Глава восемнадцатая
«А ЭТО УЖЕ НЕ Я!»
У Галины в душе не было страха. Поздний вечер. Дети спят. Скорее всего, спит и Павел. По нему было видно, что двойные похороны, сожаление об утерянных сокровищах отняли у него много душевных и физических сил. Он даже как-то состарился. Рад, небось, любому выпавшему отдыху. И глупая тетка Вера тоже спит. Ее еще больше все это подкосило. Особенно утрата панталончиков. Как же, вернет она их теперь без Люсеньки! Считай, пропали ее бриллиантовые доллары.
Но она не только глупая, а еще и хитрая. Обманула Павла, остерегается: наверняка, у нее в спальне, в тумбочке еще что-нибудь осталось. Но не это интересовало Галину. Как и спрятанное в склепе, скорой пользы ей не принесет. А вот денежки у нее, непременно, имеются. Жалуется на провал бизнеса, а ездит только на такси, в холодильнике – одни деликатесы, в баре – дорогие напитки. Одевается, как королева. Есть деньжата, есть. Друг сердечный все, все рассказывал любимой. Да-да, и про тумбочку тоже. Она у нее вместо сейфа.
Однажды, когда супруги Мельковские были на работе, Вера Степановна позвала их на пироги. Провела гостью по своему барскому жилью. В спальню завела. Галя удивилась:
- Не жарко, а у вас дверь на балкон приоткрыта.
- Я, деточка, свежий воздух люблю. И когда дома, дверь держу открытой.
- И ночью?
- Особенно ночью. Так лучше спится.
Все прокрутила в голове преступница.
Шла по кладбищу без опаски, даже разговаривала сама с собой. Да так громко, что какого-то бомжа спугнула с насиженной могилки. Крикнула еще ему:
- Дурак, замерзнешь! Двигай в подвал на трубы.
В больницу возвращаться было незачем. Паня обещала сказать ночной дежурной медсестре, что Разину отпустили до утра, если, конечно, та заметит ее отсутствие. Сочувствовала настоящей любви мягкосердечная женщина.
Отошла Галина подальше от кладбища, возле ближайшего мусорника оставила шубейку Зои: заберут мгновенно. Но прежде карманы осмотрела: платок носовой в свой карман переложила. Еще одна улика. Камень из сумки выбросила. Камень и камень. На нем никаких следов.
Сняла сапожки и надела Зоины. Почему? Да потому, что они были очень приметные: индивидуального пошива, с редким отпечатком подошвы и размерчиком.
Остановила такси и доехала почти до самого будущего жилища.
Время – начало первого.
Вокруг никого, да и окна, за малым исключением, темные. А исключение… Одно из окон квартиры Павла, выходящее на балкон, было освещено. Галина поднялась по железной лестнице на второй этаж. Пошла по балкону-террасе к двери Мельковских, чтобы посмотреть в окно.
Облом!
Павел сидел у телевизора, с бутылкой и бокалом. Надолго ли?
Галина не чувствовала холода. Но ждать было невмоготу. От нетерпения даже в мочевом пузыре стало жечь.
Ее повело дальше, к Обуховой. Она собиралась сделать это позже. Но теперь план менялся. Переступая загородку, она чуть не упала со второго этажа. Взяла себя в руки.
Она не хотела убивать Веру Степановну. Но на всякий случай кроме камня она еще в больнице положила в сумочку тяжелую железную ручку, которую нашла возле мусорного бачка на лестнице возле отделения.
Входя в спальню хозяйки, она оставила сумку на балконе, а ручку взяла с собой.
Тумбочку проверить успела. Ни фига ценного. Хотела уйти, а тетка проснулась. Ну, в общем, собралась Галя убить не убить, но вывести из строя женщину, которая полюбила ее, жалела и желала счастья со своим воспитанником. Но не успела. Замахнулась, а та потеряла сознание. От неожиданности Галя уронила свое орудие. Это ручка отбила уголок тумбочки. Наклонилась к Обуховой, потрогала пульс на шее. Показалось, что он затих. Решила, что пожилая тетка умерла от разрыва сердца.
Разина успокоилась. Можно продолжать работу. Но не здесь. Действовать надо только наверняка.
Вернулась к окну-двери Павла. Он все еще сидел у телевизора.
Галина вернулась в спальню Обуховой. Ей и сейчас не было страшно рядом с мертвой. Усмехнулась про себя: «Я не причем. Это дело рук Горевской. Хотела старуху ограбить. Павла ограбила, ибо деньги у него видела, когда помогала устраиваться. Потом совесть загрызла. А как на кладбище оказалась? Одному Богу известно. А там полно бомжей. Убили, вещи сняли». Вдруг вспомнила Галя, что не вытащила из карманов джинсов Зои телефон и деньги. Не поверят в бомжей. Да уже без разницы. Следы настолько запутаны, что ни одна собака ее не найдет.
Дождалась, пока любовник не погасит свет, отсчитала еще полчаса. Она знала, что Павел засыпает быстро. Можно приступать.
Галя быстро спустилась, вошла в подъезд.
И чуть было не столкнулась с Павлом. Он в верхней одежде спускался вниз. Едва успела спрятаться. Хотя при желании он мог ее заметить. Только был весь в себе. Достал на ходу ключи от машины.
