Эпизод 4.
Когда мы стали спускаться по эскалатору в метро, один из немцев предложил мне поужинать с ними. Я хотел только отвести их на то место, откуда мы поехали на стадион, и предложение меня несколько озадачило. Я спросил, где они проживают. Немец ответил: «В гостинице «Космос». В те времена мне легче было попасть в открытый космос, чем в эту гостиницу; поэтому я согласился.
При подходе к гостинице я стал доставать из портфеля паспорт, чтобы оформить пропуск в ресторан гостиницы, но немцы заявили, что проведут меня без всяких формальностей. Меня поместили внутрь толпы; и мы подошли к дверям, рядом с которыми стояло два охранника. Внезапно один из них, посмотрев на меня, сказал: «Аусвайс!» (пропуск). Затем он поманил меня указательным пальцем, как крючком, как бы вытягивая меня из толпы, как когда-то в детстве я вытягивал из воды сопротивляющегося карася. Немцы оторопели, а я, не без гордости, сказал: «КГБ!». Уж я то знал, как выделяются иностранцы на нашем фоне. В данном случае из толпы иностранцев выделялся я, и это нетрудно было определить опытному специалисту.
Я подошёл к особисту и объяснил ему, что я как бы сопровождаю немецкую делегацию, которая только что была на футбольном матче. Он заинтересованно спросил, кто выиграл, обрадовался, что выиграли наши, и спросил, куда это я настропалился. Я объяснил, что немцы на радостях от нашей победы решили поужинать и пригласили меня в ресторан при гостинице. Охранник направил меня в бюро пропусков и предупредил, чтобы я кроме ресторана нигде не шлялся. Я обещал. Пока мне выписывали пропуск, немцы заметно нервничали. Наверное, у них порядки были не такими строгими. В конце концов нам удалось проникнуть в огромный зал ресторана и разместиться за большим столом. В меню было всё. Даже такое, чего я за сорок с лишнем лет жизни не только не пробовал, но о чём и не слышал.
И тут внезапно для меня произошла метаморфоза в поведении немцев. Один из них, самый серый и незаметный на переговорах взял на себя руководство ужином, и все ему подчинились. Он осуществил заказ, при этом поинтересовался у меня что лучше – «Московская» или «Столичная» водка. Я ответил: «Конечно, «Столичная», и не ошибся.
Нам налили по рюмке водки, и мы выпили за победу нашей сборной. Я добавил: «И за великую сборную Германии по футболу», вызвав довольные улыбки. Все с энтузиазмом приподняли рюмки, но чокаться не стали. Я залпом выпил водку, привычно опрокинув стопку. Немцы сделали по маленькому глотку, слегка поморщились, как будто им водка не понравилась, и поставили рюмки на скатерть.Это было неправильно. За победу надо пить до дна. Лишь один из немцев выпил всё и по-братски посмотрел на меня. Я знал, что на протяжении веков тевтоны и славяне общались друг с другом. Я даже читал, что в древности арийцы часто брали в свои войска славян, потому что знали, что в моменты наивысшей злости славяне входили в такой раж и ярость, что напоминали полусумасшедших, для которых была неважна не только чужая, но и своя жизнь.
Я же по своей натуре несколько напоминал немцев, в частности, своей пунктуальностью. Мой распорядок дня напоминал расписание поездов. И моя любовь к арийкам тоже была странной для русского. Вполне возможно, что гены ариев и славян когда-то слегка перемешались. Поэтому я не был особо удивлён, что среди немцев оказался человек с близким мне мировоззрением насчёт выпивки.
Арийке налили какую-то красную бурду, и она тоже едва её пригубила. Она изредка внимательно, оценивающе смотрела на меня и сразу же отводила взгляд, как только я начинал смотреть на неё.
Мне налили вторую стопку и я, действуя по принципу: «Между первой и второй – промежуток небольшой», встал и провозгласил тост за объединённую Германию и за вечную дружбу между нашими народами. Немцы снова, кроме моего побратима, только пригубили жидкость, даже не освежив её в своих стопках. Это было неправильно, но меня уже не волновало.
После второй рюмки у меня, как правило, начинался подъём настроения. После второй рюмки я становился своим в любых компаниях. Я убедился в этом во времена своих многочисленных странствиях в поездах, на студенческих вечеринках, и на мужских посиделках. После второй рюмки у меня сразу же находились общие темы с любыми моими собеседниками. В общих вагонах поездов – о маленьких пенсиях наших сельских тружеников – всего в 20-30 рублей вместо 120-130, как в городах;в студенческих общежитиях – о проблемах развития химической науки и производства, среди мужиков – о женской красоте и коварстве, среди красивых девушек – о любви и поэзии, например, Сергея Есенина.
Поэтому я сразу же понял, о чём можно говорить с немцами – о большой политике. В тот критический для нашей страны исторический момент актуальным являлось обсуждение во всех литературных формах странной фигуры генерального секретаря Коммунистической партии Советского Союза Михаила Сергеевича Горбачёва. После длительного управления страной последовательно тремя старцами его приход к власти – молодого и энергичного - вызвал подъём энтузиазма у народа, потерявшего было надежду на лучшую жизнь. Однако энтузиазм был недолгим. Пустые прилавки магазинов сделали пустыми и его разглагольствования о перестройке и ускорении. Я захотел в иносказательной форме рассказать немцам, что мы не разделяем их восторг перед этим человеком. Для этого идеально, на мой взгляд, подходил новый анекдот о Михаиле Сергеевиче. Так, или иначе, я его немцам рассказал. Суть анекдота заключалась в следующем.
У Михаила Сергеевича, якобы, родился внук, и он пригласил к себе в гости, на так называемый, «зубок», Министра финансов Павлова и Министра обороны Язова. Когда они увидели младенца, то Павлов сразу же заявил: «Конечно, он будет Министром финансов – видите, как он загребает своими ручонками!». Язов его сразу же перебил: «Нет! Он будет Министром обороны! Видите, как он сучит своими ножками!». Михаил Сергеевич презрительно посмотрел на Министров и заявил: «Вы ничего не понимаете! Мой внук будет Генеральным Секретарём КПСС! Смотрите! Он весь в дерьме, а как голову высоко держит!». Реакция немцев на анекдот была очень сдержанной. Только мой собрат позволил себе слегка ухмыльнутся. Несколько позже я понял их реакцию. Михаил Горбачёв стал высоко котироваться в Германии после того, как вывел войска из Германской демократической республики. Он даже стал почётным гражданином объединённой Германии. И всё же, я не жалею о том, что рассказал нелицеприятный анекдот. Пусть знают, что в нашей стране существуют разные точки зрения на одни и те же события.
Вы, конечно, догадываетесь, что моя выходка с походом на стадион не прошла мимо зорких глаз руководителей переговоров. Они были поставлены в неловкое положение. Как хозяева, приглашающая сторона, они должны были и без моей инициативы пригласить немцев на какое-либо мероприятие. С другой стороны, они могли отчитаться теперь о проделанной работе. Тем не менее, мне был задан один вопрос: «Как можно было рисковать нашими гостями, поведя их без сопровождения на стадион. Это хорошо, что выиграли наши. А если бы результат был бы иным? Ты что, не видел разгневанных фанатов?
Да, я видел и кое-что знал. Например, как в 1956 году после разгрома «Зенита» бушевал стадион имени Кирова в Ленинграде, как лупили всех, кто был в форме.
Но когда я рассказал особистам, что выяснил, кто был главным у немцев на переговорах, они не стали делать неприятных для меня выводов. Во всяком случае, тридцать седьмой год уже был историей; и я не был сослан по этапу в Магадан.