Около двух лет в силу некоторых обстоятельств мне приходилось ходить на работу и возвращаться домой по ночам и пешком.
На дворе стояли 90-е.
Средства массовой информации только-только получили реальную возможность оперативно гнать криминальную хронику в массы. Но быстро освоились и навострились извлекать пользу. Рейтинг криминальных новостей был необычайно высок.
Бесславно сдававшая все свои позиции Официальная Власть, наоборот, потерялась и строила хорошую мину при плохой игре, пробуя обвинять журналистов в нагнетании обстановки и очернении действительности.
На самом деле было и то, и другое, и третье.
Помимо криминальных телевизионных и газетных сообщений, разного рода журналистских расследований, касающихся громких политических убийств и бандитских разборок, ходили в народе всевозможные слухи.
Как известно, ими земля полнится.
Коллеги и друзья, родные и знакомые, просто случайные собеседники рассказывали друг другу, что случилось рядом с ними, буквально на их глазах – во дворе, на соседней улице, в соседнем подъезде.
Во все времена происходило подобное. В 90-е же стало этого так много, и так близко к телу, как говорится, что дальше просто некуда. Точнее – дальше был бы полный кошмар.
Бывшие школьники и студенты страны Советов, в большинстве своём бывшие же октябрята, пионеры, комсомольцы, а также активисты и спортсмены, становились бандитами и грабителями.
В новых экономических условиях не только страна резко сменила свою ориентацию, но и многие её жители потеряли вдруг лицо человеческое.
И средь бела дня, и во всякое другое время суток происходили разного рода нападения и грабежи, когда нападавшие безжалостно избивали и убивали не за какие-нибудь даже великие ценности, а просто за то, что оказался не в том месте и времени, попался под горячую руку. Спровоцировал криминальный интерес и «вызвал на себя огонь» даже не резким словом или делом, а только самим фактом появления в поле зрения.
В то время мало кто имел представление о таком понятии, как «виктимность». Даже теперь в его отношении существуют разные мнения. Действительно ли жертва нападения своим поведением или каким-нибудь другим образом провоцирует преступника, или преступнику кажется, то есть на самом деле он просто хочет так думать, что жертва его провоцирует?
Если вспомнить слова из басни Крылова «У сильного всегда бессильный виноват» и «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать» – то ответ очевиден: Ягнёнку никак не нужно провоцировать Волка. Можно щипать травку в любом месте – Волк всё равно придёт за ним.
Но это басня.
На самом деле всё сложней. Убедился на собственном примере.
Прекрасно осознавая, что ночные «прогулки» небезопасны, особенно в те 90-е, хотя и в любые времена ночь не лучшее время для одиноких путников, – и стараясь быть осмотрительным, всё-таки попал в нехорошую историю!
Правда, я до сих пор уверен: сложилось так, как сложилось в большей степени не из-за того, что я совсем потерял бдительность. Наоборот – бдительность я потерял потому, что это должно было случиться! Судьба! Ничего не попишешь. Можно только порассуждать.
«Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже и разлила». (М.А. Булгаков «Мастер и Маргарита»)
Утром я выходил из дома около 4 часов.
Летом, особенно в белые ночи, вообще красота! Тепло, светло, свежо, видно и слышно всё за километр вокруг.
Зимой, – конечно, было не так весело. Часто приходилось идти и тропинку в снежных равнинах протаптывать, ежели снега с вечера наметало от всей души. И фонари далеко не везде имелись, а те, что имелись – не всегда горели. Идёшь иной раз и ничего не видишь, не понимаешь – либо снег глаза заметает, так что совсем не открыть, либо мороз лицо дерёт, и на глазах – слёзы, так что беспрерывно моргаешь, и опять же ничего вокруг не видишь.
Но в такую погоду, конечно, хороший хозяин из дома собаку не выгонит, так что и встретить можно лишь таких же одиноких, случайных путников.
К слову сказать, собаки очень даже часто встречались. Бездомные, конечно, и целыми стаями.
Именно в 90-е стаи бродячих собак стали проблемой, поскольку, как многие другие сферы жизни, брошено было дело на самотёк.
