Неважное выдалось лето – на южном склоне холма раньше времени зарделись по кайме листьев старые клёны. И лишь по вечерам вид их приходился по душе: вспыхивали алым пламенем кроны деревьев от канувших в розовые облака светил и обдавали золотом посеревшие черепицы крыш. От нагретых булыжных мостовых исходил аромат калёных орехов. В кривых, уходящих наискось, улочках горожане становились ленивыми от испарины. Но едва часы на купеческой башне отобьют «вечерку», а город затянет поволокой сумерек, холодный ветер загонит обывателя к горячему очагу.
Именно в такие вечера охота засидеться допоздна за кружкой густого пива, да почесать языком, что делают, особо конечно, и мужики, и бабы, а если праздник, то и малые ребята. А уж, какие разговоры заводят, какие враки, да слухи пускают, не наслушаешься. И хозяева гостиных дворов и бражных как нарочно затевают своё пиво. Едва скрипнет сосновая дверь, в проёме мелькнёт шатающийся гуляка, с бережением закроет за собой, так по околотку пойдёт гулять хмельной дух. Тут тебе и ячменное, и пшеничное пиво, и еловое с полынью, и медовое с тмином, и имбирное; а ещё вина медовые, фруктовые, ягодные отвары, медвежий сбитень. И деревня в том ничуть не уступает городу. Каждая уважающая себя девушка – и семья её – едва ли откроется сватам хозяина, если у того на подворье нет сруба с очагом для хмеля.
– Местные бабы, – бормотал себе под нос, закутанный в бесформенные одежды человек, – знают толк в пиве. Не чета нашим риважанам. И сами девки белые, жирные, есть, где ухватить.
– А ты точно служишь Фаракку? – скорее раздражённо, чем заинтересованно осведомился второй, укрытый в тюках соломы.
Эти двое затаились близ старого амбара, принадлежащего состоятельному владельцу пивоварни и гостиного подворья. Время от времени они незаметно сменяли друг друга: один дремал, второй неустанно следил за дверным проёмом. В тусклом латунном отсвете из узких окон рябили тени, шумели горожане – вечер только начинался.
– А ты кого ожидал увидеть? – благосклонно отозвался соглядатай. – Сурового молчаливого воина одним видом внушающего ужас? Сказок начитался?
– Я не за сказки служу, – сбивчиво прогнусавил его товарищ. – Из благородных помыслов…
– Сопляк, – беззлобно прервали его. – Что ты передо мной вытягиваешься? За нами мертвецы не следят – охота им монеты тратить. Они за этим-то уследить не могут. Фараккийцы, – последнее слово он произнёс бесцветно, но без придыхания.
Помолчали. Сумерки сгущались, и будь ты хоть солёным, бывалым, пронизывающий ветер не даст забыться.
– Слышь, мил человек, – скучным голосом позвал соглядатай. – А ты знаешь, как долго таится уже доходяга в зарослях акации? Долго. А ему, бедняге, и покалякать не с кем.
– Что? – встрепенулся сменщик, откидывая капюшон. – Где?
– Эх, зелень, – по-отечески покачал головой его старший товарищ. – Он тут до нас ошивался, и ножик у него припасён не каравай резать. Тоже ждёт.
– Кабы не помешал, – с досадой поморщился молодой с пробивающимися усиками и бородкой человек, тряхнув копной тяжёлых русых давно не мытых волос.
Ор мужицких голосов прорезал глушь позднего вечера. По глазам резанул свет из раскрывшейся двери. За порог шагнул детина с замечательной широтой плеч. Белый фартук поверх засаленной рубахи и штанов давал понять, что тот слуга подворья. За шиворот он едва не нёс пьянчужку с кривыми, колесом, ногами. Выйдя из-под голубца, венчающего подворье, здоровяк с видимым удовольствием поддал коленом загулявшего гостя. Тот мешком, но со значительным грохотом свалился на булыжный тротуар. Едва служка скрылся, гость, как ни в чём не бывало, сделал усилие, встав на четвереньки. Вытянул широкий засапожный нож, с всхлипом утёр нос и, выкрикивая проклятия, шатаясь, вновь проник под голубец.
