Участники Первой мировой об авиации.
Компания 1914 года
В завершении разговора об эффективности деятельности нашей авиации в годы Первой мировой войны, дадим слово ее участникам.
Вот что писал о состоянии царской авиации в начале Первой мировой войны ее активный участник, начальник штаба VII-й русской Армии, а впоследствии видный ученый профессор Н.Н. Головин в своем капитальном исследовании «Россия в Первой мировой войне»:
«В еще более печальном положении находилось удовлетворение потребностей Русской армии в авиации. Производство авиационных моторов в мирное время в России отсутствовало, если не считать отделения завода Гнома в Москве, дававшего не более 5 двигателей этого рода в месяц. Вследствие этого снабжение нашего воздушного флота авиационными моторами могло основываться главным образом на привозе из-за границы. Но наши союзники, занятые чрезвычайным усилением своих воздушных войск, очень скупо уступали нам эти двигатели…
В момент объявления войны на вооружении русской авиации состояли главным образом «ньюпоры» в 70 сил, в некоторых отрядах «фарманы» типа XVI и XXII (учебные аппараты). Материальная часть во многих отрядах была совершенно изношена, и отряды выступили на войну с самолетами, пролетавшими два года».
Прямо скажем, в этом заявлении есть серьезная натяжка: на самом деле, накануне войны эти, закупленные во Франции, аэропланы, еще только начали поступать в войска (в 1913 –первой половине 1914 годов).
Личный состав вновь формируемых авиационных рот русской армии начал получать самолеты только летом 1912 года и, из-за недостаточного освоения этой техники, даже не смог принять участие в традиционных августовских маневрах 1912 года.
Иначе говоря, к началу Первой мировой, за плечами у русских военных авиаторов был опыт эксплуатации своих самолетов в 1913г. и весны-лета 1914 года.
Летчиков в нашей армии тогда было мало, и они еще только осваивали свои самолеты.
«Изношены» они были, скорее всего, не из-за их «старости», или их интенсивного использования, а из-за низкого качества обслуживания, отсутствия запчастей к моторам, и слабой подготовки мотористов.
К началу войны в царской армии ЧИСЛИЛОСЬ по штату:
39 авиационных отрядов, 263 самолета, 129 летчиков и 100 наблюдателей.
Беда в том, что наши тогдашние полководцы очень слабо представляли себе, что делать с этими самыми «игрушками Блерио» (как называл аэропланы тогдашний царский военный министр генерал В.А.Сухомлинов. Авиаотряды (в 6 аэропланов) находились в штате пехотных армейских корпусов.
Командовали ими, как правило, довольно пожилые генералы (55-65 лет) которые прослужили всю жизнь без всяких аэропланов, и, к сожалению, не слишком-то интересовались новейшими техническими новинками и тактикой их боевого применения…
В лучшем случае, их планировали использовать для ближней тактической разведки перед расположением своих войск.
Совсем по-другому было поставлено дело во Франции.
Там, накануне войны, французские войска сумели освоить на практике корректировку артиллерийского огня с помощью своих самолетов. И широко применяли эту тактическую новинку во время контрбатарейной борьбы и обстрелов вражеских позиций.
Это явилось ОГРОМНОЙ неожиданностью даже для «продвинутой» и отлично технически оснащенной германской армии.
Немецкий генерал Э. фон Гепнер в своей книге «Война Германии в воздухе» подчеркивал:
«В начале 1914 года Франция имела в строю 600 самолетов и 300 военных летчиков. Деятельное участие многочисленных авиационных отрядов в маневрах, начиная с 1911 года, и в особенности большое количество корректировок артиллерийских стрельб, проведенных с самолетов, дали возможность накопить в этом отношении богатый опыт, нашедший незамедлительное отражение в инструкциях и наставлениях.
Неожиданный успех в применении самолетов для отыскания замаскированных неприятельских батарей, о чем поначалу даже не помышляли, привел к полному перевороту в тактике французской артиллерии.
Применение массированного артиллерийского обстрела при содействии авиации в борьбе с артиллерией противника было положено в основу боевого устава, принятого незадолго до войны.
… французские летчики, получившие в мирное время отличную подготовку, умело корректировали стрельбу своей артиллерии.
