Семья. Губаха
Каждый раз, включая ноутбук, вижу на экране установленную третьего сентября этого года пейзажную заставку:
– крутой обрыв над рекой Косьвой прямо напротив старого кладбища в Загубашке;
– серый камень, растущий из под земли и нависающий молчаливой глыбой над уже совсем по-осеннему задумавшимся и потерявшим летнюю яркость склоном;
– вымокшая берёзка с продырявленными дрожащими листочками на тёмных ветках;
– дальняя даль косьвинской долины;
– Кировский посёлок за рекой;
– и, уже совсем вдалеке, смазанные расстоянием и туманом контуры горы Лодейной.
Сколько месяцев не убираю эту картинку, много раз зависая перед ней как завороженный, едва касаясь взглядом этой красоты. Что-то знакомое и щемящее стучалось из-за стеклянного окна «ноута», словно пробивались какие-то слова. Что-то важное. Но что? Детство? Столько раз вспоминаемое в тишине ночей и обжигающее жаром летних походов за удивительно сладкой земляникой на эти склоны. Юность? Сколько доводилось мне, уже не мальчишке, приезжать сюда попроведать отца, давно стёртого из красочной части моей памяти – трава на его могилке, обсыпающаяся синяя краска на железном простеньком обелиске, и постоянные угрызения совести, что не сделал на углах оградки навершия, давным-давно обещанные маме.
Может ещё что-то не сделанное и в последний мой приезд? Тогда, второго сентября, в день рождения моих детей, первый раз за много лет уехав из Перми от них в городок моего детства, я пришёл на этот склон в надежде снова найти могилу отца. Не нашёл. Пробродил немало минут по совсем заросшему кладбищу, вчитывался в незнакомые фамилии, тщетно пытался по, казавшимися верными, приметам найти место, где в последний раз 32 года назад я видел неподвижное, заросшее щетиной лицо уже не рвущегося обидеть всех человека – моего родного отца… Но слишком много лет прошло. Память не помогла его отыскать. В какой-то момент, возле чужой оградки, совсем отчаявшись, громко сказал в пустоту серого неба: «Прости, папа! Я слишком долго шёл по пути прощения! Слишком долго…» Сказал и почувствовал, как огромный камень детских обид свалился с моих плеч. И уже ничто не заставляло меня ненавидеть умершего в страшных мучениях запойного работягу, волею судеб бывшего отцом так любимого и желанного им больше всего на свете, и так ненавидимого им же, позднего ребёнка – меня.
Уезжая домой этим же вечером, поздравил маму с завтрашним восемьдесят первым днём рождения. Сказал, что не нашёл папу, но попросил у него (?) прощения. Видел слёзы радости на мамином лице, её горделивую улыбку – Мальчик-то мой, молодец… Через семь дней её саму забрасывали землёй на этом же склоне. Под боком у моего отца. В той же могиле, какую я не нашёл самостоятельно неделей раньше…
Слёзы уже не льются безостановочно. Горе стало привычной тучей на моём небосклоне. Но что-то беспокоило моё сознание каждый раз при виде заставки на «компе»… Что-то тянуло к ней. Сегодня я понял: это не просто река и гора – это место, где теперь уже дружно «живёт» моя семья… Мой, снова не одинокий, папа и моя, снова не вдова, мама… Моё счастливое детство.
02.01.2011
г. Пермь