Владислав появился на кафедре незадолго до обеденного перерыва.
- Привет, Борис Михайлович! – поздоровался он с присутствующим на тот момент единственным представителем преподавательского состава кафедры.
- О, какие люди! – с деланным радушием отозвался молодой, склонный к полноте субъект, внешность которого у большинства общавшихся с ним людей вызывала стойкую антипатию. Рыхлое, совсем бледное, напрочь лишённое какой-либо выразительности лицо, и маленькие глазки, покалывающие собеседника чванливо-презрительным взглядом, совершенно не способствовали продолжительности общения. – Как здоровьицо? До нас тут докатились слухи о какой-то мудрёной форме пневмонии.
«Здоровьице»,- мысленно поправил его Влад, сдерживая всколыхнувшееся негодование.
- Cлухи!?. – он подыскивал лояльное выражение - …оказались чрезмерно преувеличенными. А где шеф?
- Здесь его не было. Наверное, у себя.
- Паршиво!
- А ты рассчитывал, что он будет торчать на кафедре и ждать, когда кому-то спонадобится с ним побеседовать?
Молодой человек, с которым разговаривал Влад, был племянником первого секретаря горкома. Серая посредственность по сути, он пять лет изводил преподавателей абсолютной безалаберностью в обучении и с важным видом ответственного миссионера занимался общественно-политической деятельностью. Год назад Борис «парадоксально», с точки зрения сокурсников, получил высший бал при защите диплома и был принят в аспирантуру, где продолжал демонстрировать природную бездарность и полную неспособность к научному поиску. С момента поступления в аспирантуру его, согласно «персональному» плану профессионального роста, освящённому с высот городского олимпа дядей, избрали заместителем парторга кафедры; наравне с лучшими из аспирантов выделили ставку и доверили вести лабораторные работы у студентов.
Влад это знал, как и остальные работники кафедры, а, значит, и работники всего института, но никогда не акцентировал на этом внимания, оставаясь в нейтралитете ко всему, что не касалось его деятельности. Сейчас же, неожиданно для самого себя, он взглянул на Бориса оценивающе: а ведь доберётся, стервец, до «кормушки» в установленный срок, «остепенится», получит к окладу вожделённую «ренту» и, тешась страстью самоутверждения, примется измываться над студентами, задалбливая прилежных придирками и доводя слабонервных до истерики. И, конечно же, при этом с «максимальной эффективностью» попользуется возможностью раздавать высокие оценки смазливым глупеньким студенткам, укладывая их «в койку». Впрочем, этим он с успехом занимается и сейчас. По достижении определённого стажа переместится на «партийную работу» в какой-нибудь горком-исполком и далее с поразительным рвением начнёт «продвигаться» к «более высокому креслу», равнодушно, без малейших сомнений раскатывая в блин мелких противников, шагая по головам преданных – в обоих значениях – соратников и «утопленных» благодетелей. Добравшись до первой руководящей должности, через край зальётся самоуверенностью и станет со вкусом раздавать словесные пинки подчинённым, упиваясь собственным превосходством, пока не уйдёт на «заслуженный отдых» или не падёт жертвой аппаратной интриги.
«Что это я? – мысленно одёрнул себя Влад. – Чёрт меня разбирает или одолевает зависть? Да - боже упаси, от такого счастья!»
- Ладно, попробую пробиться на приём,- завершил Влад разговор, направляясь в лабораторию.
- Ну-ну, удачи! – полускептически - полуиронично прогнусавил ему вслед Борис.
В лаборатории Влад открыл стол, провёл пальцем по кипе черновых папок, ненадолго задумался и вытащил две с описанием и обобщением результатов его работы. Остальные папки содержали бессистемные данные по экспериментам, безымянные таблицы, графики, обрывки формул и расчётов, заметки, грубые эскизы. В этом мог разобраться только он сам.
Распрощавшись с лабораторией, куда – он знал – больше не вернётся, Влад прошёл в главный корпус, где располагался ректорат.
- Татьяна Петровна, здравствуйте! – обратился он к миловидной женщине, исполняющей обязанности секретаря. – Иван Владимирович у себя?
- Здравствуй, Владислав! У себя, но он занят. Собрал членов учёного совета: из института Патона прибыли гости во главе с самим Патоном. Взялись обсуждать перспективы совместной научной деятельности.
- Похоже, это надолго.
- На два - три часа.
