Первое сентября

Алексей Евгеньевич Лавров
Шестой класс
1 сентября 1988 года.
Первое сентября Вовка не любил. От мысли, что впереди бесконечный учебный год, настроение было ниже плинтуса. Снова придется шесть дней в неделю вставать рано утром, просыпаясь от пронзительно-раздражающего звона будильника, надо будет делать уроки, тратя кучу времени, которое можно было провести куда интереснее, придется приносить родителям дневник, выслушивая нравоучительные проповеди о пользе знаний. И еще много других минусов, о которых не хотелось даже вспоминать. Каким наивным мальчишкой-детсадовцем я был, думал Вовка, когда мечтал быстрее пойти в первый класс. С завистью смотрел из-за ограды детского сада на мальчишек в синих пиджаках с портфелями и девчонок в серых платьях и белых фартуках с ранцами, весело идущих с уроков. Все иллюзии распались за пару-тройку первых учебных недель - новизна ощущений притупилась, учебный процесс превратился в ежедневную рутину, школа оказалась всего лишь зданием, в стенах которого тебя принуждают к повиновению и заставляют делать то, что тебе не нравится: учить неинтересные предметы, переодевать сменную обувь, пить молоко, подтягиваться на турнике, рисовать цветочки и много всего прочего. Самое ужасное, что все это происходит девять месяцев подряд, шесть дней в неделю, с небольшими перерывами на каникулы, пролетающими мгновенно.
Впрочем, до четвертого класса учеба в школе Вовке была не в тягость – программа давалась легко, учился он на четверки-пятерки, не прилагая при этом особых усилий. Три класса начальной школы закончились, появились новые предметы, задания стали больше и сложнее, но Вовка по-прежнему не напрягался. Оценки ухудшались, дневник запестрел красными «неудами», и к концу пятого класса Володя превратился в троечника. Падение успеваемости усилило и без того неприязненное отношение к школе. От шестого года обучения ничего хорошего ждать не приходилось. Дожить до летних каникул целым и невредимым, шансов было бесконечно мало - маховик девятимесячного подавления свободы и счастья должен был заработать сегодня на полную катушку.
Из мрачных дум Вовку вывело появление директрисы. Любовь Даниловна вышла на крыльцо школы и, осмотрев орлиным взором стройные ряды учеников, повернулась к председателю совета отряда - десятикласснице Даше Сажиной.
- Учащиеся школы номер сто десять для проведения торжественной линейки посвященной началу учебного года построены, - бодро отрапортовала Даша.
Директриса кивнула и, подойдя к микрофону, начала:
- Дорогие ребята! Я очень рада приветствовать вас в этот прекрасный солнечный день во дворе нашей любимой школы. Прошли каникулы и снова вы стоите на пороге новых знаний и чудесных открытий…
«Началось», переступая с ноги на ногу, вздохнул Вовка и оглядел двор. Передние ряды всеми силами пытались изображать на лице неподдельное внимание к речи директора школы. Вовка оказался в числе этих несчастных и вынужден был стоять навытяжку, из последних сил демонстрируя интерес к важному школьному мероприятию. Задним рядам повезло больше: там происходила безостановочная возня, слышалось перешептывание, и даже приглушенный смех.
- Отдай, дурак - вполголоса требовал девчачий голос. – Дай сюда, кому сказала.
Больше всего на свете Вовка хотел сейчас иметь глаза на затылке, чтобы узнать, что там у него за спиной происходит. Он всеми силами косился назад, но ничего рассмотреть не получалось.
- Фомичев, прекрати, - строгим шепотом рявкнула наша классуха Галина Федоровна.
«Ага, Костян барагозит, - ухмыльнулся про себя Вовка. – «Наверное, заколки у девчонок из волос выдергивает». Костя Фомичев, Вовкин дружок, в первом ряду не мог стоять по определению - он продержался бы максимум минуты две. Его непоседливый характер еженедельно получал отражение красным цветом в дневнике, а Костиных родителей вызывали в школу так часто, что они воспринимали это как обыденность, не вызывающую особых эмоций. При этом абсолютно непоколебимая двойка по поведению не мешала ему довольно сносно учиться и участвовать в различных классных творческих вечерах.
- … октябрята смотрят на вас и хотят быть такими же ответственными и прилежными. Скоро и они смогут гордо носить красный галстук. Пионер – всем пример! – продолжала вещать директриса дрожащим от торжественности голосом.
Вовка принялся разглядывать стоящий напротив шестой «Б». Самым поразительным сегодняшним открытием стал необычайный рост девчонок. В большинстве своем они были на голову выше парней. Некоторую разницу в скорости роста можно было заметить еще в прошлом году, но сейчас после трехмесячного перерыва этот факт бросался в глаза особенно отчетливо. Вовка всегда был одним из самых высоких в классе, но сейчас чувствовал себя коротышкой. Он покосился на стоящую рядом Олесю Бражко, та в ответ окинула его снисходительным взглядом сверху.   
- Ай! Фомичев, ты больной? – раздался сзади писклявый голос Оли Самойловой. – Галина Федоровна, Фомичев булавкой колется.
Вовка не выдержал и повернул голову назад. Взгляд нашел Костика, который изо всех сил делал вид, что внимательно слушает директора и к булавочным проказам отношение категорически не имеет. Классная руководительница страшно сдвинула брови и погрозила ему пальцем – глаза Фомичева выражали полную невинность. Любовь Даниловна не прерывая речи строго посмотрела в нашу сторону. Все ряды шестого «В» на несколько секунд подтянулись и обозначили свое присутствие на линейке.
Вовка немного послушал про районные показатели успеваемости и важность их улучшения, после чего вернулся к разглядыванию шестого «Б». «Бэшники» имели репутацию самых отъявленных двоечников и хулиганов в параллели. До Вовки постоянно доносились слухи о том, как они собираются замочить «вэшек», но на деле ничего не происходило. Оба класса дипломатично сохраняли мир, каждый считал себя самым первым в школе. Шестой «А» был, наоборот, рассадником прилежных отличников и «заучек». Они массово представляли параллель на всевозможных межшкольных олимпиадах и интеллектуальных конкурсах, собирая обильный урожай почетных грамот. Объяснение такому неравномерному распределению ученических мозгов в параллели Владимир не находил. Как бы то ни было, а общее презрение к «ботаникам» сближало «бэшек» и «вэшек» - шестой «А» за людей не считали. И девчонок нормальных там не было, не то, что в шестом «Б». Вон стоит Оксанка Белогорская, вот с ней бы Вовка подружился – красивая, с модной прической и сережками, в трясучку с пацанами из своего класса играет и на олимпиады всякие «зауканские» не ездит. 
- Дети, мы приготовили вам много интересного в новом учебном году, - перехватила у директора эстафету завуч Зинаида Степановна. – Уже в сентябре проведем конкурс строя и песни…
Вовка с ужасом посмотрел на столпившихся за спиной директора и завуча учителей. «Надеюсь, они не собираются все подряд выступать. Этих взрослых хлебом не корми – дай микрофон в руках подержать. Собрались бы в учительской и рассказывали друг другу, как важна комсомольская дисциплина для построения социалистического общества».         
- … должны занять первое место по сбору металлолома в районе, - доносился с крыльца зычный голос завуча. 
