При жизни не воспет... часть 2. Глава1

Петр Чванов
Часть 2.

ПРИ ЖИЗНИ НЕ ВОСПЕТ,
ПОСМЕРТНО ЛЕГЕНДАРЕН

Там ветры поют о былом лихолетье,
И с песней ветров я свою пропою:
Как жил командир неумело на свете,
Умело врага победивший в бою.
     С. Гуляев

Глава 1. БЕДА НЕ ПРИХОДИТ ОДНА

В личной трагедии семьи Маринеско, разыгравшейся на берегах Балтики, немалую роль сыграла и утрата отца. 6 апреля 1945 года, не дожив месяц до Победы, на 73 году жизни скончался мятежный матрос Румынского флота, гражданин Украины, Маринеско Иван Алексеевич. Несмотря на зрелый возраст, Саша горячо любил своего отца, и боль этой утраты добавляла горечи в служебные неприятности последних месяцев.

Прибыв из Москвы, после беседы с Наркомом ВМФ Н.Г.Кузнецовым, Александр Иванович вернулся в Кронштадт и объявил своей жене, Нине Ильиничне, что он из семьи уходит к другой женщине, но дочку Леонору, готов забрать с собой.

Леоноре уже шёл тринадцатый год и вопрос с кем ей оставаться, с отцом или с матерью она должна была решить сама. Леонора решила остаться с мамой. Так неожиданно война нанесла ещё один удар по семье Маринеско. Семья распалась. Так бывший капитан 3 ранга, а ныне по воле обстоятельств и начальников старший лейтенант запаса А.И. Маринеско начал свою гражданскую жизнь.

Конечно, все эти значительные события в жизни 32-х летнего моряка заставили Александра Ивановича крепко призадуматься над своей судьбой и пересмотреть свои привычки и своё отношение к слабостям, которые он себе позволял, будучи командиром подводной лодки. Как отмечала в своей повести об отце Леонора Маринеско, лишь иногда он позволял себе выпить чарку «с друзьями, в целях восстановления душевного равновесия».

С началом Нового 1946 года Александр Иванович окончательно решил обновить и характер своей трудовой деятельности. Он сдал свои документы в «Балтийское морское пароходство» и его назначили вторым помощником на сухогруз «Ялта».

Сухогруз «Ялта» стоял на линии «Ленинград – Щецин». На нём доставлялись в Польшу различные грузы из СССР, а в Ленинград он обычно доставлял уголь. Уголь на судно грузили пленные немцы. Вот в Щецине-то, как Маринеско рассказывал своему другу писателю А. Крону, какой с ним произошёл интереснейший случай.

После окончания войны большинство мужчин, уволенных в запас из армии и флота, ходили в полувоенных костюмах. Даже рядовые ходили в гимнастёрках, а морским офицерам, как говорят «сам бог повелел», их форма без погон и рабочая и повседневная выглядели импозантно. Александр Иванович тоже ходил на судне в рабочем кителе. Ни колодок, ни других орденов и медалей он не носил, кроме ордена Ленина.

Однажды, сдав доставленный в Польшу груз, сухогруз «Ялта» перешёл к угольному причалу, и немцы начали загрузку трюмов углем. Как и положено в таких случаях, второй помощник капитана неотлучно находился на верхней палубе, контролируя погрузку угля. Вдруг к Маринеско подошёл боцман и сообщил, что с ним хочет поговорить один из пленных немцев.
– Какие ещё немцы? – удивился Маринеско. – У меня среди немцев ни одного знакомого нет.
– А он утверждает, что он с Вами встречался, – не унимался боцман.
– Ладно, зови его сюда! – приказал Александр Иванович.