Галина выждала минут десять: не вернется ли?
Она натужно засмеялась, глядя на поникшего мужчину:
- Может, сам расскажешь жаждущим полной ясности, куда ночью ездил?
Он поднял глаза, полные отчаяния и муки, кивнул:
- Да, расскажу. Я не мог заснуть в ту ночь... Но кретин Павел Александрович Мельковский не думал ни о тех, кто лежит в земле, ни об утерянных ценностях. Он переживал за женщину, которая только что перенесла сложную операцию, но ей не стало лучше… Короче, я оделся и поехал кататься по ночному городу, чтобы успокоить нервы. По глазам Гали я видел, что ни сообщение о том, что я хочу сделать ей дорогой подарок, ни ключи, которые я отдал ей, как знак того, что отныне мы одна семья, не избавили ее от грусти, упадка духа. Меня всегда успокаивала быстрая езда по пустому городу. Так было и в этот раз. А потом я позавтракал в круглосуточном кафе и отправился за детьми и Зоей Аркадьевной.
Он словно все силы истратил на несколько фраз. Голова его снова поникла, ладони с силой сжали лицо.
А Разина решила, что пора продолжать…
Хозяин сам отдал ей ключи. И она ими воспользовалась. Задолго до этих событий любовник по ее просьбе описал роскошную квартиру, в которой провел детские и юношеские годы. Даже нарисовал планировку. Поэтому, впервые войдя сюда, воровка замечательно ориентировалась.
Прошла по ковру в комнаты.
Подсвечивая фонариком телефона, который месяц назад подарил ей Мельковский, она нашла в гостиной дипломат Павла. Но он был пуст. Занервничала, стала искать сейф. Нашла. На ее счастье он был открыт. Там лежали пачки денег и какие-то бумаги. Зачем-то Разина взяла и их.
Когда она добралась до больницы, утро вступило в свои права.
Без шума пациентка проникла в палату и нырнула в постель. Никто не проснулся. Через полчаса позвали на уколы, сдачу крови и прочие процедуры.
Днем Разина ушла из больницы еще раз. Посетила три банка и выполнила задуманное: положила деньги на несколько именных счетов. Теперь у Кости и Марты были деньги.
- Вот и все, я ничего не утаила. Ваши дальнейшие шаги, майор Оленик, - усмехнулась Разина.
- А как вы полагаете?
- Понятно.
- Завезете попрощаться с детьми?
- Хорошо. Я возьму эту ответственность на себя.
- Постойте! – вдруг произнесла Обухова.
Она была бледна, как смерть, и выглядела намного старше своего возраста.
- Я не буду комментировать услышанное. И не стану задавать риторических вопросов типа: неужели ты, змея, могла меня убить? Уверена, могла. Но вы кое о чем забыли.
- Да? Неужели? Я вам в лицах и, по-моему, высокохудожественно изложила не только факты, но и детали, эмоциональные переживания, участие людей ко мне и так далее. Что же еще вы хотите узнать?
- Где мои панталоны?!
- Я полагаю, у вас в шкафу, где хранится нижнее белье.
Вера Степановна охнула. Мне пришлось вмешаться:
- Госпожа Разина вы достаточно поиздевались напоследок над людьми, которые считали вас прекрасным человеком, любили, уважали, жалели. Я - посторонняя, но и мне было жутко слушать вас. Спасло от шока только то, что мне уже не раз приходилось сталкиваться с подобными вам. И ничуть вашего преступления, повлекшего за собой три смерти, уничтожившего веру в хорошее у тех, кто хотел стать вам опорой в жизни, не оправдывает то, что вы действовали в интересах детей. Не ерничайте, хватит. Верните Вере Степановне раритет, который вы забрали из Мастерской Савинова под видом истинной владелицы. Можете даже не рассказывать, как именно вы это сделали.
Разина отступила на шаг назад, натолкнулась на угол шкафа, вскрикнула от боли, потерла ушибленный бок. Потом внимательно оглядела всех по очереди и обратилась ко мне:
- А это уже ваш прокол, умненькая Стелла. Я прекрасно была осведомлена об этих панталончиках с бриллиантовой вышивкой и уникальными кружевами. О трудностях Обуховой. О том, что Люсьена Викторовна взялась отреставрировать эту королевскую древность. И я, конечно же, мечтала получить ее и сплавить Кириллу Константиновичу. Но я понятия не имею, где находится эта Мастерская, кто такой Савинов. Это правда. Зачем мне скрывать? Я созналась гораздо в большем. Извините, что разочаровала, но это уже не я!..
В отличие от Обуховой, сомневающегося Оленика, (Мельковский перестал реагировать на что бы то ни было), я поверила ей сразу.
Моя интуиция не подвела. На очной ставке Вадим Кондратьевич Савинов категорически отверг возможность превращения Разиной в блондинку, которая приехала за заказом.
Его спросили, почему он так уверен?
- Руки, - ответил он.
- Руки? – не понял Стас, проводивший очную ставку.
