске полковник Олег Денисович Катрам. 
           - Девчонки, а знаете, как Олег Денисович расшифровывает аббревиатуру своей фамилии? – спросила Мария Ханова.
           - Поделись, - предложила Соматина.
           - Ольга, ты тоже не знаешь? – спросила Ханова у Рогожкиной.
           - Не знаю, - ответила Ольга Владимировна. - И как же?
           - Полный прикол, - рассмеялась Мария. – К – камера, А – арест, Т – тюрьма, Р- расстрел, А – снова арест (так и говорит), М – могила.
            - Сама, небось, сочинила?  - съязвила Соматина. – Ты любительница всякие прозвища придумывать, уже и до Катрама добралась.
             - Аня, ничего я не придумывала, - возмутилась Ханова, - с чего ты взяла? Сейчас придёт Искра, спроси у неё. Кстати, она мне сама об этом и рассказала, когда в больнице у меня была. Болтали, заговорили об Олеге Денисовиче, Александра Юрьевна и вспомнила. Он кому-то по телефону объяснял, как правильно пишется его фамилия. «Придумала». Делать мне больше нечего.
             - Да ладно тебе, не заводись, - улыбнулась Соматина. – Я пошутила. Хотя кто меня прозвищем «Стрела» наградил? Не ты ли? 
             - Не я, - ответила Ханова. – Просто я услышала, как кто-то говорил: не Соматина, а стрела. Но это из-за твоего мотоцикла. Кто у нас всегда первым на место происшествия прилетает?
             - Рассказывай мне, - кивнула Анна. – Кто-то говорит…
             - Тебе повезло, - рассмеялась Рогожкина, - Стрела – хоть звучит красиво. А меня так и вовсе Козой называет.
                Мария густо покраснела.
             - Оля, ну что ты такое сочиняешь? Не козой, а Козочкой, - поправила Ханова.
             - Коза или Козочка - какая разница? – усмехнулась Рогожкина.
             - Большая, - не согласилась Мария. – Во-первых, Козочка звучит ласково, а во-вторых, кто ж виноват, что ты родилась под Знаком зодиака Козерог, да ещё и фамилия у тебя Рогожкина. А ты что, обижаешься?
             - Ой, Маша, - махнула рукой Ольга Владимировна, - я уже вышла из того возраста, когда на прозвища обижаются. Между прочим, у меня в школе прозвище куда обиднее было. Один ухажёр в шестом классе придумал. Вот тогда я выходила из себя. Даже морду хотела ему набить. А потом меня учитель физкультуры научил не реагировать на кличку. Обзовут меня, а я в ответ только улыбаюсь. Ты знаешь, действительно через пару месяцев прозвище само собой отцепилось. С тех пор я отношусь к любым кличкам и прозвищам философски. Как наши предки говорили по этому поводу, знаешь?
              - Не-а, - замотала головой Мария. – Скажи.
              - Хоть горшком назови, только в печь не сажай, - рассмеялась Рогожкина.
              - Вы вот говорите, что я любительница прозвища придумывать, - сказала Ханова, - а ведь я знаю, что вы меня тоже за глаза Машкой-зажигалкой называете.   
              - Правильно, - подтвердила Соматина, - а кто у нас больше всех зажигает? Кто по ночным клубам ходит?
              - А что ты прикажешь? – парировала Ханова. – Может, мне тоже с твоими байкерами на мотоцикле по ночам разъезжать?
              - А ты умеешь хоть на мотоцикле ездить? – съязвила Соматина. – Это у твоей «инвалидки» четыре колеса. А на мотоцикле…
              - Опять ты мою машину поливаешь? – перебила Ханова. - Я тебе уже сто раз говорила, «Мини-купер» - это спортивный автомобиль. Ясно?
              - Может быть и спортивный, но похож на «Запорожца», - рассмеялась Соматина.
              - А мне по фигу, - ответила Ханова, - на что он похож. Давай с тобой выедем за МКАД на новую Каширку, и ты увидишь, как этот «Запорожец» сделает твоего «Козла».
              - А зачем на Каширку? – улыбнулась Анна. – Давай лучше по пробкам проедемся. Ты на своём «Купере», а я на мотоцикле. И посмотрим, кто кого сделает.
              - Не спорю, - согласилась Мария. – По пробкам, конечно, удобно…
 
                В кабинет вошли Истринская и Катрам.
              - Товарищи офицеры! – скомандовала Рогожкина. Все встали.
              - Присаживайтесь, - сказал Катрам и, сев у окна, обратился к Истринской: - Начинайте, Александра Юрьевна, я покурю немного. 
              - Ольга Владимировна, - начала Истринская, - докладывайте.
              Старший оперативник майор Рогожкина деловито разложила свои бумаги на столе и приступила:
              - Удалось выяснить, что ученик одиннадцатого класса Сергей Бандура, неоднократно по вечерам подменял своего отца на посту охраны. Это подтверждается как показаниями самого Бандуры, так и его сменщика.
             - А подросток, что говорит? – спросила Истринская.
             - Что-то юлит, но пока никакой полезной информации от него не добились. Утверждает, что ничего не знал о мёртвых зонах. Мол, дежуря вместо отца, вообще монитор не рассматривал, а читал книги. Второй охранник подтверждает, но тут дело в том, что они с Бандурой - старшим иногда вечерами уходили вместе, оставляя вместо себя Сергея.
             - Панина знала об их самодеятельности? – спросила Истринская.
             - Знала, но ничего поделать не могла.
             - Это ещё почему? – удивилась Александра Юрьевна.
             - У них в школе всего два охранника. Работают круглосуточно. Можно сказать, они там живут. Вот директору и приходилось закрывать глаза на некоторые вольности. А на большее число охранников они не могли с родителей собрать денег. Я пообщалась с председателем родительского комитета школы, он подтвердил, что охранному агентству платят родители. В принципе, это во всех школах так. Председатель пояснил, что собирать деньги с родителей очень сложно. Некоторые вообще предлагали снять пост охраны, ссылаясь на то, что они, мол, раньше учились без всяких охранников.
            - Раньше, - вздохнула Истринская. – Раньше люди и самолётами не летали. Так что ж теперь, закрыть аэропорты. Времена меняются, необходимо учитывать обстановку. Вон, какая беда случилась в Беслане. Кто мог подумать?
            - К сожалению, Александра Юрьевна, не до всех это доходит.
            - А по сколько у них собирают на охрану? – спросила Истринская.
            - Пятьдесят рублей в месяц и то некоторые отказываются… Вот и приходилось директору школы как-то выкручиваться.       
            - Странно, - хмыкнула Александра Юрьевна, - я за своего Юрку сдаю сто рублей в месяц.  Ладно, давайте о деле. Где находился Бандура – младший в момент убийства Паниной?
            - На уроке.
            - Тогда остаётся только Смирных?
             - Да, кроме него некому, - кивнула Рогожкина. - Но мне кажется, что всё-таки не он.
             - Я и сама не верю в то, что он убил директора. Не мог же он из-за идеологических разногласий, если верить Коваленко, пойти на преступление?
             - Дураков хватает, - вставил Катрам. – Верь, не верь, а всё сходится на нём. Тем более, что на видеокамере больше никого нет.
            - С видеокамерой разбираемся, Олег Денисович.
            - Пока разберётесь, Александра Юрьевна, с меня три шкуры снимут. Хорошо, продолжайте…
            - Ольга Владимировна, подготовьте список всех, с кем дружил сын Бандуры.
            - Я уже составила его, - Рогожкина протянула Истринской бумаги, - на первом листе список всего класса, на втором - тех, с кем он был наиболее близок. Третий лист – это соседи, друзья по секции, он занимался борьбой.
             - Взрослых друзей у него не было? – спросил Катрам.
             - Никак нет, товарищ полковник, в основном ровесники. Или младше него, на класс-два. 
             - А это кто такой? – Александра Юрьевна подчеркнула фамилию. – Панина Светлана. Это родственница директрисы?
             - Нет, - ответила Рогожкина, - мы проверили, просто однофамильцы.
             - Так-так, хорошо, Ольга Владимировна, сделайте копии всех списков, чтобы они были у каждой из вас. При опросах проверяйте все совпадения фамилий, это очень важно. Анна, - Истринская обратилась к Соматиной, - что по Куприянову?
             - Это любовник Паниной? – уточнил Катрам.
             - Да, - кивнула Истринская. – Анна опросила его.
             - И что за тип, Аня? – спросил Олег Денисович. – Женат?
             - Да, - ответила Соматина. – Двое детей.
             - Сколько ему лет? – поинтересовался Катрам. 
             - Сорок девять.
             - О! – удивился полковник. – А что это он с Паниной любовь закрутил. Ей же тоже, по-моему, сорок девять?
             - Так точно, товарищ полковник, - подтвердила Соматина.
             - Где они познакомились? – спросил Катрам. – Он что, тоже учитель?
             - Нет, предприниматель. У него строительный магазин. Делали ремонт в школе, заключали контракт на поставку материалов, так и познакомились.
             - Твоё мнение, - сказал Катрам. – Он чист?
             - Судя по поведению, да, - ответила Соматина. - А там бог его знает, я ещё буду с ним работать.
             - Давайте, девушки, поторапливайтесь, мне на день по пять раз сверху звонят. Кстати, по девчонкам что-нибудь выяснили новое?
             - Да, я как раз хотела об этом доложить. Панина рассказывала Куприянову, что те подрабатывали проституцией и, испугавшись разоблачения, покончили с собой.
             - Ни хрена себе, - Катрам встал, - а в деле об этом есть?
             - В деле об этом ничего нет, - ответила Соматина. – Единственное что, экспертиза показала, что они обе были уже не девственницы. Родители и той и другой девочки  возмущались, Зорины даже жалобу написали на эксперта, что тот, мол, опозорил их дочь.
             - Жалобу-то за что? – удивился Катрам.
             - Ну, якобы, что их дочь посмертно оболгали.
             - Наивные люди, - хмыкнул полковник, - сами прохлопают ребёнка, потом начинают искать виновных. То школа виновата, то соседи, то милиция. Все виноваты, кроме родителей. А от кого Панина узнала о том, чем занимались девчонки?
             - Куприянов не знает.
              - Кто-то же ей об этом доложил? Не сами же они пришли к ней. И ещё, необходимо найти тех, кто с ними развлекался. То есть где они этим занимались и с кем?
              - Я как раз сейчас над этим вопросом работаю, товарищ полковник, - вступила в разговор Ханова.
              - Это хорошо, Маша, - рассмеялся Катрам, - значит, будет результат. Кто у нас лучший специалист по проституткам?
              - Олег Денисович, - Маша надула губы.
              - Да ладно тебе, Мария Ивановна, не обижайся, я шучу, - Катрам подошёл к Хановой и ласково похлопал её по плечу. – Просто вспомнил, как тебя жулебинские менты в клетку посадили. Продолжай, Анна.
              - В общем, мне показалось, Олег Денисович, Куприянов что-то ещё знает, но почему-то не договаривает. Я доложила свои соображения следователю, она его вызовет. Может, к тому времени он созреет на более откровенный разговор.
              - Анна и Мария, - обратилась Истринская, - в самое ближайшее время пообщайтесь с родителями девочек и попросите их фотографии за последние два-три года. Я имею в виду любительские фотки. Попробуйте заглянуть в компьютеры, возможно, там что-то найдёте. Молодёжь сейчас повёрнута на цифровых фотоаппаратах. Всё, что найдёте интересного, запишите на флешку или на диск. Мне сдаётся, там будет полезная информация.
             - Сделаем, - заверила Соматина. – Если компьютеры остались, поработаем.
             - Постарайтесь с родителями найти общий язык, - добавила Истринская.


 
                * * *

         
            Истринская уже взялась за ручку двери, собираясь выйти из квартиры, как услышала пиликанье домашнего телефона. Пришлось вернуться.
           - Да, слушаю! – сказала она.
           - Александра Юрьевна, - звонила Ханова. – Задержали убийцу Смирных. Он сейчас у нас. 
           - Ты в своём репертуаре, Мария, - ответила Истринская. – С чего ты взяла, что он убийца? Признался?
           - Нет, но у него при обыске обнаружили нож. Эксперт утверждает, что именно этим ножом убили учителя Смирных.
           - Кто такой? – спросила Истринская.
           - Клещёв, - ответила Ханова, - он из шайки Беляка. Кличка Клещ.
           - И что он показывает?
           - Говорит, что нож нашёл на улице, где-то возле мусорного бака, мол, никакого Смирных не знает. С ним сейчас Ольга беседует, говорит, что это он. Вы сегодня будете?
           - Да, сейчас приеду, - ответила Истринская.

             Клещ врал неумело, но очень нагло. Упёрся и твердил одно: нож нашёл, Смирных не убивал, ничего не знаю, никого не видел. Следователь городской прокуратуры Онегина, отдала письменное распоряжение задержать Беляка и доставить его на допрос. Сделать это было не сложно, поскольку Беляк ни от кого не прятался, и через два часа тот уже сидел перед следователем. Здесь же находились Рогожкина и Ханова.
            - Гражданин Беляк, - начала следователь, - вы знакомы с гражданином Клещёвым?
            - Знаком, - кивнул Беляк. – И что с того? Мало ли с кем я знаком, - он ухмыльнулся. – Что теперь меня из-за моих знакомств тащить в милицию? 
            - Вы знаете, что он подозревается в убийстве учителя школы Смирных?
            - Откуда я это могу знать? – развёл руками Беляк. –Я что, в МУРе работаю?
            - Насколько нам известно, Клещёв является вашим ближайшим помощником по так называемому бизнесу, - сказала Онегина. 
            - А почему вы говорите «по так называемому бизнесу»? У меня абсолютно легальный бизнес. Я являюсь заместителем директора рынка. У меня есть акции предприятия. Какие вопросы?
            - Я говорю о вашем помощнике, - повторила Онегина.
            - Какой он помощник, - ухмыльнулся Беляк. – Шпана, шнырь.  Подрабатывал на рынке. То машины разгружал, иногда ночью вместо сторожа подрабатывал. Какой он мне помощник. Я что, депутат Госдумы? Да и вообще, с чего вы взяли, что он убил учителя? Клещ – не убийца, так бакланюга-хулиган.
            - А вы разве не знаете, что он был дважды судим за нанесение тяжких телесных повреждений? И оба раза ножом. 
            - Не имею привычки, гражданин следователь, копаться в чужом белье. Даже если и так, как вы говорите, то с кем не бывает. Оступился по молодости. Может, кого и пырнул ножом. Что ж теперь, не человек он, что ли. Вон возьмите, в соседней Украине, - усмехнулся Беляк, - премьер-министр - дважды судимый. И ничего. Работает. Даже президентом хочет стать.
            - Я думаю, украинцы разберутся сами, - сказала Онегина. – А вот то, что Клещёв без вашего ведома шага не ступит, подтверждают многие.
            - Вы на что намекаете? – невозмутимо спросил Беляк. – Вы вообще, в качестве кого меня сюда доставили?
            - Пока в качестве свидетеля, - ответила следователь. – Но, сами понимаете, сегодня свидетель, завтра подозреваемый, послезавтра подсудимый.
            - Ну, это вы можете, - хмыкнул Беляк. – С вами не поспоришь. Только я ни в чём не виноват. Даже если Клещ кого-то и завалил, я тут ни причём. Я в эти игры не играю. Я уже пожилой человек и хочу спокойно жить и работать. Так что меня не впутывайте в эту делюгу. Я своё давно отсидел. С меня достаточно.
           - Значит, вы не хотите сотрудничать со следствием? – спросила Онегина.
           - Это как? – развёл руками Беляк. – Как я должен сотрудничать? Оклеветать Клеща? Сказать, что да, мол, это он учителя завалил?
           - Клеветать не нужно, - сказала Онегина, - а вот сказать правду желательно.
           - Я и говорю правду, ничего не знаю, - усмехнулся Беляк. -  Думаю, Клещ не убивал учителя.
           - А почему вы так думаете? – спросила Онегина.
           - Потому что ему это не нужно. Он последние два года даже пива не пил. А трезвый он никогда не бакланит. Сами проверьте, он же две ходки по пьянке заработал.
           - Ну, вот видите, - усмехнулась Онегина, - а говорили, что не знаете, за что сидел ваш приятель.
           - Это не имеет значения, - сказал Беляк. – Если у вас есть ещё вопросы, задавайте, если нет, отпускайте меня. Надеюсь, по беспределу меня на кичу не отправите.
           - По беспределу не отправим, а вот, если выяснится, что вы нам наврали, привлечём за сокрытие тяжкого преступления.
           - Согласен, - сказал Беляк. – Я могу идти?
           - Можете, - ответила Онегина. – Погодите, я выпишу вам пропуск.