В самом дальнем углу крыльца Вовка заметил трудовика Виктора Васильевича  и военрука Ивана Афанасьевича. Судя по выражению лиц, происходящее действо утомляло их даже сильнее, чем учеников. Они беспокойно ёрзали и часто посматривали на часы. Вовка вспомнил, как на уроках труда в пятом классе они целый год занимались одним и тем же - точили деревянные бирки непонятного предназначения. Закрепляешь деревяшку в тисках и обтесываешь углы и края до закругления. За пятьдесят бирок полагалась пятерка, за сорок четверка и так далее. На все вопросы для чего мы делаем эти неопознанные деревянные прямоугольники, Виктор Васильич отвечал неизменно одно: «Точите, дети, точите», после чего закрывал кабинет и уходил к военруку. Занятие вытачивания деревяшек было настолько скучным и монотонным, что больше чем на десяток бирок никого из парней не хватало. Остальную часть урока развлекались как могли: носились по кабинету, лазали в окно, травили анекдоты или обсуждали последние фильмы. Уроки труда были сдвоенными, Виктор Васильич приходил, выпускал класс на десятиминутную перемену, после чего закрывал снова. В конце второго урока трудовик возвращался и принимал работу – каждый по очереди подходил к нему и сдавал бирки. Принятые изделия Виктор Васильич ссыпал в большой ящик. У всех неизменно оказывалось ровно пятьдесят бирок, и все парни были круглыми отличниками по труду. Секрет был очень прост: перед шестым «В» уроки труда проходили у «ашек» и «бэшек», чьи бирки Вовка с одноклассниками в отсутствие трудовика вытаскивали из ящика и выдавали за результаты своего непосильного труда. В один прекрасный день лафа кончилась: в ящике не оказалось бирок, выточенных предыдущими классами. Мало того, Виктор Васильич вдвое повысил норму, сам при этом не отправился к военруку, а прохаживался между рядами, злорадно поглядывая на всеобщее пыхтение. Норму никто из класса выполнить не сумел, а Виктор Васильич получил от острого на язык Фомичева новое прозвище – Виктор Насилыч. Оно мгновенно заменило предыдущее – Напильник – по крайней мере, в Вовкином классе.
- Я надеюсь, в новом учебном году мы дружно возьмемся за руки и добьемся новых впечатляющих успехов, - закончила свою речь Зинаида Степановна.
По рядам прокатился вздох облегчения. Даша Сажина отдала команду, и барабанщик принялся отбивать дробь. По периметру двора понесли знамя, а вслед за ним на плече десятиклассник первоклашку с большими белыми бантами, которая, испуганно глядя на окружающую толпу, изо всех сил трясла колокольчиком. Процессия достигла крыльца и остановилась перед директором и завучем.
- Ну вот, ребята, и прозвучал первый звонок нового учебного года. Прошу всех пройти в свои классы – сегодня у нас всего два урока: Урок Знаний и Урок Мира. Внимательно послушайте, что расскажут вам учителя, - пропела Любовь Даниловна.
Директриса сегодня была сама любезность, просто источала позитив направо и налево, такая добрая и пушистая. Вовка попытался вспомнить, была ли она хоть раз столь же мила при личном общении – таких случаев истории известно не было. В основном общение происходило следующим образом: директриса сидела на стуле, а он стоял перед ней, иногда один, иногда с одноклассниками, иногда у доски в классе, иногда у нее в кабинете, и всегда шел разбор очередного, по ее мнению, хулиганского проступка. Директорша орала, что он вылетит из школы, грозилась вызвать родителей или двойкой за четверть по поведению. В самых сложных случаях упоминалось отчисление, перевод в спецшколу или даже колония «для малолетних преступников». Никаких «дорогие мои ребята», «пионер – другим пример» и прочих задушевных разговоров у них не происходило. Вовка обычно стоял, потупив глаза в пол, всячески пытаясь показать свое полное раскаяние, и думал о том, как могли такую злобную кикимору назвать чудесным именем Любовь.   
- Сначала проходят самые маленькие, - командовала директриса. – Потом идут вторые и третьи классы, затем остальные.   
Малышню вежливо пропустили, за ними вошли завуч и директор, а дальше получилось как всегда. Школьники и учителя, уставшие от сорокаминутного стояния во дворе, резво устремились к дверям, которые с недоумением встретили попытку нескольких сот человек одновременно проникнуть внутрь. Образовалась толчея: пацаны толкались и пытались пролезть вперед, девчонки визжали и пихались локтями, учителя безуспешно пытались призывать к порядку. Наконец, тонкими людскими ручейками все разошлись по своим классам. Вовка с Костяном уселись на самую последнюю парту у стены, достали «Ровесник» и принялись читать статью про Depeche Mode. 
Галина Федоровна, пожилая грузная женщина, вошла последней, и устало опустилась на стул.
- Прежде чем мы начнем урок знаний, давайте назначим дежурных. Есть добровольцы? - с надеждой окинула она взором класс. – Понятно. Лес рук. Дежурить будут Фомичев и Самойлова.
- А чё я? – мгновенно отреагировал Костик, отрываясь от журнала.
- Фомичев, будешь чёкать – будешь и завтра дежурить. Марш за мелом в учительскую и тряпку намочи.
Костик с самым недовольным видом, какой смог изобразить на своем лице, отправился выполнять указания классной. Галина Федоровна открыла журнал и начала перекличку - все были на месте, никаких изменений по сравнению с прошлым годом в составе класса не произошло. 
Начался Урок Знаний – зазвучали знакомые с первого класса слова из серии «ученье – свет, а неученье – тьма». Все это Вовка слышал неоднократно и наперед знал, что скажет классная. Он искренне не понимал, для чего проводить первого сентября одинаковые уроки и каждый год рассказывать одно и то же. Лучше бы отпустили по домам после линейки сразу, ну или лучше вообще со второго сентября учебу начинали, а в идеале с десятого числа или даже с октября. Большинство одноклассников, похоже, разделяли Вовкину точку зрения по данному поводу и торжественность сегодняшних уроков в полной мере не осознавали. Внимания к учителю у доски хватило ненадолго, затем начались перешептывания, записочки и смешки. За летние каникулы у ребят накопилось много интересного и требовалось срочно поделиться новыми впечатлениями с друзьями. Галина Федоровна, обычно достаточно строгая и требовательная, ситуацию поняла правильно и повела себя на удивление лояльно.
Два урока пролетели достаточно быстро, в несколько неформальной обстановке: помимо обязательной монолога учительницы успели поговорить про летние каникулы - кто куда ездил и что видел, обсудили планы по переводу школьной программы на одиннадцатилетнее обучение и некоторые другие вопросы. Наконец, прозвенел звонок - класс радостно вскочил и загудел.
- Так, никуда не расходимся, - громко сообщила Галина Федоровна. – Сейчас проведем классный час и получим учебники.
Гудение сменило радостные ноты на недовольные. Все вернулись на свои места.
- Начнем с самого главного – пересадим Отраднова и Фомичева по разным партам, -  начала классная руководительница.
Вовка с Костиком, активно обсуждавшие новинки кинопроката, услышали свои фамилии, недоуменно повернулись и оказались под насмешливыми взглядами всего класса. Особых иллюзий по поводу того, что им разрешат сидеть вдвоем, да еще на последней парте, у них не было. Морально к переезду оба были готовы, главное было не попасть на первую парту, стоящую прямо перед столом преподавательницы. Но там с первого класса сидели два братца-близнеца Ольховские – Михаил и Семен. Их позиции были непоколебимы, и вероятность пересадки на эту со всех сторон невыгодную позицию была почти исключена. На других первых партах тоже испокон веков сидели или лучшие умы класса, или его подслеповатые представители. Поэтому вторым по нежелательности местом была вторая парта у окна рядом с Семеновой, толстой очкастой отличницей. Стул возле нее опасно пустовал.   
