Кафе, что расположено на Тверской-Ямской, было обшарпанным, грязным и больше напоминало помещение для бомжей: неприятные запахи, мухи, тараканы, рвота на стенах, иногда и темные следы мочи в углах. Впрочем, действительно, посетителями являлись люди, которых называли социально опущенными, деградированными, неадекватными, психически ущербными, хотя среди них выделялся один мужик, который практически каждый день посещал кафе. На вид ему около семидесяти лет, выпученные глаза с желтыми прожилками, большой сизый нос, дряблые щеки, лысина, среди которых иногда редкими кустарниками торчали седые волосы; очки с треснутыми линзами свидетельствовали, что когда-то их носитель занимался интеллектуальным трудом, пальто из дорогого драпа и модного покроя пахло нафталином, видимо, так спасали от моли, но в тоже время оно было грязным, в заплатках – такие носили сотрудники дипломатической службы; итальянские ботинки были настолько изношены, что из дыр выглядывали вонючие пальцы в полосатых носках. Единственное, что выделяло человека из множества других ему подобных «бичей» - медаль "Мехнат шухрати", который пах чесноком и чем-то непонятным.
Мужчина сидел за столом и пил из треснувшейся литровой кружки прокисшее пиво. Перед ним на газете «Правда Востока» от октября 2014 года лежали белые шарики, в которых нетрудно было угадать кисломолочный продукт «курт», обглоданная вобла, кусок черствого хлеба и надкусанный лук. Мужчина поверх очков подозрительно всматривался в любого вошедшего и тихо пел с восточной мелодией:
«Я старый хрыч Абдулазиз,
И с виду дряблый, неказист.
Люблю пожрать и выпить водку,
Два литра и закуски лодку!
Мне МИД был мал – простор давай!
Кричал Ислам: «Не подкачай!
Ты дипломатию веди,
И путь к баблу скорей найди!»
Проходившие люди пытались понять, что поет под нос этот шарамыга. А тот как ни в чем ни бывало продолжал, не забывая сделать глоток из кружки:
«Я дочь Ислама поддержал,
Хотя весь МИД над нею ржал.
Смеялся я – скажу вам честно,
Мой интеллект был выше – это лестно
Душе моей и карману,
Друзей, врагов – всех обману.
И вот теперь я здесь сижу,
И никого не накажу.
Ведь власти нет и нет призванья,
Тупой совсем – и нет старанья
Приказ Ислама выполнять,
Ушла ведь с поля наша рать!
Но к счастью паспорт русский был,
Об этом я чуть не забыл.
Я в Русь уехал – здесь мой дом,
Хотя считают здесь козлом!
Не скрою – я подлец и хам,
Люблю ужраться в дым и в хлам!
Не нищий я – урвал ведь много,
Увел бабло в свое я лого.
Но жизнь быдла мне всеж милей,
В натуре я люблю свиней!
Я – свин, и хряк, мой брат – баран!
Идет башкой всегда в таран!
Теперь мы здесь – цена свободы,
Но в мыслях мы всегда уроды!»
К мужику подходили люди в сапогах и шапках ушанках, телогрейках,, спрашивали, можно ли попробовать «курт», тот разрешал, и они вместе пили похожее на мочу осла пиво. Потом завязывался разговор.
- Ты кто? – спрашивал какой-нибудь бродяга, щетина которого была острее игл.
Мужик громко икал, еще громче пукал, и отвечал:
- Я был министром иностранных дел Узбекистана, ик, ик! Зовут Абдулазиз, ик-ик, а фамилия моя – Камилов, ик-ик, понятно? А теперь я, ик-ик, российский гражданин!.. ик...
- А-а-а, - протягивал собеседник, по его лицу было видно, что не верит. – А я был прокурором области. Но враги меня подставили!
- А я был воеводой при царе Горохе, - говорил подошедший еще один алкаш.
- А когда, ик-ик, такой был? – пытался вспомнить из истории России кандидат исторических наук Абдулазиз Камилов. Но историком он был хреновым, как и дипломатом и, тем более, главой внешнеполитического ведомства – именно поэтому ему дали пинка под зад и наградили еще зуботычиной, после чего с зубами были большие проблемы.
- До Петра Первого! – послышалось пояснение.
- А-а-а, да, был, - соглашался Камилов и рыгнул так, что все в помещении от страха подпрыгнули. – Но я, скотина ты поганная, был министром при великом эмире Исламе Каримове! Знаете такого?
