Помни о маме

Дмитрий Аркадин
                СВЕТЛОЙ    ПАМЯТИ   РОДИТЕЛЕЙ               
            
               
  Приятели ехали в сторону моря. Было довольно поздно. Ехали по  не асфальтированной дороге.Ему это показалось странным.  Не понятно.  До сих пор они всегда добирались к морю по шоссе. А сегодня  какая - то неровная  колея. Вадим  ехал и удивлялся: «Прежде тут  была трасса. Да, ладно бы только дорога. Забора  этого  каменного  тоже никогда ранее   не  замечал.  А может  это и  не забор вовсе. Странно».
   Друзья молчали  и тряслись по ухабам.   Сиротливо тянулся  вдоль  дороги забор. Или просто длинная   стена. Вся выщербленная. Нарисованные рожи  на ней, под ними  ивритские слова. Во многих местах  у стены обвалилась штукатурка, обнажились кирпичи. Они  были не красные, а какие-то бурые. Выделялись на белом, как экзема на теле прокаженного.
    В каком – то месте – остановились. Пошли пешком. Сделали несколько шагов вдоль  забора. Или несколько шагов вдоль  стены. Вдруг  Вадим  увидел отца. С ним стояла   женщина. Они оживленно разговаривали. Вадим замер. Остановился  в  двух шагах. Отец  оглянулся. Посмотрел как-то затравленно,  растеряно улыбнулся, убрал руку из женских ладоней. «Чего ты остановился? Подойди к нему», - подтолкнул  в спину  Игорь. Отец взглянул на  собеседницу, потом на сына. Женщина вопросительно  смотрела в лицо отцу. Тому было неловко. Вадим  хотел что-то сказать, но  решительно  развернулся, пошел   назад. Не видел, но был уверен – отец махнул рукой:  «Пусть уходит». Игорь нагнал друга, взял за руку: «Что с тобой?   Почему  ты не подошел?».  «Там  он  с  женщиной», - Вадим высвободил  локоть.  «Ну и что? А почему  бы  и нет? - приятель  был   удивлен.
  – Ты имеешь что-то против?». «Против!? –  Вадима захлестнула удушающая, горячая волна негодования. Друг не понимал.  «Если бы с ним  стояла   мама! Но там другая женщина!» - он чуть не задохнулся.  Игорь хохотнул: «Да ты что? Ты ревнуешь что ли? Брось! Это же отец! Ты не имеешь права осуждать. Жизнь продолжается!». «А как же мама?  Как же память о  ней? – Вадим резко обернулся, посмотрел на Игоря. – Про маму как же он…,  о маме… То есть ему уже все равно!?  Да, что там память? Была же мама? А он, он… Ты не понимаешь!?».Готов был ударить. Сдержался. Повернулся, двинулся  дальше.  Вдруг  остановился: «А  ты  как   здесь оказался вообще? Ты  ведь тоже   умер!  Тебя  ведь  нет!   Ты умер! Я же был на твоих похоронах…!». «Ерунда…забудь об этом. Игоря  очки  блеснули  под фонарем.  - Это была шутка, розыгрыш».
   Больше они не разговаривали. Во всяком случае, Вадим потом  ничего не запомнил.   Потому что Игоря рядом уже не было. «Значит, я  прав.  Он действительно умер!  Его нет! Эпизодически  появлялся   и так же   внезапно  исчезал. Точно, как в жизни».
  Кроме встречи с отцом  в голове всплыла еще сцена: Какие – то люди вышли из-за поворота.  Тут же у этой стены  его  поставили лицом к ней.  Начали обыскивать. Высмеяли  шелковую повязку на шее. «Не носи больше эту удавку» - запихивая косынку ему  в карман,  сказал некто.  Носком  ботинка, не церемонясь, раздвинул ноги. Характерный такой унизительный жест тех, кто обыскивает по отношению к обыскиваемому.  Ноги на ширину плеч. Руки выпростали и  бросили на стену.  Хлопали по ногам, по груди, по всему телу. Потребовали  вывернуть карманы. Выпала пачка сигарет,    ключи от машины,  удавка, то есть косынка. Лица не запомнились. Еще какие-то   подробности он   никогда  не вспомнил. Не вспомнил ни утром после сна, сидя на мятой постели, ни днем, когда сцена встречи с отцом  неотступно  ходила за ним.   Ничего  потом.
 Собственно этого «потом» было не много. День быстро закончился, прошел незаметно. Времени напрягать память, особенно, не было.  День канул в лету.  Один из тысячи.  Снова наступила ночь.
   Такого  за ним давно не наблюдалось - чтобы так  неисправимо  навалилась бессонница! Чтобы так безнадежно не спалось!  Крутился с боку на бок, всматривался  в едва заметный силуэт окна, вспоминал пил ли кофе.  Не мог придумать причины, которая  объяснила бы   бессонницу. Весь извелся. Кончиками пальцев пытался  угадать который час показывают часы на тумбочке.  Представил на мгновение: он – слепой. Пальцами  читает Тору. О чем будет просить Бога?
  Стал перебирать в памяти  однокурсников, с которыми расстался  двадцать пять лет назад! С ними он учился в Белорусском театрально-художественном институте. Называл их по фамилиям и придумывал - кем каждый из них стал, чего достиг.  С неимоверным трудом вспомнил  всех. Всех   до одного.  На это ушло много времени, а  сна  не было. Как говорится «ни в одном глазу».
          «Здесь каждый ров и каждый камень,
                осколок, взятый у стены…» - начал вспоминать стихотворение, которое читал в шестом классе на вечере, посвященном героям Брестской крепости. 
          -«Когда-то был согрет телами…, согрет телами…», - дальше не вспомнил ни строчки.  «Не усну!» -  резко сбросил  покрывало, встал с постели. Не зажигая света, походил по темной квартире, натыкаясь на предметы.  Распахнул окно – в  салоне стало  светлее.  На  широкий полированный стол  заструился  рассвет. На столе белела пачка сигарет. Потянулся к ней, закурил. Стоял у окна,  выпуская  струи дыма в ночной, прохладный воздух.   Город, дома напротив, деревья, все вокруг безмолвствовало. Не было слышно ни птиц, ни шагов, ни машин. Казалось - фиолетовое небо  провисло над крышами, как тяжелое одеяло. Просто провисло с несколькими звездами уроненными  неизвестно кем.   
          Вглядывался в эти мерцающие точки, не думая ни о чем. За спиной висел мамин портрет.  Через семь дней наступала годовщина  со дня ее смерти. Он знал – она смотрит на него.  Смотрит не с портрета, а с  неба. Где-то там за  этой бездонной фиолетовостью  цветут белые  сады. Над этими садами он видит мамины глаза. Она смотрит…
     В какое-то  мгновение  неведомая сила заставила подойти  и включить компьютер. Засветился экран,  автоматически включилась  программа «Outlook express». Ему пришло сообщение. Вадим открыл его. Там было три слова:  «Remember  about   mother1».  Сообщение  прислал отец.