              Когда Беляк  вышел за дверь, Ханова, цокнув языком, сказала:
            - Ну и наглая рожа. Как вы, Елена Марковна, спокойно с ним разговаривали? Мне так хотелось ему в нос зарядить.
            - А ты думаешь, мне не хотелось, - рассмеялась Онегина, - но что у нас есть на него. То, что Клещ его «шестёрка»? Ну и что? Мы и клеща-то самого ещё не раскололи. Он в полной несознанке.
            - А экспертиза? – удивилась Ханова.
            - Маша, - вступила в разговор Рогожкина. – Экспертиза показывает, что этим ножом был убит потерпевший. Но нам нужно доказать, не только каким ножом, но и кто это сделал.
            - А кто, кроме него? – возмутилась Ханова.- Конечно, он.
            - А доказательства? – спросила Онегина.
            - Пусть Соматина с ним поработает, - предложила Ханова. – Быстро сознается.
            - Ты знаешь, Маша, - сказала Онегина, - признание преступника – это тоже ещё не доказательство. В моей практике уже не раз было, когда человек бил себя в грудь и доказывал, что это он убил потерпевшего, а в результате выяснялось, что он просто брал вину на себя и выгораживал другого. Так, кстати, может случиться и с Клещом. Поэтому нам нужны не только его признания, давайте работать дальше. Есть у меня кое-какие соображения…





         
                * * *


           Соматиной позвонила женщина и представилась:
         - Анна Тимофеевна, это Куприянова. Помните? Анастасия Евгеньевна, жена Виктора Олеговича.
         - Да-да, конечно, помню, слушаю вас.
         - Ещё раз простите меня ради бога за мой негостеприимный поступок. Я была не в себе. Мне так неудобно. Простите ради бога.
         - Я уже всё забыла, Анастасия Евгеньевна, - сказала Соматина. – Не расстраивайтесь.
         - Спасибо вам, но я звоню по другому поводу. У меня для вас есть очень важная информация.
         - Вы хотите приехать к нам? – спросила Соматина.
         - Нет, - ответила женщина, - я хочу пригласить вас к себе домой. Прямо сейчас. Можете приехать?
         - Могу, но может, всё-таки к нам подъедете? – предложила Соматина. 
         - Нет-нет, это важно. Приезжайте ко мне, - настаивала Анастасия Евгеньевна. 
         - Часа через два, - сказала Соматина. – Вы будете дома?
         - Да, у меня сегодня выходной. Буду вас ждать.
         - Хорошо, - ответила Анна, - до встречи. – Она положила трубку и, обращаясь к Хановой, сказала: - жена Куприянова звонила, приглашает в гости. Говорит, есть важная информация.
          - Это та ревнивица, которая наехала на тебя в квартире? – вспомнила Мария. – И чего она хочет?
          - Пока не понятно, но к нам ехать не хочет. Поехали со мной, Маша, - вдруг предложила Соматина.
          - Поехали, - согласилась Ханова. – И чего она удумала? 
          - Самой любопытно, - ответила Соматина. – Но через два часа узнаем. Сейчас я закончу тут со своими бумагами и смотаемся. Что у тебя с фотографиями?
          - Сегодня вечером встречаюсь с родителями Зориной, а потом Качалиной. Сказали, фотографий очень много. Так что придётся поработать.


                * * *


           Соматина и Ханова опешили.         
          - Вашу директрису убил мой благоверный, - заявила Куприянова и, заметив на лицах милиционеров изумление, добавила: - Не верите? Идите сюда, - она махнула им рукой и прошла в свою комнату. – Вот, смотрите! – Настя открыла коробку из-под обуви. На дне лежал пистолет, рядом чёрный цилиндрический предмет – это был глушитель.
          - Как он к вам попал? – не выдавая удивления, спросила Соматина.
          - А это вы у него спросите, - ухмыльнулась Куприянова.
          - А где сейчас находится ваш муж? – спросила Ханова.
          - На работе, впрочем, может находиться где угодно.
          - Мария, давай понятых, - распорядилась Соматина и набрала номер Онегиной.

               
                * * *


               Уже через два часа Куприянов сидел напротив следователя и давал показания. Вошедшую в кабинет для проведения очной ставки жену он встретил со злой ухмылкой.
          - Зачем ты это сделала? – процедил Куприянов. – Решила отомстить мне?
          - Я не хочу жить в одной квартире с убийцей, - ответила Анастасия.
          - А кто тебе сказал, что я убийца? Больное воображение подсказало?
            Онегина не стала их перебивать и следила за перепалкой.
          - Ты всю жизнь считал меня дурой, - скривив рот, сказала Куприянова, - вот результат.
          - Товарищ следователь, - обратился Куприянов к Онегиной, - я не убивал. Могу поклясться, чем угодно.
          - Пистолет ваш? – спросила Елена Марковна.
          - Пистолет мой, не отрицаю, - ответил Куприянов.
           - С какой целью вы его приобрели? Вы разве не знаете, что это противозаконно?
           - Знаю, но я не собирался никого убивать. Купил для самообороны.
           - Экспертиза покажет, - сказала Онегина. – Но, даже если вы и не убивали гражданку Панину, суда вам уже не миновать. Хранение огнестрельного оружия запрещено законом, вот прочитайте, - следователь подвинула ближе к подозреваемому брошюру. – Статья 222 уголовного кодекса Российской Федерации. Незаконные приобретение, хранение оружия. Наказывается лишением свободы на срок до четырех лет…
           - Допрыгался, Витенька? – надменно произнесла жена. – Я говорила тебе: твои шашни до добра не доведут.
           Куприянов молчал. «Господи, - думал он, - почему я не ушёл от этой дуры? Ведь видел же, что жизни уже не будет. Что это за человек? Родного мужа в тюрьму определила. Эх, Настёна-Настёна, какая же ты глупая женщина. Ну посадят меня, тебе что, легче от этого станет? А дети? Сейчас поползут слухи, сплетни, домыслы. Что ж ты натворила? Зачем ты так?»
            - Значит, вы утверждаете, Виктор Олегович, - донёсся голос следователя, - что вы не убивали гражданку Панину и выстрелов из пистолета, обнаруженного в вашей квартире, не производили.
           - В ближайшие три года не производил, - сказал Куприянов.
           - Когда производили и при каких обстоятельствах?
           - Ездил как-то на рыбалку, - ответил Куприянов, - там и попробовал пару раз стрельнуть. Потом дома почистил, смазал и спрятал. Последнее время я даже не прикасался к нему. Он просто лежал в моём столе. Я не знаю, зачем она, - Куприянов кивнул на жену, - полезла туда?
           - Не знает он, - съязвила Куприянова, - просто я догадалась, что это ты убил свою любовницу.
           - А зачем мне её убивать? – ухмыльнулся Куприянов. – Вот тебя бы дуру я убил бы с удовольствием…
           - Гражданин Куприянов, - строго оборвала следователь, - прекратите немедленно.
           - Вот видите, Елена Марковна, видите! – крикнула Анастасия Евгеньевна. – Вот его истинное лицо. А ещё спрашиваешь, зачем я это сделала? А что, мне нужно было дожидаться, когда ты и меня пристрелишь?
            - Анастасия Евгеньевна, - остановила её Онегина, - успокойтесь, давайте без эмоций. Итак, приступим…

               
                * * *
          
              На следующий день эксперт выдал заключение: Панина была убита из пистолета, принадлежащего Куприянову.
             - Нет, этого не может быть, - дрожащим голосом произнёс Куприянов. – Не может этого быть. Это какая-то ошибка. Гражданин следователь, клянусь вам, я не убивал Панину. Это чудовищное недоразумение.
             - Виктор Олегович,  кто мог воспользоваться вашим оружием? - спросила Онегина.
             - Не знаю, - пожал плечами Куприянов. – Может… гражданин следователь, может, это всё Настя организовала?
             - Вы имеете в виду свою жену? – спросила Онегина.
             - Ну да! – он вдруг хлопнул ладонью себя по лбу. – Ё-моё! И действительно, а что тут думать? Гражданин следователь, точно! Я вам голову даю наотрез, это она всё подстроила. Ни фига себе. Вот стерва. Как же я раньше не догадался?
             - А почему вы думаете, что это она подстроила?
             - Мы недавно очень сильно поругались. Она узнала о моих отношениях с Паниной и устроила мне разборки. Ещё говорила, что, если встретит её, то плюнет в лицо.
             - А почему вы об этом не рассказали капитану Соматиной? Вы же беседовали с ней. Насколько мне известно, вы ничего не говорили о ссоре с женой и, вообще, о том, что Анастасия Евгеньевна знала о вашей связи с Паниной.
             - Просто не хотелось сор из избы выносить, - понуро ответил Куприянов. – Откуда я знал, что она способна на такое. Вы мне верите, что я не убивал?
             - Я верю фактам, Виктор Олегович, – Соматина усмехнулась, вспомнив литературоведческие наставления Истринской. -  Мы проверили алиби вашей супруги. Она в момент убийства находилась на работе. С десяток свидетелей могут этот факт подтвердить. А вот вы в тот день находились неизвестно где. Кто может подтвердить, что вы меняли колесо вдали от столицы?
             - А кто это может подтвердить? – испугался Куприянов. – На трассе не каждый-то остановится помочь.
             - Может на посту ГАИ документы проверяли или гаишники на дороге останавливали. Вспоминайте.
             - Как назло, - усмехнулся Куприянов,- в тот день ни разу не остановили.
             - Вот видите, - с сожалением произнесла Онегина. – И тут неясность.
             - Но вы можете спросить у моего зама, он знал, что я поехал в Тверь.
             - Зам-то знал, - ухмыльнулась Елена Марковна, - но как он подтвердит, что вы находились за городом? Сказать можно что угодно и кому угодно, но это ещё ни о чём не говорит.
             - Она кому-то заказала Панину, - процедил Куприянов. – Это Настя. Это всё сделала Настя. Потому она и выдала вам пистолет. Сначала организовала убийство Паниной, затем решила свалить всё на меня. Это всё она. Сука…
             - Разберёмся, Виктор Олегович, - сказала Онегина. – Мы обязательно во всём разберёмся. Сейчас говорить об этом преждевременно.
             - Меня не отпустят? – спросил Куприянов.
             - К сожалению, пока придётся посидеть в следственном изоляторе, хотя решение принимает суд. Но скажу честно, я буду ходатайствовать о заключении вас под стражу. Вы взрослый человек и должны понимать, в одной школе, в один день два трупа. И у вас дома хранится пистолет, из которого убили одного из потерпевших.
              - Да, всё я понимаю, - обречённо ответил Куприянов. – Только поверьте мне, Елена Марковна, я не убивал. Честное слово. Не тратьте на меня время. Я уверен, что это Настя.








                * * *


           - Около ста фотографий, - доложила Ханова. – Кого тут только нет.
           - Внимательно все пересмотрите, - распорядилась Истринская, - и выявите тех (если такие найдутся), кто проходит по нашему делу.
          - Александра Юрьевна, - сказала Ханова, - оказывается, Сергей Бандура, сын охранника, дружил с Наташей Зориной. В списке его знакомых есть и Зорина, и Качалина.
           - А у Качалиной был молодой человек? – спросила Истринская.
           - Да, - сказала Ханова, - вот они вчетвером на фотографии. – Вместе встречали Новый год.
           - Кто такой?
           - Некий Ступин. После самоубийства его допрашивали, но ничего существенного в материалах следствия не обнаружено. Говорит, дружил с Качалиной, но потом расстались. Почему покончила с собой, не знает. Родители подтвердили, он последнее время частенько к ним захаживал. А потом что-то у них произошло, парень перестал навещать девочку.
           - Причина? – коротко спросила Истринская.
           - Родители толком сами не знают, - сказала Ханова. – Просто говорят, поссорились и всё.
           - Из-за чего? – спросила Истринская.
           - Не знают они, Александра Юрьевна…
           - Ну, так выясните, - сказала Истринская. – Это о многом может рассказать. Кто он такой, жених Качалиной.
           - Дай, я посмотрю, -  сказала Соматина и внимательно вгляделась в фотографию. – Так это же… - прищурившись, она ещё раз всмотрелась в снимок, - это же Куприянов - младший. Сын Виктора Олеговича. Да, Артур Куприянов, - подтвердила она.
           Присутствовавший полковник Катрам, пробежав взглядом списки, составленные Рогожкиной, вдруг громко спросил:
           - А где же здесь фамилия Куприянов? Кто составлял списки?
           - Я, товарищ полковник! – ответила Ольга Владимировна.
           - И что? – нахмурился полковник. – Почему его нет в списке знакомых Бандуры?
           - Ни один человек не назвал его фамилии, - ответила Рогожкина. – И среди одноклассников такой фамилии нет.
           - Проверьте немедленно, - приказал Катрам. – Давайте сюда этого Бандуру. А заодно, - начальник ООРЧ махнул рукой, - и сына Куприянова.