Помню, что по меньшей мере однажды оказался окружён очень серьёзно настроенной стаей. Вроде б старался не привлекать к себе внимания, и держался спокойно, но, право слово, если тихой зимней ночью идёшь по тропинке среди сугробов – а дело происходило в небольшом парке – и невольно оказываешься на пути десятка разномастных лающих псов, окружён ими, невольно задумаешься о жизни. И о том, что было в ней хорошего.
К счастью, разошлись миром... или чудом, весьма довольные друг другом.
Не знаю, как стая, а я получил хороший заряд бодрости на весь тот день, а ярких впечатлений вообще на всю жизнь.
Был, например, ещё забавный случай с собакой уже домашней, хозяйской.
Во дворе нашего дома, на детской площадке, праздновала компания молодёжи то ли сдачу экзаменов, то ли просто белую ночь, словом, радовалась жизни.
Я направлялся своим обычным путём совсем в другую сторону от них, и уж точно никоим образом не мог бы помешать их веселью и общему счастью. Но среди забористых «ха-ха-ха» мальчишек и очаровательных «хи-хи-хи» девчонок вдруг услышал загадочную фразу «Где чужой?».
Подобно Вини Пуху, я сообразил, что слова про «чужого» были произнесены неспроста, означают что-то серьёзное, и, самое плохое, почему-то относятся ко мне.
Однако какой же я чужой? Я здесь живу, вот в этом многоквартирном доме, свой, значит! Разве нет?
Приблизительно так я думал, уже практически скрываясь с глаз молодёжи за углом дома.
Не тут-то было! Слышу за спиной загадочное и очень-очень шумное дыхание. Оборачиваюсь и вижу весьма заинтересованного моей скромной персоной крепкого и энергичного боксёра.
Нет, конечно, не человека в трусах и громадных перчатках.
Собаку породы боксёр.
Теперь я почувствовал себя немного Шуриком из одноимённых приключений и Операции «Ы». Тот, правда, несколько некрасиво схитрил, подбросив своему «боксёру» ни в чём не повинного чёрного кота, и кот таки вышел настоящим победителем из той истории (правда, только благодаря юмористическому монтажу кинофрагментов).
Что думал «мой» «боксёр», услышав про «чужого» и посчитав таковым, в отсутствие других подходящих кандидатов в белой ночи, именно меня, ничего сказать не могу.
Поэтому, рассказываю, про что думал я. Про Шурика, например. И ещё немного про фильмы Леонида Гайдая.
Я не собачник, и никогда им уже не буду. Хотя некоторые породы собак мне симпатичны, – например колли, ньюфаундленды, немецкие овчарки, сенбернары, – к собакам вообще отношусь спокойно, дышу ровно. Да, да, и лучшие друзья, и служебные, и милые, одним словом, куда же без них. Но как увидишь иногда безумно рвущихся с цепи псов, отрабатывающих свой хлеб, охраняющих хозяев и имущество, и некоторых хозяев, уж простите, так же безумно похожих на своих псов... и кто из них какую роль играет в таких «союзах», то вспоминается опять же гайдаевское, слова Варвары Сергеевны из «Бриллиантовой руки»: «...у нас управдом – друг человека». Не потому, что так и есть, а потому что управдом, по-крайней, мере не лает и не кусается.
О чём думают хозяева собак, и думают ли вообще, позволяя себе шутить с некоторыми собачьими командами, типа «чужой», как в моём случае? (А в другой раз я был свидетелем, когда хозяин, хоть и держа пса на ремне, реально науськивал его на другого человека командой «Взять!»). Что там в головах у хозяина и собаки, насколько игривое у них настроение?
Или знающие люди скажут, что всё ерунда, грубая, но шутка, в моём случае – просто ребячество: молодёжь развлекалась, немножко переборщила, а на самом деле боксёры никого не кусают по ночам, тем более – белым?
Тут хочется спросить подобно Воланду Булгакова: «так, стало быть, так-таки и» не кусают?
Боксёр смотрел на меня весело и с большим аппетитом – вот уж точно так мне показалось!
Почему он передумал, буркнул что-то неразборчиво, немного постоял и потрусил обратно к компании молодёжной, к хозяину или хозяйке своей, которых и не видно почти было, и не слышно, из-за угла дома, – уж не знаю.
Словом, и снова мне повезло, обошлось без реальных проблем.
