В ночной тишине раздаётся грохот колёс. Поезд мчится, разрезая непроглядную тьму. Свет освещает дорогу впереди. Внутри машины жарко, душно. Машинист не открывает окно, боится, а прохлада поглотила поезд. Вокруг лишь бесконечная дорога да пустыня холода. Глаза машиниста горят недобрым золотым огнём. Он давно приспособился к жизни в ночи. Раньше любил жизнь, не хотел умирать, а сейчас всё заволокло фиолетовой дымкой. Машинист снова отправляет в печь уголь, огонь обжигает воздух. Поезд мчится вперёд, свет озаряет путь. Машинист не знает, что находится за пределами его поезда, не помнит, сколько времени не был снаружи. Мгла подступает.
Бесконечное гудение, чей-то далёкий шёпот. Жизнь уходит с его лица, сам он бледен. Машинист снова открывает печь, отправляет уголь в огонь. Жарко, пахнет гарью. В пространство просочился чёрный дым, машинист не пытается его устранить. Не понимает, где находится, когда закончится этот чёртов уголь, когда он сможет остановиться. Машинист чувствует, будто его преследуют, тревога. Он смотрит в окно, комнатушку заполняет лунный свет. День никогда для него наступит, всё поглотил туман. Иногда машинист слышал голос той, которую любит до сих пор. Мертва ли она, жива, счастлива? Ему нет места в этом мире. Спасения больше нет.
- Александр, Александр! Станция впереди, ещё немного! – слышит знакомый и любимый голос. Боковым зрением улавливает слабое движение.
- Скоро ты остановишься! Ещё немного! – этот голос неспособно затмить. Машинист смотрит в окно, а в бледных лучах луны растворяется женский образ.
- Ты обещал приехать, - продолжает говорить. – Ты ведь не обманешь меня? – издевательски говорит она, чей образ продолжает застывать снаружи. Она раньше любила машиниста, пока мир не погрузился во тьму.
Алый закат остался в прошлом, а далёкие образы городов виднеются иногда из-за серой дымки. Слабое мигание света впереди, машинист ничего не замечает. Он проклинает весь мир, ненавидит. В темноте переливаются его золотые глаза. Всё застывает, погружается во мглу. Эта серая дымка надоела. Свет от огня обжигает глаза машиниста. Но он продолжает ждать. Время, когда он сможет прибыть на станцию, укорачивается, говорит он сам себе. Продолжает верить своим словам.
- Открой окно, впусти меня! Ты же знаешь, как я сильно люблю тебя! – говорит женский образ. Всё расплывается, преследует. Машинист не обращает на это внимания, он просто горит желанием остановиться.
- Александр, открой окно, - тихо прошептала она.
- Заткнись, - короткий ответ ледяным голосом.
- Впусти прохладу, ты скоро тут сваришься! – она касается стекла, улыбается машинисту. – А мне ты нужен живой! Помнишь, как мы прощались? Мы поклялись в вечной любви! Не груби мне, Александр! Я люблю тебя, - говорит она. – Ты ведь не бросишь меня? Приезжай скорей, я заждалась.
- Скоро станция?
- Да, да, - лукаво улыбается она. – А сейчас ты должен отдохнуть. Вспомни, как ты любил меня, - произносит она, убирая с плеча белоснежную прядь волос. – Давай повторим? Я соскучилась, - стучит в стекло.
- Нет времени, - он снова отправляет в печь уголь.
- Хоть станция и близко, у нас ещё есть время, - она обнимает его со спины. Машинист замирает на секунду, а потом отмахивается от девушки.
- Когда я буду на станции, тогда и поговорим, - коротко отвечает машинист. Скоро он сможет остановить машину, выйти на улицу, встретиться с любимой. Машинист не понимает, что…
- Я буду ждать тебя, - она целует его в щёку, исчезает в хрупкой дымке. Тишину разрывает грохот колёс.
- И помни, что мы скоро опять встретимся, - она улыбается, попрощавшись с ним.
Машинист снова отправляет в топку уголь. Душно. Но он не откроет окна. Не стоит останавливаться – пусть дорога вьётся впереди. Уже много лет он не видел станции, а его возлюбленная отвечает, что всё только впереди, он обязательно сойдёт. Но машинист не знает, что нет и мира вокруг него. Всё стало мглой, а за поездом тянутся грешные души. Они кричат, хотят заставить его остановиться, кроме девушки никто не имеет права коснуться стекла и поезда. Души вздымают руки к луне, продолжают преследовать машиниста.
А впереди тянется дорога, напоминая, что ничего больше не осталось. И даже облики городов теперь простой серый пепел.