Через пару минут боцман вернулся в сопровождении белобрысого немца ниже среднего роста с выцветшими бровями. Не доходя до Маринеско на два шага, немец остановился, щёлкнул каблуками, вытянулся в струнку и представился:
– Обер-лейтенант Граббэ, – и, чуть помедлив, спросил: – Вы есть тот самый Маринеско?
– Что значит тот самый? – улыбнулся Александр Иванович.
– Тот самый Маринеско, который «Густлов» капут, – запинаясь, пояснил немец. Пользуясь жестами и тем скудным запасом русских слов, которыми владел пленный, удалось выяснить, что Граббэ был в Гданьске инструктором в немецком учебном отряде подводников. Когда немецкий суперлайнер «Густав Густлов» готовился к выходу в море, Граббэ должен был уходить на нём, но в самый последний момент он получил приказание перейти на один из эсминцев, входящих в отряд охранения супер лайнера. Так он избежал возможности оказаться среди нескольких тысяч жертв атаки века. На прощанье немец снова щёлкнул каблуками и, поклонившись, спросил: – Разрешите пожать Вашу руку?

Вскоре после этой встречи Александр Иванович перевелся вторым помощником на теплоход «Севан», где через полгода стал старшим помощником капитана. Однажды Александр Иванович заметил, что его зрение стало слабеть.
– Если дальше так пойдёт, то с морем придётся расстаться, – с горечью подумал он.

Однажды, неся ходовую вахту, он потерял сознание прямо на ходовом мостике. Капитан теплохода оправил его на медкомиссию.
С морем пришлось расстаться. Продолжить свою работу где-нибудь в пароходской конторе подводник № 1 не захотел.
– Море создано для моряков, а тем кому море противопоказано, надо забыть об огнях маяков, – заявил он, вернувшись домой после вердикта врачей, навсегда закрывших ему дорогу в море.

Резкая смена характера трудовой и боевой деятельности ни для кого не проходит даром. Хотим мы этого или нет, человек с детства прикипает душой к какому-то делу, лелеет свою мечту, добивается её воплощения в жизнь, а добившись, стремится к её совершенствованию. При этом мечта не обязательно носит конкретный, ярко выраженный характер. Она может переплавляться из одной формы в другую, носить разные платья, но в чём-то главном она должна быть постоянной. Это как первая любовь. Она может состояться, расцвести бурным цветом или завянуть на корню, но, как правило, никто её не забывает.

Работая на судах Балтийского морского пароходства, Александр Иванович познакомился с судовым радиооператором Валентиной Ивановной Громовой. У неё был девятилетний сын – Борис. Они жили в двухкомнатной квартире на Петроградской стороне. Эта статная, обаятельная женщина настолько увлекла Александра Ивановича, что он вскоре стал с ней жить «гражданским браком», как принято теперь называть семейные узы, не скреплённые законным браком. Вместе с ними жили отец и мать Валентины Ивановны.

Как отмечает в своей повести «Ты наша гордость отец», старшая дочь Александра Ивановича Леонора: мать Валентины Ивановны была человеком требовательным и строгим. По давно укоренившейся в семье традиции она единовластно вела домашнее хозяйство и единолично распоряжалась семейным бюджетом. Она требовала, чтобы все члены семьи отдавали ей всё до копеечки, любые деньги, которые они зарабатывали. Никто из домочадцев не имел доступа к семейному бюджету и не имел права тратить деньги, не согласовав с матерью. Александру Ивановичу такой порядок не очень нравился, но времена были трудные и чтобы выжить, надо было чем-то поступаться. Тем более, что в новой семье появилось пополнение – родилась вторая дочь, Маринеско Татьяна.

Расставшись с торговым флотом, Александр Иванович обратился в райком партии с просьбой помочь трудоустроиться. В те времена офицер, уволенный из вооруженных сил, считался ценным работником и чаще всего попадал в номенклатуру райкома или горкома коммунистической партии. Поэтому в Смольнинском райкоме партии Ленинграда Александру Ивановичу предложили должность заместителя директора института переливания крови. Маринеско, не колеблясь, согласился. Любой морской офицер с первых же дней службы на кораблях сталкивается с различными видами хозяйственной деятельности и с оформлением множества документов, а командир любого, даже самого маленького корабля – это хозяйственник высшего класса. Заняв должность заместителя директора института, Александр Иванович очень быстро врос в обстановку и старательно и инициативно исполнял свои обязанности.

