(Оборона заставы Клиши в Париже в 1814, О. Верне)
-Там всё - там родших милый дом; там наши жёны, чада; о нас их слёзы пред творцом; мы жизни их ограда; там девы - прелесть наших дней, и сонм друзей бесценный, и царский трон, и прах царей, и предков прах священный. За них, друзья, всю нашу кровь! На вражьи грянем силы; да в чадах к родине любовь зажгут отцов могилы*, - выразительно рассказал Алексей, приблизившись к оглянувшемуся Михаилу и с улыбкой положил ему руку на плечо в поддержку духа.
Михаил стоял поодаль от усадьбы Гриневых. Вокруг никого не было видно, словно все вымерли. Он стоял и смотрел на одинокую у небольшой речки беседку... Но будет ли конец тому ожиданию...
-Прошло почти два года с тех пор, как мы с ней виделись в последний раз. С тех пор, как ушёл, поняв, что Илларион Константинович безответно, безнадёжно влюблён в неё. Я больше не возвращался, - сказал Михаил, вновь взглянув на беседку. - Я столько раз бывал в этой усадьбе, но ни разу не посетил столь милое место. Как символично, - с иронией усмехнулся он. - Теперь всё осталось в прошлом... Будто сон... Счастливый сон... Мы бегали по это траве, мимо этой беседки. Бегали, беззаботно и весело, не подозревая, что однажды папенька её совсем разорится, и никакая помощь не поможет, и что он, вот,... уйдёт в мир иной, а усадьба будет продана... Что осталось теперь?... Только память...
-Не разумею, - пожал плечами Алексей и отошёл к реке, сев на травянистый берег. - Коли покинул тогда, зачем сейчас вернулся?
-Не успел я вернуться из нашего с вами плавания, как матушка тут же сообщила, якобы Варя давно с супругом уехала, и даже не соизволила попрощаться с нею, которая так любит её, словно та родная дочь. Обвиняла меня в неразумности поступков.
-О? - удивлённо взглянул Алексей. - Как однако...
-Сам виноват. На глазах у всех... Может и на конюшне кто застал... Не заботился о репутации ни о её, ни о своей, - с сожалением опустил взгляд Михаил. - Если бы я только мог сдержать себя.
-Довольно причитать, друг мой. Что было, то было, - улыбнулся Алексей. - Так что тебя сюда привело? Здесь её больше нет.
-Нет, - закивал тот. - Не знаю. Странное предчувствие.
-Хандришь опять, - поднялся его друг и глубоко вздохнул, оглядев красивый вокруг пейзаж. - Милая усадьба у Гриневых... была... Жаль, что дела их столь плохи.
-Возможно, я здесь в последний раз, - задумчиво сказал Михаил.
-Не печалься. Мы теперь все произведены в лейтенанты! У нас отличная сила духа и рвение к свободе! Едем к нашим! Пора корабли отряда снаряжать на борьбу с врагом! - восклицал счастливый товарищ, что заставило Михаила вместе с ним рассмеяться и в обнимку вернуться к ожидающим их коням...
Совсем скоро снаряжённые корабли, действительно, отправились в путь, чтобы вступить в борьбу с Наполеоном, чтобы наконец-то разгромить его власть и освободить захваченные земли...
...Великий, огромный Париж со всеми его предместьями вскоре был охвачен союзными войсками. Громы сражения умолкли на левом фланге: высоты Бельвиля, Менильмонта и Монлуи грозили Парижу разрушением... Было заключено перемирие...
Французские войска и те, кто защищал, начали отступление, но битва между тем всё кипела по другую сторону канала д'Урк и на Монмартре, куда вести о перемирии ещё не дошли...
«На обрывистой горе Шомон, занятой исключительно русскими, подле самого обрыва, обращённого к городу, стояли четыре человека; сзади их множество офицеров русской гвардии и австрийских адъютантов. Один из четырёх был высокого роста, плечист и чрезвычайно строен, несмотря на небольшую сутуловатость, которую скорее можно было приписать привычке держать вперёд голову, нежели природному недостатку. Прекрасное белокурое лицо его было осенено шляпою с белым пером на конногвардейском вицмундире была одна только звезда. Рядом с ним стоял человек довольно высокий, сухощавый, с усами, в синем мундире с двумя петлицами на красном воротнике; в его чертах можно было прочесть целую повесть долгих несчастий: но теперь лицо его выражало спокойное удовольствие. Он разговаривал с первым, который с лорнетом в руке, поднятой по особенной привычке почти выше плеча локтем, смотрел на высоты Монмартра, где ещё раздавались редкие выстрелы умолкающего сражения...»