- Фомичева мы посадим…, - все напряженно замерли. – А посадим мы его… к Оксане Семеновой.
Класс выдохнул, раздались смешки, Костик обреченно посмотрел на Вовку и медленно побрел на новое место. По его виду можно было предположить, что его только что приговорили к недельному дежурству.
Вовка с сочувствием посмотрел другу вслед и принялся ждать решения своей участи. Худший вариант из всех имеющихся выпал Костяну, но оставались и другие не сильно привлекательные.
- А Отраднов у нас пересядет к Ане Шныревой.
Вовка выдохнул. Анька не худший вариант. Во-первых, он с ней в хороших отношениях,  их мамы работают в одном институте и они с Анькой еще с детского сада в песочнице играли; во-вторых, она вполне себе нормальная девчонка - хорошистка без закидонов; а в третьих, и это самое главное – вполне себе удачная диспозиция: третий ряд, четвертая парта, второй вариант. При желании можно спрятаться за спинами сидящих впереди Стаса Бурункова с Олесей Бражко и почитать детектив, порисовать в учебнике или даже подремать.
Классная провела еще несколько изменений – Сергея Чубанова посадили с Никой Рудайтис, Виталик Бабцов остался сидеть один на последней парте в среднем ряду, так как его друг Олег Шабада переехал на вторую парту к Гарику Новицкому.
- Что же мы будем делать с еще одной неразлучной парочкой? – с легкой улыбкой обратила свой взор Галина Федоровна на Юрика Гнесикова и Колю Масалыгу.
Коля втянул шею и попытался спрятать свое долговязое тело за сидящей перед ним маленькой и худенькой Олей Наумчик. Сидящий рядом Юра, услышав краем уха свою фамилию, оторвался от рисования на тетрадном листочке танков и ракет:
- А, чего?
По классу пробежал смешок.
- Давайте их на первую парту посадим, - с издевкой в голосе предложил Бабцов.
Масалыге уже почти удалось слиться с партой. Гнесиков, разобравшись в ситуации, показал Виталику кулак.
- Масалыгу нельзя на первую парту, - засмеялась Лена Савина. – Из-за него не видно будет, что на доске написано.
- Ага, и учителей не видно будет, - радостно заржал Гарик Новицкий.
- Галина Федоровна, я готов поменяться с Гнесиковым местами, - замахал рукой Фомичев
- Я вот не совсем уверена в целесообразности такого шага, - сказала классная, не обращая внимания на Костины слова. – Как показывает практика, КПД у вас двоих на любом месте низкий.    
- Нам, Галин Федоровна, здесь очень удобно. Можно нас не пересаживать, - милым голосом попросил Юра.
- Конечно, удобно, - весело закричал Гарик, - колоду под партой не видно.
Масалыга, поняв, что все внимание класса обращено в его сторону, оставил попытки стать невидимым. Юра пытался найти убедительные аргументы в пользу их пребывания на последней парте:
- Мы будем себя хорошо вести. Разговаривать не будем. Вот увидите.
- Ты, Юра, каждый год мне это обещаешь, - сказала Галина Федоровна. – Хорошо, сидите там, но до первого замечания.
На лицах обоих расплылись довольные улыбки.
- Следующий вопрос, который мы должны обсудить – командир класса в новом учебном году, - продолжила учительница. – Я думаю, Дима Храпунов справляется, и мы должны переизбрать его.
Никто не возражал. Зачатки демократических выборов вяло обозначились в прошлом году, когда несколько девчонок попытались выставить своего кандидата, Иру Кипнес, девочку сугубо положительную, идеологически правильно подкованную и готовую к серьезной общественной нагрузке. Но, бабий бунт был подавлен на корню - за Димона проголосовали все парни в классе. Руководствовались скорее вопросом мужской солидарности, нежели каким либо другими факторами. Кроме того Храпунова поддержало несколько девочек, кто-то из-за симпатий к нему самому, кто-то в противовес выскочке Кипнес. Таким образом, в этом году все заранее понимали исход и процедуру выборов проводить не стали, как процедуру абсолютно бессмысленную. Дима особых эмоций по поводу своего очередного назначения не высказал. Звеньевыми остались Ира Кипнес, Леша Насонов и Наташа Студенкова.
Вовке все эти выборы были малоинтересны, к разного рода общественной работе он был равнодушен. Отраднов сделал головокружительную карьеру на этом поприще, правда, вниз по лестнице. В первом классе он был единогласно избран командиром класса,  должность эта была в некотором роде формальная - подчеркивала высокий статус и авторитет, но не требовала какой-либо практической деятельности. Вовка пару дней походил по классу, делая замечания, назначил ответственных за проведение политинформации и один раз разнял дерущихся одноклассников. Что еще должен делать командир первого класса никто не знал. Тогда Вовке дали дополнительную нагрузку – назначили ответственным за полив цветков в горшках, украшавших классную комнату. Через месяц, увидев засохшие цветочки, Вовку сместили с этой должности.
Во втором классе Вовка уступил командирский пост отличнице и активистке Гале Еваньковой, переквалифицировавшись в командиры звездочки. Некоторый удар по самолюбию был быстро забыт. В третьем классе нашлись более достойные кандидаты на роль командира звездочки. Но Вовка получил эксклюзивный пост – он стал знаменосцем класса. Ему это сначала понравилось: командир класса должность формальная, звездочек много, а вот знаменосец один и с конкретными обязанностями. Вовка гордо носил знамя на линейках и смотрах. В четвертом классе он пропустил очередное важное школьное мероприятие, флаг класса нес Саша Кабанков, он и остался знаменосцем. Вовка и в этот раз не расстроился, скорее облегченно вздохнул – всяческая обязаловка тяготила его свободную душу.
В пятом классе, уже далеко не отличник и даже не хорошист, Владимир Отраднов, никаких назначений не получил. Его звеньевая Наташа Студенкова пыталась приобщить Вовку к жизни класса, но он окончательно уверовал в принципы личной свободы – любое общественное поручение стало вызывать в нем стойкое неприятие и противодействие. Сегодняшние переназначения Вовка без интереса наблюдал, лениво полулежа на парте.
Дальше началось назначение дежурных по парам, тут Володя напрягся. В прошлом году ему досталось дежурить с Самойловой, которая не устраивала его категорически. У них были диаметрально разные взгляды на жизнь вообще, и на процесс дежурства в частности. Еще один год в паре с Олей Вовка бы не выдержал.
- Анька, давай с тобой будем дежурить, - предложил он новой соседке.
- Хорошо, - согласилась Аня после секундного раздумья.
После классного часа получили в библиотеке учебники и освободились.
Вовка вышел на крыльцо школы и зажмурился от яркого сентябрьского солнца. Всю последнюю неделю августа шли дожди, на улице было сыро и прохладно, так что и не погуляешь нормально. Но лето не собиралось сдавать позиции –  и со вчерашнего дня погода установилась теплая и сухая, к учебе совсем не располагающая. Надо было ловить последние ясные деньки и провести их с максимальной полезьзой. Из школы вышли Вовкины друзья-одноклассники – неизменный Фомичев, Гарик Новицкий и Серега Чубанов.