- Да. Дама в один из моментов общения должна была снять перчатку. Можно изменить прическу, цвет глаз, толщину носа, щек, прилепить родинку и даже родимое пятно. Увеличить рост: каблуки, толстые подошвы, даже просто свернутая газета вместо стельки. Согнешься, станешь ниже. И так далее. А руки даже возраст человека выдают. У этой гражданочки ладонь узкая, пальцы длинные, тонкие, ногти пилкой обработаны. А у той дамы кисть широкая, пальцы пухленькие и короткие. И еще вот здесь, - Савинов показал на местечко между большим и указательным пальцем, - светлое родимое пятнышко с волосками. Мне еще стало неприятно…
Я, конечно же, не присутствовала при встрече директора Мастерской с Галиной Разиной.
Мне рассказал об этом Стас, когда я в тот же день вечером по жесткому настоянию моего друга и его жены зашла поздравить Аллу Владимировну с прекрасным отзывом в прессе о ее последней фотовыставке.
После обильного ужина я заторопилась домой. Стас пошел меня провожать. Спросил:
- Ты будешь продолжать работать на Обухову?
- Конечно, я обязалась разыскать эти треклятые штанишки, чтоб потаскушке Машке-Антуанеттке на том свете икалось.
- Даю подсказку.
И он рассказал о том, что вызвал Савинова, и тот указал на примету.
- Я подключусь, помогу. Хотя для нашего дела это уже не сыграет никакой роли.
- Поздно, Стасик.
- Что поздно?
- Подключаться. Я уже сейчас могу назвать вора.
Оленик оторопело посмотрел на меня:
- Нет слов. Знала и молчала?
- Ни сном, ни духом. Это ты только что назвал мне имя преступника.
- И кто же это?
- Помнишь понятого при обыске в квартире супругов Мельковских?
- Ну, да. Неприятный такой старичок.
- Сосед Сергей Мартынович Боркович, честный пекарь в прошлом, ныне пенсионер, сдающий комнаты одиноким мужчинам. Пятнышко родимое. Пила я с ним коньячок и наливочку у госпожи Обуховой, беседовали о его жизни, о лже-Мельковском. Он рюмочку этак двумя пальчиками держал, а между пальчиками оно и было, противное такое с волосками. И ручка у него примечательная. Кисть короткая и широкая. Сам худой, а пальчики, как вареные сосиски. Недаром он мне показался скользким… Что ж. Теперь нужно доказать и вернуть.
- Ну, Стелла, ты даешь!
- Не я. Обстоятельства.
- Обухова по-прежнему не хочет передавать дело нам?
- Категорически.
- Тогда действуй. Если что-то будет нужно…
- Непременно.
Глава девятнадцатая
СЕДИНА В БОРОДУ – БЕС В РЕБРО
Вере Степановне я пока ничего не сказала. Моя уверенность в виновности Борковича еще не прямое доказательство. Мало ли у кого может быть родимое пятно именно в этом месте. Но уж слишком много совпадений. Живет Семен Мартынович прямо под Обуховой. Называет ее Верочкой, значит, они часто общаются или общались. «Честное» прошлое вызывает сомнения. По крайней мере, у меня. И вообще он мне не понравился.
Что делать? По-моему, еще Чернышевский публично задал этот вопрос миру.
И вот им уже который раз в своей нелегкой жизни частного детектива озадачилась я.
И как раз в разгар раздумий над вопросом веков позвонила моя клиентка
- Здравствуйте, Вера Степановна, как раз о вас думала.
- Но не позвонили. А я ждала. Вы же обещали!
- Как только придумаю очередной ход. Но я еще только у двери, подбираю ключик.
- Не верю, Стелла. Вы так быстро вычислили Разину… Я еще раз хочу спросить: это точно не она?
- Абсолютно. И, вероятно, я могла бы назвать вам вашего воришку. Но не стоит меня торопить. Нужно сделать так, чтобы он сам открыл себя.
- Вы меня обнадеживаете?
- Скорее всего, да. Потерпите немного.
- Сколько?
- Надеюсь, день-два. Максимум, три.
- Я готова ждать и дольше, лишь бы был результат. Но я сейчас звоню вам по-другому делу.
- Слушаю вас.
- За мной кто-то следит.
- Вы уверены?
- Абсолютно. Вы как-то сделали мне комплимент в отношении некоторых моих качеств. Я, действительно, с детства обладала наблюдательностью. Вынуждена была, чтобы не упускать из виду Сашу. Ревновала страшно, хоть и понимала, что могу рассчитывать только на роль душевного друга. Так вот, к делу. Вы не могли бы приехать ко мне? По телефону не хочется.
- Конечно. Сейчас все мое время – ваше. Но если можно через пару часов.
- Буду ждать.
Утром я узнала, что моя бывшая учительница физики из реанимации переведена в обычную палату. Я хотела ее навестить и спросить, не нужна ли ей помощь? Кто-то хотел убить всю компанию и подсыпал яд в крепкие напитки. Агнесса Ивановна выжила, и не факт, что попытка лишить ее жизни не повторится. Кому-то это же было нужно? Правда, единственный мужчина этого маленького кружка выжил, и на него пало подозрение. Его, конечно, задержали. Но вскоре выяснилось, что Андрей Анатольевич Криницкий остался жив потому, что заболевание (справку представил, врач подтвердил) не позволяло ему употреблять алкоголь. И в тот вечер он едва пригубил десертное вино. Однако с него взяли подписку о невыезде до окончания следствия.