Наши летчики оказать помощь германской артиллерии в этом отношении были не в состоянии. В октябре 1912 года при артиллерийской школе в первый раз была проведена артиллерийская стрельба по указаниям летчиков; затем весной 1913 года три (!) офицера-артиллериста получили специальную подготовку по этому делу и летом были командированы в выдвинутые на учебный полигон артиллерийские полки для осуществления практической связи авиации с артиллерией. Дальнейших шагов в этом направлении вплоть до начала войны предпринято у нас не было.
Теперь ситуация на фронте требовала заняться этим, и это требование было тем более настоятельным, чем ощутимее чувствовался недостаток в снарядах, небольшой запас которых надлежало израсходовать самым действенным образом.
Связь самолета с батареей осуществлялась, как и в мирное время, с помощью световых сигналов; этот способ, однако, очень часто оказывался несостоятельным Вопрос о необходимости совместной работы артиллерии с авиацией зимой 1914–1915 годов обострился настолько, что высшее командование, формируя новые резервные корпуса, предложило Военному министерству создать специальный авиационный отряд для обнаружения целей и корректирования артиллерийской стрельбы. Большим вкладом в это была установка на самолете передаточной радиостанции.
Об осуществлении связи самолета с землей с помощью радиотелеграфа подумывали еще в мирное время, но, видя в ней опасность для летчиков, от ее налаживания отказались. Война устранила и это заблуждение. В декабре 1914 года на фронт поступили первые авиационные передаточные радиостанции. В феврале 1915 года с их помощью был проведен ряд удачных испытательных стрельб. С этого времени совместная работа авиации с артиллерией стала одной из важнейших задач».
О том, насколько эффективно действовали французские артиллеристы и летчики во время битвы на Марне, в сентябре 1914 года, рассказывает историк М.Р. Галактионов в книге «Париж, 1914 (Темпы операций)»:
«В описании Марнской битвы была уже отмечена искусная работа артиллерии 6-го французского корпуса, находившегося на правом фланге 3-й армии; этому корпусу противостоял 16-й германский корпус, а также 13-й корпус.
Действиями артиллерии руководил крупнейший французский артиллерист генерал Эрр. 8 сентября 6 дивизионов 75-мм пушек и 2 Дивизиона 120-мм вели разрушительный обстрел неприятельских батарей в районе Семен, местоположение которых было определено при помощи двух самолетов, корректировавших стрельбу, 9-го к вечеру артиллерия корпуса покинула свои позиции на линии Рамберкур-о-По—Эриз-ла-Птит и отошла на ночлег в тыл…
Ночью артиллерия занимает свои позиции, и с рассветом 18 батарей открывают огонь. Германская пехота скована и не может подняться. Германская артиллерия вначале молчит, но затем открывает огонь, который причиняет потери французским батареям. Однако, «в 10 час. утра генерал, начальник артиллерии корпуса, получает в свое распоряжение самолет, и часть корпусной артиллерии становится на контрбатарейный огонь. Германские батареи засечены и взяты на прицел».
Печально, что наши французские союзники так и не удосужились обучить наших авиаторов премудростям корректировки артогня с воздуха. До окончания участия России в этой войне данный вопрос так и не был налажен в русской армии.
В лучшем случае, у нас пытались корректировать артиллерийский огонь с привязных аэростатов, которые поднимали над позициями на тросе. Эта «колбаса» была очень уязвима для артиллерийского огня противника и действий его истребителей.
Да и вопрос ведения воздушной разведки с помощью аэропланов также не был у нас тщательно проработан.
Например, в штате 2-й («Наревской») Армии генерала Самсонова, наступавшей в августе 1914 г. на Восточнцую Пруссию, числилось 30 аэропланов: в 1-м, 6-м и 15 армейских корпусах имелись свои авиаотряды из 6 аэропланов каждый, а в 13-м армейском корпусе (генерала Клюева) их было целых 12 штук. Однако тактика применения авиации, её использование (хотя бы для нужд разведки и связи) была на самом примитивном уровне.
Сейчас, нередко, пытаются представить деятельность авиаторов 2-й Армии в бравурном стиле:
«Боевую работу авиаторы начали уже в период развертывания войск, и с 1 августа их донесения стали использоваться штабом армии при составлении "Сводок сведений о противнике". Особенно успешно действовал 1 -и авиаотряд, который обследовал район Млава-Зольдау-Лаутенберг. Во время наступления летчики ежедневно вели разведку, вскрывая пути отхода и места сосредоточения войск противника. Так, 9 и 10 августа удалось обнаружить движение на железных и шоссейных дорогах, большие скопления войск противника на левом фланге 2-й армии в районах Доич-Эйлау, Гильденбург и Алленштейн.