- Слышь, поца, пошли на плотах кататься, - предложил Серега.
- Чё, в форме прямо? – спросил Вовка.
- Ну да,  - пожал плечами Гарик. – Я если домой зайду, меня уже не выпустят.
- А учебники с собой таскать будем? – Вовка пнул тяжелый портфель под ногами.
- Давайте, к Костяну закинем, он ближе всех живет, - предложил Серега.
Все согласились. Фомичев жил в трех минутах ходьбы от школы, из его окна был виден школьный стадион и теплица. Мать у Костяна целыми днями работала, старшая сестра пропадала у друзей, и у него почти всегда никого дома не было. Это было весьма удобно, всегда можно было забуриться к нему в гости и проворачивать разные важные дела, знать о которых взрослым не следовало. У Костяна была своя комната, да еще с балконом, который был своего рода «штабом» в теплый период времени. На зиму балкон заделывали, и доступ туда закрывался.
- Вовчик, у нас сигареты кончились – купишь? – спросил Гарик по дороге.
- Блин, я чё в форме буду покупать?
- Ну, плащ наденешь, - подключился Серега.
- На улице двадцать градусов, а я в плаще. Ты Чуба как скажешь, - усмехнулся Вовка.
- Да ладно, вон уже многие ходят в куртках. Попробуешь хотя бы, - начал уговаривать Серега.
Вовка из всей компании был самым рослым и выглядел старше своих лет, что возложило на него почетную обязанность по покупке сигарет для всех курящих в классе. А курила уже половина парней. С одной стороны Вовке это льстило – так как все курильщики были в полной зависимости от него. Это повышало авторитет, и можно было время от времени выторговывать себе некоторые полезные преференции. С другой стороны каждый поход за сигаретами представлял из себя стрессовую ситуацию, когда ты четко осознаешь, что совершаешь противоправное действие и можешь быть за этим занятием пойман. При том сам Вовка не курил. Он честно, как и все попробовал начать еще в четвертом классе, но никакого удовольствия от процесса не испытал: дым ел глаза, в горле першило, организм кашлем реагировал на очередные затяжки, а после оставался неприятный привкус во рту и запах бычков от пальцев и одежды. Этим летом Вовка сделал еще одну попытку закурить, в этот раз на даче у своего друга Лёхи. Они стащили у Лёхиного деда пачку «Примы» и ушли в поля. Там в стогах сена произошел ритуальный обряд приобщения к курению, закончившийся крайне неудачно. Сначала все шло по плану - оба выкурили по папиросе и валялись в стогах радостные от головокружения. Чтобы усилить эффект – выкурили еще по одной, потом еще… Тошнило сильно и долго. Слабость ощущалась даже на следующий день. Курить не хотелось абсолютно.   
Портфели побросали прямо в прихожей. Костян взял мамин плащ серого цвета, и вся компания двинула в сторону магазинов. Между «Хлебным» и «Хозтоварами» стоял киоск «Союзпечати», там был самый верный вариант с покупкой сигарет. Окошко было небольшое и низкое, что позволяло с высокой степенью вероятности избежать прямого контакта лицо-в-лицо с продавщицей.
- На котлован пойдем или на пруды? – закинул важную тему Вовка по дороге.
- На котлован.
- На пруды.
Начался обычный спор. У каждого из вариантов были свои преимущества и свои недостатки. Сторонники котлована жарко спорили с идеологами прудов, при том одни и те же люди могли в разных случаях выступать то за первый вариант, то за второй. В этот раз Фомичев и Новицкий были за пруды, Чубанов и Отраднов за котлован. Вовке, на самом, деле было все равно, но для поддержания спора он выступил на стороне Чубы. Это был тот случай, когда можно воспользоваться ситуацией и выйти победителем.
- Предложение такое: или идем на пруды, но без сигарет, или на котлован, но с сигаретами, - хитро подвел Вовка черту под дискуссией.
Костян и Гарик замолчали и насупились.
- Ты их сначала купи, - пробурчал Новицкий.
В тридцати шагах от ларька «Союзпечати» встали и провели рекогносцировку на местности. Вовка снял с шеи пионерский галстук и сунул его в карман. Затем надел плащ и аккуратно застегнул все пуговицы, чтобы нигде не выглядывала школьная форма. Трое друзей-курильщиков суетились вокруг, давая последние напутствия, словно Вовка готовился к боксерскому бою на ринге.
Отраднов неспешно пошагал в сторону магазинов, всем видом показывая, что просто прогуливается. Ощущение несуразности надетого на него плаща в теплый солнечный день не покидало. В голове звенела мысль, что все вокруг прекрасно понимают истинную цель его действий и просто ждут начала операции. У киоска Володя остановился, разглядывая витрину с журналами, краем глаза примечая – нет ли кого поблизости. Никого не было. Теперь важно, чтобы голос не дрогнул.
- Будьте добры, «Советский экран» и пачку «Родопи», - уверенно пробасил Владимир и протянул в окошечко восемьдесят копеек.
Наступил момент истины. В воздухе заискрило от напряжения. Одновременно стала усложняться ситуация вокруг: из дверей «Хлебного» вышла пожилая пара и пошагала к газетному киоску, с противоположной стороны показалась молодая мама с коляской. Становилось многолюдно - сейчас все застигнут Вовку на месте преступления, и наступит неотвратимое возмездие. Некстати вспомнилось милое лицо директрисы.
«Советский экран» Володя никогда не читал, поскольку предпочитал нормальные фильмы – со Сталлоне, или Шварценеггером. Но в этом и заключался отвлекающий маневр. Никакой школьник не будет покупать такой журнал, рассчитанный на взрослого читателя, что автоматически отводит от него подозрения при покупке сигарет. Логика данной аксиомы казалась Владимиру абсолютной, непоколебимой, и, следовательно, все его волнения совершенно беспочвенны. Если он, двенадцатилетний мальчуган, понимает это, то взрослые люди тем более должны осознавать естественность процесса.
Из окошечка показался журнал и лежащая на нем пачка сигарет.
«Получилось», - возликовала Вовкина душа. Можно было с победой возвращаться к друганам, которые изнывали от ожидания. Костян мгновенно выхватил сигареты у Вовки из рук и спрятал в кармане. Новицкий, умеющий найти негатив в любом, самом успешном деле, и тут не изменил себе: 
 - Блин, Вован, ты лох, не мог сразу две пачки купить.
- Сам ты лох, Гарик, скажи спасибо, что хоть эту купил, - обиделся Вовка. – В следующий раз сам будешь покупать свои сигареты.
- Ладно, ладно. Спасибо, - примирительно заулыбался Гарик, но тут он увидел цену на журнале и взорвался. – Ты чё, блин, за эту фигню сорок пять копеек отдал. Купил бы хотя что-нибудь нормальное – «За рулем», например, или «Юный техник».
- Увянь, Гарик, - осадил его Костян. – Пошли, покурим и на котлован.
Компания зашла за трансформаторную будку, Фомичев достал пачку, аккуратно раскрыл ее и выудил три сигареты. Школяры задымили с видом бывалых курильщиков.
- Вовчик, пошухери, - попросил Серега.
Вовка отошел к краю будки, чтобы увидеть, если кто-нибудь пойдет в их сторону. Он выглянул за угол и приглушенным голосом крикнул:
- Палево, пацаны!