Я не предполагала, что Степнова узнает меня. Я – лишь одна из многих ее учениц. Классной руководительницей она в моем классе не была. Но Агнесса Ивановна не только узнала:
- Стеллочка, какими судьбами ты ко мне? Неужто из-за…
- Что вы имеете в виду?
- Но ты же у нас – частный детектив! Я читала о тебе, даже искала в прессе заметки о твоих приключениях.
- Приключениями это назвать трудно. Но, знаете, я польщена. Очень рада, Агнесса Ивановна, что вы живы и, как говорит, врач, быстро идете на поправку.
- Но все же, откуда ты узнала обо мне? Случайно?
- Я была в тот день в кафе, зашла перекусить. Потом справлялась о вас каждый день. Не нужна ли вам помощь, Агнесса Ивановна?
- Насколько я знаю, эти делом занимаются органы.
- Но и вмешательство известной Стеллы Ханны не помешает, правда? – знакомый голос раздался за моей спиной.
Обернулась. Вскочила.
- Лерка!
Мы бросились в объятия друг другу.
Валерия Фирсанова училась на три класса младше. В юном возрасте - это непреодолимое препятствие для дружбы. Но однажды на меня напали хулиганки. Было это летом. Ранним воскресным утром я с рюкзаком за плечами спешила на встречу с одноклассниками. Мы собирались в поход на неделю в Кумжинскую рощу. Дочкам дворничихи понравились мои кроссовки и заинтересовало содержимое рюкзака. Поганки были моего роста (тогда где-то метр 74) и возраста (15, 16, 17 лет), но каждая весила на десяток кг больше. И их было трое, обозленных несправедливостью жизни. Сопротивлялась я отчаянно, но они повалили меня и стали бить ногами. Внезапно с диким криком на гадюк налетела какая-то незнакомая девчонка. В руках у нее был отрезок арматуры. Не думая о последствиях, она стала лупить моих обидчиц. Убежали они с воем. А девочка помогла мне встать и вернуться домой. Ни о каком походе уже не могло быть и речи. Синяки прошли только через десять дней. Я лежала в постели и обещала себе, что уйду из «большого» баскетбола и пойду в бокс. Была, конечно, идея заняться борьбой сумо. Привлекало то, что можно было есть часто и много, много вкусного. Но я вспомнила о жуткой спортивной форме сумоистов, и желание пропало напрочь.
Двенадцатилетняя Валерия навещала меня каждый день. У нас было много общего: любовь к литературе, истории, географии, ненависть (при хороших оценках) к математике, физике (ненавистной химии у Лерки еще не было). Нам очень нравился артист Андрей Миронов (без девичьей влюбленности), мы презирали девчонок-фанаток популярных певцов. Обе любили рисовать и терпеть не могли писать письма..
Иногда мне казалось, что Лерка старше меня. Она была рассудительной не по годам. И умела постоять за себя не только кулаками, натренированными в детском доме, где воспитывалась, но и словами.
Мы дружили год. А потом Фирсанову почему-то перевели в азовский детский дом. И так как для нас писать письма было тяжкой обузой, отношения прервались.
- Мама, ты ведь не против, если я попрошу Стеллу поучаствовать в нашей судьбе?
- Мама?!
- Агнесса Ивановна удочерила меня за год до совершеннолетия. Так случилось. Я вернулась в Ростов после того, как меня «выпустили на свободу». В общем, это отдельный разговор. Мы же теперь будем встречаться. Я оплачу услуги частного детектива, не сомневайся.
- Не будем о деньгах. Я возьмусь найти отравителя бесплатно.
Я рассмеялась от радости, что Степнова идет на поправку:
- Считайте, это в благодарность за то, что вы меня не мучили физикой.
Я записала телефон Валерии и отправилась к Обуховой.
Вера Степановна от нетерпения вышла меня встречать.
- Долго вы.
- Я же предупредила. Что у вас случилось?
- Меня преследуют.
- Это я уже поняла. Но кто и как вы это поняли?
- Пойдемте на кухню. Я заварила замечательный чай.
И за чаем Обухова поведала мне следующее…
Любовь к Александру затмила в ее жизни всех мужчин. Она до последнего верила, что когда-нибудь он будет с ней. Принадлежать полностью: и душой, и телом. Она, конечно, с трудом представляла, какой будет самый первый акт близости, как она расстанется с девичеством. Боялась, надеялась и желала этого всем своим существом. И чтобы любимый не испытал дискомфорта решилась на операцию. Несколько лет назад прочитала в газете, что клиника профессора Конячкина в лечебных целях проводит искусственную дефлорацию. Но как-то откладывала посещение клиники.
И вот Саши не стало. Не стало вдруг и проблемы. Женщина словно мир заново увидела. И обнаружила, что он полон симпатичных мужиков. А те еще обращают на нее внимание и пытаются познакомиться.
Два дня назад она не отшила одного из таких. Мужчина был ненавявязчив, но так уморительно мил, что Вера согласилась с ним встретиться. Познакомились они утром в магазине, а увиделись вечером в кафе «Муромец». От дома женщина шла пешком. Это заняло двадцать минут. Всю дорогу она чувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Оборачивалась несколько раз и видела бомжа. Он сразу же прятался в нишу, или заскакивал в ближайшую дверь.
