В огромном генеральском кабинете величиной с футбольное поле, на массивном дубовом столе поверх каменной подставки восседал Перекидной Календарь. Он был роскошным, листочки лощёной бумаги с чёткими буквами и золотыми вензелями, сложенные ровными стопочками, придавали ему значимость и важность. Ощущая себя во всей красе, он пыхтел от удовольствия и надувался от чувства собственного достоинства. С канцелярской мелюзгой, такой как ручки, карандаши и ластики, он не общался. Разговорами снисходил до деловых бумаг и служебных телефонов. От них узнавал международные и местные новости и давал полезные советы.
Рапорты, письма, донесения и всевозможные инструкции шелестели разговорами из папок с шёлковыми тесёмками. Календарь лениво вслушивался в их болтовню, изредка вмешиваясь в беседы. Так, однажды, он посоветовал Инструкции о порядке и форме одежды солдат и офицеров переобуть служивых в носки и упразднить вонючие портянки. Рапорту о выезде в отпуск за границу - запретить всему офицерскому составу покидать пределы Родины и отдыхать только на российских просторах. А в донесение о плановых учебных стрельбах внёс предложение о внезапности их проведения в труднодоступных местностях. Из всей переписки он брезгливо игнорировал жалобные письма обиженных офицерских жён и анонимные послания. С ними он принципиально не здоровался и пресекал их общение с другими документами. Так, тихо и мирно, в необременительных трудах, протекала жизнь Перекидного Календаря. Генеральский адъютант в полночь исправно перемещал его листы справа налево, отсчитывая его недолгую службу.
Неспешное существование нарушали редкие совещания, проводимые хозяином кабинета, и ежеутренние уборки помещения. Календарь П, как представлялся он незнакомцам при первой встрече, ужасно не любил пробуждаться по утрам от громыхания ведра уборщицы и её навязчивого протирания столешницы и подставки. Несуществующую пыль, которую упрямая женщина пыталась стереть мокрой тряпкой, он ненавидел так, как будто она ровным слоем покрывала его страницы. Каждый раз, когда в воздухе появлялся аромат бытовой химии и дешёвых духов менеджера по чистоте, как именовалась должность уборщицы в штатном расписании, Календарь П ощущал лёгкое удушье и желание нырнуть в ящик стола. Однажды, из чувства мести он толкнул в бок старинную чернильницу, и тёмная жидкость залила полстола. Обиженная чернильница обругала Календарь хамом и не разговаривала с ним целый месяц. Но это было ничто по сравнению с удовольствием наблюдать за стараниями технички по удалению пятна с бархатной поверхности столешницы. Уж она тёрла-тёрла, и средствами разными поливала, и феном сушила, а пятно не пропадало. Ткань на столе поменяли, уборщице попеняли на нерадивость, и Календарь П почувствовал себя отмщённым.
Как-то раз, в очередной телефонной беседе, генерал громким голосом отдавал приказы, а собеседник на другом конце провода торопливо отвечал: "Записываю, записываю, записал. Так точно. Есть!" Вечером Календарь П завёл разговор со служебным аппаратом о дисциплине и расторопности подчинённых генерала. Интерес распространялся на всё: величину жалованья руководящей верхушки, зависимость количества звёздочек на погонах от возраста офицеров, их послужные списки и боевые заслуги перед Родиной. Массивный аппарат, прослуживший в ведомстве не один десяток лет, с удовольствием отвечал на вопросы и пускался в пространные объяснения. Его осведомлённость поражала воображение Календаря П, и он тайно ему позавидовал. Неожиданно разговор зашёл о собратьях Календаря П, что внесло в беседу большое оживление.
- Как они выглядят, что делают, с кем дружат? - разразился вопросами Календарь П.
Телефонный аппарат свысока всмотрелся вглубь кабинета и приступил к повествованию.
- Ну, дорогой мой, - начал он, растягивая слова, - твои братья, как и их владельцы, строго соблюдают субординацию. Чем выше ранг, тем шикарнее твой родственник. Не спрашивай и не волнуйся, равных тебе, как и твоему генералу, в нашем ведомстве нет. Быть может, где-то ещё выше, в кругах, приближенных к президенту, на уровне маршалов и генералиссимусов, живут календари с золотым тиснением по краям листов, на золотых же подставках с мозаичной инкрустацией, но я таких не встречал. А тех трудяг, хозяева которых служат твоему генералу, я знаю не понаслышке. Вот, например, взять сегодняшнего, чей подполковник браво записывал приказания твоего хозяина и бодро рапортовал об исполнении. Знаешь, где он делал пометки-памятки? Нет, не отвечай, не попадёшь в яблочко. Он, бедолага, исписал три дня на своём перекидном календаре. Сегодня, что, вторник? Так вот, вторник, среда и четверг скрылись под его писаниной. Так-то. Другие, что поленивее, дни рождения начальства, жён и любовниц на календарях отмечают, встречи разные, да телефоны-адреса. Родственники, не в пример тебе, сияют всеми цветами шариковых ручек и цветных карандашей. Чем прилежнее офицер, тем трудолюбивее его помощник - брат твой кровный. Это ты сохраняешь девственную чистоту и неприкосновенность. Подчинённых у генерала столько, что напомнят любую дату, мероприятие и встречу. А ты - для красоты и престижа. Повезло тебе, парень. Всё, хватит на сегодня, спать пора, - зевнул и засопел потихоньку.
Календарь П замер и долго не шевелился. Он думал, перебирал в памяти разговор и вздыхал. Он опять завидовал. На этот раз своим собратьям, которые были настоящими товарищами своим офицерам, помогая хоть не в бою, так в строю. На них можно было опереться. Они не подводили. А он? Он был лишь свадебным генералом на чужом празднике. Как же так, зачем ему такая жизнь? Теперь, когда он узнал, как живут другие календари, его жизнь показалась ему серой и никчёмной. Спасти его мог только подвиг! До утра по кабинету разносился тихий шёпот, доносящийся от стола.
На следующий день генерал с удивлением обнаружил надпись на перекидном календаре: «Я Вам не нужен, товарищ генерал!»
Генерал подумал, подумал и сделал запись на листе понедельника: «Наградить адъютанта».
фото из Интернета