                * * *


            Бандуру - сына доставили на Петровку ближе к вечеру. Подросток испуганно озирался по сторонам.
           - Сергей, у тебя есть знакомый по фамилии Куприянов? – начала опрос Рогожкина.
           - Нет, не знаю такого, - уверенно ответил юноша.
           - Подумай хорошо, - сказала Рогожкина.
           - А что мне думать? - виновато улыбнулся Бандура. – Я не знаю такой фамилии. Слышать, конечно, слышал, но даже не помню где и когда.
           - Серёжа, кончай дурака валять, - усмехнулась Соматина. – Может, ты и Зорину с Качалиной не знал? У нас найдётся десятка два свидетелей, которые подтвердят, что вы дружили.
           - Ну, дружили, и что? – удивился Бандура. – А причём тут Куприянов?
           - А это кто? – Соматина положила перед Сергеем фотографию, на которой школьники стояли вчетвером в обнимку. – Как ты это объяснишь?
           - Так это же Артур, - развёл руками Бандура.
           - Ты хочешь сказать, что не знал его фамилию? – съязвила Соматина.
           - Знал…
           - А чего ж ты нам заливаешь?
           - Так он же Ступин. Артур Ступин. А вы спрашиваете о каком-то Куприянове.
           - Стоп-стоп-стоп, - Рогожкина подняла обе руки. – Этого парня зовут Артур? – переспросила она.
           - Да, - подтвердил Бандура.
             Рогожкина полистала бумаги и сказала:
           - Вот он в списке, - затем, оглядев присутствующих, спросила: - Мария ты не общалась с ним?
           - Ещё нет, - ответила Ханова. – Запланировала на завтра.
             Соматина набрала телефон и, услышав в трубке женский голос, сказала:
           - Анастасия Евгеньевна, добрый вечер. Капитан Соматина беспокоит. Скажите, пожалуйста, у вашего сына какая фамилия? Ступин? Нет-нет, ничего не случилось. Просто мы думали… Понятно. Как вы говорите? Ясно. Спасибо. Хорошо, до свидания. Да, минутку, Анастасия Евгеньевна, Артур сейчас дома? Хорошо. Как вернётся, позвоните мне, пожалуйста, я хочу задать ему пару вопросов. Всего доброго.
           - Ну что? – спросила Рогожкина.
           - С ума можно сойти, кто же мог подумать, - ответила Соматина. – Действительно Ступин. Оказывается, когда она рожала детей, они с Куприяновым не были расписаны, поэтому и дочь, и сын у них Ступины – девичья фамилия Куприяновой.
           - А зачем же она их на свою девичью фамилию записала? – удивилась Ханова.
           - Говорит, не была уверена, что они с Куприяновым поженятся. Она вообще дама немного с приветом, - сказала Соматина и покосилась на Бандуру. Тот, опустив голову, молчал.
           - Ну, так что, Сергей, - неожиданно сказала Рогожкина и пристально посмотрела на подростка, - может, расскажешь нам всю правду?
           - Какую? – вздрогнул Бандура, глаза его забегали, лоб покрылся испариной.
           - А давай всё по порядку! Зачем ты изучал мёртвые зоны? Кому помогал? Мы то всё уже знаем, но хотим тебе помочь. Явка с повинной в твоём положении –  сейчас будет самым правильным поступкам.
            Оперативники Ханова и Соматина удивлённо переглянулись, Анна кивком головы  показала Марии, что бы та вышла из кабинета. В коридоре Соматина шепнула Хановой:
            - Сейчас Козочка его расколет. Ты видела, как он побледнел?
            - Да, заметила, - кивнула Ханова, - испугался парнишка.
            - Не зря Ольга твердила о мёртвых зонах. Мне кажется, что-то они намудрили со своим дружком. Кстати, этого Артура нужно задержать…
            - Давай подождём, что скажет Ольга, - предложила Ханова и с восхищением добавила: - Ещё раз убеждаюсь, психолог она от бога…
               Через пять минут дверь отворилась, Ольга Владимировна предложила:
              - Товарищи оперативники зайдите в кабинет, пожалуйста.
               Ханова и Соматина вошли. Подросток вжался в стул, в глазах блестели слёзы.
              - Сергей хочет рассказать нам всю правду, - объявила Рогожкина. – Анна Тимофеевна, вы останьтесь, а вы, Мария Ивановна, позвоните Истринской и Онегиной. Доложите обстановку. Нужно срочно задержать Ступина. Сергей утверждает, что это его друг Артур убил директора школы Панину. Правильно я говорю? -  Рогожкина повернулась к подростку.
              - Правильно, - всхлипнув, кивнул  Бандура.
              - Действуйте, товарищ старший лейтенант, - приказала майор милиции. 
              - Есть, - ответила Ханова и вышла из кабинета.   
                Истринская и Онегина прибыли через полчаса.
              - Приступайте, Ольга Владимировна, - распорядилась следователь, - я буду писать протокол. Включайте диктофон. 
              - Итак, Сергей Георгиевич, слушаем вас, - начала Рогожкина. – Давайте всё по порядку, старайтесь излагать поподробнее.
              - Ну, - начал Бандура, - в общем, мы с Артуром дружили с Наташкой и Катей.
              - Называйте, пожалуйста, фамилии, - поправила Рогожкина. 
              - Зорина Наталья и Качалина Катя. Я дружил с Зориной, Артур - с Качалиной.
              - Как долго вы встречались? – спросила Рогожкина.
              - С седьмого класса. Вернее, я - с шестого. А потом Катька познакомилась с Артуром, ну, и меня с ним познакомила. Он не из нашей школы. В общем, всё было нормально. Тусовались, ходили на дискотеки, гуляли по вечерам. В начале десятого класса, в прошлом году, Артур предложил девчонкам заняться сексом. Мол, взрослые уже…- Бандура замялся.
              - И что, девчонки согласились? – спросила Рогожкина.
              - Нет, - вздохнул Сергей, - отказались наотрез. Но мы сильно и не расстроились. Артур сказал, что ерунда это. Всё равно рано или поздно приболтаем. И вот на Новый год девчонки согласились. Мы ночевали у меня.  Родителей дома не было. Выпили шампанского, потанцевали. Девчонки принесли с собой какой-то наркотик. Таблетки.
              - Вы употребляли наркотики? – удивилась Рогожкина.
              - Нет, мы с Артуром не пробовали. Если по правде, то хотели попробовать, но девчонки сказали, что у них только две таблетки. И ещё… - Сергей замолчал.
              - Продолжайте-продолжайте.
              - Короче, Наташка мне сказала, что эти таблетки, в основном, действуют на девчонок. В общем, когда дело дошло до секса, наши подружки стали вести себя так, словно снимались в порнухе.
              - Так вы занимались с ними сексом? – спросила Рогожкина.
              - Ну да, - кивнул Бандура. – Занимались. 
              - И что потом?
              - Они обе оказались испорченными.
              - В каком смысле?
              - Не девственницы, - Бандура покраснел. - Артур стал ругаться, ударил Катьку. Обозвал девчонок шлюхами и пинками вытолкал из квартиры. Сказал, что бы они больше к нам не подходили. 
              - А вы?
              - Что я? – смущённо хмыкнул Бандура и добавил:  – Артур был прав. Они и в самом деле вели себя как настоящие шлюхи, хотя до этого всегда говорили нам, что с пацанами не встречались, ну, типа ни с кем ещё… Конечно, обидно было. Вообще-то, мы их любили. Как бы…
              - А как девушки объяснили, что они уже имеют опыт? – спросила Рогожкина.
              - Да никак, - ответил Сергей. – Они, когда выпили свои таблетки, точно с ума посходили. Давай целоваться между собой, раздеваться, потом с нас одежду стаскивать. Мне даже стыдно об этом говорить… - замялся подросток.
              - А вы не спрашивали, что это за наркотик, и где они его приобрели.
              - Да не успели мы ничего спросить. Артур так разозлился в тот вечер, что не до вопросов было. Он вообще предлагал их убить. Но я его остановил. Просто выгнали и всё.
              - Что было потом? Девушки пытались с вами помириться?
              - Да, пытались и не раз. Но Артур сказал, что никогда не простит такого.
              - А вы? – спросила Рогожкина.
              - Мне тоже было обидно. Получается, они всё время обманывали и изменяли нам с другими парнями. Артур сказал, что мы теперь с ним рогоносцы, а такое прощать нельзя. А двадцать третьего марта, вы же знаете, они спрыгнули с балкона.
              - Вы считаете, они это сделали из-за вас? – удивилась Рогожкина.
              - Не совсем, - вздохнул Бандура, - Катька перед смертью передала Артуру записку.
              - Прямо ему в руки? 
              - Нет, через какую-то свою подругу.
              - Вы знакомы с ней?
              - Нет, я её не знаю. Она старше Катьки, учится в каком-то университете. Артур тоже с ней мало знаком, пару раз вместе тусовались. Катька её уважала, а Ступину эта подружка чем-то не нравилась. Пафосная слишком. 
              - Как её зовут?
              - То ли Нина, то ли Инна. Я точно не знаю.
              - Вы читали эту записку, которую передали Артуру?
              - Нет, - пожал плечами Сергей, - это же Катька написала. Чего я полезу в чужие письма.
              - А ваша девушка не передавала вам никаких записок?
              - Не-а, - помотал головой Бандура.
              - Но хотя бы вкратце содержание записки Ступин вам рассказывал?
              - Рассказывал. Катька написала, что они с Наташкой не виноваты, и что их подставила Надежда Семёновна, наша директриса.
              - Каким образом? – спросила Рогожкина.
              - Я не знаю. Честно говорю.
              Раздался звонок мобильного телефона. Истринской позвонила Ханова и доложила, что Артур Ступин исчез. Мобильный телефон в не зоны доступа.
              - Извините, Ольга Владимировна, - обратилась Истринская к Рогожкиной. – У меня вопрос к Бандуре. – И подойдя к допрашиваемому, спросила: - Сергей, а где сейчас может находиться Ступин?
              - Дома, наверное, - неуверенно ответил Бандура. – Хотя, вряд ли он теперь домой поедет.
              - Он знает, что вас вызвали в милицию?
              - Да, я ему позвонил, - кивнул Бандура.
              - Когда же вы успели позвонить? – удивилась Рогожкина.
              - Из дома, - ответил Сергей. - Когда меня приехали забирать, я зашёл в туалет. Оттуда  и позвонил по мобиле. 
              - Ладно, продолжайте, - сказала Рогожкина. – Когда вы решили убить Панину?
              - Я не решал, - ответил Бандура, - это Артур предложил?
              - Так когда? Сразу после их самоубийства?
              - Нет, тогда у нас и мысли такой не было. Мы по началу думали, что девчонки просто сочинили какую-то фигню. Чтобы как-то оправдаться в наших глазах. Артур предложил убить директора недавно. Не помню, может, где-то с неделю назад.
              - Но ведь прошло полгода с момента самоубийства Зориной и Качалиной. Почему именно теперь Ступин предложил убить Панину?
              - Он случайно узнал, что Надежда Семёновна – любовница его отца.
              - От кого узнал?
              - Мать, что ли, сказала, - пожал плечами Бандура, - его родители собирались из-за этого развестись.
              - И что? Таким образом он хотел сохранить семью?
              - Нет, дело не в этом. Артур выследил, квартиру, где его отец встречался с Надеждой Семёновной, потом стырил у отца ключи, сделал их копию и подложил в квартиру диктофон.
              - Зачем? – удивилась Рогожкина.
              - Как он сказал, хотел собрать доказательства. Потом припугнуть Панину, чтобы та отстала от отца. 
              - То есть, убивать её он не собирался?
              - Не собирался, - подтвердил Бандура.
               - А что же произошло? Почему вдруг Ступин решил её убить?
               - Он там такое услышал, что…
               - Вы слушали эту запись?
               - Сам не слышал, но Артур рассказывал. 
               - И что вы от него узнали?
               - Надежда Семёновна с кем-то встретилась в квартире. Как я понял из рассказа Ступина, это был человек, который  испортил наших девчонок, а Панина ему в этом помогала. Эти уроды посадили девчонок на наркоту, а потом  стали продавать их за деньги мужикам.
               - Девчонок стали продавать? – спросила Рогожкина.
               - Ну да, - кивнул Бандура. – Их подпаивали на какой-то квартире, потом приводили мужиков. С них за секс с Наташкой и Катькой брали деньги. Тот мужик, который встречался в тот день с Паниной, тоже развлекался с нашими девчонками. Да там не только наши девки побывали, - Бандура махнул рукой. – Понимаете, Панина связана с мафией. Артур рассказывал, что на диктофоне упоминались фамилии каких-то бандитов. Белый, что ли, или Беляк. Они о чём-то там спорили, кстати, называли фамилию нашей школьной секретарши. Я же говорю, что сам не слышал. Ступин записал беседу на компакт-диск и спрятал. А диктофон ещё раз подложил, но его отец якобы обнаружил, что его подслушивают. Поэтому  Артур всё спрятал в надёжном месте.
               - Запись сохранилась? Где она?
               - Конечно, сохранилась, всё у Артура. И диск с аудио-файлом, и письмо от Катьки.
               - Почему вы не пришли с этим в милицию? – досадливо спросила Рогожкина.
               - Я предлагал Артуру, но он не согласился. Сказал, что мы сами должны отомстить. Дома у его отца  хранился пистолет с глушителем. Вот он и решил им воспользоваться. Ступин звонил мне, сказал, что пистолет уже у вас. Вроде, мать принесла, что ли? Кстати, когда арестовали его отца, Артур хотел сам к вам придти. Но потом передумал.
               - Придёт, куда он денется, - вздохнула Рогожкина. – Эх, пацаны-пацаны, и зачем вам это было нужно? Ладно, продолжаем. Каким образом Ступин проник в помещение школы?
               - Так вы сами сказали, что уже всё знаете, - ухмыльнулся подросток.
               - Знаем, - ответила Рогожкина. – Но вы должны подтвердить. Мы пишем всё на диктофон.
               - Всё просто. Со двора школы есть участок, который не просматривается видеокамерой. Я объяснил Артуру, где нужно зайти и как пробраться в здание.
               - Через мастерскую? – уточнила Рогожкина.
               - Да, - кивнул Бандура. – Из мастерской в приёмную по полу, а там уже в кабинет. Обратно таким же способом. Поэтому его на мониторе никто и не увидел.
               - Где твой мобильник? – строго спросила Рогожкина. 
               - Вот он, - Бандура вынул из кармана телефон. – Включи его.
               - Зачем? – удивился Бандура.
               - Сергей, ты пообещал всю правду. Так давай до конца.
               Бандура включил мобильник, набрал пин-код, и протянул телефон Рогожкиной. Та вошла в меню, в папке «набранные» отобразился последний номер.
               - У твоего приятеля есть второй телефон?
               - Да, буркнул, - Бандура.
               - Этот? – кивнула Рогожкина на трубку.
               - Угу…
               - Так на какой ему звонить?
               - На этот, последний. Ту «симку» он наверняка выбросил.
               



                * * *   


        Телефон Артура Ступина так не ожил и на следующий день. Голос девушки-робота твердил то на английском, то на русском языке: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети…» Дома подросток не ночевал, мать встретила оперативников вся в слезах и с перемотанной мокрым полотенцем головой.
           - Вы с ума сошли, - возмущалась она, - мальчик не виноват. Это недоразумение. Во всём виноват этот извращенец, мой муж. Артурчик не мог никого убить. Он очень добрый мальчик. Поверьте мне.
           - Мы вам верим, Анастасия Евгеньевна, - успокаивала Соматина, - но почему он скрывается? Где он может находиться?
           - Не знаю, - женщина всплёскивала руками, - ничего не знаю.
           - Он звонил вам? – спросила Ханова.
           - Последний раз вчера вечером…
           - Что он говорил?
           - Кошмар, какой кошмар, - вместо ответа причитала Куприянова. – Этого не может быть…
           - Успокойтесь, Анастасия Евгеньевна, - Соматина протянула стакан с водой. – Вот, выпейте, успокойтесь. Что он вам говорил? Вспомните, это очень важно.
           - Я не могу это даже произнести, - всхлипывала Куприянова. – Не могу…
           - Вы хотите помочь своему сыну? – спросила Ханова.
           - Девушка, я мать, а не какая-то там соседка, - истерично вскрикнула Анастасия Евгеньевна. – Конечно, хочу. Но как? Как я ему помогу, если его вторые сутки нет дома.
           - Тогда скажите нам, что он вам говорил вчера по телефону? – настаивала Ханова.
           - Ужас, это просто ужас… Он сказал, что эта жизнь теперь не для него. Он попрощался со мной. Вы понимаете? Господи, если бы я знала! Ну зачем я попёрлась с этим пистолетом к вам…
           - Всё вы сделали правильно, - сказала Соматина, - не корите себя.
           - Да что ж тут правильного? – плакала Куприянова. – Если бы я знала, если бы… О господи!
           - Анастасия Евгеньевна, давайте договоримся, - предложила Соматина. – Если ваш сын позвонит, убедите его, придти в милицию. Это в его интересах.
           - Вы же его посадите в тюрьму, - процедила Куприянова. – Какие тут интересы?
           - Не обязательно, - ответила Соматина. – Ему могут дать условный срок. Тем более, он несовершеннолетний. Пожалуйста, попытайтесь его убедить. Мы вечером заедем к вам или позвоним. Хорошо?
           - Хорошо, - сказала Куприянова и проводила оперативников.
            На выходе из подъезда у Соматиной затрещал мобильный телефон. Звонила Рогожкина:
            - Аня, мы связались со Ступиным.
            - Ответил телефон?
            - Нет, первый не ответил. Оказывается, у него ещё один номер есть. Бандура сообщил.
            - А что ж он вчера молчал?
            - Говорит, не хотел сдавать друга. В общем, тут ситуация не простая. Ступин заявил, что хочет покончить жизнь самоубийством. Я пытаюсь с ним связаться, но он и этот телефон отключил. Хотя думаю, что ещё должен выйти на связь. Вы пообщались с его матерью?
            - Да, но что толку с ней общаться, - ответила Соматина, - вся в соплях, жалеет, что выдала пистолет мужа. Сын ей тоже звонил, намекал на самоубийство.
            - Когда?
            - Вчера вечером.
            - Ясно. По-моему, парень играет, - сказала Рогожкина. - Кто хочет покончить с собой, тот не названивает по два дня. Ладно, разберёмся. Вы где?
            - Едем к себе.
            - Давайте, мы вас ждём, - Рогожкина положила трубку.


                * * *


              Ольга Владимировна время от времени набирала второй номер Ступина, но тот всё так же, как и первый отвечал женским голосом девушки – робота. И вдруг, набрав в очередной раз номер, она услышала долгожданные гудки. 
             - Да, - ответил Ступин. – Кто это?
             - Артур, - начала Рогожкина. – Послушай меня. Не клади трубку. Хорошо?
             - Хотите вычислить меня по телефону? – усмехнулся подросток. – Знаем мы ваши примочки. Вычисляйте, я уже на крыше. Всё равно  не успеете меня арестовать. Мне осталось сделать последний шаг.
             - Артур, - спокойно ответила Рогожкина. – Никто тебя вычислять не собирается. Давай поговорим спокойно, по-взрослому. Я лично тебя ни в чём не обвиняю. Ты защищал честь своей девушки. На твоём месте, возможно, я поступила бы точно так же. 
             - Вы это серьёзно говорите? – удивился Артур. – Вы уже всё знаете?
             - Не всё, - ответила Рогожкина. – Но знаем, что в самоубийстве ваших девочек виновата была Панина.
             - И не только она, - усмехнулся Ступин.
             - Поэтому я и прошу тебя, приезжай к нам. Всё расскажешь. Твой приятель Бандура ничего почти не знает. Кто тот мужчина, который встречался в квартире с Паниной? Ты его знаешь?
             - Конечно, знаю, - усмехнулся Ступин. – Учитель химии из Серёгиной школы. Гулевин его фамилия. У него даже есть какая-то подпольная лаборатория по производству наркотиков.
             - А почему ты своему другу не рассказал о нём? – спросила Рогожкина. 
             - Боялся, чтобы никому прежде времени не взболтнул, - ответил подросток. 
             - На компакт-диске упоминается его фамилия? – спросила Рогожкина и добавила: - Этого Гулевина.
             - Упоминается. И не только его фамилия.
             - Какие ещё? – спросила Рогожкина. 
             - Беляк. Слышали о таком?
             - Слышали, конечно, - ответила Рогожкина. – А какую роль он в этом деле играет?
             - Я думаю, Гулевин с его помощью убрал Смирных.
             - Смирных знал, чем занимались Гулевин и Панина?
             - Да, он собирался идти в милицию. Во всяком случае, так говорила Панина.
             - И это всё есть у тебя на диске?
             - Есть, - ответил Ступин. – Да что диск? Я сам, собственными ушами всё это слышал.
             - В каком смысле? – удивилась Рогожкина.
             - В прямом, - хмыкнул Ступин. – Я же находился в квартире, когда Панина с Гулевиным  пришли туда. Обычно Панина и мой отец встречались по вечерам, а тут слышу, среди бела дня заявились. Я не успел выйти. Когда понял, что открывается входная дверь, спрятался в шкафу. 
             - Так ты там всё это время находился? – удивилась Рогожкина. - Тем более тебе необходимо приехать к нам, Артур. Как мы докажем, что учитель химии  причастен к самоубийству девушек? Паниной-то ты отомстил, а Гулевин останется безнаказанным.
            - Какая мне теперь разница? Не хочу я больше жить. Вы теперь всё знаете, разберётесь и без меня. Отца моего отпустите, он не виноват.
            - Как же мы его отпустим без тебя? – схитрила Рогожкина. – В том-то и дело, если ты покончишь с собой, его посадят за убийство Паниной.
            - Обманываете…
            - Зачем мне тебя обманывать. Сам посуди: пистолет его, отпечатки пальцев на пистолете его. А ты с крыши собрался прыгать. Тут без тебя не обойтись. 
            - Меня посадят? – спросил Ступин. – Сколько мне дадут?
            - За убийство, сам понимаешь, по головке не погладят. Но, учитывая все обстоятельства, тебе много не дадут. На крайний случай, год-два отсидишь. А тем более, если сам придёшь и напишешь явку с повинной, могут вообще дать условный срок. Так что не дури, Артур, приходи. Я буду тебе помогать. Обещаю.
              - Как ваша фамилия? – спросил подросток.
              - Рогожкина. Ольга Владимировна. Приезжай. Давай доведём это дело до конца. Поможешь нам вывести негодяев на чистую воду.
              - Извините, Ольга Владимировна, у меня батарейка садится…
              - Ну так что? Я тебя жду?
              - Не знаю, подумаю… - связь оборвалась. 
            