– Будет драка, – задумчиво произнёс бывалый, оглянувшись на любопытствующего молодого человека. – Лучше мы его в суматохе порешим. Жди здесь, да гляди хорошенько. Если чего не так и он выйдет, кончай его сам, суровый воин.
Старший скинул балахон, в котором напоминал законоучителя и незаметно даже для товарища прогулочным шагом оказался на тротуаре. Был он одет как местный богатый селянин: лоснившиеся юхтовые сапоги, парусиновые штаны и куртка с богатой шнуровкой по лифу. Тот, да не тот – не разглядеть. Молодой человек в смущении зажевал губы: эх, травленый волк.
В бражном зале светло, огня не жалеют. По лавкам витал мясной, чесночный и сивушный дух. Распаренные потные мужики, средней руки торговцы, ремесленники сидели кто особо, а кто и вместе, побратавшись за винной кружкой. Среди них пытался сбить монету-другую баяник с потрепанным суаром, но гости уже заглядывались на хозяйку, разносившую пиво: дородную бабу, которая потехи ради распустила лиф, чтобы видели её большую белую грудь.
Некоторое разнообразие привносили драки, когда один другому начнёт заламывать грудки, приятели помогут, разобьют друг дружке носы и замиряться. Иное запретит хозяин, с чьими служками ссориться себе дороже. На этот раз гости не равнодушно глядели, зачем вернулся пьянчужка. Нож у того отобрали бдительные люди, оставив его на воле тешить слух бранными словами. Их у него их в запасе, как и горячности, хватало надолго. Мнимый селянин с деланным интересом разглядывал крикуна, попутно ища свободное место за братскими столами. У служки испросил пиво и мясо, что тот сделал с замечательной быстротой – чего-чего, а этого на кухне навалом.
Делая первый затяжной глоток, он с прищуром оглядел зал. Наметанный глаз выхватил из гурьбы человека, укрытого в серый капюшон. Голову он прислонил к изголовью стула – место для состоятельных людей. Иначе служки захмелевшего бы обобрали, да выкинули вон. Едва не до колен он был укутан в плащ дешёвого сукна и видавшие виды козловые сапоги с морщинкой. Утерев губы, соглядатай смекнул как начать драку, чтобы сам он делал вид, что оберегает пьяного гостя в плаще. Но события опередили думы.
– А ты скажи-ка! – с придыханием от злобы выговаривал мужик. – Мне скажи-ка, ****ота! Чё те всучил дряхлый горский король? Чё ты дак начал носиться, с… чё там?
Тот, кому это выговаривали, не выделялся из числа мужиков: засаленная безрукавка, несвежая рубаха, штаны с заплатой, да недорогие сапоги. Но глаза его от брани налились кровью, лицо пошло пятнами. Из числа гостей к заводиле подошли угрюмые парни. Не бить – поддержать.
От соглядатая не укрылось, что от слов пьянчужки встрепенулся человек в капюшоне; был готов поклясться, что тот подслушивает.
С треском разлетелась деревянная кружка об голову заводилы. Его дружки, возбуждённо всхлипывая, потянулись к драчуну. К последнему на помощь шагнули приятели.
Остальные неприкрыто хохотали, разевая беззубые или почерневшие от гнили рты, стучали кулаками по столам, подбадривали криками. Кто бойчее присоединялся, не разбирая кто прав, кто виноват. Когда в общей свалке блеснули засапожные ножи, в драку вмешался здоровяк-слуга, зычно перекрывая ор толпы и раздавая могучие оплеухи. Едва ли мужики развлекались долго. Но, когда начали расходиться, подсчитывая (кто умел) выбитые зубы, на полу остался лежать человек. Гости с удивлением разглядывали его, пока кто-то не додумал: «кожевенника убили!»
Соглядатай при всём опыте не углядел как плавно «серый капюшон» ввязался в драку. Да и дрался ли? Показалось, что его побеспокоили, он встал, побарахтался и отошёл. Но злополучному кожевеннику хватило неуловимого удара.