- Нет, - признавались двое алкашей. – А где такой был?
- Придурки, и с кем я тут сижу пиво сосу? – хныкал Абдулазиз. – Вот, читайте, газета, где написано, что я снят с должности в связи с уходом на пенсию! – и он швырнул газету собеседникам. Те взяли, высморкались на нее и вернули владельцу. – Но пенсию мне дали в Москве, поскольку наш эмир узнал о моем российском гражданстве и отказал в узбекской пенсии! И теперь я живу здесь, на хате, где прописан с советских времен...
Камилов забубнил, что живет в доме, где росла Алла Пугачева, что у него в Ташкенте остался огромный особняк с большим участком на миллионы баксов, но находится он там не может, так как ему путь заказан. «Враги меня подставили, - плакался он. – А я ведь всю внешнюю политику вел, столько добра сделал родине и соседям, я даже формулу «6+2» придумал – это покруче чем теорема Пифагора!»
- Пифагор – это тоже министр? – вопрошали алкаши.
- Пифагор – это... это... – тут глаза у Камилова беспокойно забегали, так как вспомнить не мог, кто это. – Это... ик...
- Это геометр, уважаемый Абдулазиз Хафизович, - послышался над ухом незнакомый голос.
Камилов в удивлении устпавился на худощавого, невысокого роста мужчину с плоским лицом, узкими глазами, нагловатыми глазками, скрытыми полутемными стеклами роговых очков. Вид показался ему знакомым, но кто это, бывший министр вспомнить не мог.
- Не узнали, Абдулазиз-ака? – весело говорил тот, демонстрируя желтые и прогнившие зубы. – Это я же – Баходир Хусанов, был третьим секретарем посольства Узбекистана в Москве, помните меня? Я еще доносы вам писал! Благодаря мне вы одного дипломата вышвырнули из МИДа?
- Да-да, вспомнил, - кивнул Абдулазиз. – А ты чё здесь делаешь, ик?
- Так вы меня потом выгнали из МИДа, - с обидой в голосе произнес Хусанов. – А я ведь был хорошим стукачем, вам стольких дипломатов сдал...
- Да, стукачек ты был отменный, ик-ик, - не возражал Камилов. – Но держать больше тебя не мог, ик-ик, твоего дядю уволили из Совета безопасности, ик-ик, – и на хрен ты мне стал нужен, ик? Нет «крыши» - нет и стула для тебя, сынок, ик-ик-ик! Желающих много, а МИД не резиновый как гандон, ик-ик... Да и тупым ты был, Бахадыр, ик-ик, тебя никто в Управлениях брать не хотел, ик-ик...
- Так думаете, Абдулазиз-ака? А зря. Я вернулся в Москву и работаю здесь официантом, - ответил с достоинством Баходир. – Когда я показал свой диплом и справку с места работы в МИДе, то мне с радостью дали должность главного официанта этого кафе, - и он с гордостью указал на обшарпанную пивнушку. – Я хочу заработать много денег и выкупить его, переименовать затем в «Диплодок» - то есть «Дипломатический гонокок» - так меня называли коллеги в МИДе. Это мой бизнес!
- Молодец, растешь по карьерной лестнице, - вздохнул Лазиз и еще раз выпус тил едкий газ из толстой кишки. Но никого рядом это не смутило – обычное явление в кафе.
- У вас братец был... ну тот, который бабки посольства в Австрии в казино проиграл... Как он? – поинтересовался бывший третий секретарь.
- Так он здесь, под столом, - и Абдулазиз пнул лежавшего у его ног лысого мужчину в порванных панталонах, обмызганной майке и кепке. Тот храпел и прижимал к груди бутылку текилы. – Играть любит... Он проиграл все мои сбережения, поэтому я теперь здесь питаюсь, ик-ик, - и Камилов еще раз с ненавистью пнул братца. Тот ойкнул, но не проснулся. – Старость мою под ветер пустил, ик-ик...
- Но я обиды не держу, приходите, Абдулазиз-ака, я вам меньше мочи в пиво лить буду, - обещал Бахадир.
Камилов улыбнулся и протер свою медаль носовым платком, который на самом деле был шерстянным носком. Он радовался, что были в Москве еще люди, которые с теплотой вспоминали о нем и готовы были служить как в старые добрые времена.