              - Ну что? – хором спросили Соматина и Ханова. – Созрел?
              - Бог его знает, - вытирая пот с лица, улыбнулась Рогожкина. – Но с крыши точно не спрыгнет.
              - Правильно ты его за отца предупредила, -  сказала Соматина. - Подумает теперь. Так он что, в квартире находился, когда там Панина принимала гостя?
              - Да, в шкафу сидел. Представляешь?
              - Слушайте, а ведь парень рисковал, - вдруг сказала Ханова. – Если бы они его там обнаружили, могли и убить.
              - Могли, - согласилась Рогожкина и добавила:  – Вот и к Беляку вплотную подобрались.
              - Он тоже там фигурирует? – удивились Соматина и Ханова.
              - Да, - ответила Рогожкина, - Гулевин, видимо, заказал Беляку Смирных. Так что Клеща нужно подвешивать за… - она осеклась и, немного подумав, сказала: - Нужно брать его за жабры.
              Дверь распахнулась, в кабинет влетела встревоженная Истринская.
              - Девочки, у нас снова ЧП!
              - Что ещё случилось? – спросила Рогожкина. 
              - Только что позвонили из следственного изолятора, - Александра Юрьевна окинула всех взглядом, - Клеща убили.
              - Это Беляк, товарищ подполковник, - едва не вскрикнула Рогожкина. – Я только что говорила по телефону со Ступиным.
              - Он объявился?
              - Да, неожиданно ответил на звонок.
              - И что он сказал?
              - Хотел с крыши сброситься, но, кажется, я его переубедила. Так вот он сообщил, что слышал, как Гулевин собирался идти к Беляку, чтобы тот помог ему устранить Смирных.
              - А где он такое мог услышать? – удивилась Истринская.
              - Как выяснилось, Ступин не только записал на диктофон разговор Паниной, он находился в тот момент в квартире. Прятался в шкафу.
              - Так-так-так, девчонки, - Истринская задумалась. – Значит, Панина встречалась в квартире с Гулевиным? Это он торговал девчонками?
              - Да, - подтвердила Рогожкина. – Так утверждает Ступин.
              - Всё понятно. Значит, Гулевин следующий.
              - Вы думаете…
              - Уверена, - ответила Истринская, - Беляк заметает следы. Срочно задержать Гулевина. Если ещё не опоздали. Где он сейчас? – спросила Александра Юрьевна.
              - Должен быть на работе. В школе, - ответила Соматина.
              - Анна и Мария, немедленно туда, - приказала Истринская. - Ольга Владимировна, вы постарайтесь убедить Ступина, чтобы он пришёл к нам. Я сейчас распоряжусь, вычислим его по телефону. Он нам очень нужен сейчас. Всё! За работу.
           Подъезжая к школе, Соматина заметила у ворот тёмно-зелёную «девятку» с тонированными стёклами. К входу, озираясь по сторонам, шёл мужчина в чёрной куртке.
Резко затормозив и выскочив из машины, оперативники бросились внутрь здания. Мужчина в чёрной куртке беседовал с охранником, преградившим тому вход.
           - Сюда нельзя, молодой человек.
           - Мне нужно поговорить с руководителем вашей школы, - сказал мужчина. – Наша фирма обслуживает компьютеры. Хотели бы предложить сотрудничество.
           - Вы к кому, женщины? – заметив Ханову и Соматину, строго спросил охранник. – В школу вход запрещён.
           - Уголовный розыск, капитан Соматина! – представилась оперативник и предъявила удостоверение.
             Мужчина-компьютерщик после услышанного вышел на улицу. И направился к «девятке». Ханова наблюдала за ним и, увидев, что тот побежал к машине, крикнула:
            - Аня это он! Я за ним. Работай с Гулевиным.
            - Не приближайся к нему, - приказала Соматина. -  Держи на расстоянии. Я сейчас сообщу Истринской.
              Автомобиль, выбросив из-под колёс гравий, рванул с места и понесся в сторону московской кольцевой дороги. «Мини-купер» Хановой сел на хвост «девятке» и не отставал. Гонщик, игнорируя жёлтый сигнал  светофора, выскочил на Волгоградский проспект. Мария не  упускала его из виду.  «Девятке» сегодня везло, как по заказу, до самого МКАда ей моргали зелёные огни светофоров. Но везение закончилось на посту ГИБДД перед  кольцевой дорогой. Инспектор ДПС  попытался остановить «девятку», но та словно забыла, что внутри неё имеется педаль тормоза. Ханова притормозила возле инспектора и крикнула на ходу:
           - Уголовный розыск! Помогите задержать. Только осторожно, преступник вооружён!
           - Нам уже передали, - ответил инспектор и кивнул на отъезжающий от поста автомобиль с включенными мигалками.
              Мария вдавила педаль газа в пол и рванула за «девяткой». Через мгновение она снова висела на хвосте убегавшего преступника. Тот, пренебрегая не только правилами дорожного движения, но и законами физики, мчался по обочине, подрезал грузовики, пролетал на красный свет, визжал тормозами.   Машин ДПС поравнялась с «девяткой»  и сотрудник ГАИ приказал водителю остановиться, но тот, поравнявшись с авторынком «Фортуна»,  неожиданно, вытолкнув попутную легковушку в кювет, резко ушёл вправо и направил свой автомобиль под мост. Гонщик уходил в Люберцы. Машина ДПС, мигая синими и красными огнями, неистово разрываясь воем сирены, всё же успела свернуть за ним.  Ханова пролетела вперёд, но успела заметить, как из окна «девятки» высунулась рука с пистолетом и выстрелила по милицейской машине. 



             Развернувшись на эстакаде, Ханова через десять минут была уже в Люберцах. На центральной улице рядом с поцарапанной «девяткой» лежало тело гонщика, прикрытое какой-то тряпкой. Неподалёку нервно курил молоденький сержант.
            - Кто его? – спросила Ханова.
            - Да я, - виновато ответил милиционер. – Вроде стрелял по колёсам. Влетит мне, наверное?
             - Так он же первым по вас стрелять начал? – сказала Ханова.
             - Да, вон зеркало прострелил, - кивнул гаишник на милицейскую машину. 
             - А за что ж тебе влетит? – хмыкнула Ханова. – Вот только, сержантик, свидетеля ты нашего угрохал. Это плохо.
             - Я же не специально, - оправдывался милиционер.
             - Ладно, не расстраивайся, - подбодрила его Ханова. – Разберутся. Ещё и медалью наградят. Она пожала руку сержанту и отошла в сторону. Нужно было доложить Истринской, что Беляку опять подфартило.


                * * *
         
              Соматина без особого труда задержала химика. Затем, дождавшись наряда милиции, доставила Гулевина в управление.   
              - Я много слышал о произволе, творящемся в родной милиции, но теперь сам убеждаюсь, что вы не дружите с законом. Как вы смеете так себя вести. Хватаете порядочного человека прямо на рабочем месте в присутствии учащихся и тащите в милицию. Я буду жаловаться на вас прокурору.
              - Кто вас хватал? – усмехнулась Соматина. – Я пригласила вас в коридор. Объяснила, что вас ждут в милиции. И мы спокойно уехали. Зачем вы сгущаете краски, Игорь Михайлович?
              - Хм, «спокойно», - ехидно ответил Гулевин. – В машину меня вели в сопровождении трёх милиционеров в форме. Это вы называете «спокойно уехали»?
              - У вас своя работа, у нас – своя, - развела руками Соматина.
              -  Какая бы не была работа, нужно с уважением относиться к людям, - надменно произнёс Гулевин.
              - С уважением? Это как? – спросила Рогожкина.
              Гулевин презрительно взглянул на оперативника.
              - Вас что, в милиции этому не обучают? – съязвил он. - Вы даже не знаете, что такое уважительное отношение к человеку?
              - Мы –то знаем, Игорь Михайлович, - ответила Рогожкина. – Но я подумала, вдруг у вас другие представления об уважении.
              - Что за глупости вы говорите, - возмущённо вскрикнул Гулевин. – Пригласите сюда прокурора.
              - Уже пригласили, - ответила Рогожкина. – Скоро будет. Так что не волнуйтесь, пока можете прочитать нам лекцию о том, как  сотрудники милиции должны уважительно себя вести с наркоторговцами и извращенцами-насильниками.
              - Что вы себе позволяете? – закричал  Гулевин. – Да как вы смеете?
              - А что мы себе позволяем? – усмехнулась Соматина.
              - Вы за кого меня принимаете? – продолжал возмущаться Гулевин. – Да будет вам известно, я…
              - За того, кто вы есть на самом деле, - строго оборвала Рогожкина. – Прекратите изображать из себя педагога Макаренко. Нам всё известно о ваших тёмных делишках. Вы думаете, мы вас сюда случайно привезли.
              - О каких таких делишках? – Гулевин побледнел. – О чём вы говорите? Я, между прочим, кандидат на звание «Заслуженный учитель России».
              - Вы кандидат на пожизненное заключение под стражу, гражданин Гулевин. Вот там и будете своим собратьям до конца жизни химию преподавать.
              - Немедленно пригласите сюда прокурора. Немедленно! Я требую! – Гулевин закашлялся.
               Соматина подошла к нему и заботливо постучала по спине.
              - Не кричите так, Игорь Михайлович, голос сорвёте, - сказала она. – Вам ведь ещё на вопросы следователя отвечать. Да и прокурору жаловаться хриплым голосом будет не совсем удобно.
              - Вы что, издеваетесь надо мной? – плаксивым голосом спросил Гулевин. – Что вам нужно от меня? В чём я виноват?
              - Мы вам даём шанс, гражданин Гулевин! – сказала Рогожкина.
              - Какой шанс? – удивился Гулевин.
              - Суд учтёт ваше чистосердечное признание и явку с повинной. Поэтому предлагаем рассказать всё начистоту. Вы взрослый человек и понимаете, что ваша деятельность закончилась. Вы вот здесь сидите и разыгрываете спектакль, а наши сотрудники уже работают в вашей лаборатории. 
              - В школьной? – спросил Гулевин и тут же пожалел об этом.
              - А разве  у вас есть ещё какая-то? – усмехнулась Рогожкина.
              - Нет-нет, это я так спросил, - замялся Гулевин.
              - Конечно же, не в школьной, - сказала Рогожкина. – Школьную мы проверили ещё неделю назад. Вы прекрасно понимаете, о чём я сейчас говорю.
              - Не совсем, - замотал головой Гулевин.
              - Может, вам с Коваленко организовать очную ставку? – Рогожкина блефовала, но Гулевин всё ниже и ниже опускал голову. Он понимал, оперативники знают, если не всё, то уже очень многое.   
             Он не знал, как себя вести в данной ситуации. Мысли кипели в голове. «Может, действительно сам себе наврежу? Если они докопались до лаборатории, то наверняка знают и о Смирных. Это он, сволочь, наверняка успел  кому-то сообщить. А что у него могло быть? Одни догадки? Хотя… Нет, сознаваться рано. Они могут просто блефовать. Клещ что-то рассказал?  Так он даже моей фамилии не знает. Может Беляка арестовали? Они же его тоже вызывали на допрос. Что случилось? Почему они так уверенно себя ведут? Есть ли у них доказательства? Если нет, они ничего не смогут мне сделать. А если есть? Хотя откуда у них могут быть доказательства? Меня что, с наркотой поймали? Или с девочками? Или я Смирных убил? Что-то я совсем расклеился. Конечно, откуда у них доказательства? Ерунда всё это. Нужно стоять на своём, и - точка. А что мне Коваленко? И, кстати, кого из Коваленко она имеет в виду? Ваню или Елизавету Тарасовну? Мудрят милиционерши, ой мудрят. Ходят вокруг да около, а фактов-то, наверное, нету? Нет, ребята, пока вы ничего от меня не получите. Вы сами не знаете, что хотите. Работаете в лаборатории? Так покажите мне, что вы там наработали. Там одного кокаина на пять тысяч долларов. Работают они. Дудки вам, господа сыщики. Не на того нарвались. Что ещё может быть? Где я мог проколоться? В принципе, по большому счёту, я ни в чём и не виноват. Если  впрямь накроют лабораторию, отопрусь, скажу, что это всё Ваня придумал. Кто докажет? Качалиной и Зориной уж как полгода нет в живых. Да и проверяли уже. Панину убили. Других девчонок расколют? А что я им сделал? Всё было добровольно. Какое пожизненное? Что они несут? Ладно, нужно взять себя в руки. Посмотрим, что будет дальше…»
             - О чём задумались, Игорь Михайлович? – прервала раздумья Рогожкина. – Будете писать явку с повинной?
             - Мне не в чем виниться, - грубо ответил посмелевший Гулевин. – Если у вас что-то есть против меня, покажите.
             - Вы прямо, как заправский уголовник, - рассмеялась Соматина. – Вы ещё здесь перед нами пальцы веером распушите.
              - Это вы со мной разговариваете, как с уголовником, а я уже пояснил вам, что никаких преступлений не совершал. И мой арест считаю противозаконным.
              - А вас ещё никто и не арестовывал.
              - Значит, я могу идти? – надменно спросил Гулевин.
              - Идите, - ответила Рогожкина. – Только вот до дома дойдёте ли?
              - Вы мне угрожаете? – возмутился Гулевин.
              - Боже упаси, - усмехнулась Рогожкина. – Беляк Клеща уже и в тюрьме чуть не зарезал. Но мы вовремя его спасли. Теперь вы на очереди. Но мы и вас хотим спасти. А вы рвётесь сами на тот свет.
              Гулевин затрясся.
               - А я тут причём? – испугано спросил он.
               - А разве не вы заказывали ему Смирных? – сощурившись, спросила Ольга Владимировна. 
               - Нет, мне ничего об этом не известно.
               - Всё правильно, - сказала Рогожкина. – Беляк опытный уголовник. Он так и сказал, сажайте Клеща и Гулевина. Они сами порешили убрать Смирных. Клещ, кстати, подтвердил. Он-то понимает, что против Беляка давать показания – значит, подписать себе смертный приговор. Дружки Беляка достанут его в самой дальней колонии, в самой закрытой тюрьме. Вот он и сказал, что вы заказали Смирных.
           «Ага, точно блефуют, - с облегчением вздохнув, думал Гулевин. – А откуда Клещ знал мою фамилию и место работы? Хотя Беляк действительно мог дать им всю информацию. Точно, как я об этом не подумал?»
               - Зря вы, Игорь Михайлович, играете с нами в жмурки. Проиграете. Хорошо, - Рогожкина вызвала конвойного и, кивнув на Гулевина, приказала, - уведите в камеру. – Затем добавила, обращаясь к задержанному: - Посидите, пока подумайте. Раз не хотите писать явку с повинной, мы подготовим все документы, доказательства и вызовем вас на допрос.
            Гулевин молча встал, заложил руки за спину и в сопровождении сержанта вышел из кабинета.

               - Пренеприятнейший тип, - брезгливо заметила Соматина.
               - Нам нужна аудиозапись, которую сделал Ступин. Чёрт побери, почему он не звонит. Ты понимаешь, Анна, у нас действительно нет ничего против этого негодяя. И он это чувствует. Ты видишь, как он себя ведёт. То дрожит, как заяц, то крылья, как петух, распускает. Надеется, что мы не соберём доказательств.

                В кабинет вошла Истринская.
                - Ну, девчонки, сегодня не наш день.
                - Опять кого-то убили? – нахмурилась Рогожкина.
                - Да, - тяжело вздохнула Истринская, - Мария доложила: гаишники застрелили водителя «девятки».
                - Надо же, Беляк, словно заколдованный, - Рогожкина стукнула по столу кулаком. – Сто процентов это был его человек.
                - Ступин не звонил? – спросила Истринская. – Он что, бросил трубку?
                - Нет, - ответила Рогожкина, - батарейка на телефоне села.
                - Что-то долго он её заряжает, - пошутила Александра Юрьевна.
                - Что с Гулевиным? С Онегиной созвонились? 
                - Да должна скоро подъехать. Я пока химика отправила в камеру. Пусть немного пораскинет мозгами.
                - Хоть что-то есть? Или в полном отказе?
                - Пока молчит, но не думаю, что долго продержится.
                -  Коваленко когда будут?
                - Должны скоро доставить, - ответила Рогожкина. – Хотя с ними тоже будут проблемы, улик-то у нас никаких, Александра Юрьевна. 
                - Постарайся разговорить их, - сказала Истринская. – Особенно маму Коваленко. Мутная особа. Но, уверена, многое знает.