...Но скоро и те, кто защищал Монмартр, стали отступать. Так решилась участь Наполеона, а вместе с ним и всей Европы:
«Восхищенный Александр обнял короля Прусского и, поздравив его с победою, сказал: "Бог рассудил нас с Наполеоном, теперь пусть потомство судит каждого из нас!" - Когда же первые восторги радости были разделены всеми присутствовавшими, император поздравил Барклая фельдмаршалом и обратил потом довольственный взор на Париж, как на приобретённую награду, как на залог спокойствия народов. Солнце садилось; город развёртывался как на скатерти под его ногами. Малочисленные остатки французских войск поспешно отступали отовсюду и, входя из окрестностей в заставы, тянулись вдоль внешних бульваров, окружающих город. Массы их показывались в промежутках строений; можно было различить, какого рода войско проходило и исчезало за домами: по облакам пыли видна была конница; штыки пехоты сверкали мелкими алмазными искрами, отражая последние лучи дня; артиллерия, сопровождаемая глухим стуком колес, отсылала густые облака в глаза победителей; как будто принужденная замолкнуть, всё ещё грозила своим угрюмым взглядом...»
-Николя! Ты всё писаниной занимаешься? - восхитился Михаил, войдя в каюту к Николаю, где тот за столом что-то увлечённо чертал пером в журнале.
-Теперь пишу милой! Моя женщина! Моя Любовь! - восклицал тот от счастья.
-Собирайся, мы вступаем в реку Маас, - подмигнул Михаил.
-Здесь где-то и Варя, - улыбался ему друг, но Михаил махнул рукой и не ответил.
-Ай, - скорее застегиваясь, покачал головой Николай. - Идём наверх!
-Напиши лучше милой своей, Любови Бестужевной! Ведь и отправишь сразу!
-Так вот и пишу, - улыбнулся Николай. - Уже не раз писал, и пишу. Вот, - показал он с гордостью медальон на шее с изображением возлюбленной. - Всегда со мною!
-Да, Лёшка рассказывал уже про красивую даму у тебя в медальоне. Я искренне рад за Вас!
-Благодарю, Мишель, правда, я за то, чтобы нам и вовсе быть вместе. Не отступлюсь, - мечтательно произнёс Николай.
Они скорее вышли на палубу и весёлые, что-то до того бурно обсуждающие, друзья тут же подошли:
-Мишель! Николя! Мы первым делом в трактир, вы с нами? - спросил Сашка.
-Уж больно охота вновь вкусной рыбы испробовать, - хихикнул Дмитрий. - Как вспомню, что на Доггер-банке по время двухдневных маловетрий ловили вкуснейшую рыбу, аж голод наступает!
-Любитель рыбок и я, - прищурился Сашка, шутливо намекая на иных «рыбок».
-Да-да, пора с рыбками и голландскими познакомиться, - подмигнул ему Алексей, и вместе с ним засмеялся, на что переглянувшиеся Дмитрий и Михаил неодобрительно покачали головой.
-Сядете на мель точно, как чуть по ошибке лоцмана против Текселя не сели, - махнул рукою Дмитрий, будучи точно уверенным в неправильности мыслей товарищей.
-Ай, - махнул рукой Алексей. - Верность хранить-то некому!
-Грешить любо? - удивился Михаил.
-Вот тебе и на! - недовольно всплеснул руками Николай, уставившись в сторону, куда плыл их корабль.
-Мы на Гельвет-Слюйсе, - закивал Михаил, что-то вспоминая. - Матушка Торсона, коренная голландка. Шарлотта-Христина Тиман. Рассказывала, когда я у них бывал, что это за страна, как здесь всё иначе, но такого я не представлял! - поразился он так же, как и все, вдруг уставившиеся вокруг.
Вместо болот, городов, «висящих на сваях над морем», каждый из них увидел «море, висящее над землею, увидел корабли, плавающие выше домов, и вместо болот возделанные поля, тучные пажити, чистые, красивые городки, прекрасных мужчин, прекрасных женщин...»
* - отрывок из «Певец во стане русских воинов», В. С. Жуковский
Продолжение - http://www.proza.ru/2014/09/25/1125