Все трое от неожиданности подскочили на месте – Гарик и Чуба тут же побросали сигареты, Костян спрятал руку с дымящим бычком за спину.
- Кто там?
- Купились, - заржал Вовка.
Гарик с Серегой полезли искать брошенные бычки.
- Блин, Вован, мы щас докурим и дюлей тебе дадим, - пообещали оба.
Котлованом называлась огромная бесформенная яма, заполненная водой. Одна ее часть была прорыта строителями, которые по каким-то причинам давно забросили этот участок и переключились на строительство неподалеку. Далее яма переходила в естественные природные овражки, в результате вмешательства людей, заполнившиеся водой. Посредине метрах в тридцати от берега возвышался остров, на котором рос кустарник и небольшие березки. У берега покачивалось несколько привязанных к деревьям плотов. Кто смастерил эти плавательные средства, ребята не знали, впрочем, этот вопрос в их головах ни разу не возникал.
- Чур, я на «Варяге», - заорал Костян и побежал в сторону плотов.
Остальные после секундного замешательства с дикими криками рванули следом. Вовка и Костик забрались на квадратный плотик с небольшим красным флагом, на котором было черным фломастером начертано «Варяг». Гарик с Серегой взяли плот раза в полтора больше и без опознавательных знаков. Они, после небольшого совещания, назвали свое судно «Авророй».
- «Аврора» баще, чем «Варяг», - орал Серега, яростно отталкиваясь шестом от берега.
- Кто последний до того берега доплывет – тот лох, - кричал в ответ Костян.
Началась безумная гонка, в которой лидерство сразу же захватил «Варяг» - он был легче и маневреннее «Авроры».
- Нечестно, вы раньше плыть начали, - не переставая изо всех сил работать шестом, вопил Гарик.
В ответ ему раздавался только победный клич с «Варяга», который оторвался уже на добрый десяток метров. Посредине водоема было глубоко, так что шест не доставал до дна. Вовка, который плавал плохо, это место не любил и всегда старался максимально сконцентрироваться и внимательно пройти глубину. На скользком раскачивающемся плоту принять устойчивое положение получалось плохо, да еще Костик, которому чувство страха не ведомо, как назло скакал по доскам как кенгуру. Два десятка метров, несколько неприятных мгновений и вновь конец двухметрового шеста нащупал дно котлована. Душа вернулась из пяток на свое место.
Команда «Варяга» быстро и слажено добралась да противоположного берега, откуда с насмешками наблюдала за потугами соперников. Те умолкли и угрюмо гнали плот в сторону победителей.
- Давайте, неудачники, - радостно подначивал гребцов Костик. – Мы уже целый час вас ждем.
- Чуба, смотри не надорвись, - вторил ему Вовка.
Двое на «Авроре» давно поняв, что проиграли, делали вид, что никуда не торопятся, а просто катаются в свое удовольствие. Подойдя к берегу не больше, чем на десяток метров они о чем-то негромко переговорили и хором заорали:
- А теперь кто первый на ту сторону острова доплывет – тот король, - и резво принялись толкать плот от берега.
Настала очередь Отраднова и Фомичева орать «нечестно» и судорожно догонять соперников. Те с победными улыбками гнали свое суденышко вокруг острова, успевая показывать экипажу «Варяга» неприличные знаки. Гарик с Чубой так торопились выиграть, что абсолютно позабыли про невидимое глазу подводное препятствие у западной оконечности острова, которое неожиданно для всех с распростертыми объятьями приняло лидеров регаты. «Аврора» с разгона налетела на мель, торжествующие еще секунду назад моряки изо всех сил уперлись шестами в дно, стараясь удержаться на ногах и не полететь в воду. Им это почти удалось, но маленький Гарик не справился с малоизвестными ему законами физики и, шест, вырвавшись из-под его контроля и описав в воздухе дугу, со всего маху треснул по спине не ожидавшего такого подвоха от партнера по экипажу, Чубанова. Тот, не успев даже матюгнуться, свалился в воду. Но тут же выскочил из нее с совершенно обалдевшими глазами и встал на мели по колено в воде, с укоризной глядя на Гарика, который, в свою очередь, выглядел не менее испугано. 
На «Варяге» тем временем творилась форменная истерика. Ни Вовка, ни Костик не могли грести – их скрутило в жутких приступах смеха, сквозь который они даже не пытались комментировать разворачивавшееся на их глазах кораблекрушение. Картина была достойна пера лучших маринистов: на одной половине холста маленький кряжистый Гарик, стоящий на плоту с шестом в руках; на другой длинный сутулый, мокрый и измазанный грязью Чуба.
- Айвазовский. Девятый Вал, - сквозь смех сумел произнести Вовка, и они с Костяном  сложились в новых конвульсиях.
Чтобы снять здоровый плот с мели потребовалось изрядное количество усилий всех четверых мореплавателей и полчаса времени. Наконец, оба плота достигли острова, перепачканные экипажи высадились на землю и развалились на траве. Курильщики достали сигареты, Вовка сорвал тростинку и сунул ее в рот.   
Стали подбивать ущерб: в ботинках хлюпала вода, школьная форма перепачкана, у Гарика остановились намокшие часы. Но это было ничего по сравнению с Чубановым. Тот выглядел на порядок живописнее остальных – абсолютно мокрый и чумазый, риторически вопрошающий, в чем же он завтра пойдет в школу.
- А тебе, Чуба, завтра не надо будет в школу идти, - успокаивал его Костик.
- Чё это не надо? – не понял тот.
- А тебя батя еще сегодня убьет, -  радостно заржал Фомичев.
- Да иди ты, - отмахнулся Серега, но потух окончательно.
Мысль о предстоящей встречи с родителем пугала. Отец у него был военным, в звании полковника строительных войск. Звание и род войск наложили определенный отпечаток на домашний быт семьи Чубановых - казарменные порядки действовали круглосуточно и повсеместно. Серега отца боялся и сейчас отчетливо понимал, что в таком виде сегодня ему придется не сладко. У него был один шанс из десяти – проскочить незаметно и спрятать форму, а завтра утром идти в непросохшей. Это был для него идеальный, но, к сожалению,  малореальный вариант. Наверняка отец еще с порога захочет пообщаться с сыном и обсудить, как прошел первый день в школе.
- Мне тоже от мамки влетит, - произнес Фоминых, поглядывая на свои мокрые брюки. – Новую форму купила только позавчера. Сегодня первый день надел и измазал.
- Ты, Костян, лопух, - успокоил друга Вовка. – Был дома и не переоделся. Ладно, мы в форме попёрлись.
- Слушай, Фома, а у тебя прошлогодняя форма осталась? – оживился Чубанов.
- Пиджак в шкафу висит. Я хотел рукава отрезать, чтобы на дачу в нем ездить, да и забыл про него. А брюки порвались еще в пятом классе. Не помнишь, что ли я в рваных весь май ходил?
- Можешь мне пиджак дать на сегодня, - на глазах оживал Серега.
- Да, забирай хоть насовсем.
- А брюки я у тебя утюгом высушу, - Чуба радостно потирал руки.
- Ладно, у меня мамка сегодня только в восемь придет.
- Ну и мы с Гариком у тебя почистимся, - добавил Вовка.