- Если я буду звонить с периодичностью час - полтора, не успею Вам надоесть?
- Позванивай.
- Спасибо, Татьяна Петровна!
Влад вернулся на кафедру.
- Поздравить с успешным свиданием? – по-иезуитски елейной интонацией встретил его Борис.
- Непременно, но парой часов позже! – парировал Влад и принялся изучать вывешенные на доске объявлений списки дипломников, закреплённых за руководителями по тематике дипломных работ. Он быстро выяснил, что хотел, и отправился в лабораторию электрошлаковой сварки.
Несколько студентов в отсутствии руководителя подготавливали установку к работе.
- Дмитрий! – окликнул Влад одного из них и одновременно обратился к остальным: «Всем – здравствуйте!» – Ты мне нужен. Можно тебя оторвать от стратегического освоения глобальных преимуществ и мелких недостатков электрошлаковых технологий? Пойдём - надо поговорить.
- А позже нельзя? – без малейшего удивления поинтересовался Дмитрий.
- Нет!
- А это надолго?
- Нет: десяти минут будет достаточно для, - Влад покосился на прислушивающихся студентов, - …усвоения информации и формирования собственной позиции по вынесенному на обсуждение вопросу, - закончил он в официальном тоне, который считался грамотным при ведении всякого рода общественных собраний.
- Ну, пойдём, коли так, - со вздохом безысходности согласился Дмитрий, вытер руки и, не сбрасывая лабораторного халата, обратился к сокурсникам:
- Образец выставлен и закреплён. Осталось установить охлаждающие ползуны, подать в них воду и засыпать флюсовую затравку в зону формирования шва. Если я немного задержусь, подождите меня, пожалуйста.
- Не переживай, - откликнулся один из студентов.– Если что – устроим перекур на четверть часа.
- Ладно, я быстро, - пообещал Дмитрий и направился к выходу.
- Дима, один момент, я тебя догоню, - и, дождавшись, когда Дмитрий отошёл на необходимое расстояние, Владислав повернулся к остальным.
- Я хочу уточнить: вы знаете свои цели и задачи в эксперименте?
- Конечно! Знаем! – откликнулись дипломники один за другим.
- Тогда не ждите, начинайте без него: он не вернётся. А руководителю – Григорию Васильевичу передайте, что Диму вызвал Столешин. Если есть необходимость, пусть поделит его работу между вами.
- Да мы по дипломам между собой никак не завязаны.
- Успехов!
Влад догнал Дмитрия в коридорах лабораторного корпуса. Собственно, тот никуда не уходил и ждал Влада за дверью лаборатории.
- Я хотел поговорить о твоём дипломе.
- Ну?
- Не здесь, - Влад пошёл вперёд, Дмитрий за ним. Они прошли в главный корпус.
Владислав заглянул в библиотеку. Бо`льшая часть зала пустовала, два-три человека разместились за столами с учебниками, но Влада это не устроило. Они прошлись по этажам, пока не обнаружили небольшую пустующую аудиторию.
- Скажи мне что-нибудь про тему твоей дипломной работы, - попросил Влад, усаживаясь за ближайший стол.
- Хорошая тема, актуальность наличиствует, защита, думаю, пройдёт нормально.
- Защитишься ты превосходно, а дальше? Использование способа эффективно в судостроении, которого в городе нет, возможно в тяжёлом машиностроении – цементные печи, автоклавы, но там используется более лёгкое оборудование для сварки под флюсом. Что ещё? Да почти всё!
- Вообще-то я дальше диплома не заглядываю.
- А зря! Кандидатскую ты мог бы защитить без проблем, а это уже другой уровень.
- Мог бы, наверное, в принципе. А реально – время в жизненном расписании упущено. Наукой начинают заниматься с четвёртого курса, а то и ранее. Моё завтра с ориентиром на науку будет выглядеть так: диплом, три года аспирантуры, по истечении которых мало кто успевает защититься. Соискательство – вообще байка для простаков. А далее, если повезёт, год отдай горячо любящей Родине, поскольку с рождения «повинен» в принадлежности к мужскому полу, не повезёт – отдашь два, за которые багаж профзнаний вытеснится армейским дебилизмом, что и приспустит полёт высоких человеческих амбиций до хотелок среднестатистического земного обитателя; и то при условии, что не сопьёшься, а в противном случае и интеллект упадёт до уровня не то что простого обитателя земного, а просто земноводного. После армейки приспичит жениться, - сам-то не женат?.. и в планах нет!.. – ага, там дети пойдут: визг-писк, насущный вопрос материального обеспечения… Какая к чёрту диссертация – пережить бы до лучших времён!