Но если почти каждый день ходишь по ночам пешком, и попадаешь то в одну, то в другую интересную ситуацию, рано или поздно должно было произойти что-нибудь нехорошее.
Можно ли считать, что я нарочно испытывал судьбу? Не думаю!
Никто не застрахован от неприятностей. Этих неприятностей, обстоятельств и даже трагедий, напомню самое начало данного повествования, в 90-х годах было, увы, с избытком в любое время суток.
И однажды сложилось всё по-иному.
Совершенно точно вижу, что судьба в тот день и в следующую за ним ночь явно решила устроить мне недоброе приключение.
Одно маленькое и пустяковое обстоятельство, другое такое же неприметное – а в результате в районе 3-х часов ночи я возвращался домой не своим обычным путём, которым ходил регулярно больше года, а несколько вкругаля. Если обычно мне нужно было пройти ночью около 1,7 километра туда или обратно через городской квартал, железнодорожные пути, небольшой парк и промышленную зону, то в ту ночь мне предстояло пройти всего-то на километр больше, но зато, большей частью, по оживлённым проспектам. Ничего чрезвычайного! Наоборот – и фонари на проспектах горят, и машины ездят (правда, тогда их было гораздо меньше, чем теперь). И всего минут на 15 дольше обычного времени на дорогу.
Никаких предчувствий у меня не возникало, увы! Знал бы, где упаду, подстелил бы соломку...
Наоборот, как мне теперь представляется, я никак не смог бы в ту ночь что-нибудь изменить! Внезапно решить, например, подъехать домой на машине – во-первых, денег как раз не было вовсе, во-вторых – даже в голову такое не пришло б, поскольку ехать-то всего минут 5-10, а частники, как пить дать, в любом случае стребовали оплаты на всю катушку, иначе, мол, даже дверь открывать-закрывать не имеет смысла... Плавали – знаем!
Позволю себе повторится, потому что считаю важным: всеми правдами-неправдами, странными совпадениями обстоятельств, волею неизвестной мне силы, управляющей моей судьбой, я должен был оказаться там, на том пути. И оказался, и ничего не смог бы придумать, тем более сделать, чтобы избежать предназначенного.
Мало сказать, сам удивляюсь тому, что происходило дальше, и той беспечности, с которой я направился по дороге. Ни до, ни после не позволял я себе быть таким неосмотрительным и невнимательным!
Хотя разве можно быть абсолютно уверенным в том, что готов к любым неожиданностям и не сделаешь как-нибудь и почему-нибудь подобной же ошибки? Поневоле вспоминается снова Аннушкино масло и судьба несчастного Берлиоза!
Ночь эта зимняя была тихой и безветренной. С гуманным морозцем, градусов около 10, как и всю неделю до этого – днём чуть теплее, и мелкий, мокрый снежок, ночью небольшой мороз, гололёд.
Звук шагов по этому самому гололёду за своей спиной я услышал буквально в самом же начале пути. За 2,7 километра до конца пути, до дома.
Опять-таки – ничего ещё странного, не в первый раз! Слышал я в течение года неоднократно и шаги и голоса, так что же, сразу бежать или прятаться в кусты, как говорится?
По моим представлениям, один человек шёл метрах в пятидесяти, не меньше, позади меня. Мало ли народу ходит по ночам, далеко не я один!
Я принял это к сведению. Но почему-то не стал оглядываться! Собственные размышления о том, о сём показались мне более важными в тот момент, моя бедная голова была полна каких-то великих идей! Кроме того, я полагал, что при необходимости оглянуться и оценить ситуацию у меня будет достаточно времени.
Пройдя уже большую часть пути, свернув с одного проспекта, благополучно миновав совсем небольшой, в 300 метров, «глухой» отрезок, где справа и слева был лишь пустынный парк, пройдя под железнодорожным мостом, я вышел на финишную прямую. Начался мой родной проспект, до дома оставался, как я теперь просчитал по карте, ровно 1 километр, 10-15 минут.
Шаги идущего следом человека я слышал по-прежнему достаточно хорошо. И у меня не возникало никаких сомнений, что мой попутчик, не ускоряя шага, просто-напросто идёт той же дорогой, что и я. Возможно, мы даже соседи, и вполне могло оказаться, что мы коллеги по несчастью, и вынуждены так поздно возвращаться с работы пешком.