В кафе, общаясь с Дмитрием Мироновым, работающим пенсионером, она забыла о преследовании. Ей было интересно с этим невысоким, седым, но очень симпатичным врачом-педиатром. Он знал много любопытных историй. В меру шутил, в меру был серьезен. Заказывал, не задумываясь о цене, но деликатно дал понять, что живет на пенсию и зарабатываемые в поликлинике деньги. Вера захотела продолжения встреч. И когда он пригласил ее в субботний день в Музыкальный театр на «Травиатту», с удовольствием ответила согласием.
Дмитрий признался, что дома его ждут внуки, семилетняя Машенька и тринадцатилетний Митя. Их родители, сын Миронова и невестка, погибли в авиакатастрофе. Теперь за ними смотрят он и няня. Но та уходит в семь вечера. Митя, конечно, большой мальчик и может присмотреть за сестричкой, но растет он несколько капризным и делает только то, что желает сам.
Вера Степановна уверила его, что доберется домой одна. Живет она недалеко и с удовольствием пройдется пешком. Без обид, правда.
Время было детское, всего восемь часов.
Попрощались, и Вера в счастливых мечтаниях отправилась восвояси. Но вскоре кавалер догнал ее:
- Нет, Вера, не могу вас отпустить одну. Подождут мои ребята.
Они пошли рядом. Было скользко, он предложил взять его под руку.
И снова – этот взгляд. Оглянулась – тот же бомж. И гораздо ближе, потому что в темноте боялся ее упустить из виду.
Самое удивительное, что-то в повадках, в походке бомжа было знакомо женщине.
А тут еще сосед, Семен Мартынович стал все чаще и чаще попадаться на глаза. И в гости наладился ходить. Даже не в гости, а так, на минутку. То у него соль в доме кончилась, а в магазин поздно идти, то еще что-то понадобилось.
Я спросила:
- Это началось ни с того, ни с сего?
- Да нет… Несколько лет назад он пытался за мной ухаживать. Даже предложение делал. Я, конечно, отказала. Он не сразу успокоился, надеялся добиться взаимности. Потом к нему из Москвы какая-то дальняя родственница погостить приехала. Молодая женщина, лет двадцати пяти – двадцати семи. Семен вроде на нее переключился. Водил в театры, в музей, даже в рестораны. Но та погостила и смоталась обратно в столицу. Похоже, он снова пытается завоевать мое расположение.
Вера Степановна вдруг замолчала, что-то запало ей в голову. Она даже помотала ею. Потом уставилась на меня:
- Стелла! Да ведь это он!
- Кто он?
- Бомж… Походка Семена. Волосы… Он аккуратненько их назад зачесывает, прикрывая лысину. Но на лбу их еще достаточно. Он просто спустил их на лоб, виски. До носа в воротник лицо спрятал… И за час до моего похода в кафе ко мне заходил. Сказал, что у него телевизор испортился, попросился любимое кино посмотреть. А меня досада взяла. Отказала, сославшись на свидание. Точно, это он. Так что зря я вас побеспокоила. Это он приревновал.
- Нет, Вера Степановна, не зря. Не хотела раскрывать карты, но теперь придется. Только сначала очень хорошо подумайте и ответьте мне на один вопрос: при каких обстоятельствах вы обсуждали с покойной Мельковской проблему реставрации раритета?
- Да мне и вспоминать не надо. Я вышла на балкон, чтобы снять полотенца с веревки. Люблю сушить вещи на морозе, такой свежий запах… Но я не о том… Люся стояла у своих дверей и курила. А как раз накануне я вела переговоры о продаже. Как я уже говорила, панталоны уходили, но с одним условием: нужно было восстановить вышивку и кружева. Вот мы с Люсей и обсудили возможность заказа в ее Мастерской без предоплаты. Я просила, чтобы она уговорила своего Савинова подождать, пока я не получу деньги. Люся ответила, что кому бы другому Вадим Кондратьевич и отказал, а ей не сможет, она завтра же оформит заказ.
- Значит, вас мог подслушать кто угодно?
- Никого рядом не было.
- А внизу?
- Что внизу?
- На первом этаже точно такая же терраса,.
- И что?
- Прямо под вами живет Семен Мартынович…
- Вы думаете это он?
Обухова невесело рассмеялась:
- Ничего нелепее не слышала. Старик маскируется под блондинку средних лет…
- Неопределенного возраста.
- И как он это сделал?
- Предполагаю, что он случайно подслушал ваш разговор. И решил воспользоваться полученной информацией.
- Но зачем? Он не занимается антиквариатом. Ничего в этом не понимает, не владеет нужными каналами. А продать просто так не сможет, разве что отрезать бриллинтики. Но не думаю, что из-за такой суммы он стал бы так напрягаться. Мотива нет.
- Я тоже думала над этим. Мотивов могло быть несколько. Но вы подсказали мне верный.
- Да? И как я сама этого не заметила.