- Что мне в тебе всегда нравилось – это твой отъявленный реализм с пессимистическим «уклонизмом». А давай мы его щас раскрасим немного в оптимистичные цвета.
- Давай попробуем, только без идеалистического прожектирования – времени жалко.
- Ну, тогда к главному: ты бросаешь свою дипломную тему. Прямо сейчас. И начинаешь заниматься другой.
- А что изменится в изложенной цепочке от такой замены?
- Многое! Взгляни: в этих двух папках результаты моих аспирантских наработок.
- Выглядит объёмно, но позволю себе скрупулёзно подметить: это не мои, к сожалению, а твои наработки!
- Справедливое замечание: мои, и для защиты кандидатской материала больше, чем достаточно.
- А чего же не хватает, если ты жаждешь подпрячь меня в этот дилижанс?
- Как говорят в театре, не хватает бенефициара... нет, бенефицианта!
- Чего?
- А, чёрт! И того и другого!
- Кого??
Прежде чем ответить, Владислав медленно вздохнул и очень серьёзно, в диссонанс тому полушутливому тону, в котором они вели разговор, произнёс:
- Дима, обстоятельства, независимо от моей воли, сложились так, что все наработки в дальнейшем мне не пригодятся.
- Вот это да! Это что же могло произойти??
- Считай, что я получил предложение, от которого не смог отказаться.
- Понял: сицилийская «Коза Ностра» ставит тебя Крёстным Папой в Советском Союзе.
Да здравствует русский дон Корлеоне!
- Да нет, всё гораздо серьёзнее. Я, честное слово, отчаянно сопротивлялся - сверх всех человеческих сил, но вынужден был заключить контракт, который невозможно нарушить.
- Неужто мировая «жидомассонская» ассоциация? Да ну, не-ет, не может быть: в институте большинство кафедр за ними, со всеми ты дружен, чего бы им вдруг против тебя ополчаться?
- Не гадай! И не отвлекайся. Просто прими как данность, что мне это уже не нужно, а вот ты мог бы использовать весьма рационально: защищаешь диплом, поступаешь в аспирантуру, защищаешь кандидатскую ровно в срок – и вот тебе основа материальной базы для женитьбы.
Как тебе такое завтра?
- Порозовело!
- Ну так соглашайся и - пройдёмся по основным этапам.
- Только один интимный вопрос: почему ты выбрал меня?
- То, что мне это не нужно, не означает, что мне безразлично, кто и как использует результаты моей работы. К тому же, есть определённая ответственность перед научным руководителем: замена должна быть надёжной, чтобы мне, где бы я ни был, не было стыдно за свои рекомендации, а у него не слишком затянулся план подготовки аспирантов.
Если быть до конца честным, то помимо тебя у меня было ещё две кандидатуры, хотя твоя – предпочтительнее тех. Нам с тобой повезло в том, что ты оказался на преддипломной практике в городе, а те двое – на выезде. Было бы наоборот – было бы хуже. У меня нет времени, кроме сегодняшнего дня, и я бы не смог ни дождаться твоего возвращения, ни отыскать тебя там, куда бы тебя услали в командировку.
- Понятно. А как решать вопрос с моим руководителем практики и дипломного проекта?
- Не озадачивайся ерундой. Моим научным руководителем является нынешний ректор Столешин Иван Владимирович, с которым я обязательно встречусь сегодня по завершении наших с тобой дел. Он решит вопрос с твоим руководителем, он же зачтёт тебе практику. Тематика, которой ты будешь заниматься, ориентирована в первую очередь на оборонную промышленность, заказы на разработки поступили тоже оттуда и, поскольку сам Столешин пришёл в науку с оборонки, где у него имеются обширные связи, внедрение тебе обеспечено уже сейчас.
Кстати, работая на оборонку, ты по его ходатайству гарантированно избавляешься от избыточной любви Родины-Матери и не выпадаешь из научного процесса. Правда, придётся оформить допуск к секретным разработкам, первоначально по форме №2, а впоследствии, наверное, и по форме №1, что грозит при определённых обстоятельствах ограничением на зарубежные поездки, но, вообще-то, это мало кому было действительной помехой. Ну, поехали?