Я приближался к перекрёстку моего проспекта с небольшой улочкой, когда шаги за спиной будто бы стихли, почти совсем пропали. Было вполне логично предположить, и я поступил именно так, что преследователь либо перешёл на другую, левую сторону проспекта, либо свернул направо, на тропинку, идущую напрямик через газончик вглубь квартала, словом, пошёл своей дорогой, по своим важным делам.
Может быть, на каких-то секунд 30 я перестал о нём думать вообще, забыл, что он был и шёл за мной около получаса.
Когда же прямо из-за моей спины вдруг бесшумно вынырнул и остановился чуть справа и впереди паренёк лет 20 – я понял, что очень сильно ошибся в оценке происходящего!
Каким же образом ему удалось так быстро и незаметно подкрасться ко мне, что я ничегошеньки не услышал? Вроде б и со слухом всё в полном порядке, и сам я в трезвом уме и сознании и добром здравии? Не могу понять! Будто б и впрямь в ушах оказалась вата, а сознание отключилось на некоторое время – чтоб уж точно произошло то, чему было суждено.
И я ведь ещё не ведал всего!
Паренёк спросил классически для уличной драмы: «Закурить есть?»
Ну, правильно. Не спрашивать же ему «как пройти в библиотеку?» – согласно классике иного рода, упоминавшемуся уже фильму Леонида Гайдая «Операция «Ы» и другие приключения Шурика».
Моему бы преследователю очки и одежду Шурика – вполне бы мог сыграть, по-крайней мере – в ремейке.
Говорю так лишь для того, чтобы дать общее представление о моём преследователе, но не из желания видеть этот самый ремейк, и уж тем более – действительно видеть паренька в какой-либо роли.
Вполне приятной наружности паренёк, чуть худощавый, аккуратно подстриженный, светловолосый, без каких-то особых примет. Совершенно обычный взгляд. Странно только одет: сверху на нём был только светлый свитер – это он в таком виде полчаса за мной шёл, без куртки, всё-таки зима, небольшой мороз? Или парень закалённый?
Больше ничего особенного в наружности я рассмотреть, тем более запомнить, не смог.
Я достал из кармана куртки открытую пачку «беломора», стукнул по ней, выбивая папиросы наружу, протянул пареньку, он спокойно взял папиросу и стал разминать пальцами. Увидев, что он сразу же не достал свои спички или зажигалку, и молчит, смотрит на меня, я наивно предложил и протянул ему свои спички.
И вот тут я увидел, настоящее злое колдовство.
Как обыкновенное лицо двадцатилетнего паренька прямо на моих глазах превратилось в жуткую гримасу. Никогда б не поверил, что такое бывает на самом деле, если б не увидел своими собственными глазами.
Всё! Не было передо мной никакого Шурика! Черты лица вдруг необыкновенно и страшно погрубели, стали резче, твёрже, глаза почернели и сделались бездонно злыми.
Успел я ещё подумать – опа, да ведь ему совсем не двадцать лет, а две тысячи двести двадцать минимум! Я думал, он всего на несколько лет младше меня, и был октябрёнком, пионером и комсомольцем. Так нет – он родился в каких-нибудь древних, злых веках, и вот его страшная сущность древнего чудовища, тысячелетнее зло проявились.
Когда я вижу теперь в современном кино как превращаются герои в каких-нибудь монстров, не отношусь к этому как к спецэффектам и мистике-фантастике.
Я воочию видел это!
Действительно страшным, нечеловеческим, мёртвым стало лицо паренька в одно мгновение.
И мне тут сделалось жутко, холодно, пусто на душе. Будто б жизненная энергия в одно мгновение вышла из меня.
Монстр зачем-то сделал шаг назад.
Я почти сразу и догадался – зачем.
Оборотень-то был не один, кто-то ещё стоял у меня за спиной!
И этот второй со всей своей дури двинул меня чем-то сзади по голове.
Оборотень же сделал шаг назад для того, чтобы я на него не упал. Освободил мне место для падения.
Как же я мог не услышать, что за мной всё время, больше полутора километров шли двое? Не понимаю! Никаких подозрений-сомнений!
Где была моя бедная голова, по которой теперь ещё и треснул с молодецкой удали второй оборотень?
Всё дальнейшее происходило уже точно в тумане.