Пока служка занимался тумаками, а гости приходили в себя, «серый капюшон» никем не задержанный миновал порог зала. Мнимый селянин, сбиваясь на бег, кинулся за ним, как раз, когда народ сообразил, что бедный ремесленник отмучился.
– Эй, любезный, – преградил ему дорогу бдительный слуга. – А монету-то?
Можно было успокоить его несколькими способами, которым обучают служителей Надзора, но старший не хотел вызвать толков. Когда медяк перекочевал из рук в руки, ему позволили покинуть гостиное подворье. Времени задержка заняла немного, но этого хватило, чтобы упустить «серый капюшон».
Рядом с кадкой кто-то пискнул. Служитель развернулся и ловко вытащил наружу перепуганного юнца, того самого, что прятался в зарослях акации.
– Куда ушёл человек в капюшоне? – немигающие уставился на него служитель.
До того нездорово блестевшие белки глаз прояснились – внушение удалось. Юнец, одновременно тыкая пальцем себе в лицо, будто что-то пытался изобразить, членораздельно, ясно произнёс:
– От акации через забор. Там переулок…
Юнец недоумевал: кому и зачем он это говорит? Перед ним никого не было.
Служитель, перемахнув через каменную ограду, замер, собирая воедино все свои чувства.
Эхом от каменных переходов гудели песни загулявших мужиков, глухие домашние ссоры, брехание сторожевых псов, даже капли воды, шелест деревьев, крик ночной птицы. Среди этого едва слышимого гомона он вычленил необходимый отголосок и не думая, по наитию, бросился в один из переулков.
Младший служитель не справился. Неловко ковыляя, он прислонился к жерди навеса. Его тяжёлое дыхание перемежалось со всхлипами. «Серый капюшон», казалось, не пострадал, отодвигаясь всё дальше и дальше. Но от глаз старшего служителя не утаилось, что тот потерял прежнюю невероятную ловкость.
Едва появившись в тёмном неосвещённом закутке, он метнул нож. Короткое изогнутое лезвие со звоном отскочило от стены дома. «Серый капюшон» уклонился, но движение далось ему с трудом. Едва ли он был ранен, скорее сделался донельзя ленив, что невероятно в мгновение опасности.
– Законоучитель и селянин, – со смешком заговорил он. – Не убивай – есть закон.
Бесхитростные слова задели молодого человека за живое – вот, простак.
– Мы – добропорядочные подданные. Низведи врага королевства – есть закон.
– Пустой спор, – по-приятельски отмахнулся «серый капюшон».
Странное состояние не дало ему сделать точный бросок: дротик пропал втуне. Служители метнулись к противнику, одновременно вытягивая из потайных поножей клинки. Всё как учили: занять руки врага и взрезать любой из жизненных органов. Но «серый капюшон» не принял бой, кинувшись наутёк. Служители были скорее, нагнав его в дровянике. Он прислонился к дряхлому мшистому устою. Бежать было некуда: выше хлипкий, но всё-таки навес. «Серый капюшон» просящее вскинул руку, силясь что-то произнести. При этом фигура его, квашня квашней, неестественно поплыла. Старший служитель нанёс короткий неуловимый удар, метя в сердце. За спиной охнули, когда клинок вошёл в древесину устоя. Перед глазами ещё стоял загнанный в угол противник, но миг – и тело его, будто чёрный дым, развеял ветер.
– Что? Как? – охал молодой.
– Морок, – скрипнул зубами служитель, вытаскивая клинок. – Ты знал, что он – волшебник?
– Н-нет, – втянул голову в плечи его товарищ и в суеверном страхе огляделся – Нам не говорили. Спаси и сохрани, защити Отец, Мать, Книгочей…
Он неистово сжал в кулаке оберег и бессвязно шептал молитвы. Было отчего перетрухнуть: творить сильную волшбу, вопреки силе печати. Стали понятны все превращения во время погони.
– Прими отвар, – быстро приказал служитель, распахивая балахон законоучителя.
Пустячный порез, но и не абы от кого получен. Или отчего. Слышал он, что остались с войны потусторонние твари, что могут ранить человека, что будто бы они – порождения магов, их души или мороки. Говорить об этом молокососу он не стал, зачем пугать человека. А если правда, то отвар не поможет, а там, сколько проживёт, всё его. Пока русоволосый, морщась, приложился к маленькому пузырьку, старший служитель складывал воедино события.