- Давай!
- Для защиты диплома будет достаточно вопроса по сварке лёгких сплавов на основе титана, магния, алюминия. Например, сплава ВАД-1. Сложность сварки подобных сплавов в том, что они запросто могут сгореть.
- Прогореть?
- ?
- Прогореть, ты хочешь сказать, и потечь?
- Нет, сгореть!
- Как?
- В прямом смысле: как термитная смесь, как бенгальский огонь. Никогда не видел, что ли?
- Не-ет! В смысле, не видел, чтобы кусок металла горел как бенгальский огонь!
Владислав улыбнулся, вспоминая что-то давнишнее:
- В возрасте школьников мы постоянно шастали по всем близлежащим стройкам: карбид раздобыть для изготовления бутылочных факелов и гранат, длинную толстую верёвку стибрить – лазить по деревьям, пожарным лестницам или девчонкам на скакалку. Особой удачей считалось отыскать сухую серебрянку, которой окрашивают батареи отопления. По составу она представляет собой тонкодисперсный алюминий. Сворачиваешь кулёк из бумаги, насыпаешь туда серебрянки, поджигаешь края кулька и встряхиваешь его, или крутишься вокруг себя. Порошок вылетает через раструб кулька и сгорает такими вспышками, что куда там порциям магния в старинных фотоаппаратах.
Тут как-то группа научных работников вкупе с прикомандированными столичными спецами занималась внедрением управляющего контроллера на сварочном автомате для сварки титановых сплавов. Что-то они прошляпили в синхронности операций запуска - так такой фейерверк получили в лаборатории! Все, кто был поблизости, разбежались и попрятались, зато с соседних лабораторий сбежалась куча народа поглазеть.
- Я ничего не слышал.
- Кому же охота признаваться в своём недомыслии. Распространили версию, что «по просьбе производителей был успешно проведён поиск нового состава смеси для осветительных снарядов».
Глубже никто не полез.
Ладно, пошли дальше.
Через полчаса лекторской деятельности Влад, вынужденный досконально пережёвывать хорошо знакомые выкладки, начал уставать.
- Нет, как раз наоборот, - возразил он на очередной вопрос Дмитрия, вложение тепла должно быть мощным, но дискретным: кратковременными импульсами.
«Вот так же и Шерр, наверное, со мной! – Влад мысленно оценил неожиданно всплывшую аналогию. – Только – что объясняю Димке я, этому, с позволения сказать, без пяти минут специалисту, и – что деликатно доводит до моих мозгов Шерр: небо и земля! Как ему, должно быть, нудно-то,.. а Дмитрий, слава богу, не способен читать мои мысли.»
- Вот, это твой диплом, успешной защиты! - резюмировал Владислав через некоторое время. - Двигаемся дальше...
Сразу после защиты сделай две вещи: подай документы на поступление в аспирантуру и через студенческий совет подай заявку на участие дипломной работы в научно-практической конференции молодёжи и студенчества Поволжья, которая запланирована на сентябрь месяц. Участие приравнивается к публикации – одно очко в диссертационную копилку. У тебя два месяца военных лагерей, по возвращении – месяц отпуска: будет время подготовиться и к тому, и к другому.
На первом году аспирантуры сдай все экзамены по кандидатскому минимуму, с этим не тяни. Далее шеф поможет с публикациями в научных изданиях – тематических отраслевых сборниках и журналах. Из содержимого этих папок ничего не публиковалось, вопрос плагиата не возникнет. Были только статьи по актуальности и тематической проблематике. Сошлёшься на них, как на отправную точку, и органически впишешься в тему.
В материалах подготовлены четыре заявки на изобретения: две на способ и две на оборудование. Проведён углубленный патентный поиск на патентоспособность, а способов ещё и на патентную чистоту. Изобретения, скорее всего, будут закрытыми, но авторские свидетельства выдадут в любом случае, а, значит, не будет необходимости доказывать новизну при защите.