Однако эти очень своевременные сведения воздушной разведки были поставлены под сомнение командованием, за что вскоре пришлось поплатиться поспешным отступлением.
Всего за август авиаотряды 2-й армии совершили более 80 боевых вылетов», пишет один из современных исследователей.
Что тут скажешь…
Во-первых, 80 боевых вылетов ЗА МЕСЯЦ для 30 самолетов, имевшихся во 2-й Армии, не слишком-то впечатляющая цифра. Получается менее 3-х вылетов в день для всех самолетов, «обслуживавших» обширный фронт наступления 5 армейских корпусов 2-й Армии.
Во-вторых, эти наши авиаторы не смогли вскрыть усиленную переброску железнодорожным транспортом немцев их армейских корпусов с фронта нашей 1-й Армии (генерала Ренненкампфа) против войск 2-й Армии Самсонова. В результате, этот маневр оказался совершенно неожиданным для нашей Ставки, главнокомандующего Северо-Западным фронтом и самого генерала Самсонова. Его фланговые (1 и 6-й) корпуса были разбиты и в беспорядке откатились в русской границе, а центральные (13, 15 и половина 23-го) корпуса – окружены и сдались германским частям после недолгого сопротивления…
Э. фон Гепнер описывает эти события следующим образом:
«На восточном фронте командование также применяло авиацию для целей дальней разведки. Русским армиям на Немане и Нареве была противопоставлена 8-я немецкая армия. В то время как на Нареве было относительно спокойно — на укреплениях Пултуска паслись коровы, — Неманская армия, по донесениям летчиков, повела наступление на Кенигсберг.
Ввиду этого главные силы 8-й армии были сосредоточены восточнее Мазурских озер, но их действия против армии Ренненкампфа прервались, так как, по сведениям авиационной разведки, Наревская армия также перешла в наступление и 22 августа силою не менее 2-х корпусов продвинулась за линию Прасныш — Цеханов.
Теперь представлялось чрезвычайно важным установить, остановился ли Ренненкампф или он идет на помощь Наревской армии, или продолжает наступление на Кенигсберг.
После того как авиационная разведка донесла, что русская армия только с 24 сентября медленно продолжает наступление на Кенигсберг, сделалось возможным двинуть 17-й армейский корпус из района восточнее Инстербурга и 1-й резервный корпус для решительного удара по Наревской армии под Таненбергом».
После разгрома нашей 2-й Армии, окрыленные победой германские корпуса были вновь переброшены против 1-й Армии генерала Ренненкампфа и тоже нанесли ей тяжелое поражение.
Участник этих боев, командир роты Уфимского полка капитан А. Успенский вспоминал:
«За эту великую войну я дважды пережил этот ужас и позорный - не скрываю - страх, перед преследующим врагом!
Ведь, я лично видел в бою под Гумбиненом отступление немцев - Макензеновского корпуса! Я знал, какие ужасные потери несет отступающий и убитыми, и ранеными, и взятыми в плен... и я чувствовал, что подлое, мелкое чувство страха перед преследователем, овладело всеми нами, начиная с высших начальников и кончая последним обозным рядовым!
Чем дольше длилось это преследование, чем ближе настигал нас враг, тем сильнее проявлялся этот страх: старые, дисциплинированные части не шли, а почти бежали, не только по шоссе и дорогам, а часто и прямо без дорог!...
Это был необыкновенный по быстроте и непрерывности (день и ночь) марш!
Казалось, вот уже ушли от артиллерийского огня, от разрывающихся "чемоданов" и шрапнели противника, и на время чувство спокойствия внедрялось в нас, но... вот опять над нами кружатся немецкие аэропланы, бросаются с них бомбы и откуда-то с флангов летит и рвется над нами шрапнель и гранаты и "такает" немецкий пулемет, поливая нас пулями. Это - немцы на грузовиках быстро подвозят несколько легких орудий и пулеметов, открывая огонь, и производят у нас не столько потерь, сколько паники!
Только, когда подошли мы к р. Шешупе, преследование наконец прекратилось; даже перестали мы слышать ненавистное нам жужжание немецких аэропланов».