Решение проблемы было найдено, друзья расслаблено развалились на траве, греясь под лучами теплого осеннего солнца. Настроение у всех было отличное, жизнь казалась прекрасной. Они только что придумали, как спасти друга от несправедливого родительского наказания и это грело не меньше, чем солнце. Точнее он сам придумал, как себя спасти, но это уже детали. Главное, они друзья, всегда готовые прийти друг другу на выручку. «Один за всех и все за одного» - этот мушкетерский девиз усвоен крепко-накрепко и непоколебим как скала.
Настало время поделиться летними впечатлениями. Первым начал Гарик.
- Я в июле в спортивный лагерь ездил. Нормально там, в футбол каждый день играли, в волейбол, на речку купаться ходили. Только вставать каждый день рано на линейку надо было, и нормативы сдавать в конце сезона. А так жить можно.
- А я после четвертого класса ездил в пионерлагерь – мне не понравилось, - перебил его Серега. – Все по расписанию, туда нельзя, сюда нельзя. В кружки ходить надо, спать после обеда. Скукотища. Вожатые все время смотрят - не побеситься даже.
- Тебе Чуба, наверное, не повезло. У нас нормальные вожатые были. А один – Владислав – даже нам сигареты доставал. И на сон час разрешал в карты играть, - мечтательно вспоминал Гарик. - Он сам приходил с нами поиграть. Иногда даже на деньги. Правда, он выигрывал все время. 
- Да, он мухлевал, а вы лопушки обрадовались, - рассмеялся Костик.
- Ни чё не мухлевал, - обиделся Гарик. – Я сам лучше других могу мухлевать.
- Ты? Ты ни разу у меня в карты не выиграл, - продолжал Костян.
- Да я у тебя сто раз выигрывал, - завелся Гарик.
- Хорош, пацаны, - успокоил спорщиков Вовка. – Девки-то были в лагере?
- Были, конечно, - снова переключился на воспоминания Гарик. – Но там, в основном стрёмные. Хотя и нормальные были тоже. Аська с Катькой зыкие девки. Они с нами в волейбол играли. А вечером мы на кухню пробирались печенье с конфетами тырить, а потом к ним в спальню залазали. У них лимонад был, им родители привозили.
- И чё, вы с ними только лимонад пили? – с ухмылкой поинтересовался Костик.
- Не только.
- А чё ещё?
- Всё.
- Чё, всё?
- Всё что надо, тебе знать не надо.
- Ладно, гнать-то, Гарик.   
Разговор перешел в неконструктивное русло, когда все понимают, о чем речь, но никто не хочет произносить это вслух. Гарик набычился, готовый до последнего отстаивать свой несомненный успех у противоположного пола. Остальные свидетелями этих побед не были и, естественно, подвергли их сомнениям. С учетом внешних данных и характера отношений между Новицким и одноклассницами, недоверие друзей было весьма обоснованным.
- А я с мамой в Москву летал, - перевел разговор на другую тему Владимир. – На Красной площади был, в Кремле. На метро ездил. У них метро не то что наше, там на эскалаторе спускаешься – не видно, когда внизу станция покажется.
- И я был в Москве, - встрял Серега. – «Фанту» пил?
- Каждый день. И «Эскимо» по три раза в день. У нас, поца, нет такого мороженного –  только «Пломбир» сливочный продают.
- Иногда шоколадное привозят, - вставил Гарик.
 - А в Москве в киоске сразу десять разных мороженых. Еще у них бананы сушеные продают. И жвачка разная. Я бы хотел в Москве жить, - продолжил Вовка. - Там в Парке Горького аттракционы чёткие. Можно целый день кататься. И сахарную вату есть.
- Размечтался, одноглазый, - перебил его Костик. – У нас в Луна-Парке не хуже аттракционы. И жвачку продают.
- В Москве баще. Я на ВДНХ видел роботов в павильоне «Вычислительная техника».
Все заинтересовались.
- Чё за роботов?
- Разных. Им команды дают, и они всё делают, как им говорят. Датчики всякие, лампочки мигают.
- Скоро роботы будут все за людей делать, - авторитетно изрек Гарик.
- А еще там передачу снимали «Это вы можете». Вездеходы разные выезжали с огромными колесами и ведущий про них рассказывал. Вокруг камеры стояли и снимали всё это, - продолжал рассказ Вовка. - Меня тоже снимали, теперь, наверное, по телевизору покажут.
Значимость события заставила парней замолчать. Среди них находился потенциальная звезда телеэкрана, что не могло не вызывать уважения и некоторой зависти. 
- А мне на ВДНХ больше всего павильон «Свиноводство» запомнился, - заулыбался Серега. – Там хряки лежат, такие огромные, что их даже краном не поднять.
Все развеселились и стали шутить про необъятные размеры свинок.
- Везет, вам, ребзя, - грустно сказал Костик. – А я все лето на даче просидел. Там делать особо нечего. Мамка заставляла грядки поливать, да ягоду собирать. Зато там у моего соседа мопед был, и мы на нем на пруды ездили купаться.
- И ты ездил?
- Конечно, ездил - Валек до прудов вез, а на обратной дороге я за рулем.
- Чё за мопед?
- «Верховина».
- «Верховина» это чёткий мопед, - важно изрек Гарик. – У моего брата двоюродного в Тогучине тоже «Верховина». Он мне покататься давал.
- Тебе покататься? – с сомнением спросил Костик. – Ты, Гарик, до педалей ногами не достанешь.
Все засмеялись и стали подначивать Гарика - тот как обычно вяло огрызался. Шутки над его маленьким ростом давно вошли в обязательную программу.
За разговорами время пролетело незаметно – пора было возвращаться. Стали готовиться к отплытию, когда на берегу котлована показалась трое парней. Они шустро запрыгнули на самый крупный из стоящих у берега плотов и отчалили.
- Это Цыба с компанией, - негромко сказал зоркий Костик.
Все притихли и напряглись. Боря Цыбасов из соседней школы был личность широко известной во всем районе. Свою популярность он завоевал на поприще бескомпромиссного хулиганизма – Борю знали все: и местные подростки, и учителя, и сотрудники правоохранительных органов. Знали его и многие родители, безуспешно пытавшиеся уберечь своих чад от тлетворного влияния Цыбасова. Борис не смог с первой попытки осилить шестой класс и остался на второй год. Походами в школу Цыбасов себя утруждал не часто, учиться ему было некогда: статус главного хулигана в районе требовал поддерживать реноме, чем тот и занимался с искренним энтузиазмом. Сталкиваться с Цыбой и его дружками никому не хотелось – встреча могла оказаться крайне болезненной.   
Вовка с Костиком отчалили первыми, вслед за ними Гарик с Серегой. Цыбасов с друзьями заметили два плывущих к берегу плота и повернули навстречу. Парни попытались повернуть к берегу и проскочить мимо вражеского судна, но уйти от встречи не удалось – все трое парней на Цыбасовском плоту были с шестами и имели преимущество в скорости. Они быстро пошли наперерез, и эскадры встретились метрах в пятнадцати от спасительного берега.
- Куда так торопимся? – с улыбкой, не предвещающей ничего хорошего, прокричал Цыба. – Стоять. Таможня.
Цыбасов подплыл вплотную и перегородил путь к берегу. Его плот был крупнее и устойчивее и «Варяга», и даже «Авроры». Цыба стоял на носу и командовал. У него за спиной орудовали шестами два его бывших одноклассника, нынче ученики седьмого «Б» школы номер восемнадцать: Ромка Леженцев, неизменный спутник и правая рука Цыбасова, и Генка Ряхин, о кличке которого не сложно догадаться.