                * * *
 
    
        Елизавету Тарасовну и Ивана Коваленко доставили на Петровку вместе. Разведя их по разным кабинетам, оперативники понимали, что пока предъявить, как и Гулевину, им нечего. Артур упорно молчал, телефон его был всё ещё отключен. Соматина работала с матерью, Рогожкина - с сыном Коваленко. Оба юлили и не хотели давать никаких показаний. Приехала следователь Елена Марковна Онегина. Зайдя в кабинет к Истринской, она сказала:
             - Долго их держать мы не сможем. Нужно срочно найти Ступина.
             - Принимаем меры, Елена Марковна, - ответила Истринская. – Звонил из района метро Баррикадная. Наши ребята сейчас там работают.
             - Ольга Владимировна заверила, - сказала Онегина, - что с собой он не покончит. 
             - Не тот случай, - подтвердила Истринская. – Рогожкина убедила его помочь отцу. Так и сказала, что, если он не придёт с повинной, отца посадят за убийство Паниной.
             - Да, директриса ещё та штучка была, - вздохнула Онегина.
             - Плохо, что Ступин не пришёл к нам, - сказала Истринская.
             - В этом возрасте, Александра Юрьевна, они не предсказуемы. Вбил себе в голову, нужно, мол, отомстить.
              В кабинет ворвалась запыхавшаяся Мария Ханова:
             - Александра… Простите, разрешите войти?
             - Да ты уже вошла, - улыбнулась Истринская. – Что там у тебя? 
             - Ступин пришёл! – радостно объявила Мария.
             - Где он? – одновременно спросили женщины.
             - Внизу, - ответила Ханова, - сейчас доставят.
             - Он сам пришёл? – удивлённо спросила  Онегина.
             - Да, попросил проводить его к Ольге Владимировне. 
             - Ну, Александра Юрьевна, - Онегина покачала головой, -  Рогожкина твоя просто умница.
             - Кто бы сомневался, - пошутила Истринская. – Значит, поверил ей Ступин. Это хорошо.
             - Куда его, Александра Юрьевна? – спросила Ханова.
             - Коваленки где?
             - Сын у нас, а Елизавета Тарасовна в соседнем кабинете. Мы договорились с ребятами.
             - Тогда давайте сюда, - распорядилась Истринская. – И пригласите Ольгу Владимировну.

 
                * * *

            - Здрасьте! – войдя в кабинет, тихо сказал Ступин и опустил глаза.
            - Здравствуй, Артур, - ответила Рогожкина и добавила: – Ты молодец, смелый парень. Я не сомневалась, что ты придёшь.
            - Вот, - Ступин протянул конверт, - здесь и диск с аудио-файлом, и письмо от Кати Качалиной.
             Рогожкина положила конверт на стол и покачала головой:
            - Жаль, что ты не принёс это ещё в марте. Всё могло быть иначе. Но, как говорится, что было, то было. Присаживайся. Чего глаза такие красные? Ты не болен?
            - Нет, - замотал головой подросток, - всё в порядке.
            - Значит так, Артур, - Рогожкина вынула из конверта компакт-диск,  - предлагаю сначала послушать это, а потом ты всё расскажешь и ответишь на вопросы. Идёт?
             - Как скажете, - ответил юноша.
             - Дело об убийстве Паниной ведёт, - она показала рукой на следователя, - Елена Марковна Онегина. Постарайся быть предельно откровенным, не упускай никаких мелочей. Это сейчас очень важно.
             - А отца моего освободят? – спросил Ступин. – Он ни в чём не виноват.
             - Всё сейчас зависит от тебя, Артур, - сказала Онегина, - то есть от твоих показаний. Думаю, Виктор Олегович до суда походит под подпиской о невыезде, ну а там уже суд решит.
             - Так он же не убивал, за что его судить? – удивился Ступин.
             - За хранение огнестрельного оружия, - ответила следователь, - но ты не волнуйся, поскольку он ранее не судим, скорее всего, приговорят к условному наказанию.
             - А меня?
             - Мы же говорили уже с тобой на эту тему, Артур, - сказала Рогожкина. – Давай сначала поработаем, а там видно будет. Ты готов?
             - Да, - кивнул Ступин. – Для чего же я сам сюда пришёл…
             - Тогда приступим. Елена Марковна, послушаем запись? – спросила Рогожкина. 
             - Да-да, запускайте.
             Ольга Владимировна вставила диск в компьютер, открыла файл.

               Аудио-файл.
 
                Хлопнула входная дверь. Послышался женский голос.
              - Блин, что-то замок заедает…- сказала Панина.
              - Неплохая квартирка у вашей подруги, Надежда Семёновна, - сказал мужской голос. Это был Гулевин.
              - Ты о своей квартире думай сейчас, Игорь Михайлович, - усмехнулась Панина. – А то определят тебе камеру два на два, и будешь сидеть в потолок смотреть.
              - Типун вам на язык, Надежда Семёновна, - испуганно ответил Гулевин. – Что вы такое говорите?
              - А то и говорю, что слышал.
              - Опять Смирных? – спросил Гулевин.
              - Да приходил сегодня ко мне в кабинет.
              - И что? – тихо спросил Гулевин.
              - Всё ему известно, - ответила Панина.
              - Что всё?
              - И что ты девчонок трахал, и что наркотой торгуешь, и что мини-бордель открыл с малолетками. И про Ваню Коваленко знает. Алексей Фёдорович летом время зря не терял.
              - Вот сволочь, - раздражённо сказал Гулевин. – И что ему надо? Может, денег дать?
              Панина рассмеялась.
              - Ты в своём уме? Думаешь, он пойдёт на это? – спросила Панина.
              - Смотря сколько дать, - ответил Гулевин. – Он же нищий. У него даже мобильного телефона нет. Пару тысяч долларов предложить и …
              - И не думай, - перебила Панина. – Это только подстегнёт его и придаст уверенности. Короче, Игорь Михайлович, Смирных сказал мне, что, если я в течение недели не приму мер, он пойдёт со своими материалами в милицию. Думай, что теперь делать.
              - А что делать? – усмехнулся Гулевин. – Только убирать.
              - Только меня в это не впутывай, - сказала Панина. – Сам натворил, сам и принимай меры.
             - А что я натворил, Надежда Семёновна? Ну что я сделал?
             - Я уже говорила тебе. Продавал бы потихоньку свои таблетки и копил бы денежки. Так нет же, девочек захотелось. Зачем ты совратил Зорину и Качалину? А Смирных теперь утверждает, что они покончили с собой в первую очередь из-за этого.
            - Откуда он знает? – вспылил Гулевин. – Прокуратура проверяла, ничего не обнаружила. А какой-то Смирных утверждает… Урод.
            - Твои предположения сбылись. Помнишь нашу первую беседу в мае? Так вот Зорина действительно перед смертью кому-то жаловалась, её бросил парень из-за того, что она была не девственницей. И говорила, что переспала со своим учителем химии. Вот тебе и ответ.
            - Мало ли чего наговорят подруги. Это ещё доказать нужно. Теперь же у этих малолетних шлюшек уже не спросишь. Так что всё это ерунда.
            - А кто их сделал шлюшками? – съехидничала Панина. – Ты же сам и продавал их своим банкирам – педофилам.
            - Об этом тоже вам Смирных сказал? – удивился Гулевин.
            - Нет, - съязвила Панина,- я сама подсматривала. Конечно Смирных. Я же говорю тебе, он не сидел лето без дела и по морям не разъезжал. Яму тебе он вырыл огромную. Но и это всё мелочи, Игорь Михайлович. Главное – он знает о том, что у вас с Коваленко на проспекте Мира лаборатория…
            - Мы же переехали на Нижегородскую улицу, - перебил Гулевин. – У нас сейчас четырёхкомнатная квартира.
            - Ты думаешь, вас с Ваней Коваленко сложно выследить? – усмехнулась Панина. – Если уже не выследил.
            - Он же без машины, - возразил Гулевин.
            - Ты что дурак? – возмутилась Панина. – Зачем ему машина? Если он притащит в милицию свои бумаги, там найдут всё - и машину, и твою лабораторию. И даже твоих сластолюбивых банкиров. Или ты этого не понимаешь?
            - Да, - согласился Гулевин. - Что-то я не подумал об этом.
            - Ты о многом не подумал, Игорь. В первую очередь, ты забыл о безопасности бизнеса. Так что иди к своему Беляку и решай. Иначе через неделю загремишь под фанфары.
            - Придётся, - ответил Гулевин, - а что делать?  Вот придурок, сам лезет в петлю. И чего людям спокойно не живётся.
            - Мораль, Игорь Михайлович, мораль и нравственность. Не все же такие извращенцы, как ты.
            - Ой, Надежда Семёновна, я вас умоляю. Мы все такие нравственные, дальше некуда.
            - Ты на что намекаешь? – удивлённо спросила Панина. – На меня, что ли? 
            - Вы ещё в декабре две тысячи пятого года узнали от Зориной и Качалиной, что они покупали у меня Оргазмин. Помните?
            - И что?
            - Вы же не стали заявлять в милицию…
            - Так тебя же дурака пожалела.
            - А кто мне рассказал, что они лесбияночки? Я после этого и спать перестал. Вот и решил с ними поразвлечься.
            - Ну и пройдоха ты, Игорь Михайлович. Это что ж получается, я тебя толкнула на секс с ними?
            - Получается так, - усмехнулся Гулевин.
            - Если бы ты не давал им свой Оргазмин, они бы послали тебя подальше. Ваня Коваленко рассказал мне, как вы им двойную дозу подсунули.
            - И тот ещё стукачок, - возмутился Гулевин. – Всё втихаря бегает докладывает.
            - Он же не в милицию побежал докладывать, - сказала Панина. – Какой он стукачок. Я должна знать обстановку.
              - Не дай бог до милиции дойдёт, он там всё выложит, впрочем, как и мама его.
              - Сплюнь, - сказала Панина. – Никакой милиции. Смирных нужно убирать. Он всё нам разрушит. Деньги у тебя есть, заплати, пусть его ликвидируют.
              - А, если он кому-то оставит бумаги? Или копии сделает?
              - Не знаю, Игорь, решай сам. Ты понимаешь, как это опасно. В общем, давай не будем толочь воду в ступе. Всё и так ясно. До свидания. Думай…
              - Спасибо, Надежда Семёновна, за помощь. Пойду я.
              - Только не тяни с этим вопросом. Как Владимир Ильич говорил? «Промедление смерти подобно!» Так и у нас теперь с этим Смирных.
               Щёлкнул дверной замок. Панина пошуршала какими-то бумагами и принялась набирать номер домашнего телефона.
               - Алё, Витя, ты где? Да, я здесь на квартире. Угу. Во сколько? Хорошо…
 
           Запись оборвалась.

               - Это всё? – спросила Рогожкина.
               - Да, - кивнул Ступин. – Там, в конверте ещё письмо от Кати.

               Рогожкина, прочитала записку и протянула её Онегиной. Качалина писала:
           «Дорогой мой мальчик, прости меня, если сможешь. Я не виновата. Так получилось. Да, я - мерзкая и грязная тварь. Я – подлая и лживая шлюха. Ты прав. Поэтому я не хочу больше жить. Ухожу к Богу. Приношу себя в жертву. Прости меня, мой любимый Артурчик. В эту минуту, когда ты читаешь моё послание, меня уже нет в живых. Желаю тебе счастья и долгих лет жизни. Целую тебя и обнимаю. Твоя Катя Качалина.
23 марта 2007 г.
P.S. Сначала не хотела говорить, но, всё же ты должен знать: во всём виновата директор нашей школы - Надежда Семёновна Панина.
Прощай, любимый. Я буду любить тебя и на том свете.»

           - Ну что, Артур, приступим? – тяжело вздохнув, спросила Рогожкина. – Давай всё по порядку. Кто и когда передал тебе эту записку?
           - Передала Нинка Бойкова, - начал Ступин, - двадцать третьего марта в девять часов вечера.
          Рогожкина и Онегина переглянулись.
           - Думаете, та самая певичка? – спросила Истринская.
           - Похоже, - ответила Онегина. – Проверим.
           - Ты давно с ней знаком? С Бойковой? – уточнила Рогожкина.
           - С год, наверное, - ответил Ступин. – Можно сказать, почти не знаком. Они с Катькой где-то на дискотеке познакомились. Ну так иногда встречались. После того, как мы с Качалиной рассорились, Бойкова приходила от неё с предложением помириться.
           - Ну а ты что? – спросила Рогожкина.
           - Я не хотел мириться… - замялся Артур, - я же не знал, что всё так обернётся. А из-за чего вы поссорились с Качалиной?
            - Хм, - ухмыльнулся подросток, - Бандура у вас. Наверное, рассказал. Это же он вам дал мой второй телефон. Зачем ещё раз…
            - Артур, давай договоримся, - перебила Рогожкина. – Бандура – это Бандура. Ты есть ты. Нам нужно и его допросить, и тебя, и остальных, причастных к этому делу.
            - Хорошо, - кивнул Ступин и подробно рассказал, как они встречали вчетвером Новый год.
            Выслушав подозреваемого, Рогожкина спросила:
            - Почему ты не передал письмо от Качалиной сотрудникам прокуратуры? Тебя же допрашивали?
            - Не хотелось Катьку с Наташкой позорить после их смерти. Если бы я отдал эту записку, начались бы вопросы. Нужно было бы объяснять, почему мы расстались и так далее. Я решил ничего не говорить. Ну а то, что она директрису обвинила, я подумал совершенно о другом.
             - О чём? – спросила Рогожкина.
             - Она мне как-то однажды, ещё до Нового года, жаловалась на неё, что та слишком строга по отношению к ней. Ставит несправедливые отметки, докапывается к одежде, часто вызывает родителей. Катя даже хотела бросить школу. Когда прочитал письмо, я и подумал, что она имела в виду… - Ступин задумался, затем продолжил:  – Как бы правильно выразиться… В общем, типа, ей охоту директриса отбила от учёбы. Ну, и они с Наташкой загуляли.  Вот так  мне показалось. Мне даже в голову не могло придти, что учителя замешаны в её совращении.
             - Ясно, Артур. А почему ты вдруг начал слежку за Паниной?
             - Это уже другая история. Однажды ночью я услышал, как ругаются мои родители. Я даже выходил к ним, просил прекратить ночные разборки. Они не давали нам с сестрой спать. Потом отец хлопнул дверью и ушёл. Мать рыдала на кухне, пила валидол, какие-то капли… Я вышел, стал её успокаивать. Она мне сказала, что отец спутался с директрисой школы, что хочет уйти от нас, бросить ради неё семью. После этого я и стал следить за ними. Нашёл квартиру, где они встречались, затем вытащил у отца на работе ключи, сбегал в мастерскую, сделал копии, и вошёл в квартиру, чтобы  подложить диктофон.
             - А зачем тебе это нужно было? – спросила Рогожкина.
             - Я как думал. Запишу их разговоры, потом зайду к директрисе, отдам ей флэшку или диск с файлом, и скажу, чтобы отстала от отца, иначе у неё будут неприятности. Думаю, после этого у неё пропало бы желание встречаться с моим отцом.
              - И что дальше?
              - А дальше, - усмехнулся Ступин. – Я уже собирался выходить на лестничную площадку, слышу, кто-то вставляет ключ в замочную скважину.
Я забежал в комнату и спрятался в шкафу.
              - Как же ты так быстро нашёл место, куда спрятаться? – удивилась Рогожкина.
              - Когда искал место для диктофона, я обшарил все шкафы и видел, что внизу в шифоньере много свободного места. Там и два человека могло спрятаться.
              - Ясно, продолжай.
              - Когда Панина с Гулевиным ушли, я захватил с собой диктофон и поехал домой. Сделал копию записи. А ночью снова приехал, решил послушать дальше.
              - Так у тебя ещё есть записи? – вздёрнула брови Рогожкина.
              - Нет, на следующий  день вечером, отец приехал домой, и я у него увидел точно такой же диктофон. Дома в ту ночь он не ночевал. Я проверил у него в спальне коробку из-под пистолета. Она была пуста. Я ночью поехал к квартире, нашёл неподалёку от дома его машину и понял, что отец ждёт того, кто оставил «игрушку». Вывод сделать было не сложно: они с Паниной обнаружили диктофон и решили поймать меня. Ну, или не меня, а того, кого они подозревали.
            - Что потом?
            - Прослушав несколько раз запись разговора Паниной с Гулевиным, я решил её убить. Сначала думал сделать это прямо в подъезде её дома…
            - А мысли обратиться в милицию не возникло? – перебила Рогожкина.
            - Нет, - ответил Ступин, - я хотел сам отомстить.
            - Ладно, продолжай.
            - Посоветовался с Серёгой…
            - С Бандурой? – уточнила Рогожкина.
            - Да, он дружил с Наташкой. Я ему вкратце рассказал, что нашёл доказательства против Паниной.
            - Ты не дал ему послушать запись?
            - Нет.
            - А почему?
            - Боялся, что преждевременно где-то лишнее взболтнёт.
            - Понятно. И что он тебе посоветовал?
            - Он отговаривал меня, но, видя, что я всё равно пойду на этот шаг, сказал, что лучше будет, если убить Панину прямо в кабинете. И рассказал мне о мёртвых зонах. Он часто сидит у отца на работе. Так созрел план. Вот собственно и всё.   
             - Мне вот интересно, а почему вы решили, что лучше убить Панину в кабинете?
             - Потому что на меня не упало бы подозрение. Всё-таки видеокамеры стоят, да и я в той школе не учусь. Как бы на меня вышли?
             - Логично, - ухмыльнулась Рогожкина. – Только видишь, Артур, как не скрывай преступление, а всё равно отвечать придётся.
             - Такие, как Панина и Гулевин не должны жить на земле, Ольга Владимировна, - процедил Ступин. – Они толкнули Катьку с Наташкой на самоубийство, убили Смирных и ещё бы... да ну их к чёрту, - он сжал кулаки так, что костяшки пальцев побелели.
             - Артур, ты ещё молод, но запомни, мы живём не в каменном веке, а в цивилизованном мире, нужно все вопросы решать через суд. Есть милиция, есть прокуратура. Почему ты решил сам вершить правосудие? А ну как все схватятся за оружие и начнут без суда и следствия разбираться между собой?
             - А что толку от этой прокуратуры? Что они выяснили после самоубийства девчонок? Ничего.
             - Да как же они выяснят, если ты, к примеру, утаил записку от Качалиной, какая-то подружка промолчала при допросе? Следствию нужно помогать. А зачастую свидетели сами молчат и ждут, что милиция или прокуратура всё раскопают. А ведь и там и не боги, а обыкновенные люди работают. Нет фактов, нет свидетелей, нет и эффективного расследования…



                * * *

           Екатерина Тарасовна Коваленко категорически отказалась давать показания. Онегина отправила её в ИВС.
           Иван раскис сразу, как только услышал о том, что следствию известно об их нелегальном бизнесе. Он дал показания и рассказал всё, что ему известно. Онегина отдала письменное распоряжение задержать и доставить в дежурную часть Беляка. 
         - Пора и авторитету на нары, - пошутила Онегина. – В этот раз не отвертится. Приведите «химика», - добавила она.
    