- Семен Мартынович любит вас, хочет жениться. Не такой он и старый для этого. Кому приятно жить в одиночестве? Он либо хотел наказать вас за отказ выйти за него замуж, либо решил, что сможет обменять панталоны на ваши руку и сердце. Кстати, о руке. Директор Мастерской назвал одну примету «блондинки».
- Любопытно.
- Родимое пятно между большим и указательным пухленькими пальцами на короткой и широкой кисти.
Вера Степановна ахнула и прикрыла ладонью рот. Потом выдохнула со стоном:
- Не может быть. Ну, гад. Пойдемте немедленно к нему.
- И что? Он посмотрит на нас, как на идиоток, и отвертится. Его нужно поймать с поличным.
- Как?
- Я уже придумала…
И объяснила Обуховой, что от нее потребуется.
Глаза женщины загорелись огнем мести. Но волнение, охватившее ее, мешало нам выполнить задачу. Мы пошли на кухню, где в специальном баре-холодильнике хозяйка держала спиртные напитки. Мне при первом посещении еще показалось странным, что одинокая дама, у которой и друзей-то раз-два и обчелся, могла предложить мне на выбор коньяк, ликеры, хорошее французское вино, элитную водку…
Теперь же, гостья, угощая хозяйку ее собственным коньячком, рискнула задать интересующий ее вопрос. И Вера Степановна, снимая лишнее волнение, дала четкий ответ:
- У меня такой бизнес, что клиенты, в основном, мужчины. Они всегда оставались, надеюсь, будут оставаться, довольны нашим обслуживанием, продукцией. Ну, приятно им отблагодарить поставщика. А фантазии у деловых мужиков – кот наплакал. Это, как правило. Вот и несут стандартный набор: цветы, конфеты, дорогие напитки. Отказываться, сами понимаете, ни к чему. Да и грех обидеть человека, он же от чистого сердца. Цветы я оставляла в офисе, у меня на них аллергия, да и равнодушна я к ним.
А конфетками и рюмочкой того-другого мы иногда с Люсей или с Пашей баловались. Саша с двадцати лет спиртного не употреблял. Как-то напился с друзьями и похулиганил немного…
- Немного, это сколько?
- Хватило, чтобы его на пятнадцать суток забрали. После этого ни грамма не позволял себе. Но против того, чтобы мы с его женой дегустировали подношения, не был. Потом, мы и праздники отмечали, как нормальные люди. Между прочим, Аллочка Оленик ко мне в гости редко, но заходит. А специально я ничего не покупаю. Довольны?
- Вполне. Ну, что, готовы?
Женщина с шумом втянула в себя воздух и резко выдохнула:
- Да!
- Тогда действуем. Лишь бы ваш сосед был на месте.
- Он обычно в это время всегда дома. Давайте послушаем.
Мы вышли на балкон. Обухова сделала знак: молчите.
И я услышала живую музыку. Кто-то великолепно играл «Лунную сонату».
- Это Семен Мартынович упражняется, - усмехнулась Вера Степановна. – Я мало понимаю в музыке, но мне кажется, что он неплохой пианист.
- Замечательный. Хотя я тоже не сильно разбираюсь. Даже жалко прерывать.
- Он сейчас будет заканчивать.
Мы отвинтили от стены одну сторону книжной полки с литературой, которой хозяйка не слишком дорожила. И «аккуратненько» разложили книги на полу, тумбочке под полкой. Полюбовались: очень даже похоже, что все произошло случайно.
Вера Степановна пошла звать соседа на помощь. А я спряталась в соседней комнате, оставив дверь открытой. Так, чтобы не только слышать, но и видеть происходящее. Если я права, то мужчина не будет замечать вокруг ничего.
Вернулась Обухова быстро. Она извинялась перед Семеном Мартыновичем за беспокойство. Он уверял ее, что ему только приятно помочь соседке. Только разохался и разахался, когда увидел беспорядок в идеальной обстановке ухоженной квартиры своей симпатии.
Инструмент он принес с собой. И довольно умело стал им пользоваться. При этом сочувствовал отсутствию мужских рук при такой красавице.
Все правильно. Вступление «артистки».
- Не говорите, сосед. Раньше все как-то не замечалось. Молодая была, справлялась и с мужской работой. Да и Саша Мельковский помогал, если у меня какая авария вышла. А сейчас чувствую, надо, надо на старости лет подружиться с кем-нибудь, а там, глядишь, и по сердцу придется. На днях познакомилась я с одним приятным человеком. Все вроде хорошо: работает, пенсия приличная, внимательный. Сходили с ним в кафе…
- А еще говорила, что лысых не любит,- не утерпев, прошептал дядька и погладил свою собственную лысину в обрамлении довольно длинного венчика волос.
- Что-что? – не расслышала Вера Степановна.
- Это я вслух сказала, что полочка отменная, еще долго прослужит.
- А…
- Продолжайте, я внимательно слушаю. Вы сказали, что побывали в « Муромце».
- Разве я назвала кафе?
Он спохватился и чуть не перевернул стул, на котором стоял. Быстро нашелся:
- Я просто подумал, что вы пошли именно туда. Оно ближе всего к нашему дому.
Я так громко прыснула, что Обухова испугалась:
- Ой, снова через балкон чья-то кошка залезла. Пойду, посмотрю.