Прослужив в ВМФ более девяти лет, Маринеско прекрасно понимал, что при решении различных хозяйственных и организационных проблем существует сложная система взаимоотношений между старшими и младшими, начальниками и подчиненными. На флоте эти отношения регламентировались уставами вооруженных сил, наставлениями и инструкциями. При этом в структуре взаимоотношений военнослужащих огромное значение придавалось устным указаниям, распоряжениям и приказам. Будучи честным и порядочным человеком, Маринеско и «на гражданке» продолжал высоко ценить слово. Ему и в голову не могло прийти, что гражданский начальник может распоряжаться этим «словом» по своему усмотрению.

Однажды, обходя территорию института переливания крови, Александр Иванович обнаружил в углу двора огромную кучу торфа. Послевоенная жизнь в городе постепенно налаживалась. Недавно институт переливания крови, как и многие другие государственные учреждения, перешёл на централизованное отопление и торф, завезенный для работы доморощенной кочегарки, уже оказался не нужен. Он только занимал место во дворе, а в ветреные дни торфяная пыль разносилась по всему двору. В то же время многие сотрудники института до сих пор для своих хозяйственных нужд пользовались обыкновенными печами, для которых уголь и торф были основным топливом.

– Викентий Васильевич, – обратился к директору института Кухарчику на очередной «пятиминутке» его новый заместитель, – у нас во дворе без толку валяется несколько тонн торфа, а некоторые сотрудники нашего института очень нуждаются в топливе. У меня на столе лежит целая куча заявлений.
– Хорошо! Я разберусь и чуть позже сообщу Вам своё решение, – не поднимая головы от каких-то бумаг, ответил директор.
Не прошло и недели, как Александр Иванович, случайно столкнувшись с В. В. Кухарчиком во дворе института, показал ему кучу торфа и напомнил о недавнем разговоре на «пятиминутке».
– Действительно, зачем нам эта гора мусора, – согласился директор. – Дай начальнику гаража список нуждающихся, и пусть он выделит грузовик. Людям надо помогать, – многозначительно добавил он.

Вместо того, чтобы составить проект приказа по институту о раздаче излишков торфа, подписать его у директора и лишь потом начать действовать, Маринеско, обрадованный таким оборотом дела, немедленно составил список сотрудников, указав в нём их адреса и передал распоряжение директора заведующему гаража. Работа закипела. Вскоре двор был от торфа освобожден, а сотрудники один за другим приходили в хозчасть и благодарили нового заместителя
директора. Ему и в голову не могло прийти, как для него обернется его забота о людях.

Оказывается, директор института только и ждал, когда его новый зам совершит серьёзную ошибку. Ему не нравилось, что новый заместитель директора по хозяйственной части был назначен не по его представлению. Ему нужен был преданный ему до мозга костей исполнитель, а не инициативный и независимый руководитель, да ещё офицер флота, хоть и бывший. Не успели ворота закрыться за машиной, вывезшей последний торф, как В. В. Кухарчик позвонил в ОБХСС и сообщил, что Маринеско является злостным расхитителем социалистической собственности. Вскоре Александр Иванович был арестован и предстал перед судом.

Помимо торфа, который Маринеско якобы распродал сотрудникам без ведома директора, ему ещё «пришили» и хищение списанной институтской железной кровати, которую нашли у него дома при обыске. Суд был скорым и соответствовал духу времени. Не смотря на то, что прокурор отказался от обвинения, а судебные заседатели оба высказались за освобождение Александра Ивановича, за недоказанностью его вины, судья П. Е. Вархоева вынесла приговор: три года исправительных работ.

Так «подводник № 1» нежданно, негаданно оказался за решёткой. Более того, человек, фактически осужденный за служебную халатность, оказался в составе группы предателей, изменников Родины и других уголовников, которая этапом отправлялась на Колыму.