«Прощайте, Игорь Петрович!», - так называлась небольшая заметка в местной, случайно купленной в киоске, газете…. Это был некролог. Сообщалось о смерти Игоря Петровича Зелинского – академика, многие годы ректора нашего Одесского, им. Ильи Ильича Мечникова, университета. «Нашего» потому, что в нем учились и проработали все свою жизнь, до самой своей смерти, мои отец, мать и муж, более четверти века я, а теперь учатся дети и вся наша жизнь связана с этим университетом. И Игорь Петрович много лет был его ректором, да еще каким ректором! и большим личным другом моих отца и мужа.
- Господи, как же так - Игорь Петрович умер.… А я не знала… и на похоронах не была… Бедный Игорь Петрович…
Строчки некролога дрожали и путались перед глазами. Возникло ощущение, что это не просто объективно изложенная журналистом трагическая информация о смерти выдающегося и знаменитого, и не только в нашем городе, человека – автор лично знал и очень хорошо относился к Игорю Петровичу. И ему очень жаль.… У меня было чувство, сродни описанному Хемингуэем в его «Островах в океане», когда главный герой, читая во множестве газет некрологи о трагической смерти обоих своих сыновей, вдруг почувствовал, что автор одного из них жалеет его погибших в автомобильной катастрофе мальчиков….
Я вспоминала Игоря Петровича: сменяя друг друга, перед глазами проходили встречи с ним – в бытность его заведующим кафедрой, потом ректором, потом, после его, такого редкого в наши дни, добровольно-великодушного ухода с «ректорства» – снова заведующим кафедрой. Каждая встреча, каждый разговор были значимы, в каждом происходило что-то очень важное. И каждый запомнился на всю жизнь.
Игорь Петрович закончил геолого-графический факультет Одесского госуниверситета, потом в его жизни была аспирантура, защита кандидатской и докторской диссертаций в Московском госуниверситете им. М.В.Ломоносова. Как геолог работал по всему миру: от мыса Дежнева на Чукотке до Ламу, что находится в 100 километрах от экватора. В родной Одессе Игорь Петрович, борясь со «сползанием» города в море, строил надежные противооползневые сооружения, занимался стабилизацией уровня сточных вод, укреплением катакомб, строительством канатной дороги.… Создал одесскую школу гидрогеологии. Был депутатом Верховного совета СССР…
В кабинете на рабочем столе у Игоря Петровича - фотография молодого, в военной форме человека - его отца, комбрига, который погиб на фронте в Великую Отечественную. Эта фотография отца была перед ним всегда. Игорь Петрович искал и собирал все, что можно было найти об отце, об обстоятельствах его гибели, о его однополчанах, свято берег память о нем. Мой отец, тоже фронтовик, очень особенно относился к Памяти, сам всю жизнь старался как можно больше писать о погибших друзьях и был несказанно рад, когда это делали другие - «Называйте, называйте фамилии живых и мертвых – пусть их помнят…» - учил участник, один из руководителей обороны Одессы Вице-адмирал Илья Ильич Азаров. Отец безмерно уважал и восхищался этой «жаждой Памяти» Игоря Петровича.
В 1983 году мой муж, Александр Аркадьевич Ханонкин, профессор нашего Одесского университета имени Ильи Ильича Мечникова, с группой ученых был награжден своей первой Государственной Премией Украины. А в 1996 - уже совместно с Игорем Петровичем Зелинским и коллегами – «за фундаментальные разработки в области исследования закономерностей деформации верхней части тектоносферы Земли, установленных теоретическими и экспериментальными методами», второй. После вручения им лауреатских медалей, Игорь Петрович при встрече, здороваясь с Александром Аркадьевичем, любил пошутить: «Привет двум от одной!»
Мы назвали сына Игорем в честь нашего замечательного друга Игоря Петровича Зелинского. Когда наш Игорь только родился и Александр Аркадьевич рассказал ему о нем, Игорь Петрович достал свою визитную карточку и тут же, прямо на ней, написал: «Игорек! Желаю тебе большего и лучшего! Твой тезка И. Зелинский». Так Игорь Петрович написал, будучи действующим ректором госуниверситета… Это был 1993 год.