             Гулевин, в отличие от своих компаньонов, прибыл на допрос в приподнятом настроении. То ли сокамерники в изоляторе его подбодрили, то ли сам возомнил, что у следствия действительно против него ничего нет. 
          - У вас не так много времени, господа милиционеры, - нагло заявил Гулевин. – Или отпускайте меня, или у вас будут крупные неприятности.
          - От кого нам ждать неприятностей? – спросила Онегина.
          - От вашего начальства, разумеется, - ответил Гулевин. – Вы думаете, я так просто всё это оставлю? До Генерального прокурора дойду. Так и знайте. Привыкли тут нахрапом брать…
          - Дойдёте-дойдёте, - ухмыльнувшись, съязвила Онегина, - если вас наши «Росомахи» не остановят.   
          - Кто-кто? – удивился Гулевин. – Какие ещё росомахи?
          - Которые вывели вас на чистую воду, - ответила Онегина. – Это вам не с девочками – малолетками развлекаться, гражданин Гулевин.
          - Опять грузить будете всякой ерундой? – поубавил пыл Гулевин.
          - Начальству, говорите, будете жаловаться? – прищурилась Онегина. – Это хорошо. А я думала, побежите к Беляку. Только не поможет он вам уже. Раскололи мы его. Предлагаю вам ещё раз, заметьте, в последний раз, написать явку с повинной. Не хотите, ваше дело. Но потом не кусайте локти. На суде у вас не будет смягчающих обстоятельств.
           Гулевин растерялся. Такого поворота он явно не ожидал. Когда его вызвали из камеры, он уже мысленно ехал домой.
           «Неужели это конец? – мелькнуло у него в голове. – Как быть? Снова блефуют? Что же делать? Упираться до конца? Или всё же… Нет-нет-нет! А вдруг они ничего не знают. Каким же я буду дураком, если сейчас начну давать показания? Нужно попросить организовать очную ставку с Беляком. Врут они всё. Беляк не может расколоться. Он же авторитет. Точно. Пусть сведут нас с Беляком.»
            - Если раскололи, - сказала Гулевин вслух, - так приведите его сюда.
            - Мы-то приведём, - сказала Онегина, - только это уже будет очная ставка, и речи о явке с повинной быть не может. Вы это понимаете?
            - А если мне не в чем виниться перед вами? Что же мне самооговором заниматься? 
            - Игорь Михайлович, если бы вам не в чем было виниться, - усмехнулась Онегина, - вы бы сейчас здесь не сидели, а попивали бы чаёк дома или у себя в лаборатории. 
            - Опять вы о лаборатории, - цокнул языком Гулевин. – Что за лаборатория? Почему вы всё время какими-то загадками говорите?
            - Почему загадками? – Онегина пристально посмотрела в глаза Гулевину.
            - Не знаю, о какой лаборатории вы говорите…
             «Точно блефуют, - продолжал размышлять Гулевин, - слышали звон, да не знают, где он…»
            - О той, что на Нижегородской улице вы организовали в четырёхкомнатной квартире.
              Гулевин подпрыгнул на стуле.
             - Всё ясно… - он опустил голову.
              «Да, это конец, - думал Гулевин. – По-моему, это конец.»
             - Так что, Игорь Михайлович, пишем?
             - Пишем, - понуро ответил Гулевин.
             - Наконец-то вы взялись за ум, - улыбнулась Онегина. - Только давайте договоримся сразу. Врать вы не будете. Если я увижу, что вы начинаете сочинять, я прерву допрос и отправлю вас в камеру. О явке с повинной забудем. Она нам не нужна. Явка необходима прежде всего вам.  Предупреждаю вас сразу. Все, кто нам нужен, находятся у нас. И оба Коваленко, и Беляк, и Клещ. Кроме того, у нас имеются предсмертные записки девочек, которых вы продавали своим знакомым. И ваши знакомые сластолюбцы задержаны. Так что только правду и ничего кроме правды. Договорились?
              - Договорились, - выдохнул Гулевин.
              - Итак, Игорь Михайлович, - Онегина разложила перед собой бумаги, - первый вопрос: Сколько вы заплатили Беляку за убийство Смирных?
              - Я… понимаете…
              - Игорь Михайлович, мы договорились, - Онегина постучала указательным пальцем по столу.
              - Десять тысяч долларов.
              - Сразу всю сумму? – спросила следователь.
              - Нет, пять тысяч до и пять тысяч после убийства.
              - Кто, когда и каким образом сообщил Клещёву о том, где находится Смирных?
              - Семнадцатого сентября мне позвонил Иван Коваленко и сообщил, что ему звонила Панина и говорила, что к ней с утра заходил Смирных и предупредил, что после работы  поедет то ли в милицию, то ли в прокуратуру. Коваленко после разговора с Паниной набрал меня и стал уговаривать, чтобы я приехал. Но у меня были уроки.
              - Сколько вы с ним говорили и о чём?
              - Не могу точно сказать, но минут пятнадцать-двадцать. Я объяснил ему, как найти Беляка, а потом… - Гулевин замолчал.
              - Продолжайте, Игорь Михайлович.
              - … потом я услышал крики на коридоре и положил трубку.
              - То есть уже стало известно, что директора убили?
              - Да, - кивнул Гулевин. – Только я никак не мог сообразить, кто это сделал? Первая мысль была, что это Смирных. Тем более, Елизавета Тарасовна Коваленко сообщила мне, что перед этим он заходил к ней.
              - А что находилось в сумке, которую передала вам Елизавета Тарасовна сразу после убийства Паниной, - спросила Онегина. 
              - Деньги, - ответил Гулевин.
              - Чьи это были деньг, и какая сумма?
              - Пять тысяч долларов. Я ежемесячно выплачивал их директору.
              - За что? – спросила Онегина.
              - За молчание и помощь с информацией. Передавал через секретаря Коваленко. Она в тот день испугалась, что в кабинете найдут такую крупную сумму и начнут копать. Потому и вернулась в кабинет уже после гибели Паниной.
              - Что было дальше?
              - Коваленко нашёл Беляка и сообщил ему, что Смирных направился в милицию. Тот позвонил своему помощнику Клещу, который уже несколько дней следил за Смирных, и приказал немедленно ликвидировать его. Клещ выполнил приказ.
             - Ясно, Игорь Михайлович. Ну а теперь давайте вернёмся к девушкам. Кате Качалиной и Наталье Зориной…
 

                * * *
            
      Беляка доставили на Петровку в наручниках. Тот при задержании оказал оперативникам сопротивление.
          - Что вы меня сюда приволокли? – ревел он. - Меня уже вызвали. Допрашивали. Что вам от меня нужно? 
          - А вы думали, раз вызвали и на этом всё? Следствие окончено, забудьте? Фильмов в юности насмотрелись? – ехидно спросила Онегина.
          - Что вам надо?
          - Очную ставку хотим провести, - сказала Онегина. – Заводите, - приказал она конвойному.
           В кабинет вошёл Гулевин. Беляк зыркнул в его сторону и отвернулся. 
          - Присаживайтесь, Игорь Михайлович. Вам знаком этот гражданин?
          - Да это Беляк, - кивнул Гулевин.
          - А вам, гражданин Беляк, знаком этот гражданин.
          - Нет, - коротко ответил Беляк.
          - Гражданин Гулевин, вы подтверждаете, что заплатили Беляку десять тысяч долларов за убийство учителя Смирных?
          - Подтверждаю, - ответил Гулевин.
          - Сучара позорная, - зашипел Беляк. – Ты что несёшь?
             Гулевин опустил голову. Он понял, что следователь по поводу Беляка блефовала.
          - Прости, Беляк, меня припёрли, - виновато произнёс Гулевин.
          - Ты не жилец, сука, понял? Тебя на первой же пересылке перо ждёт.
          - Гражданин Беляк, прекратите, - строго сказала Онегина. – Иначе я приму меры.
          - Всё уводите меня, - сказал Беляк. – Я больше ни слова вам не скажу, можете на допросы меня не вызывать. Вон, этих лохов допрашивайте. У, скот позорный…
          - Уведите, - приказала следователь.
          - Всё-таки, обманули вы меня, гражданин следователь, - ухмыльнулся Гулевин, - попался я на вашу удочку.
          - Это не обман, Игорь Михайлович, это наша работа. Вы думаете, если бы вы сейчас не сознались, мы не смогли бы доказать вашу причастность к убийству Смирных? Лучше уж сразу расставить все точки над «и».      

            Точки были расставлены без участия преступников. «Росомахи» выполнили свою работу, как всегда, на «отлично»…

            
          
             Октябрь, 2007 год. 
            
             И всё же информация о так называемом «Клубе любителей подростков» не давала покоя Истринской. Она вызвала к себе Рогожкину и сказала:
           - Оля, я считаю, преступления Гулевина и компании до конца не раскрыты.
           - Это ещё почему? - удивилась Рогожкина. – Заказчики арестованы, исполнитель, вернее организатор, тоже сидит в клетке. Наркоторговцы не отвертятся…
           - Я - о другом, Ольга, - Истринская вышла из-за стола и стала прохаживаться по кабинету, теребя в пальцах сигарету. – Ты понимаешь, я не могу спать спокойно, зная, что где-то прямо у нас под носом промышляют эти сластолюбцы - педофилы. 
            - Так мы же копии всех материалов передали, куда следует, Александра Юрьевна! – сказала Рогожкина. - Ребята из специального отдела занимаются. 
            - Немного отвлекусь. Понимаешь, Ольга, меня эта проблема волнует куда шире, - Истринская взяла со своего стола бумаги и положила их перед Рогожкиной. Вот посмотри.
             - Что это? – присмотрелась Ольга Владимировна.
             - А ты почитай-почитай, - предложила Александра Юрьевна.
             - Это вы написали? – удивилась Рогожкина.
             - Да, - кивнула Истринская. – Я предлагаю тебе поработать над этим вместе. Ты - опытный психолог, и мы должны с тобой подготовить доклад о проблемах современного школьного воспитания. Столкнувшись с делом Гулевина - Паниной, я обнаружила, что здесь имеются не просто кое-какие упущения, а колоссальный провал. Если хочешь, пропасть! Оля, у нас с тобой растут дети, мы не можем проходить мимо этой проблемы. Я осознаю, что наш голос с первого раза может быть и не услышан. Но дальше молчать нельзя. Сегодня мы скажем своё слово, завтра - кто-то ещё. Общаясь в рамках этого дела с учителями, учениками, школьными сторожами и другими, я поняла, что факты сексуального сожительства учеников с учителями – не такая уж и редкость. Но, к сожалению, всё это тщательнейшим образом скрывается. Ты думаешь, таких Гулевиных и Паниных  единицы? Нет. Мы просто катимся в бездну. И меня пугает то, что исследованием, как и решением этой проблемы, ни одно из государственных ведомств практически не занимается.
           - Но ведь существуют специальные подразделения министерства внутренних дел…
           - Существуют, - ухмыльнулась Истринская. – В том-то и дело, что только существуют. Одни формальности. Если ты вникнешь глубже в этот вопрос, убедишься, что у нас в стране даже нет по этой проблеме серьёзных научных исследований. Так что? – Александра Юрьевна пристально посмотрела на Рогожкину. – Потрудимся?
           - Да, интересное предложение, - ответила Рогожкина. – Я с вами полностью согласна – проблема стоит очень остро. Только вот хватит ли у нас времени, Александра Юрьевна?
           - Хорошо, Ольга. Было бы желание, время найдём, - улыбнулась Истринская. - Но, как говорится, это дело будущего. Уверена, мы сможем провести исследования и обратиться на самый верх с аргументированными предложениями. Сейчас же нам необходимо вывести на чистую воду тех негодяев, которые заказывали Гулевину девчонок.
          - Ох, Александра Юрьевна, и сложно нам будет это сделать, - покачала головой Рогожкина. – Девчонки не дают показаний, а без них улик никаких.
          - И всё-таки давай пораскинем мозгами, как поступить, чтобы взять этих банкиров за шиворот? Гулевин дал показания, что возил на вечеринки даже тринадцатилетних девочек, предварительно подпаивая их своим зельем. А это, как понимаешь, уже статья 134 уголовного кодекса – половое сношение с лицом, не достигшим четырнадцатилетнего возраста. 
          - Да, - согласилась Рогожкина, - но ведь эти сволочи могут сказать, мол, мы ни сном, ни духом не знали их настоящий возраст. Адвокаты будут во всё горло доказывать: подзащитные не осознавали, что девчонки были младше четырнадцати лет. 
          - Не осознавали, - хмыкнула Истринская. – В том-то и дело, что они заказывали именно двенадцати – тринадцати – летних девочек. Им не должно это сойти с рук. Оля, мы обязаны отдать их под суд.   
          - Хорошо, Александра Юрьевна, я поговорю с Соматиной и Хановой, - сказала Рогожкина. – В общем-то, кое-какие соображения есть…
          - Ты имеешь в виду, проникнуть к ним в офис или домой? – догадавшись, о чём речь, прищурилась Истринская.
          - Да, - подтвердила Рогожкина, - но без «махновщины», мы можем сделать это почти легальным путём.
          - То есть? – удивилась Истринская.
          - Ну, к примеру, устроить Анну или Марию к ним на работу.
          - В качестве кого? – спросила Истринская.
          - Например, секретарём или охранником, сейчас среди богатых модно девушек приглашать в качестве водителей-телохранителей.
          - Ладно, - Истринская села в кресло и что-то записала. – Хорошо, давай завтра с утра все у меня. А вы пока подумайте.



                * * *

         
          После утреннего совещания в кабинете Истринской, оперативники спецотделения «R» принялись за работу. Для начала, исходя из показаний Коваленко и Гулевина, составили предварительный список членов нелегального «клуба». Затем проверили все вакансии в их компаниях, однако ничего подходящего так и не обнаружили. Правда, можно было устроиться в банк к одному из сластолюбцев в качестве уборщицы, другой искал водителя на «Газель». Но ни то, ни другое «Росомахам» не подходило.
          И вдруг через два дня после совещания Ханова доложила, что один из банкиров - педофилов по фамилии Березин ищет домработницу.
         - Это уже горячее, - сказала Истринская и, взглянув на Соматину, спросила: - Анна, ты готовить-то умеешь?
         - Два блюда, - смущённо ответила та и слегка покраснела, - яичницу и ещё картошку могу поджарить на подсолнечном масле…
         - Вот и прекрасно, - одобрительно сказала Истринская, - это уже не плохо. Значит так, Ольга Владимировна, давайте, срочно организуем Анне рекомендации. На всякий случай. Найдите людей, которые согласятся подтвердить, что Анна работала у них, а теперь они уезжают, допустим, за границу и тому подобное. Ты, Аня, проштудируй «Кулинарную книгу». Остальное найдёшь, что рассказать. Думаю, Березин не откажется от такой домработницы.
         - А откуда я узнала, что он ищет домработницу?  - спросила Соматина.
         - Он же объявление прямо в газете опубликовал, так что можешь хоть сейчас звонить, - сказала Ханова. - Зовут его Валентин Никитич. Вот телефон, - Мария подвинула Соматиной газету, - здесь, правда только имя. Но отчество сама спросишь.
            - Давайте, не будем откладывать в долгий ящик, - предложила Истринская, - Мария, у тебя есть среди шоу-менов люди, которые подтвердят, что Анна Тимофеевна Соматина – это лучшая домработница Российской Федерации?
           - Сейчас позвоню, - улыбаясь, ответила Ханова. – Найдём кого-нибудь. 
           - Хорошо, - сказала Истринская. - Тогда занимайтесь. Как будете готовы, жду вас у себя.