Зашла в комнату и показала мне кулак. Я отчаянно замотала головой: извиняюсь, мол.
Она вышла, спросила у Борковича:
- Получается?
- Дело мастера боится. Так вы решили замуж выйти, Верочка?
- Есть такая идея.
- За вашего лысого?
- Лысого? Разве я рассказывала о его прическе?
- Это я предположил.
- Ясно.
Есть! Два прокола. Это он следил, вариантов нет. Теперь нужно убедиться, что Сеня украл штаны «австриячки».
- Знаете, Семен Мартынович, что-то не расположило меня к этому человеку. Придется присмотреться к кому-нибудь другому.
Старичок лихо спрыгнул со стула, но кряхтенья сдержать не смог.
- Осторожнее, - взволнованно произнесла хозяйка.
- Верочка, ну зачем вам искать кого-то? Присмотритесь ко мне. Ну чем я плох? Не бомж какой-нибудь, чтобы из-за жилья к даме пристраиваться. Можем жить у вас, можем у меня. Одну квартиру продадим или сдавать будем. Уже прибыль какая. Снова ж, пенсия у меня приличная, да и в банке кое-что имеется. Я – хозяин экономный, но не скупой. Хотите, будем путешествовать, мир посмотрим. Готовить умею, стирку за особый труд не считаю. Поговорить могу обо всем: политике, искусстве. А хотите, буду по вечерам вам на фортепьяно играть.
Дядя разволновался не в меру. Подумала: что и ему коньячок не помешал бы.
Вере Степановне, наверное, хотелось смеяться, но она вела свою роль стоически:
- Ой, не нужно столько слов, Семен Мартынович. Я и так знаю, что вы человек порядочный, достойный, но…
- Если вы о, извините за нескромность, мужском моем состоянии, то я еще вполне соответствую.
Меня стало накрывать, пришлось рот рукой зажать.
Но Вера молодчина, держалась:
- Да я и не сомневалась. Но давайте отложим разговор…
- На сколько, Верочка? Вы же знаете, как я отношусь к вам, я давно люблю вас, на все готов, чтобы быть рядом. А то любуюсь, любуюсь… Но этого так мало. Мне хочется, чтобы мы могли вместе что-то делать, работать, отдыхать…
Обухова подошла к мужчине, который был на полголовы ниже ее, погладила по плечу:
- Семен Мартынович…
- Верочка, почему не просто Семен, Сеня?
- Семен, у меня сейчас есть одно важное дело. Если оно выгорит, я подумаю о вашем предложении, обещаю. Если нет, то я навсегда оставлю идею замужества.
- Я могу помочь?
- Нет, - Вера Степановна нахмурилась, захлюпала носом и вполне натурально зарыдала.
«Жених» бросился ее успокаивать и настаивать на том, чтобы она открылась ему.
И, согласно нашему уговору, Обухова рассказала о «блондинке-воровке». О том, что значил для нее этот раритет. И как она решилась с ним расстаться, чтобы спасти свой бизнес и надежду не только на обеспеченную старость, но и сохранение любимой работы.
- Теперь я в непоправимом положении. И мне ничто не мило. Потому и не расположилась к такому положительному человеку, как врач, с которым я была в кафе. Кстати, он снова пригласил меня в субботу на спепктакль. Наверное, все же пойду, развеюсь…
Семен Мартынович бухнулся на колени, схватил руку женщины и стал покрывать ее страстными поцелуями:
- Вера, Верочка, не ходите, не надо. Я для вас, для вас… все, что угодно. У меня есть связи в определенных кругах. Через них я могу выйти на любые структуры. Меня знают. Меня уважают. Обещаю, что разведаю, сыщу ваше сокровище. Только дайте надежду, прошу вас.
Обухова еще поплакала, поломалась для виду и милостиво дала желаемое.
Короче, полку Сеня починил и поскакал, окрыленный, «искать» панталоны.
Несмотря на не слишком веселые обстоятельства, мы славно посмеялись. Потом начали гадать: как быстро и каким образом он их вернет? Суббота послезавтра. Он не должен допустить, чтобы любимая пошла в театр с другим.
Отсмеявшись, Обухова спросила:
- Как вы думаете, зачем он это сделал?
- Одно могу сказать: ради того, чтобы доживать свой век с вами. А вот, что у него было в голове в связи с этим, не могу даже предположить. Однако скоро узнаем из первых уст…
Глава двадцатая, заключительная
РАЗБИТОЕ СЕРДЦЕ
Наивный дядя Сеня решил, что Верочка поверила в его обширные связи в «определенных» кругах. И в пятницу принес свою «находку».
Мы договорились, что как только это случится, Вера Степановна разыграет осчастливленную женщину, станет всячески благодарить его, угощать. Непременно угощать, чтобы я по ее быстрому звонку смогла приехать и расколоть вора.
Я явилась как раз вовремя. Лоснящийся от удовольствия и обильной вкуснятины Боркович принимал ухаживания Обуховой с тайной надеждой, что она сразу скажет ему «да». Он был на седьмом небе и поэтому обрадовался даже мне:
- А мы с вами виделись. Не так ли?
- У вас прекрасная память. Принесли штанишки владелице, «блондинка на час»?
