Ее снова не было на платформе. Как и в прошлый раз. И еще. Еще раньше. Шесть суббот подряд я не вижу ее. Эту ночь я почти не спал. Все думал о ней. Но опять… Народу немного, и я сразу еще издали понял: ее нет. Мы опять не встретились. Говорю «мы», хотя на самом деле здесь совершенно другое: не было вообще никаких встреч. Были лишь субботы и электричка, которую мы оба ждали. Не вместе. Каждый сам по себе. На протяжении двадцати недель. И однажды все это закончилось также неожиданно, как и началось. Причина мне неизвестна. Просто полтора месяца назад она вдруг не пришла, и мне стало очень одиноко: я так привык видеть ее.
Не знаю ни ее имени, ни кто она. Мне неизвестно, где она живет, чем занимается, что любит. Не знаю о ней ничего. Но это обстоятельство прежде нисколько меня не смущало. По крайней мере, до той злополучной субботы, когда она не пришла.
Мне достаточно было просто знать, что она есть, что я увижу ее. Увижу обязательно. Я так думал. Теперь, когда ее нет на платформе, думаю иначе. Ее отсутствие трудно принять, но, видимо, это неизбежность. Рано или поздно это должно было случиться. Вот и случилось. И я остался ни с чем. Если, конечно, не считать воспоминания.
Я заметил ее совершенно случайно. Стоял, думал о чем-то своем, и вдруг за спиной – смех, заставивший меня оглянуться… Мне показалось, что я видел ее раньше. Возможно, – во сне. Скорее всего, именно во сне. Видел и знал, твердо знал, что когда-нибудь встречу ее. Верил в это и, встретив, обомлел от такой неожиданной встречи. Все напоминало сюжет некоей романтической истории. Или сон, в котором много впечатлений, захватывающих, втягивающих тебя целиком, накрывающий волной переживаний, но при этом обнаруживающий все попытки пересказать его несостоятельными: слишком уж тесны слова. Так было и в тот, первый раз.
Она была не одна. Видимо, с подругой. Девушки оживленно о чем-то разговаривали, то и дело заливаясь смехом. Ее смех был похож на звон колокольчиков. Именно так и подумалось мне тогда: серебряные колокольчики.
Минут через пять подошла электричка, и мы вошли в вагон. В разные двери. Я сел так, чтобы можно было видеть ее: живое светлое лицо, непослушную прядь светло-русых волос, то и дело спадающую на глаза, еле заметный шрамик на нижней губе. Видеть всю дорогу. Со стороны это могло показаться глупо и наивно. Возможно даже: поведение мое внушало подозрение. Но я ничего не мог поделать с собой тогда. Глазел на нее и все тут – она же ничего не замечала. Это хорошо. Сорок минут настоящего счастья. Счастливый, радостный день.
И вот шесть недель назад она исчезла. Все это время я надеялся увидеть ее вновь – напрасно. Ее отсутствие трудно принять, трудно поверить, что ожидания новой встречи – напрасны.
Электричка подошла без опозданий, и перед тем, как войти, я еще раз с надеждой оглядел платформу. Тронулись. Ее не было…
И вдруг отдернув занавеску, она вошла в вагон и направилась прямо ко мне.
– Здравствуй.
– Здравствуйте, – ответил я, опешивший. Наверное, в тот момент у меня была наиглупейшее лицо.
– Ты что, меня не узнал?
– Узнал, – я жестом пригласил ее сесть рядом. – Конечно, узнал. Как же я не узнал, ведь я о Вас рассказ пишу.
– Рассказ? – она присела напротив. – Как любопытно. Рассказ. И что в нем, если не секрет?
– Вы.
– Ну, это я поняла. А поточнее нельзя?
– Разумеется, можно. Вы… То есть я… То есть мы ждем поезд, – я стушевался, сбился окончательно и умолк.
В этот момент странного вида старушка, непонятно откуда появившаяся, поставила перед нами на столик бутылку шампанского и два фужера. При этом она прошамкала что-то про «купите даме цветы» и тут же испарилась.
– Любопытно. И что же дальше?
– Дальше? Чего дальше?
– Дальше, дальше, как говаривал Матвей Кузьмич.
– Какой Матвей? Кузьмич.
– Тот самый… Дальше, дальше, дальше. Везет тебя мой караван. Помнишь, Володя? Караван. По пескам. И без забот прожить на свете. Какая разница тебе. О хрупком и забытом лете напомнит бабочка в тепле. Кружится жизнь без остановки, а мы надеемся и ждем, что грянет гром, но вновь без толку новый день, совершенно такой же, как и многие другие, приходит за новым днем. И вечереет иногда. Ничего тут поделать нельзя. Да?
– Чушь какая-то, ей Богу. Вы-то как? Расскажите. Давно не виделись.
– Нормально я. Как всегда. Тебя вот только нет. Столько лет. Пропал, даже телефон не оставил. Я скучала. Очень. Ревела. Вела. В яви... жданин… дьяви… пит… предъяви…те билет.
– Что? – я открыл глаза. Передо мной стояла крупная высокая дама в форме контролера и тормошила меня за плечо:
– Гражданин, предъявите билет.
Я тупо смотрел на нее, видимо, достаточно долго для того, чтобы она еще раз потребовала:
– Билет предъявите.
Я медленно возвращался в неуютный вагон.
– Вот, пожалуйста, – я достал из кармана брюк билет и протянул его даме.
– Мужчина, Вы что меня дурачите.
– В каком смысле?
– У Вас же до Куровской, а следующая остановка – Люберцы. Плюс шесть зон.
– Как Люберцы?
– Так. Строит из себя здесь дурака. Умные все развелись, - раздраженно проговорила контролер. – Платите штраф.
Я не стал ничего объяснять, оправдываться. Расплатился и вышел в тамбур. От всего произошедшего непроизвольно на моем лице возникла безмятежная улыбка.
Караван, караван. Бывает же такое? Смешно даже. Мне было хорошо: я вновь думал о ней.