                * * *

             Через час «Росомахи» собрались снова.
           - Есть, Александра Юрьевна, - доложила Ханова, – композитор и аранжировщик Иван Данилович Рюмин. Подтвердит, что Анна Тимофеевна работала у него  около двух лет, но сейчас он якобы  уезжает в загранкомандировку. Вот его телефон.
           - Анна, звони, - предложила Истринская. – Соглашайся на условия Березина по зарплате, но для виду всё же поторгуйся. В общем, что я тебя буду учить. Давай, с богом!
            Соматина набрала номер. Березин ответил сразу.
            - Да, - раздался в трубке скрипящий голос. – Березин слушает.
            - Извините, - начала Соматина, - я по объявлению. Меня зовут Анна. Вы ищете помощницу по хозяйству?
            - Ищу, - подтвердил голос. – А вы откуда? Не из Украины?
            - Нет, - Анна старалась говорить как можно деловитее, - я живу в Москве.
            - Да я не об этом, где вы живёте, - недовольно буркнул Березин, - прописка у вас есть? Вы – москвичка или приезжая?
            - Москвичка, - подтвердила Соматина. – Я родилась в Москве. И здесь же прописана…
            - Это радует. А вы работали уже в этой должности? – спросил Березин.
            - Да, конечно, я…
            - Какое у вас образование? –  перебил Березин.
            - Высшее. Я по образованию учительница русского языка и литературы, - соврала Соматина. 
            - Вот так, да? – удивился Березин. – А что же вы в домработницы подались?
            - Извините, вас, как зовут? – спросила Соматина.
            - Так в объявлении же указано, - ответил Березин. 
            - Здесь только имя, как-то не удобно, я привыкла соблюдать субординацию.
            - Это хорошо! – довольно крякнул банкир. - Валентин Никитич меня зовут, а вас, простите, не расслышал?
            - Меня – Анна, - повторила Соматина. - Валентин Никитич, вы же знаете зарплату учителей, вот и пришлось уйти из школы. Что делать? Семью надо как-то кормить.
            - У вас большая семья? – поинтересовался  Березин.
            - Муж и дочка, - ответила Анна.
            - Кем работает муж?
            - Водителем, - на ходу придумала Соматина.
            - Сколько вам лет? – спросил Березин.
            - Двадцать шесть…
            - А у меня вы на какую зарплату претендуете? – спросил Березин.
            - Ну, если полный рабочий день…
            - С восьми утра до пяти-шести вечера, - пояснил Березин, - суббота-воскресенье выходной, хотя иногда придётся и в выходные поработать. Но это уже за отдельную плату. Так сколько вы хотите?
            - У предыдущих хозяев я получала семьсот долларов в месяц. Какие у меня будут обязанности?
            - Главное для меня – порядок в квартире и моя одежда. То есть стирка уборка, глажка.
            - А готовка? Какую кухню вы предпочитаете? – спросила Соматина.
            - Жратва меня меньше всего интересует, и так уже килограммов тридцать лишних накусал, - Березин рассмеялся в трубку.   
            - Значит, я буду готовить вам диетические блюда, - заверила Соматина.
            - Прекрасно, - ответил Березин. – Записывайте адрес: улица Тверская, дом… Это офис. Приедете в пятницу в два часа дня, побеседуем, а потом я приму решение. Сразу предупреждаю, вы будете не одна. Так что, возможно, я возьму на работу кого-то другого. Не забудьте паспорт и трудовую книжку. Всё. До свидания. – Березин положил трубку.
            - Ну и дела, - усмехнулась Соматина. – Теперь необходимо трудовую книжку срочно сделать. Сама же ляпнула, что учительницей работала.
            - Это мелочи, Аня, я всё организую, - заверила Ханова. – Когда она нужна?
            - Пригласил на собеседование в офис. В эту пятницу. Я так поняла, у него там будут смотрины. Ещё не факт, что возьмёт меня. Будут конкурентки.
            - Возьмёт, куда он денется, - улыбнулась Истринская. – Ты, главное, Аня, тщательно подготовься. Поработайте с Ольгой Владимировной. Она подскажет, как правильно себя вести в таких случаях. Ты должна произвести на него хорошее впечатление. А то, что ты сообщила ему  о работе учительницей, даже сыграет нам на руку. При собеседовании обязательно упомяни, что у тебя осталось много друзей из учительской среды. Его эта информация должна будет заинтересовать.
            


                * * *
               
         Березин оказался пятидесятипятилетним банкиром, с большим отвисшим животом и бульдожьими щеками. Серые поросячьи глазки сверлили Анну насквозь. Банкир осмотрел её с ног до головы. Собеседование длилось около десяти минут. Внимательно выслушав Анну и задав ей несколько вопросов, работодатель приказным тоном сказал:
         - Позвоните мне сегодня вечером, я сообщу о принятом решении.
           К сожалению, решение Березин принял не в пользу Анны.
         - Анна Тимофеевна? – спросил он по телефону.
         - Да, это я, - ответила Соматина. – Вы просили позвонить.
         - Извините, я вынужден вам отказать, - сказал Березин.
         - Но… - Соматина не успела ничего сказать, в трубке раздались короткие гудки.
          - Что? – хором спросили Рогожкина и Ханова.
           - Отказал, - понуро ответила Соматина.
           - Вот старый козёл! – вырвалось у Хановой. – Слушай, Ань, может, он пробил тебя по своим каналам?
            - Не знаю, - пожала плечами. – Всё может быть.
            - И что теперь? – спросила Ханова.
            - Посмотрим, - усмехнулась Соматина. – Всё равно я его достану. Не мытьём, так катаньем. Не уйдёшь ты от нас, Валентин Никитич.

                * * *
   
            На следующий день утром неожиданно пришла хорошая новость. Позвонил Березин и спросил:
            - Анна Тимофеевна, вы ещё не передумали быть моей помощницей? Не нашли работу?
            - Ищу, Валентин Никитич, - ответила Соматина.
            - Тут такое дело, Аня, по-моему, я поторопился тебе отказать, - Березин неожиданно перешёл на «ты». – Мадам, которую я вчера взял на работу, начала меня за нос водить. На собеседовании говорила одно, а потом начала нести какую-то ересь. То за мытьё окон доплату потребовала, то глажка рубашек у неё не входит в основную зарплату. В общем, послал я её подальше. Так что, если есть желание, выходи на работу в понедельник. Ты как?
            - С удовольствием, - выдохнула Соматина, давая понять, что очень рада новому решению Березина. 
            - У тебя санитарная книжка имеется?
            - Да, конечно, - соврала Соматина.
            - Вот и хорошо, записывай адрес. Жду тебя в восемь утра. Только не опаздывай, я полдевятого уезжаю.
            - Договорились, Валентин Никитич, - ответила Соматина и, дождавшись, когда на том конце положили трубку, радостно вскрикнула: - Йес!
            - Что такое? – удивилась Рогожкина.
            - Березин передумал и взял меня на работу!
            - Ага, - усмехнулась Ханова, - всё-таки клюнул карасик. Ну давай, Аня, там на месте разберёшься.
            - Погоди. Давай, - хмыкнула Соматина. – Книжка санитарная теперь понадобилась.
            - Нет ничего проще, - хлопнула в ладоши Ханова. – Ты думаешь, наши продавцы на рынках действительно проходят всех врачей?
            - А как же? – удивилась Соматина.
            - Ой, Аня, какая ты наивная, - ответила Ханова. – Наши каждую неделю накрывают полулегальные конторы, которые и книжки санитарные делают, и всякие медицинские справки, временные регистрации. Всё это ерунда. Будет тебе книжка.
            - Может, настоящую сделаем, - предложила Соматина. - Вдруг проверит.
            - Давай настоящую, - согласилась Ханова. – Думаешь, успеем? Да и кто там тебя проверять будет? Кому она нужна? Он же посмотрел на тебя, видит, женщина ухоженная, красивая…
            - Прекращай, Машка, - перебила Соматина. – Сейчас не до шуток.
            - А я и не шучу, - ответила Мария. – Я правду говорю. Только смотри, на своём мотоцикле к нему на работу не заявись.
            - А ему какая разница, на чём я приеду? – удивилась Соматина.
            - Аня, Мария права, - вступила в разговор Рогожкина. – На мотоцикле не езди. Откуда у учительницы – домработницы импортный мотоцикл?
            - Точно, - улыбнулась Соматина, - а я что-то об этом и не подумала.
            - Я тебе к понедельнику передничек сошью, - пошутила Ханова. – Такой розовенький с белыми кружевами.
            - Машка, ты меня достала, - нахмурилась Соматина.
            - Ань, ну не обижайся, - ласково ответила Мария. – Я же шучу.
            - Что-то я волнуюсь, девочки, - вздохнула Анна. – Не станет он ко мне приставать? А то придётся подрехтовать его бульдожью морду.
            - Ты себе льстишь, Аня, - рассмеялась Ханова.
            - В каком смысле? – сразу не поняла Соматина.
            - Ты для него уже старушка. Ему тринадцатилетних девочек подавай.
            - А, ты в этом смысле. Бог его знает, что у него на уме.
            - Не волнуйся, - махнула рукой Ханова. – Тебе Валентин Никитич на одну затрещину.
            - Ладно, посмотрим, - сказала Соматина. – Где наша не пропадала?
            - Во всяком случае, Нюра, это лучше, чем на «точку» идти. Ты помнишь, как меня сосватала на мой день рождения? Вот тебе и аукнулось. 


                * * *
            
            В понедельник Анна Соматина вышла на новую работу. Она пришла на пятнадцать минут раньше. Березин встретил её в одних трусах и предупредил:
          - Анна, это хорошо, что ты на работу не опаздываешь. Но и раньше приходить не обязательно.
          - Просто, Валентин Никитич, - попыталась оправдаться Соматина, - я первый раз, и мне сложно было рассчитать время на дорогу.
            Березин остановился, посмотрел в упор на домработницу.
          - Так можно было и у подъезда подождать… - съязвил он, но тут же добавил: - Шучу я. Не обижайся. Я просыпаюсь полвосьмого и до восьми хожу тут раздетым. И если ты будешь приходить раньше восьми, буду тебя смущать. Понятно?
          - Понятно, - покраснев, кивнула Соматина.
          - Если тебя, конечно, не смущают голые мужчины, можешь приходить и пораньше, - Березин громко и наигранно рассмеялся.
          - Нет-нет, Валентин Никитич, я буду приходить ровно в восемь.
          - Ну и хорошо, - сказал Березин и распорядился: - сделай мне кофейку, пожалуйста. Найдёшь там на полке молотый кофе. Там стоит моя  красная кружка. Две ложки кофе залей крутым кипятком и положи две таблетки сахарозаменителя. Сахар я вообще не употребляю. Запомни это.
            - Ясно, - кивнула Соматина и отправилась на кухню.
           «Не кухня, а фабричная столовая, - подумала Анна. – Метров двадцать пять, не меньше. Да, сразу видно, женщина в квартире не живёт. Посуда вымыта кое-как, стаканы в подтёках, продукты в холодильнике свалены, как попало. Судя по лекарствам на холодильнике, хозяин болен сахарным диабетом.»
            На плите засвистел чайник. Анна залила кофе и постучала в дверь спальни.
            - Валентин Никитич, вам кофе сюда или будете на кухне пить? – спросила она.
            - Я выйду, - ответил Березин.
            - Что вы будете кушать?
            - Там в холодильнике есть обезжиренный творог. Больше ничего.
             Выйдя из спальни одетым, Березин пояснил:
            - Я же худею, Анна, - он похлопал себя по животу. – Куда такое безобразие? Шнурки уже завязать не могу. И диабет меня достал. Пока жирного ничего не ем, сахар в норме, как только позволю себе чего-нибудь вкусненького, так сразу взлетает. Ты имей в виду. На обед постный супчик, можно говядины на пару сделать, салаты всякие. В общем, разберёшься. Вот деньги на продукты, - хозяин протянул тысячную купюру, - а вообще я всегда кладу деньги вот в этот ящичек, - он постучал по тумбочке, на которой стоял большой комнатный цветок. – Это для тебя. Распоряжайся по своему усмотрению. И никаких блинчиков, пирожков, вареников, пельменей. Пока килограммов двадцать не скину, решил с чревоугодием подзавязать.
            - Всё ясно, Валентин Никитич, не волнуйтесь, я хорошо знаю, что такое диетическое питание. Сама иногда сижу на диете.
            - Вот и замечательно, - ответил Березин и добавил: - Если что нужно по хозяйству, не стесняйся, говори. Имею в виду, всякие там стиральные порошки, «ферри-шмери», мешки для пылесосов и так далее. Я иногда могу и забыть положить сюда денюжку, - он снова похлопал по крышке тумбочки. – А то твоя предшественница неделю молчала, ничего не говорила, стеснялась, а потом утром объявляет мне, что кофе нет, творога нет и вообще денег у неё неделю уже нет.
            - Если не секрет, Валентин Никитич, - почему вы с ней расстались? Не считайте меня слишком любопытной, я спрашиваю, чтобы не допустить ошибок.
            - Да ну брось ты, какие ошибки, - Березин махнул рукой. – Забеременела она. Ей скоро рожать, вот и расстались. Всё нормально, не переживай. Я не привередливый. Но не люблю, когда мои указания не выполняются.
              Березин допил кофе и, протягивая ключи от квартиры, сказал:
            - Не знаю, буду сегодня в обед или нет, если до 18:00 не вернусь, просто захлопни дверь. Я на нижний замок дверь никогда не закрываю. Утром не звони, заходи в восемь и занимайся своими делами. Только спрашивай у меня, чай или кофе. Всё зависит от настроения. Договорились?
             - Договорились, - улыбнулась Соматина.
             - До свидания, - сказал Березин и вышел из квартиры. 
   
              К концу недели Соматина доложила Истринской:
            - Александра Юрьевна, дома у Березина ничего нет. Во всяком случае, явного. Есть сейф, но он стоит на очень сложной сигнализации и, плюс ко всему, находится под круглосуточным видеонаблюдением.
           - Твои предложения? – спросила Истринская.
           - На эти выходные, Березин уезжает в трёхдневную командировку. Мне выходить к нему только во вторник. Я бы могла поработать в его отсутствие. Есть у меня один знакомый, он может заняться сейфом.
           - А видеокамера? – вздёрнула брови Истринская.
           - Видеокамеру мы подкорректируем, - махнула рукой Соматина. - Изображение выходит на компьютер, заменим файлы, и дело с концом.  Код доступа у меня уже есть.
           - Ну смотри, Анна, - покачала головой Истринская, - тут я ничего приказывать тебе не могу.
           - Считайте, Александра Юрьевна, что мы с вами вообще на эту тему не говорили, - улыбнувшись, сказала Соматина. – Я сделаю работу чисто. Комар носа не подточит.
           - Хорошо, действуй на своё усмотрение, - согласилась Истринская. – Только прошу тебя, аккуратно.


                * * *

          «Командировка» Березина заключалась в посещении одного из подмосковных домов отдыха, где они ежемесячно встречались со своими единомышленниками. Толстосумы снимали на двое - трое суток номера - люкс и сауну, затем звонили поставщику «товара», и через некоторое время сауна наполнялась щебетанием юных девочек. В этот раз произошёл сбой.
          - Что там случилось? – раздражённо спросил Березин. – Я так понимаю, отдых нам обломали?
          - Химика арестовали, - доложил один из приятелей. – А без него, сами понимаете, Валентин Никитич, никто не организует.
          - А у девок телефонов нет, что ли? – удивился Березин.
          - Есть, мы звонили, но они отказались сами ехать. Говорят, менты их вызывали, что-то выспрашивали…
          - Чем интересовались? – нахмурился Березин. – Что химику предъявляют?
          - Торговлю наркотиками, - ответил пожилой мужчина.
          - Их что, там всех накрыли?
          - Да, - подтвердил мужчина, - и доктора, и секретаршу школьную…
          - Плохо дело, - вздохнул Березин. - Химик наш не начнёт там болтать лишнего?
          - А что он может наболтать, Никитич? – усмехнулся мужчина. – Мы что, насилуем кого-то здесь? Ну приезжают девки, и что? Мы же им в паспорт не заглядываем? А на лбу у них возраст не написан. Даже если и начнёт языком молоть, только на свою задницу и наговорит. Мы-то тут причём?
          - В общем-то, ты прав, - кивнул Березин. – Ну а других поставщиков нет?
          - К следующему разу найдём, Валентин Никитич, - заверил мужчина.
          - Да, жалко, что в этот раз так обломались, - Березин потянулся. – Так хотелось косточки поразмять. Может, ещё раз позвонишь девчонкам? Предложи им денег побольше. Скажи, хотя бы на пару часиков пусть прискочат. Мы хорошо заплатим.
         - Сейчас попробую, - сказал мужчина и удалился в раздевалку за телефоном.
          Вернувшись минут через десять, он объявил, что девчонки не приедут. Боятся.
         - Вот чёрт, - возмутился Березин. – А чего боятся-то? Они же уже были здесь.
         - Ирка, светловолосая девчонка, говорит, что у них нет снадобья, а без него они не смогут нас обслужить…
         - Химик – хитрая сволочь! – усмехнулся Березин. – Присадил девчонок на какую-то гадость.
         - Гадость хорошая! – сказал собеседник. – Ты заметил, Никитич, какими овечками они сюда приезжают и что потом начинают вытворять?
         - А где он брал эти таблетки? – спросил Березин.
         - Я так понял, что они с доктором сами их делали. Говорят, даже у них подпольная лаборатория была. Вот её менты и накрыли.
         - Это серьёзно, - ухмыльнулся Березин. – В таком случае химик загремел надолго. Нужен новый поставщик… Кстати, я недавно взял себе домработницу. Она - бывшая учительница. Говорит, друзей в школе полно. Надо будет с ней позаниматься. Деньги любит, думаю, не откажется от подработки. Ладно, наливай. Что поделаешь, раз девок нет, так хоть водки попьём.
      