Как-то я подарила ему вырезанную мной линогравюру «По мотивам произведений Джека Лондона». На гравюре был изображен человек, из последних сил ползущий один в ледяной заснеженной пустыне. Человек совершенно обессилен, но все равно ползет, или думает, что ползет..., шансов, по-видимому, нет…, но он все равно пытается двигаться вперед. Рядом с ним, выгнув шею в последнем, предсмертном стоне-вое - то ли волк, то ли собака… Игорю Петровичу гравюра понравилась, он называл ее «Одинокий волк», много лет она лежала у него на столе под стеклом. В конце 90-х я работала над его портретом:. сидя за столом у себя в кабинете, Игорь Петрович разговаривал с моим мужем, а я писала маслом его портрет. Говорили тогда обо всем: о работе (у них с мужем были совместные проекты), об истории университета, о его ректорах (Игорь Петрович знал бесконечное число неопубликованных фактов и интересных историй о многих, бывших до него, ректорах университета), о поэзии и о стихах, рассуждали о таком важном человеческом качестве души, как масштабность…
… После долгой и тяжелой болезни умер мой муж. Игорь Петрович, как всегда, старался помочь, чем только мог.
Часто вспоминал, как тяжело было его матери, после гибели отца на фронте, поднимать их, троих детей, самой …
-Как мама одна с нами намучилась…- болезненно морщась, тяжело вздыхал Игорь Петрович…
Может быть, еще и поэтому, теперь он всеми силами старался помочь нам. Но к этому времени он уже не был ректором, и ему самому приходилось просить других…. Игорь Петрович усаживал меня на один из стульев в его маленьком кабинете на геофаке, открывал широкий ящик своего стола, доставал оттуда шоколадный батончик, протягивал мне – «Вот, посиди... А я пока буду звонить…». И он звонил, долго и упорно, заставая и не заставая «начальство», перезванивая…, рассказывая и прося за меня. В кабинете прочно зависло вечное: «Подмогни…». Я удивительным образом совершенно не чувствовала никакого унижения, как это обычно бывает, когда приходится ходить просить за себя. Именно из-за этого жгущего чувства унижения, неизменно сопутствующего «прошению за себя», я и стараюсь всю жизнь, изо всех сил, этого не делать – известно, «не верь, не бойся, не проси»… Но только не сейчас, сейчас никакого унижения я не чувствовала, был редчайший случай - Игоря Петровича было приятно просить.
-Игорь Петрович, как это Вы так делаете, что… Вас приятно просить… Это бывает очень редко, почти не бывает совсем… - благодарно тогда сказала ему я.
Возвращаясь в тот день домой, я всю дорогу думала о странности существования такого важнейшего и неизученного параметра человеческой души, как масштабность. Я не встречала каких-либо записей или исследований об этом - ни в каких: ни психологических, ни искусствоведческих, ни культурологических, ни в каких-либо других областях человекознания - нигде ничего об этом не написано, я, во всяком случае, не видела. У Игоря Петровича этот параметр явно зашкаливал… Вероятно, это и есть именно то, что мы имеем в виду, в исключительных случаях восхищенно и уважительно говоря о ком-либо - «большой человек».
Как-то, отдыхая между звонками «за меня просить», Игорь Петрович особенно подробно расспрашивал о детях, кто из них в каком классе, потом задумчиво сказал мне:
-Давай мне, когда закончат школу, ваших старших - на геолого-графический факультет, и я уже их буду курировать дальше.
-Спасибо, Игорь Петрович - я была безмерно благодарна… Мне вспомнилось, как мой отец так же говорил когда-то своим друзьям о их детях…
А Игорь Петрович посмотрел на меня, и тяжело опершись на край стола, медленно проговорил:
-Только как дожить?
-Игорь Петрович, пожалуйста, очень Вас прошу, доживите… - теперь я уже боялась расплакаться…
Он уже тогда, видимо, неважно себя чувствовал и очень неважно выглядел…
Это была наша последняя встреча.
Я храню небольшую книжечку - сборник стихов Игоря Петровича Зелинского «Через всю жизнь» с авторской дарственной мне надписью. Прекрасные стихи большого человека…:
Не умею юлить и ловчить,
Изворачиваться и мельчить,
Словно тополь в степи на ветру,
Хоть согнусь, не сломлюсь, не совру.
Если ж вдруг задержусь, не дойду,
Где-то в трудном пути упаду,
Ты не верь, что на отдых прилег,
Я порвался, я больше не смог.
Прощайте, Игорь Петрович…