Я очнулся на асфальте, лицом на холодной крышке канализационного люка. Полагаю, что мне сильно повезло – или это просто не входило в планы нападавших, – но перед ударом с меня не сняли зимнюю шапку. А ведь могли бы!
Но спасибо им за это говорить, конечно, как-то не хочется.
Шапка ведь всё равно не подушка, только немного смягчила удар.
Своё сотрясение мозга я получил, как потом выяснилось, и некоторые спецэффекты и последствия испытал.
Очнуться-то я очнулся, но состояние моё в тот момент вряд ли можно было назвать... да его и состоянием-то вообще нельзя было назвать!
(На следующий день, когда пошёл я в милицию заявление писать, дежурный офицер, едва я скрылся с его глаз, весело заявил своим сослуживцам: «Его по голове немного стукнули, а он растерялся...» Что он имел в виду? Я должен был вскочить с асфальта бодрым Брюсом Уилиссом и скрутить двух оборотней? Или постараться сделать так, чтоб меня прямо на месте добили, и некому было приходить в отделение милиции писать заявление? Не знаю. Тут же, при мне, принимали заявление ещё от одного человека, сильно избитого какой-то компанией, но там речь шла будто бы о том, что всё случилось на нетрезвую голову всех участников, поэтому на потерпевшего дежурный отделения просто накричал. На меня же не накричали, просто между собой немного поворчали, что, мол, вот дурень, не смог привести с собой грабителей-обидчиков, бесплатным приложением к заявлению. Да, ну что же сказать, трудные времена были тогда и у милиции. За что переименовали её теперь в полицию – чтоб не мучалась своим тяжёлым, безрадостным прошлым).
На самом деле, я даже не могу сказать – сколько времени я был без сознания.
То ли кто-то тряс меня и что-то кричал, то ли пинал и орал.
При падении с меня слетели очки. Придя в сознание, я смог повернуться и рассмотрел над собой только какое-то красно-чёрное пятно. Яркий фонарь с близкого придорожного столба светил мне прямо в глаза.
Зрение у меня не настолько плохое, чтоб уж совсем не различить головы и лица, например, но я ничего такого не увидел. И не разобрал ни слова из того, что кричали.
Вышло следующее: понимая только, что кто-то надо мной склонился и что-то кричит, а второй пока вне поля зрения, но теоретически должен быть где-то рядом с моей бедной головой, я вскочил и, ощущая себя, наверное, раненым зверем, целиком и полностью доверившись инстинкту, не разбирая дороги, наугад, чувствуя только направление, перебежал через проспект.
То есть, подобно колобку, попросту ушёл от тех двух оборотней, которые, как мне казалось (а разве я мог думать что-нибудь хорошее об их намерениях?) начнут меня вот-вот добивать с усердием.
Оказавшись на другой стороне пустынного в эту пору проспекта, я, – наивный, буквально ещё недавно в нормальном состоянии не определивший по шагам количество преследователей, а после удара и потери сознания тем более плохо различающий детали окружающего, остановился и обернулся.
Какое-то шестое чувство, наверное, подсказало мне, что опасности больше нет, можно передохнуть и оценить обстановку.
Действительно, никто меня не преследовал, никого уже не было на той стороне проспекта – на том месте, где меня ударили.
Оборотни растаяли?
Зрение и слух будто бы пришли в норму, если не считать, что я всё-таки остался без очков.
И тут обнаружилось очень странное обстоятельство: совсем близко от меня, на этой стороне проспекта, стояла «Волга» со специфической «инкассаторской» раскраской. Когда я перебегал проспект, то должен был либо видеть её на этом же месте, либо, что очень маловероятно, я перебежал прямо перед ней, и она затормозила и остановилась буквально только что...
В этот же момент, пока я соображал, мог ли водитель или весь экипаж этой «Волги» быть свидетелями нападения на меня, машина резко стартанула и укатила. Посему и номеров я, конечно, не разглядел.
Может быть, именно экипаж «инкассаторской» машины обнаружил меня на асфальте без сознания и растолкал, а я, очнувшись, принял их за оборотней, и сиганул на другую сторону проспекта?
Но стояла машина или нет – не помню!
С другой стороны – «инкассаторскому» экипажу нельзя покидать машины ни под каким видом...
Впрочем, это всё уже версии.