Обязательно возьми шефа в соавторы. Хорошенько определись с пониманием того, что это – не подхалимаж и не подкуп, хотя так оно, вроде бы, и выглядит, но в действительности – лишь форма взаимовыгодного сотрудничества. Перед подготовкой документов подойди и поинтересуйся, в какой последовательности проставлять фамилии претендентов в заявках: принято считать, что первой в авторских свидетельствах стоит фамилия основного изобретателя. В научном имидже Столешина несколько дополнительных авторских большой роли не сыграют: у него их в соавторстве более сотни, в том числе и на открытия. Традиционно он укажет, что фамилии следует проставлять по алфавиту – твоя будет первой. Для него это действительно не важно, но он возьмёт эти свидетельства на заметку и с лихвой отработает соавторство на этапе внедрения, а это – дополнительный заработок, и неплохой.
Блок управления наши электронщики не потянут. В подмосковье есть «почтовый ящик», где специализируются на подобных вещах. Адрес и разработчики – здесь, предварительный запрос сделан. Отдай им эту работу на откуп, получишь уникальный источник питания.
Вот тебе задел на две кандидатских. Если работа зацепит – копай дальше, до докторской будет недалеко; не зацепит – брось всё к чёртовой матери и живи по своему усмотрению: претензий выставлять никто не будет.
Дмитрий уже несколько минут сидел, сохраняя неудобную позу, и расширенными глазами смотрел на Влада. Владислав прервался.
- Ты чего?
Дмитрий заговорил медленно и как-то неуверенно.
- Влад, это – не приглашение к сотрудничеству и даже не прямая помощь в работе. Я, когда соглашался, не мог предположить, что тобой наработан такой объём. Это – подарок, за который я в жизнь не откуплюсь!
- Ну, тогда на том свете возьмёшь под себя несколько мерок углей из моей жаровни – и будем квиты!..
Папки эти никому не отдавай, и даже не показывай: не было никаких папок, ничего не ведаешь и слыхом не слыхивал. Уже завтра будет перерыт мой стол в лаборатории: охотники до этих материалов найдутся очень быстро, и, если точно будет известно, что папки у тебя, даже шеф не сможет отстоять наших интересов. Понятно – кто, как и для чего? Имена называть не надо?
- Нет, не уравнения Максвелла, всё весьма прозрачно.
- Тогда всё. В лабораторию не возвращайся, ребят я предупредил.
Теперь, Дим… Личная просьба: пригласи от моего имени всю группу туристов, с кем мы ходили в горы, на встречу сегодня вечером часам к семи. Сделай так, чтобы никто не отказался и сам приходи. Лады?
- Да, это мы враз! Нам чего хорошего сделать – проблема, а пьянку организовать – раз плюнуть! У кого встречаться-то будем?
- Кроме туристов будут и другие мои знакомые, поэтому напрягать по нашему обычаю кого-то с квартирой не будем. Встречаемся в кафе и в меру фантазии весело проводим время.
- В ЦэКа?
- Нет, в «Кафе Центральном» сегодня многолюдно, нам не хватает места. Встречаемся в «Старой Мельнице».
- Это на Волге? Туда мы доберёмся без проблем, а загуляем – возвращаться будет тяжеленько!
- Замдиректора автопредприятия – учились вместе – выделил дежурный автобус.
- Хорошо живём!
- Стараемся, по мере сил, а то, случается, и пожить не успеваем! Ну, давай, до вечера.
Владислав заглянул в приёмную – встреча не завершилась. В отделе кадров он взял обходной лист и двинулся по инстанциям собирать подписи. Ближе всего находился комитет комсомола.
Влад неприязненно относился к этой молодёжной организации. Он не знал того времени, когда молодая поросль низших слоёв российского общества, разномастная по культурно-этнической принадлежности, воспитанию, поведению, но единая в ненависти к более обеспеченным, благополучным и образованным, начала объединять свои силы по типу босоногой уличной ватаги, развлекающейся нападением на гимназистов. Скудная информация о последующем политическом влиянии, когда по решению местного комитета комсомола смещали директоров крупных предприятий, казалась ему мифом, порождённым фантазией самовлюблённых поколений предшественников. В сегодняшнем настоящем Коммунистический Союз Молодёжи виделся ему тотальным, но отнюдь не сплочённым сообществом, со школьной скамьи втягивающим в свои первичные организации всех без разбора. При многих предписанных направлениях работы, единственной задачей молодёжного союза, давно утратившего всякую самостоятельность, стало насаждение в молодёжной среде идеологии правящей элиты, а основным продуктом деятельности – масштабная фикция.