Близилось время, чтобы разменять пятый десяток – впору называть себя стариком. Но будучи могучим и красивым в молодости, к зрелому возрасту, он оставался моложавым и хорошо сложенным мужчиной. Он по-прежнему пользовался успехом у девушек, в том числе и тех, к кому его приставляли старейшины Надзора. И оставаться бы ему хвалителем женских прелестей, но по долгу службы и во славу отечества плодил безутешных родителей или родичей; был хладнокровным убийцей, до тех пор чаща грехов становилась неподъёмной ношей. Но с кем, с кем, а с волшебниками старался дела не иметь. Одно дело регистр, запечатывающий силу мага, а с другой стороны – немало потаённого на обитаемых землях происходит. Всякое бают и не всякое то – выдумка. Мало ли жути после войны осталось.
Местное зажиревшее наместничество едва ли можно назвать беспокойным. Шуадье, наместник Полессья, слава богам, попался башковитый, смутьяны здесь перевелись. И нате вам – местному отделению Надзора понадобился опытный служитель. Под слежку попал гость с юга, развивший странную деятельность, взволновавшую власть имущих. Впрочем, южанин оказался убийцей и сомнения, терзающие последние несколько лет совесть дряхлеющего служителя, отпали сами собой.
– Лица его не разглядел?
Младший служитель, справляясь с тошнотой от принятого отвара, отрицательно мотнул головой.
Вдруг старшего осенило: юнец видел южанина! Он ни слова не говоря, метнулся обратно, – младший служитель едва поспевал – попутно подбирая нож. Драгоценные мгновения ушли в поисках дротика злодея, но при скором осмотре ни оружие, ни следа удара в стене не оказалось.
К тому времени мальчишки, которому внушал служитель Надзора, и след простыл. Зато двери гостиного подворья распахнуты настежь, люди возбуждены. Авось кто-то и сболтнёт лишнего. Но работу эту он, наскоро перебросившись парой фраз, передал товарищу.
Сам же, вопреки указаниям, миновал несколько кварталов, сошёл с освещённой подвесными фонарями улицы и, в конце концов, оказался на бедном мастеровом подворье. В кромешной темноте ловко преодолел кипы ломанной и целой горбыли и юркнул в мастерскую. Прошёл подклеть, используемую и как мастерскую, и хлев. В прихожей, накрывшись тряпьём, лежали дети. Служитель с неудовольствием чувствовал, как напряжённо следят за ним маленькие стражники. В каморе при нищем свете пары огарков, мурлыкая песню, работал оселком человек. Он то и дело подносил лезвие широкого плотничьего ножа к лицу, щурил глубоко запавшие глаза, качал головой и продолжал работу вновь.
– Мастер, – чувствуя неловкость, подал голос незваный гость. – Я старший служитель…
– Не по зубам птица, – напевно произнёс старик и ещё раз всмотрелся в лезвие ножа. – А мы-то понадеялись, что нам Ловчего дадут.
– Простите, мастер, – недовольно повёл носом служитель. – Отчего вы не сказали людям о маге, да ещё с такими возможностями?
– А что он сделал? – без особого, казалось, интереса спросил старик.
– Морок навёл, – быстро ответил служитель, но совладав с чувствами, тихо добавил. – Очень скоро его сотворил. И ещё, мастер – его морок может ранить человека. Я полагал, что такое могли творить те маги, что жили до войны.
– Лучше бы что-то порушил, – тяжело вздохнул мастер, отложив, наконец, нож. – Или огнём покрыл. Морок – это мастерство. Маги, способные этому обучить наперечёт, и все подвластны. Знаете, как поступают с волшебными детьми в глуши Пограничного королевства?
– Мастер? – недоуменно отозвался служитель.
– Их предают пламени. Если человека боги сотворили из воды, то противоположная силе рождения – сила огня, смерти. И в костёр выродка. Да вот едины две назад младенца выкинули на угли вместе с мамашей, дескать, и та с пороком. А узнаём мы это от людишек к Надзору не принадлежащих. У нас почти нет ушей и глаз в Пограничном королевстве. У нас мало людей.
