Сказать вам, что я был в ярости – значит – не сказать ничего. Я возмутился в высшей степени, ведь более десяти лет все работало как часы. Но, когда вернулся руководитель департамента по обеспечению продовольствием и канцелярией, и, рассыпаясь в извинениях, попросил прогуляться, воспользовавшись вторым выходом, я немного успокоился.
Сколько времени прошло? Год? Два? Казалось – целая вечность. А поэтому было бы несправедливо упускать такой момент.
Именно поэтому, благодаря такому совпадению, я отправился в гардеробную и отыскал свой шкафчик. Многие, соседствующие с ним, шкафчики были вычищены до блеска, с разными наклейками и надписями. Разумеется, были и такие, по которых можно было сказать, что их хозяева давным-давно сюда заходили. Как и я.
Я достал свой серый плащ, шляпу, трость и черные очки и превратился в путешествующего старика. Охранник удивленно посмотрел на меня, но тут же пропустил, даже не посмотрев на мой пластиковый пропуск, хотя я и сам уже забыл, когда видел его в последний раз.
Дверь открылась и я, оглянувшись, увидел только исчезающий лифт, замаскированный под красную телефонную будку. Это был наш второй выход. Действительно многое поменялось за все это время.
Я помню, как когда-то, казалось целую вечность назад, здесь, на углу Хемптона и 22-й улицы, была прекрасная закусочная «Сюзи», а для любителей пропустить стаканчик в обеденный перерыв, покойный ныне Джон Гершефт уже в семь десять открывал «Перья ангела» - один из первых баров-мотоклубов. Там же собирались толстые бородатые мужики, все в железе и коже. Вечно небритые, пахнущие потом, бензином и пивом, они звенели цепями, переворачивали бокалы и рассказывали неимоверные истории.
Сейчас все изменилось. Вместо «Сюзи» красовалась вывеска «Лучший бурбон. Франция», а пройдя дальше, вместо «Перьев Ангела» я увидел ресторанчик, которые в мое время называли летним – простые столики и стулья, расставленные на тротуаре и огороженные простым декоративным заборчиком.
Я запустил руку в карман и, от непривычки, даже сначала испугался, так как денег не нащупал. Затем успокоился. От сердца отлегло, когда я вспомнил, что уже более шести или семи лет получал зарплату на такую же пластиковую карту, как и мой пропуск. Хотя, может это и неудивительно – там, у меня было все, что только душа пожелает. Бумажные деньги, лежали просто, словно один из артефактов в сумке под кроватью, а с переводом их в электронную сферу я совсем за них забыл.
Протянув, сияющей улыбкой, девушке карточку, я сел за столик и, полистав меню, заказал себе печеный картофель, бифштекс, чашку кофе и греческий салат. Нехитрый обед, скажете вы, но распорядок дня у меня не нарушался более десяти лет, и главным здесь было не красота и изящество, а банальное удовлетворение голода. Вскоре, за столик позади меня сели девушка с парнем, судя по их одежде и разговору, простые клерки с близлежащего здания и завели в высочайшей степени разговор. Вернее даже не разговор, а монолог, поскольку парень большей частью налегал на еду, а не пускался в рассказы по поводу ее пользы и вредности.
- Не понимаю людей, которые едят мясо, - начала свои нескончаемые возмущения девушка, - хотя, я ведь тоже когда-то таким занималась.
Она отпустила короткий глупый смешок и продолжила.
- С одной стороны оно и понятно – ведь мясо оно такое вкусное, но с другой – людям, и в особенности девушкам, очень важно сохранять молодой вид. А мясо перетравливается намного дольше, чем простая растительная еда. Это значит, что организм тратит на это больше ресурсов и скорее изнашивается. И если посадить рядом двух людей и один из них будет, есть постоянно мясо, а другой – нет, то они через пять – десять лет будут разительно отличаться.
- Но ведь в мясе есть такие белки, которые не смогут заменить ни одни растения, - возразил парень, уплетая жареную колбаску.
- Ничего подобного, - оживилась девушка, - уже разработаны такие белки, которые можно просто добавлять в сок или воду и они точно такие же, как и мясные, только выведенные химическим путем.
- Не люблю я химию, - пробурчал парень, - от нее организм устает еще больше, чем от мяса.
- Ничего подобного, - возмутилась девушка, - для этого есть отдельный порошок, для восстановления печени…
Дальше я не слушал. Девушка с такой же ослепительной улыбкой отдала мне карточку назад и сообщила, что при следующем визите я получу скидку в 10 процентов. Я поблагодарил ее и вышел. Отыскав глазами, здание театра я направился к нему, обошел сбоку и зашел в телефонную будку. Нажал на кнопку вызова и опустился вниз. Вся процедура переодевания – раздевания заняла у меня не больше десяти минут, и вскоре я снова шел по коридору к своему кабинету. Ассистенты и лаборанты, все те, кто связал свою жизнь с наукой, кивали и здоровались со мной. Многих я знал лично, поскольку если ты находишься почти десять лет под землей – есть многие вещи, которыми можно заняться.
- Доктор Лемман, - подошла ко мне молодая лаборантка, - у номера четыре повышенный адреналин в крови.
- Что он ел на завтрак? – спросил я, сверяясь со списком, выуженным из карманов халата.
- Жареную печень и кусок голени.
-Странно, - я хмыкнул, и прилип носом к стеклу, за которым в небольшой комнатке, что напоминала камеру для допросов, сидел человек, одетый в свободные шорты, сандалии и ярко зеленую футболку. Перед ним стояла миска с жареной печенью, человеческой ногой на красивой тарелке с голубой каемкой и графином томатного сока. Он с охотой уплетал за обе щеки.
Ладно, проверите датчики через десять минут, если будет расти – сделать укол Ипрозолина, полкубика. Только не перепутайте с Изопролином иначе сами пойдете в подопытные.
Девушка с отвращением скривилась.
- Не нравиться? – спросил я, - ну что же ты моя дорогая? Ты же знала куда идешь – в научно – исследовательский государственный институт человека.
- Но мне никто не говорил о каннибализме! – вскрикнула девушка.
- Это не каннибализм, - возразил я, - мы имеем договора с клиниками и моргами, где отрезают больные и ненужные части тела. Здесь же мы их готовим и испытываем. Никто никого не убивает.
Девушка закатила глаза.
- Какое мясо наилучше усваивается организмом? – спросил я, и девушка ровным монотонным голосом ответила, - мясо своего вида.
- Молодец, - похвалил ее я и снова повернулся к стеклу…