- Вы чё, совсем оборзели? – достаточно предсказуемо начал Цыба.
На плотах угрюмо молчали, полностью отдав инициативу агрессорам.
- Вам кто разрешал «Варяг» брать? – подключился Ромыч. 
- А чё, ваш что ли «Варяг»? – отозвался Костик.
- Наш, - последовал безапелляционный ответ. – Давайте пыром освободили плот.
- Где написано, что он ваш? – со своего плота встрял Гарик.
- Ты чё, мелкий, горя хочешь? – злобно посмотрел на него Цыба. – Давай греби к берегу, пока не прилетело.
- От кого, от тебя что ли? – у Гарика начался приступ безрассудного геройства.
На вражеском плоту от такой наглости на секунду потеряли дар речи.
- Ты на кого пырку тянешь? – пришел в себя Цыба. – Я щас тебя урою.
Гарик угрожающе приподнял из воды шест, Чуба злобно посмотрел на Ряхина, с которым у него уже случался конфликт ранее. На Цибасовском плоту оценили диспозицию и, осознав бесперспективность войны сразу на двух фронтах, вернулись к первоначальным притязаниям.
- Слышь, шустро «Варяг» освободили, - Цыба ударил шестом по палубе у ног Вовки. - Перепрыгивайте на плот к борзому и потеряйтесь.
Никто не пошевелился. Тогда Цыбасов опираясь на шест, наступил ногой на самый край «Варяга» - плот накренился. Вовка с Костиком от неожиданности потеряли равновесие и только благодаря шестам, упирающимся в дно, не упали в воду.
- Ты чё делаешь? – закричал Вовка. – Сейчас поставим плот к берегу и забирайте его себе.
Цыба снова наступил на край плота, на этот раз он накренился еще больше.
- Я сказал, быстро спрыгнули и освободили наш плот.
Ситуация накалялась, надо было что-то предпринимать, иначе Вовку с Костиком ждало купание в прохладной и грязной воде. Вовка вспомнил про свои невыдающиеся успехи в  плавание и запаниковал. Он вытащил из воды шест и, уперев его в доски Цибасовского плота, стал отталкиваться.
- Ромыч, Ряха, не отпускайте их, - заорал Цыба.
Он ногой сбросил Вовкин шест, но с другой стороны в их плот уже уперся Костик. Экипажу «Варяга» удалось оттолкнуться и отплыть метра на три, но Ромыч с Ряхой несколькими энергичными движениями нагнали их. Цыба опёрся на свой шест и в третий раз наступил ногой на край – плот накренился, Вовка начал терять равновесие, бросил шест, заорал что есть мочи и, оттолкнувшись, из последних сил прыгнул на палубу «Авроры», повалившись между Гариком и Серегой. Костик удержался и остался на «Варяге» один в противостоянии с вражеским плотом.
- Костян, уходи, - закричал Вовка. – Пацаны, отрезайте их от Костяна.
Гарик и Серега синхронно оттолкнулись шестами и врезались в плот преследователей, удар получился не очень сильным, но стал роковым для Цыбы, который как раз в очередной раз наступал ногой на палубу «Варяга», стремясь раскачать его и сбросить Костю. В результате столкновения, палуба собственного плота поехала из-под опорной ноги Цыбасова, он на несколько мгновений завис в воздухе, сжимая в руках шест, и рухнул в воду.
- Костян, давай быстрее, - заорали хором с «Авроры».
Оба плота в несколько секунд достигли берега, парни спрыгнули на сушу и рванули прочь.
- Убью, суки, - неслось им вслед.
Отдышались уже у Фомичева на балконе. Постепенно пришли в себя и начали возбужденно обсуждать произошедшее с ними приключение.
- Нормально мы им дали.
- Оттолкнулся шестом и наперерез пошел, а они не ожидали…
- Вовка как сиганул - я думаю, сейчас все перевернемся…
- Чуть не свалился сам, а тут смотрю - Цыба уже в воде барахтается. Надо было и Ряху с Ромычем искупать.
Напряжение спало, все развеселились и стали приписывать себе все новые и новые подвиги. Событие обещало войти в анналы истории и обрасти героическими подробностями.
- Только нам теперь с Цыбой встречаться нельзя, - опустил всех на землю Вовка.
Друзья примолкли.
- Да, он нас искать будет, - грустно заметил Серега.
- И ладно, - Гарик не сдавался. – Я брату скажу – он этого Цыбу закопает. И Ряху с Ромычем рядом.
- Когда Цыба тебя в подъезде отловит, вряд ли он тебе разрешит за братом сбегать, - разрушил Вовка гениальный план Гарика.
- Лана, пацаны, давайте форму чистить, скоро домой надо,- вспомнил про свое опасное положение Серега.
Фомичев принес утюг, щетку для одежды и старый школьный пиджак для Чубы. Пока все чистились и гладились, Костик вскипятил чайник, насыпал в вазочку печенья и нарезал хлеба. Друзья уселись на кухне пить чай. Они намазывали хлеб маслом и посыпали сверху сахаром – получился вполне сытный и вкусный обед.
- Я расписание не переписал, какие завтра уроки? - хрустя печенюшкой, спросил Вовка.
- Русский, две алгебры, английский и физра вроде, - вспомнил Серега.
- Блин, две математики подряд – это трындец, - сказал Вовка. – Я подохну.
- Зато домашки на завтра нет, - нашел положительный момент Костик.
- Я вот думаю, как мне теперь контрольные по математике писать, - стал размышлять Вовка. – В прошлом году за мной Полька Ростовцева сидела, у нее всегда списать можно было, а теперь что я делать буду.
- Да, перед тобой Бражко теперь – она не даст списать.
- Вот именно, а сзади Славута – он еще хуже меня в математике шарит.
- Попадалово. Придется тебе, Вован, математику учить, - засмеялся Серега.
Вовка почесал макушку и задумался над тем, что не исключен и такой вариант. На часах было пол пятого, домой не хотелось.
- Костян, я у тебя останусь пока? – принял он решение.
- Оставайся, будем фотографии печатать, я как раз пленку проявил, которую в мае отщелкал.
Серега с Гариком ушли, а Вовка с Костяном принялись готовить ванную комнату к важному мероприятию: сначала достали и собрали фотоувеличитель, потом принесли табуретки, на одну из них водрузили увеличитель, на остальные поставили ванночки с проявителем и закрепителем, повесили красный фонарь, выбрали фотобумагу. Костян предусмотрительно выкрутил в ванной комнате лампочку: «В прошлый раз пришла сестра и все мне засветила» пояснил он. Затем закрылись и завесили все щели большим черным одеялом. Костик в полной темноте заправил пленку, после чего друзья включили фонарь. Ванная озарилась красно-мистическим светом – можно было приступать к самому интересному. Ребята не первый раз вместе печатали фотографии, и каждый знал отведенную ему роль. Самая ответственная задача была у Кости: он доставал фотобумагу, колдовал под шторкой фотоувеличителя, затем пинцетом погружал белый прямоугольник в проявитель и ждал, когда на нем проявится изображение, после чего перекидывал фотографию в воду. Тут подключался Володя: он со вторым пинцетом наперевес аккуратно промывал фотографии, после чего опускал их в закрепитель. После всего этого оставалось только еще раз промыть получившиеся шедевры и прищепками развесить их на бельевых веревках, протянутых над головами.