Он резко вскочил ан ноги, стул опрокинулся, бокал с коньяком выпал из задрожавшей руки.
- Что?! Что вы несете, милая?..
- Не будем упираться, Семен Мартынович. Сядьте, пожалуйста. И выслушайте меня.
Он потрясенно обернулся к хозяйке, минуту назад щедро угощавшей его жареным цыпленком по-грузински, блинчиками с красной икрой, вишневой наливочкой:
- Верочка, что эта дамочка себе позволяет?
- Сядьте, сядьте,.. Сеня. И внимательно выслушайте эту дамочку, если не хотите, чтобы мы вызвали полицию…
Через десять минут убитый обличением влюбленный живо излагал причины своего поступка.
А они, действительно, заключались в безответной любви Сени к Верочке. Как я и предполагала, он случайно подслушал разговор Обуховой и Мельковской. Они не просто договаривались о сделке. Все было детально обговорено. День приема заказа назначен. Обухова попутно рассказала подруге о том, что единственная надежда спасения бизнеса в продаже раритета.
Семен Мартынович заверил нас, что тогда он искренне пожалел нравившуюся ему женщину. Но и немного позлорадствовал: отказала ему, а он бы мог поддержать ее не только деловым советом, но и деньгами. Не пожалел бы заначки на черный день. А пришлось бы, так и квартиру продал. Точно бы хватило. Он не знал о любви Верочки к Мельковскому, но догадывался, что какая-то тайная история не позволяет ей быть счастливой. И в отказе ее он видел препятствие, но только не в своей личности.
Услышал о бедах соседки и что же? Не собирался он ничего воровать. А потом Люсьену убили. Его тогда осенило: он все знает, значит, сможет изъять панталоны. Они, скорее всего, уже отреставрированы. Он заберет их. Узнать, где располагается Мастерская несложно. Адрес ему дали в музее. Там же рассказали о замечательном директоре, упомянув, что иногда его обманывали. Уж очень он доверчивый.
Доверчивость на руку.
А Вера будет в отчаянии. И вот он, рыцарь без страха и упрека, найдет возможность вернуть ей утраченное. И тогда любимая станет его женой хотя бы из благодарности.
Все это напоминало абсурд.
Так я ему и сказала.
А он в ответ упал перед Верой на колени. Нравилось ему, что ли, такая романтическая поза?
- Верочка, клянусь такой клятвой, которая никогда не может быть неверной. Вот вам крест, что говорю правду. Пусть, если вру, останусь в старости без жилья, без пенсии, без своего фортепьяно. Сейчас, как подумаю, на что пошел, самому страшно становится.
Он заплакал, поднял на нее глаза:
- Я люблю вас очень сильно. Раскаиваюсь. Умоляю, поверьте и простите.
Вера простила. Но в субботу пошла с врачом-пенсионером смотреть оперу.
А в воскресенье познакомилась с его внуками. Принесла хорошие подарки детям и очень этим им понравилась.
Позвонила мне в понедельник вечером:
- Стеллочка, привет.
Голос ее был совсем молодой и счастливый.
- Здравствуйте, Вера Степановна. Как дела?
- Я готова рассчитаться с вами. Подъезжайте завтра к банку «Приват-велюр» в десять утра. А потом мы с вами пойдем в ресторан обедать. Я познакомлю вас с моим женихом.
- Вот как!
- Да, я влюбилась, Стеллочка. Влю-би-лась. И это в шестьдесят лет.
- Есть такая расхожая фраза: «Любви все возрасты покорны». Рада за вас и завидую. Как там Павел?
- Помирился с Розой. Хочет перевезти ее к нам в дом. Марта и Костя здесь. Не знаю, как они найдут общий язык. Дети спрашивают Павла о маме. Он говорит, что она снова в больнице.
- Так и есть. Галю положили в больницу. Разиной удастся избежать суда. Ее лечащий врач утверждает, что жизни в пациентке от силы на несколько дней. Павел может привезти к ней детей… попрощаться. Кстати, как он собирается с ними поступить?
- Сказал, что не оставит их. Будет воспитывать.
- А Роза и Лида?
- Я знаю, что он признался им во всем. Не думаю, что это доставило радость жене и дочке, но простят все друг друга со временем. С желанием мужа оставить детей Роза почему-то сразу согласилась. Но это уже их дела.
- Несчастным у нас остался пекарь-музыкант. Жалко мне дядьку. Он лучше, чем я о нем думала.
- И мне жаль, Стеллочка. Но сердцу не прикажешь. У меня оно сейчас полно новыми чувствами.
- А у Сени этот орган разбит вдребезги.
Обухова промолчала…
На следующий день позвонил Стас и сообщил, что Галина Разина умерла минувшей ночью. Не успела попрощаться с ребятами. А Василию Лотыреву дали три года, учитывая его воинские заслуги.
Вот так и закончилось мое дело о панталонах Марии-Антуанетты, любимой жене Луи Шестнадцатого, ненавистной для французского народа «австриячки», законодательнице мод и просто женщине, стремившейся как можно больше любить.
Начиналась новая работа: поиск маньяка, единым часом отправившего на тот свет пять пожилых дам и на больничную койку мою школьную учительницу.
Вперед, Стелла! Вперед!