Хмурый осенний день, холодно, мокрая изморозь.
Выйдя из стен Иоанно-Предтеченского монастыря, что в Ивановском переулке, зашел в трапезную. Сел напротив окна, пью чай, рассуждаю о вечном.
Передо мной храм Святого князя Владимира в Старых Садах, стоит на горке в белом камне, возвышаясь над улицей, машинами, людьми,- стоит вот уже почти пятьсот лет.
И все пятьсот лет мимо него ходят люди, проезжают телеги, кареты, машины.
Сколько интересного могли рассказать его стены?
Сколько хранят они историй?
Сколько человеческих судеб затронул он своей величественной статью?
Скольких проводил он в последний путь и приютил навечно возле себя?
Сижу, любуюсь, будто мне тоже пятьсот, испытываю чувство душевного покоя, любви,- наблюдаю.
Возле ступенек, сбоку от ворот сидит женщина на табуретке, просит милостыню.
Ее уставшее круглое подкопченное лицо защищает от холода зеленый плотный платок, завязанный по деревенски, хвостиком назад. Мощную темную шерстяную кофту с воротом, укрывает осеннее светло-серое пальто с черными жирными зигзагами рисунка. Теплая коричневая юбка торчит из под него, доходит практически до земли над которой расплющились, растоптанные светло-грязные уги.
Взгляд женщины полон адского страдания и если бы были слезы, то страдания показались бы притворными. Но слез не было, слезы закончились. И видимо трагический надлом в ее судьбе произошел уже давно, оставив в душе скорбь и равнодушие к жизни.
Она поворачивала лицо в направлении прохожих, одновременно доставала из кармана потемневшую от грязи руку и говорила какие то слова.
Люди не обращали внимания и вслед получали что-то призывающее к пониманию.
Неторопливо проходит пара, возможно дочь с мамой, уже достаточно престарелой и больной. Через несколько метров та что постарше остановилась, развернулась в обратную сторону и ковыляет к воротам, отдает какие-то деньги сидящей на табуретке.
Передвигаясь с трудом нагоняет дочь, которая скорее всего не понимает, не в состоянии понять поступок своей матери.
Убрав руку с содержимым в карман, попрошайка ни капли не изменившись в лице, продолжает глазеть по сторонам и бубнить себе под нос какие то слова.
Юноша средних лет вышел из храма, увидев ее остановился, проник в разрез джинсов правой рукой достал железные деньги, левой отделил мелкие от крупных, зажал в ладони и спустился по лестнице к воротам.
"У ворот" оценили ситуацию, видели суетившегося молодого человека и поджидали.
Опустошив кулак в руку нищенки, молодой мужчина какой-то микро-момент ждал одобрительной реакции, но рука с мелочью продолжала висеть в воздухе.
Ему стало неловко, но добавлять ничего не стал. Развернулся и начал движение в сторону. А женщина принялась причитать и продолжала это делать еще некоторое время, вслед уходящему благодетелю.
Мимо проходили пары, кучки пешеходов, обсуждали какие то дела, радовались, порой громко разговаривали.
В этих людях не было сострадания к сидящей, они ее просто не замечали, как не заметили бы стоящей урны для мусора.
Они были из другого мира, далекого от мира ее и даже не подозревали, что жизнь в будущем их заставит познакомиться поближе с мертвыми – живыми людьми, но потом.
Чай закончился, пора.Подумалось, как встретит вечер, о чем будет разговаривать, чему будет печалиться, кому изольет душу и с каким чувством унижения, тоски и пустоты уснет уткнувшись в черную от грязи подушку, никому не нужная, забывшая что такое слезы, эта сидящая на табуретке, возле храма Святого Князя Владимира в Старых Садах.
20.11.2012