Не лучше обстояло дело и осенью 1914 года, когда Уфимский полк в составе XX армейского корпуса снова вторгся в пределы Восточной Пруссии.
Капитан Успенский вспоминал об этом:
«Особенно участились в это время полеты
к нам немецких аэропланов; они все чаще и смелее забирались к нам в тылы, сбрасывая бомбы на наши штабы, небольшие резервы и артиллерийские парки, а иногда и на наши передовые окопы.
Какое неприятное чувство вызывало у нас появление и звук мотора, высоко летящего над нами немецкого аэроплана! Хотя у нас в то время и не было зенитных орудий для стрельбы по аэропланам и немцы это знали, но, все-таки, их авиаторы не решались спускаться ниже и поэтому, бросаемые ими с большой высоты в окопы бомбы, редко попадали в цель. Гораздо хуже были эти взрывы для тех штабов и парков, которые помещались в домах: убитых и раненых там бывало больше…»
Даже спустя 100 лет, тяжело читать эти горькие строчки воспоминаний капитана Успенского...
Обратите внимание на то, какое гнетущее впечатление УЖЕ ТОГДА производили на наши войска немецкие аэропланы.
А ведь особого вреда войскам эти «летающие швейные машинки» ещё не приносили. Не было ещё у немцев ни бомбардировщиков, ни пикировщиков, которые стали настоящим проклятием для нашей армии в 1941-42 годах...
Намного успешнее, для русских войск, складывалось тогда сражение в Галиции, против австро-венгерских армий. Там наши лучшие командующие уделяли много внимания авиационной разведке.
31 августа 1914 г. командующий 8-й армией генерал Брусилов бьет челом Великому князю: "Настоящее время лишился совершенно воздушных аппаратов, столь драгоценных для разведок, что ставит управление войсками в крайне трудное положение. ...Покорно прошу Ваше императорское высочество оказать армии величайшую помощь "Фарманами" и "Ньюпорами". Деятельность летчиков в разведке незаменима."
Просьба Брусилова была удовлетворена, и армия получила 4 самолета из состава Брест-Литовского крепостного авиаотряда. Однако таких просьб было множество, а дефицит самолетов и моторов стал хронической болезнью русской авиации до конца войны.
Начальный период войны выявил плохую организацию в снабжении авиационных отрядов и рот бензином, касторовым маслом, запчастями, палатками и другим авиационным имуществом.
Самолеты и моторы быстро выходили из строя в суровых полевых условиях, особенно с наступлением ненастной осенней погоды, когда остро сказались нехватка палаток и переносных ангаров, использование для аэродромов малопригодных площадок. Уже после первых месяцев войны многие авиаотряды пришлось отвести в тыл для снабжения аэропланами новых систем и для переучивания летчиков на них. Так, пилоты, летавшие на "Ньюпорах", освоили "Мораны". Широко использовалась для вооружения отрядов отремонтированная трофейная авиатехника.
На 1 января 1915 г. потери летчиков составили 33 человека или 14,9% от общего состава. Из них 6 погибли от действий неприятеля, 5 - в авариях, 22 попали в плен и пропали без вести.
А вот потери авиационной техники были попросту катастрофическими, достигая 90-95% от того авиапарка, что имелся к началу войны. Основными причинами потерь были: технические неисправности, ошибки пилотирования, погодные условия и «дружественный огонь» своих войск.
Германских истребителей и зенитной артиллерии на Восточном фронте в 1914 году не было.
Профессор Н.Н. Головин отмечает:
«Через несколько месяцев после начала войны, т.е. в зиму 1914–1915 гг., многие отряды (эскадрильи) очутились в совершенно критическом положении вследствие полной изношенности аэропланов и моторов. Пришлось эти отряды отвести в тыл для перевооружения аппаратами и для переучивания летчиков полетам на новых системах. Часть отрядов, имевших «ньюпоры», перевооружились «моранами-парасоль». Некоторые отряды получили отремонтированные, захваченные нами немецкие и австрийские аппараты; еще позже появились «вуазены» с 130-сильными моторами. Но все это перевооружение производилось без плана и хаотично. К весне 1915 г. большая часть отрядов была перевооружена и вновь появилась на фронте. Начали работать и авиационные школы, но все снабжение материальной частью по-прежнему было неудовлетворительным: мы получали из Франции только те образцы, которые считались там устарелыми».
Продолжение: http://www.proza.ru/2014/10/01/369