Процесс был настолько увлекательным и требующим максимальной концентрации, что некогда было отвлекаться на посторонние разговоры. Краем глаза ребята замечали получавшиеся изображения, но по-настоящему рассмотрели фотографии, когда пленка кончилась.
- Чёткие фотки, - констатировал Вовка. – Вот тут мы в футбол играли: и Чуба жопой к верху хорошо получился.
- Ага, а здесь на майском субботнике Ленка Савина тебя метлой дубасит, - ткнул Костик в одну из фотографий.
Вовка посмотрел и не оценил.
- Нет, это не очень, - заключил он. – Вот классная: ты с Гариком, Славута и Гнесиков. Это я фотал. Учись - пока я жив.
Результатами остались довольны. Напечатали еще несколько особо понравившихся и самых удачных, после чего стали сворачиваться. Выйдя из ванной, долго щурились на свету, будто подслеповатые кроты.
Уже пришла мама Костика. Она орудовала на кухне.
- Здравствуйте, тетя Света, - поздоровался Вовка.
- Здравствуйте, фотохудожники. Уроки-то сделали?
- Мам, какие уроки? Первое сентября, ничего не задали.
- У тебя всегда ничего не задано, - с оттенком недоверия сказала тетя Света. – Не успел еще двойку по поведению схватить? Меня к директору не вызывают?
- Мама, что ты говоришь?! - картинно возмутился Костик. – Мою фотографию на доске прилежания хотят повесить.
- Ага. В детской комнате милиции, - рассмеялась тетя Света. – Ужинать будете?
- Нет, спасибо, я домой пойду, - Вовка увидел, что на часах почти девять вечера. – До свидания.
- Давай, пока, - пошел Костик провожать друга в коридор. – Фотки высохнут, я их завтра в школу принесу.
- Те, что для меня напечатали, не забудь, - напомнил Володя.
Дома все было как обычно. Вовка своими ключами открыл дверь, и сразу был атакован радостно виляющим хвостом Боссом. Пес как обычно первым встречал хозяина, тот же в свою очередь должен был опуститься на колени и хотя бы пару раз погладить своего четвероногого друга. Если этого не сделать, барбос будет неотступно ходить за Вовкой и ждать, когда хозяин найдет полминуты времени на общение и потреплет его по холке.
Вслед за Боссом в коридор выскочила Люська, Володина младшая сестренка.
- Мама, Вовка, пришел, - закричала она и убежала в свою комнату.
Из ванной комнаты вышла мама, устало вытерла мокрый лоб и приветливо улыбнулась сыну:
- Привет, гулёна. Я стираю, ужин на плите. Сам себе положи.
Вовка разулся, отнес портфель в свою комнату, переоделся и отправился на кухню, где исследовал вкусно пахнущее содержимое кастрюль и сковородок. На ужин оказались его любимые котлеты с макаронами. Наполнив тарелку, Вовка прошел с ней в зал и уселся перед телевизором – шла программа «Время».
Демонстрировали сюжет про День знаний – показывали учителей, первоклассников, старшеклассников и учащихся ПТУ. Почти все несли цветы, организованно парами входили в классы и излучали нечеловеческое счастье. Вовка скептически посматривал на экран, ожидая внятных объяснений, по какому поводу такая радость. Закадровая речь журналиста, в которой тот рассказывал о торжественном начале учебного года, Вовку не убедила. 
В следующем репортаже, посвященном Дню мира, показали как дети и взрослые маршируют по аллеям Парка им. Горького в Москве. Володя заинтересовался и стал внимательно всматриваться в телевизионную картинку, стараясь уловить знакомые места - впечатления от летнего посещения парка были еще свежи. Но оператор упорно игнорировал виды на аттракционы и лотки с сахарной ватой, вместо этого снимая некую Патрицию Монтандон. Она выступала на митинге, посвященном маршу мира. Кто она такая и зачем ее показывают, Вовка так и не понял.
Далее начался сюжет про грандиозные планы по внедрению автоматической дойки коров в деревне Юрьево. Ведущий животновод деревни Синяковский В.А. считал, что только бездорожье может помешать реализации проекта, но жители готовы в едином трудовом порыве справиться с любыми задачами, поставленными перед ними партией и страной. 
Вовка пошел на кухню – отнести пустую тарелку и налить себе чаю. Когда он вернулся к телевизору, начались международные новости. Репортер рассказывал о тесных дружеских отношениях между СССР и Вьетнамом, который вот уже сорок три года как независимое государство. Данному событию было посвящено собрание, в котором приняли участие советские и вьетнамские государственные деятели. На этом хорошие новости кончились – в остальном мире все было не столь позитивно: Германия перевозила на корабле опасные токсичные отходы, в ирландском Ольстере опять произошел теракт. «А что вообще в мире делается? – Стабильности нет. Террористы опять захватили самолет» вспомнил Вовка фразу из фильма.
В комнату вошла мама.
- Люся уснула, не шумим, - она села в кресло рядом. – Как первый день в школе?
- Нормально, мам. Линейка была, потом классный час. Учебники выдали. Ничего нового.
- Володя, обещай мне, что ты в этом году возьмешься за голову, и будешь хорошо учиться, - серьезным голосом сказала мама.
Вовка скривился, очень ему не нравились такие обещания. Вот какой тут выбор – естественно он сейчас скажет «Да, мама, обещаю», не может же он сказать «Не, мам, не буду я учиться в этом году, неохота. Может быть в следующем. Посмотрим, короче, по ситуации».
- Я постараюсь, - дипломатично ушел от конкретного обещания Вовка.
- Постарайся уж. А то мы с отцом уже подумываем тебя к репетиторам отдать.
- Мама, а когда папа приедет? 
Отец Вовки работал в Институте геологии и минералогии. С мая по сентябрь он пропадал в экспедициях. Куда только не приходилось ему ездить: Алтай, Хакасия, Байкал, Камчатка. Сейчас отец работал не так далеко – в Казахстане, куда уехал после последней побывки дома в середине июля. Полевой сезон у него заканчивался, и следовало ожидать скорого возвращения. Несмотря на достаточно сложные отношения с отцом, Вовка все равно скучал по нему и ждал, когда тот появится в дверях в пропахшей костром штормовке и большим рюкзаком на плече.
- Как раз хотела тебе сказать – он звонил сегодня, просил передать тебе привет и поздравления с началом учебного года. Сказал, что всех любит, скучает и приедет ровно через две недели.
- Ура, - без особых эмоций сказал Вовка. – Уже скоро.
- Скоро, скоро. Успеешь пару пятерок получить к его приезду, - улыбнулась мама.
- Спасибо, мамочка, очень вкусный ужин, - поблагодарил Вовка. – Пойду я почитаю на ночь.
Перед сном, когда он только выключил свет, зашла мама.
- Забыл тебе сказать, меня с Аней Шныревой посадили, - вдруг вспомнил Вовка.
- Хорошо, - мама присела на краешек дивана. – Передавай ей привет.
- Передам, - ответил Вовка. – Спокойной ночи, мама.
- Спокойной ночи, сын, - отозвалась мама и погладила его по голове. 
Вовка повернулся к стене, быстро промотал в памяти события дня и, решив, что прожил его не зря, с чувством выполненного дела закрыл глаза.