Служитель молчал, не возражая и не вставляя слова, но последняя фразу мастер произнёс с затаённой болью. Надзор – некогда всемогущая организация – переживала не лучшие времена. Раскол, внесённый членами одной фракции, породил череду событий, после которых даже преданные адепты оставались в растерянности.
– Это – он! – со значением произнёс старик, откладывая работу.
– Мастер? – потупился служитель, но на этот раз скромность сыграла с ним злую шутку.
– Дурак! Я говорю – он! Это последний Исследователь. Никто иначе!
Неожиданная буря чувств, несвойственная мастеру, этому вершителю судеб, как бы это не звучало богохульно к одному из владык – Книгочею, поразила служителя. Дело принимало серьёзный оборот, раз такие исполины дают слабину.
– Последний Исследователь, – раздумывая, послушно повторил он. – Глава фракции исследователей. Думаете, он не погиб? Прошло несколько лет и вот он появляется в Горилесе, убивает кожевенника.
Мастер проявил живейшую заинтересованность, и короткий рассказ о событиях на гостином подворье его полностью удовлетворил. Так-так-так, – пробормотал старик, вновь принимаясь за оселок. Прошёлся лезвием ножа туда-сюда и без околичностей заявил:
– Вы назначаетесь во фракцию Хранителей.
– Дерзну напомнить, что я приставлен к юной принцессе. Её судьба обеспокоила старейшин.
– Это ваше последнее задание на старой должности. И первое – на новой. Что-то грядёт со всех сторон света, всюду угрожают обитаемому миру. На юге строят новый мощный флот и наши агенты пока не могут выяснить для чего он старому купечеству. С востока идут и идут инородцы, бедствуют и попадают под влияние старого культа поклонения морским дьяволам. На севере появились зверолюды, они занимают брошенные верховья Горного королевства, а его правители прозябают в торговлишке. И что-то худое грядёт с запада.
– Простите, мастер, – спокойно проговорил новоиспеченный Хранитель, не высказывая волнения неожиданной отповедью, – но инородцы всегда поклонялись своим божкам, а зверолюды ищут пропитания. У горцев до последнего дня их пребывания в королевстве с ними были постоянные стычки. Что касается юга и запада, то неурожаи последних лет вынуждают купцов искать новые плодородные земли. Степь на западе нужно отвоевать, а Плавучие острова на юге местные жители не отдадут просто так. Насчёт последнего: старые купцы хотят изжить пиратство, потому создают новую компанию и боевой флот. Те же, кто хочет нарушить равновесие, помешает Надзор.
– Те, кто рекомендовал вас, не ошиблись, – удовлетворённо подытожил мастер, но тут же добавил, как язвит учитель зарвавшемуся юнцу: – Надзор помешает, если будет в силах помещать. Не забываете, что глава фракции исследователей – тоже Надзор. И ныне он не нашей стороне. Те знания, опыт и достижения в магии, что у него есть умножают мои опасения в несколько раз. Морок, о котором вы мне поведали, сегодня был не единственным. Раньше он этого не умел, а значит и других может научить.
– Мастер, – похолодел мужчина, – это будет массовое убийство, которое не останется незамеченным. К тому же волшебники продолжают рождаться, и регистры ставим мы, их отсылают к нам в Риваж и… Всемогущие боги, вы предлагаете вместо регистра умерщвлять этих детей?
– Мы – Надзор, мы храним равновесие, – напомнил девиз ордена мастер, но в его словах это прозвучало цинично. – Ваша задача сейчас – принцесса. И то, что произойдет на западе будет в вашей компетенции.
Мастер небрежно отмахнулся, погасив огарки. Старший служитель зажмурился на мгновение, чтобы глаз успел привыкнуть к темноте. Но уже был один в каморе. Успел лишь услышать топот босых ног маленьких стражников, удаляющихся за хозяином. Тяжело вздохнул, сообразив, что так и не отдохнёт перед встречей с новым маршалом армии.