Много пишу и не сплю ночью

Халександровна
потому что ночью холодно как в холодильнике и темно когда его закрываешь или перелистываешь как страницу непрочитанной, но уже понятой книги, журнала, глянец – блестит на солнце, переливается как мазут и масляными следами, проталинками, по таленьким тропинкам, держа руки на тонкой талии, спасибо здоровому питанию и маме с папой.
Не зря же 8 кружек кофе выпила и не опьянела, не одурманило, хотя куда дурее, ведь даже у дурного нет сравнительней степени, ступени к тому, кого без них и не достать нет, нит, но, вцепившись руками в поводья, по воде под водкой чужой походкой походила на ту, из «Красотки», но так и не подошла.
Я бы рисовала, но у меня с этим похуже, чем с буквами, буквицами кириллицы в начале сказки, где волшебники и чудеса и все неправда, но такая добрая ложь, как ты, когда говорил «навсегда», а ведь оно не навсегда, а «невсегда», «нескоро», не в четверг во время премьеры какого-то фильма с известными актерами, чьи улыбки так манят а ты завидуешь и не белыми красками, не гуашью и даже не акварелькой, модной такой из-за питерской Лоры, что в рамах держит больше, чем другие, не чужие, просто непохожие прохожие, ухоженные, в мехах и коже, а на мне только гусиная.
Хорошо, что чернила не закачиваются, как я.