Так, например, предположить можно совсем иное: что водитель машины каким-то образом связан с нападением. Именно поэтому двухсот двадцати летний паренёк со страшным лицом оказался в одном свитере – куртка осталась в машине...
Как было на самом деле я уже вряд ли узнаю.
Увидев, что я остался на поле боя один и победителем (ну, шучу, конечно), отправился я дальше по проспекту. Дело в том, что как раз по пути находилось отделение милиции, куда я решил зайти...
Ночью встретили меня здесь неожиданно приветливо, и сразу же с двумя или тремя милиционерами, уж не знаю кто они, дежурный экипаж или как, прокатились на место преступления и по каким-то злачным местам микрорайона. Поскольку никаких подозрительных личностей по горячим следам обнаружить не удалось, мне посоветовали утром побывать в травмпункте, получить заключение о полученной травме, а потом уже прийти в отделение и написать заявление. Именно так я и поступил.
Честно сказать, я никак не могу представить себе мотив оборотней, напавших на меня.
Полчаса они шли за мной... Ждали какого-то момента, решались на нападение? Правда, ни разговоров, ни переговоров, ни вообще каких-нибудь голосов я не слышал.
Но зачем я им понадобился? Куртка моя – совершенно обычная, плащёвка, на «рыбьем» меху, – понравилась? Раз паренёк-оборотень был в свитере, то продрог в конце концов... Ну, очень вряд ли. И всё равно они её не получили... Заинтересовала моя сумка? Они действительно надеялись, что одинокий прохожий в 3 часа ночи несёт в старой сумке золото-бриллианты? Сумка-то им досталась, да.
Старая спортивная сумка, которую я давно собирался менять, поскольку подкладка порвалась, ручка готовилась отвалиться... но для походов на работу пока годилась. В сумке – две исписанные тетрадки, старые плоскогубцы и небольшой набор маленьких гаечных ключей, половинка бутерброда с сосиской (не доел в обед! Ну, оборотни, наверное, полакомились!), пластиковая бутылка с остатками чая на дне. Самое ценное в сумке – водительские права и футляр с запасными очками, который носил с собой на всякий случай, мало ли что! Кроме того, оборотням достались: одна старая перчатка (вторая осталась у меня на руке), старая зимняя шапка, ещё одни очки, свалившиеся при падении. Всё!
На какой улов они надеялись? Ради чего решились стукнуть случайного человека по голове?
Вспоминая Волка и Ягнёнка из басни, я прихожу в ужас.
Волку кушать хочется. Дикий мир, звериные отношения!
Человека можно стукнуть по голове из-за половинки бутерброда, из-за призрачной надежды, покопавшись в его старой сумке, найти что-нибудь очень ценное, завалившееся за подкладку.
Увы, мы понимаем, что в каких-то экстремальных ситуациях, во время войн, революций или катастроф не всем людям удаётся сохранить человеческое лицо.
И вот уже двадцать первый век на дворе, однако люди всё также способны и готовы убивать друг друга ради эфемерных идей, природных ресурсов и территорий.
И человеческое лицо, оказывается, может обернуться гримасой монстра очень легко и быстро даже в значительно более простых ситуациях.
Оказалось, что оборотнем может оказаться любой. Врач, полицейский, чиновник, большой или маленький начальник, просто прохожий.
И произойти это может из-за какого-нибудь пустяка, совершенной ерунды или прихоти. Кто-нибудь обязательно решит, что перед ним есть виновные в том, что ему хочется кушать. И скушает.
Но я всё также продолжал ходить на работу и с работы по ночам.
Верил, что снаряд не попадает в одну воронку дважды, что судьба не станет повторять свой странный трюк и снова испытывать меня и мою голову на прочность, и что сам я, наученный горьким опытом, теперь человек-учёный.
А может быть, несмотря ни на что, я всё-таки верил, что оборотней не так много, и мне не придётся ещё раз увидеть, как человеческое лицо становится страшным.
Судьба даже сделала мне ироничный знак: спустя месяц или около того мне вернули права, оставшиеся в той моей старой сумке.
Какая-то бабушка нашла мои права в салоне и передала их водителю троллейбуса на улице, расположенной совсем в другом районе города, но имеющей точно такое же название, как проспект, на котором я увидел страшное лицо.