                * * *               

          В воскресенье Соматина рано утром прибыла на своё новое «рабочее место». В помощники она пригласила одного из своих информаторов, бывшего «медвежатника», старика Хрулёва. Три часа понадобилось тому, чтобы вскрыть сейф.
          - Ну вот, Тимофевна, - улыбнулся пожилой мужчина, - принимай работу.
          - Да, - удивилась Соматина, - а мне сказали, что такой сейф открыть не возможно.
          - Тимофевна, - усмехнулся старик, - всё, что сделано руками человека, можно изменить руками другого человека. Разве это сейф? – Хрулёв показал рукой на открытую дверцу. – Так, коробка металлическая. И с сигнализацией ему тут мастера натуфтили. Я бы так не ставил, нужно было провести через блок автономного питания, а потом…
           - Никифорович, - перебила Соматина, - давай без теории, мне ещё здесь много работы нужно сделать. Ты пока посиди, отдохни.
           - Так, может, я это… вообще пойду? – предложил старик. - Что мне тут делать?
           - Смешной ты, однако, - рассмеялась Соматина. – А закрывать сейф кто будет?
           - Тьфу, чёрт! - Хрулёв махнул рукой. – Я и забыл, что его нужно на место поставить. В моей-то прежней работе таких забот не было. Пришёл, ломанул «медвежонка», и свалил. Зачем его закрывать? 
           - А затем, что я не «медвежонка» ломать сюда пришла, - ухмыльнулась Соматина, - а за доказательствами преступной деятельности хозяина этой квартиры. Понял?
           - Ух ты, - кивнул старик, - так значит, мы на спецзадании находимся?
           - Считай, что так! – кивнула Анна.
           - Я по молодости никогда не думал, что ментам буду помогать. Ненавидел я вас раньше люто, Тимофевна.
           - А за что ж ты нас ненавидел? – усмехнулась Соматина. – За то, что в тюрьму тебя посадили? Так сам же и виноват.
           - Нет, - протяжно ответил Хрулёв. – В тюрьму посадили за дело. Ненавидел за отношение. Понимаешь, у каждого своя работа. Один крадёт, другой ищет, третий ловит. Правильно?
            - Правильно, - кивнула Соматина, внимательно вглядываясь в бумаги, вынутые из сейфа. – И что с того?
             - Ну, так и относись к людям нормально, хоть ты милиционер, хоть вор. А то как было, участковый придёт, не разобравшись, наговорит моим родителям воз да ещё малую тележку, а батька у меня был крут. Тот за ремень и давай меня лупить, как Сидорову козу. И как же мне после этого уважать родную милицию? Или вот ещё пример. Как-то повязали меня менты на одной хате, приволокли в участок и давай вешать на мою голову всех собак. Я говорю им, дескать, ребята, вот это я сделал, а это не моё. А они мне: какая, мол, тебе разница. Всё равно сидеть. Бери всё на себя. Я в отказ. Так они что учудили – взяли здоровенную книгу и так отходили меня по башке, что я в тот же день всё и подписал. Вот и  люби их после этого…
             - Ну а потом? Полюбил? – съехидничала Соматина.
             - Не то, чтобы полюбил, - хмыкнул старик, - просто много беспредела стало в нашей жизни. Вот я и решил тоже побороться, так сказать, за чистоту рядов. Это же не дело, идёшь домой вечером и боишься. То ли дойдёшь, то ли нет. Так тоже нельзя. Крадут, пьют, наркоманят. Да и вообще, я этих хулиганов и раньше не любил. У меня–то работа была, можно сказать, интеллектуальной. Нужно было всё продумать, составить план…
            - Так-так-так, - Соматина потёрла ладони друг о друга. – Вот то, что мне нужно.
            - Нашла, что искала? – полюбопытствовал Хрулёв.
            - Кажется, нашла, - кивнула Соматина и добавила: - Всё, Никифорович, не мешай мне. Посиди молча.
            - Молчу-молчу, - нахмурился старик. – А курить-то здесь можно?
            - Ты что? – шикнула Соматина. – Кто ж на спецзадании курит?
            - Ну ладно, потерплю…

            В сейфе лежало более пятидесяти фотографий. Сауны, пикники на природе, гостиницы. Две фотографии, на которых были изображены Катя Качалина и Наталья Зорина в компании взрослых мужчин,  Соматина положила в сумку. Затем отобрала ещё несколько фотографий и включила сканер. Отсканировав фотки, она вошла в интернет и отправила файлы на электронный адрес Марии Хановой. Пока Хрулёв возился с дверцей сейфа, Соматина убрала все следы своего присутствия. Она основательно поработала с папкой «Video», в которой хранились записи всех движений в комнате с сейфом - теперь при просмотре никто здесь не увидит ни Хрулёва, ни оперативника. Соматина позвонила Хановой и сказала:
          - Машка, лови картинки! Я отправила на твой ящик.
          - Всё готово, Тимофевна! - объявил Никифорович.
          - Уходим, - скомандовала Анна и в этот момент услышала, как отворилась входная дверь. Приложив палец к губам, она прошептала своему помощнику: - Тихо… Не шевелись…
           В квартиру вошло трое мужчин. Голос одного она узнала сразу. Это был хозяин, Березин. «Что сказать? – пронеслось в голове у Соматиной. – Почему я здесь?» Она окинула взглядом комнату, вроде никаких следов не осталось. Хрулёв понял, что они попали в крайне неприятную ситуацию, и стал ёрзать на стуле, вытаращив глаза.
          - Если сейчас войдёт хозяин, скажешь, что ты электрик, - прошептала Соматина. – Понял? Поддакивай мне…
          - Хорошо-хорошо, - закивал Хрулёв.
            Дверь в кабинете распахнулась, и в комнату вошёл Березин. От неожиданности он даже вздрогнул.
          - Опана! – раскрыл рот хозяин. – Это что ещё за новости? Ты что здесь делаешь? – спросил он у домработницы. – А это что за тип? Ты кто такой? – спросил Березин у старика.
          - Электрик я, - заискивающе ответил Хрулёв.
          - Понимаете, Валентин Никитич, - заговорила Соматина, - тут такое дело, я забыла вам сказать… Когда в пятницу убиралась, здесь отвалилась крышечка… Вот тут на розетке. Я аккуратно её приставила на место, а потом решила пригласить электрика, чтобы он отремонтировал её или заменил. Оказалось, тут болтик открутился… Опасно, сами понимаете, всё-таки напряжение. А Семён Никифорович может только в выходные придти. Вот я и…
          - Не нравится мне всё это? – процедил Березин и крикнул охранникам: - Паша, Сергей, а ну идите сюда.
            Соматина нажала два разу кнопку вызова и, подождав несколько секунд, громко сказала:
           - Валентин Никитич, вы меня в чём-то подозреваете? Я хотела сделать доброе дело, а вы…
           - Заткнись, дура! – зарычал Березин. – Доброе дело она хотела сделать. Шпионишь за мной или обворовать пришла?
           - Что вы такое говорите? – возмутилась Соматина. – И почему вы меня оскорбляете?
           - Сейчас разберёмся. А ну, парни, обшмонайте их, - приказал хозяин.
           Один из охранников подошёл к женщине и потянулся за сумкой. Анна схватила её и, прижав к груди, заявила:
            - Никто меня шмонать не будет. Если вы меня в чём-то подозреваете, вызывайте милицию…
            - Слышь ты, пигалица, а ну дай сюда сумку, - грубо сказала один из «шкафов». – А то я щас тебе такую милицию вызову, что ты и фамилию свою забудешь.
            - Я повторяю, - процедила Соматина, - не подходите ко мне. Вызывайте милицию.
            - Ты что, не поняла? – удивился Березин. – Не хочешь по хорошему? Будем говорить по плохому, - он жестом показал охраннику, чтобы тот продолжал.
            Мужчина подошёл вплотную к Соматиной и потянул сумку. Анна резко отстранила его руку. Тогда охранник решил обнять домработницу и попытался прижать её к себе, чтобы легче было отобрать сумку. Соматина отпрыгнула от него и  покосилась на свой мобильный телефон. Ханова всё слышала. «Теперь продержаться бы минут пятнадцать-двадцать, - мелькнуло в голове, - да, бычки здоровые, придётся потрудиться…» 
          - Ты чё, как коза скачешь, - пошёл на неё мужчина, но уже через секунду пожалел о принятом решении.
             Соматина, высоко подпрыгнув, резко ударила его ногой в челюсть. Охранник крякнул и рухнул на пол. Второй, широко раскрыв глаза, промычал:
            - Ничего себе, Валентин Никитич, у вас домработница. Что это она с Пашкой сделала?
            - За что я вам деньги плачу, ублюдки, если вы с бабой не можете справиться? - заорал Березин. – Я сказал, обыщите её.
            - Не подходите, - Соматина приняла стойку и предупредила: - Кто прикоснётся ко мне, будет лежать рядом с Пашей.   
            - Слушай, давай по-хорошему, - предложил второй охранник. – Покажи сумку, мы убедимся, что ты ничего не украла, и вали отсюда. Правильно я говорю, Валентин Никитич?
            - Ты кто такая? – спросил Березин.
            - Ваша домработница, - ответила Соматина. – Я же объяснила, зачем я сюда пришла. Понимаете, оголённые провода, а я с мокрой тряпкой здесь…
            - Хватит по ушам ездить, - перебил Березин, - что у тебя в сумке?
            - Только мои вещи, - ответила Анна. – Духи, косметика и всякая всячина…
            - А чего тогда боишься показать? – спросил Березин.
            - Ничего я не боюсь, - сказала Соматина, - просто не люблю, когда посторонние роются в моих вещах. Тем более, мужчины. Для этого есть милиция.
            - Короче, девочка, - охранник направил на Соматину пистолет. – Положи сумку на стол и отойди в сторону.
             Хрулёв, вжался в стул и, закрыв голову руками, дрожал от страха.
            - Вы не можете меня убить, - хладнокровно заявила Соматина, -  я сказала дома, что поехала на работу. Мои все знают, что я нахожусь в квартире у Валентина Никитича. Зачем вам эти неприятности? Ребята, я предлагаю вполне цивилизованный выход - вызываем милицию, они обыскивают меня и, если у вас ко мне нет претензий, тихо мирно расходимся.
            - Никакой милиции не будет, - процедил Березин. – Или ты отдаёшь свою сумку, или мы вас упакуем в полиэтиленовые пакеты для мусора и вывезем на свалку, причем по частям. Понятно?
             «Пистолет стоит на предохранителе, - думала оперативник, - затвор он ещё не передёрнул, так что до выстрела ещё далековато. Может уложить их тут троих, не рисковать? Или подождать группу захвата? Машка, наверняка, уже всё организовала…»
             - Вы же уважаемый человек, Валентин Никитич, - возразила Соматина, - зачем вам эта уголовщина? Или вы действительно думаете, что вам всё сойдёт с рук? Подумайте, может, всё-таки вызовем милицию и разберёмся?
              - Когда я тебя брал на работу, - усмехнулся Березин, - ты показалась мне умной женщиной. Сейчас вижу, ошибся. Ты просто тупая и безмозглая баба. Я последний раз говорю: никаких ментов здесь не будет…
              - Они уже здесь! - раздался мужской голос за спиной охранника. И в тот же миг ему заломили руки. Пистолет упал к ногам Соматиной, она ловко подняла его с пола и объявила Березину: - Вы арестованы, гражданин Березин. Московский уголовный розыск, капитан Соматина.
              - Вон оно в чём дело, - простонал Березин и опустился в кресло. Рядом с ним замычал пришедший в себя Паша-охранник. Он приподнял голову и, увидев в комнате сотрудников милиции, присвистнул:
              - Ни хрена себе, а вы откуда понабежали?
                Молодой парень-ОМОНовец, надев на него наручники, пошутил:
              - Да мы никуда и не уходили. Так что лежи, родной, отдыхай…
             Вслед за группой захвата в комнату вошли Рогожкина и Ханова. За ними стоял участковый.
              - Пригласите понятых, - распорядилась Рогожкина. – Итак, Валентин Никитич, предлагаю вам чистосердечно признаться во всех своих преступлениях.
              - О чём речь? – хмыкнул Березин. – Какие ещё преступления? Это вы тут занимаетесь беззаконием. Сначала подсовываете мне в качестве домработницы свою сотрудницу, которая без моего ведома проникает в квартиру…
              - Я была на рабочем месте, гражданин Березин, - съязвила Соматина, - вы же сами вручили мне ключи от своей квартиры.
               - Значит, вы не хотите сознаваться в преступлениях? – спросила Рогожкина. – Впрочем, это ваше право. У нас и без ваших признательных показаний вполне достаточно улик.
               - Что вы несёте? – возмутился Березин. – Какие улики? Я законопослушный гражданин. В чём вы хотите меня обвинить?
               - Слышали мы, - усмехнулась Ханова, - как этот законопослушный гражданин несколько минут назад собирался убить двоих человек и свезти их по частям на свалку.
               - Я защищал свою частную собственность… Они проникли в мою квартиру.
               - Скажите, а почему вы так боялись пригласить сюда милицию? – спросила Рогожкина. – Может, у вас в доме что-то хранится запрещённое?
               - Ничего запрещённого у меня нет, - процедил Березин.
               - А это? – Соматина вынула из сумки фотографии и поднесла к лицу Березина. – Это вы не считаете запрещённым?
                Березин побледнел и, закусив губу, опустил голову. 
               - Это просто фотографии, - буркнул он. – Что же тут запрещённого? Только вот, каким образом они попали к вам? – Березин покосился на сейф.
               - Я их нашла в вашей спальне под кроватью, - соврала Соматина. – А теперь, когда понятые уже здесь, предлагаю вам, Валентин Никитич, открыть сейф.
               - У вас есть право на обыск? – надменно спросил Березин.
               - Есть, Валентин Никитич, - это подоспела следователь Онегина. – Всё у нас уже есть. Так что открывайте. Отпираться бесполезно. Понятые, подойдите сюда поближе…



                Вместо эпилога

            Из одиннадцати участников нелегального «Клуба» пятеро отделались лёгким испугом. Однако семерых негодяев всё же удалось привлечь к уголовной ответственности. Одних по 134-й статье уголовного кодекса, других по 230-й – склонение к потреблению психотропных веществ. Выступая на расширенной коллегии в министерстве внутренних дел, Истринская в заключение сказала:

       - То, что раньше в нашей стране отвергалось, порицалось и считалось недопустимым, сейчас восхваляется средствами массовой информации. Всё чаще и чаще мы видим на телеэкранах безнаказанность преступников, их наглую самоуверенность. В сознание людей вбивается бесполезность уголовно-правовых мер. Некоторые журналисты романтизируют образы малолетних жриц любви и юных бандитов. Аморальность некоторых СМИ уродует души наших детей.

          Для некоторых, если не многих, российских школьников и школьниц основным стимулом жизни является получение денег любым способом, в том числе и проституцией.

        Самое печальное то, что даже среди высокопоставленных государственных чиновников есть те, кто считает проституцию обыкновенной профессией и призывают её легализовать, тем самым обесценивая такие понятия, как честь, достоинство да и саму жизнь человека.

         Недавно мои коллеги ликвидировали подпольный, так называемый «Клуб любителей подростков». В качестве сутенёра у несовершеннолетних девочек выступали их наставники. В результате, двое девочек были доведены преступной группой до самоубийства. Нам также известны случаи, когда в роли сутенёров выступали учащиеся 8-10-х классов. И в то же время мы сталкиваемся с тем, что у нас в стране до сих пор нет даже юридического определения педофилии. Ни в одном государственном документе сегодня вообще не отражено само понятие «проституция несовершеннолетних». О наличии такого явления, о его масштабах известно лишь узкому кругу специалистов, а также некоторым сотрудникам правоохранительных органов.

           Основываясь на анализе детской и подростковой преступности в России, данных исследований учёных, напрашивается вывод о том, что система профилактики правонарушений несовершеннолетних у нас в стране находится на безответственно низком уровне. Основную нагрузку в этом вопросе сейчас несут органы внутренних дел. Поэтому и основная ответственность лежит на нас с вами. Призываю вас: будьте бдительны!

           В заключение своего выступления, я  обращаюсь к депутатам всех уровней, к членам правительства, к президенту. Если мы сейчас не предусмотрим специальные законодательные меры, то следующее поколение России будет полностью свободно от моральных принципов. Мы не должны этого допустить…
       
                © Анна Самарская – Anna Samarsky