Комсомольскими руководителями и одновременно резервом партии становятся в основном люди с весьма своеобразными принципами и понятиями о порядочности. Остальные не приживаются. Здесь для продвижения по карьерной лестнице не так важны реальные результаты работы, как способность безоглядно брать заведомо невыполнимые обязательства, без зазрения совести фабриковать "липу" и красиво рапортовать, отчитываясь о не совершавшейся работе. Сегодня комсомольское руководство охотно перехватывает любые, спонтанно возникающие молодёжные инициативы, будь то выпуск настенной юмористической газеты или открытие нового направления экстремального вида спорта, подчиняет, заорганизовывает и, в конце концов, разваливает; а если не удаётся подчинить – подавляет, как «чуждое моральному кодексу строителя коммунизма» случайное явление. Будучи в активе комсомольской организации института, Влад считал такую форму работы не просто бесполезной, но вредной без каких-либо скидок и оговорок.
«Призрак бродит по Союзу, призрак Комсомола! – переиначил Влад знаменитую фразу, приближаясь к двери со знакомой табличкой. – И с каждым годом становится всё призрачнее».
Секретарь комитета ВЛКСМ отсутствовал. По положению, занимая «руководящую должность освобождённого секретаря», он должен был находиться на рабочем месте, но контролировать его действительное местонахождение в течение «ненормированного рабочего дня» было некому, а, стало быть, и «результат по факту» был более чем очевидным.
«Всё как обычно, всё – так привычно, - припомнил Влад ироничное двустишие,- «общественные дела превыше личных», но личные в рабочее время – это святое».
- Ириша! – обратился Владислав к молоденькой девушке в нейлоновой блузке, импортном жакете и легкомысленной миниюбке, увлечённо верстающей план очередного заседания комитета. – Мне бы отметить обходной и сняться с учёта.
- Ой, Владислав, а Вы что, уходите? – изумилась девушка, на минуту отрываясь от писанины.
Ирина занимала «пост» заместителя секретаря по идеологической работе, должность, как считалось, наиболее важную и ответственную, но, пользуясь её безотказностью, все члены комитета, даже те, кто стоял ниже в иерархической лестнице, валили на неё всё бумажно-протокольное «оформительство».
- Вы знаете, штампик в обходной я поставлю, но учётную карточку сможете забрать, когда будет секретарь или зам по оргработе – у меня нет ключа от сейфа.
«Неужели это так важно? – подумал Влад. – Вероятно, если до дрожи в коленках радеть о будущей карьере».
- Карточка мне ни к спеху, заберу как-нибудь потом…
Без задержки Влад получил подпись в библиотеке, вышел из главного корпуса и перебрался через дорогу в ставший почти родным за семь лет проживания корпус студенческого общежития.
Комендант общежития Полина Аркадьевна Зеленевская, гражданка Союза ССР польского происхождения, в своём пенсионном возрасте обладала внешностью и манерами аристократичной гувернантки. Не по годам стройная, всегда подтянутая и аккуратно одетая, она без стеснения демонстрировала юному поколению, взращённому на ширпотребовской безвкусице, остатки былой красоты и природного шарма, по которым интуитивно угадывалось бурное прошлое с толпами пылких возлюбленных и отвалом разбитых сердец.
Влад поздоровался. У Полины Аркадьевны от изумления приподнялись брови.
- Ты на ногах? Какое безрассудство! Ночью, когда я отправила тебя на скорой, ты был так плох… Мне показалось, ты задержишься в поликлинике надолго.
- Там случилось чудо, Полина Аркадьевна!
- В такой степени чуда от наших медиков можно ожидать раз в триста лет.
- На самом деле, наверное, всё было не так ужасно. Мне сообщили, что у меня был просто упадок сил… или нервное истощение?.. Перетрудился, одним словом.
- Упадок сил?!
- Ну, серьёзный, конечно; вроде как, вообще на исходе были все силы. Но,.. чего уж там?.. А! - простимулировали защитные системы организма, задействовали скрытые резервы, изыскали новые возможности – вот результат.
- Действительно, чудо!..
- Полина Аркадьевна, я к Вам по делу, - произнёс Влад, протягивая обходной лист.
Полина Аркадьевна мельком взглянула на «бегунок», достала авторучку и размашистым росчерком поставила в нужном месте каллиграфическую подпись. Прижимая ладонью обходной лист к столу, поверх модных очков внимательно посмотрела на Влада.
- Никогда не замечала остающихся у тебя на ночь девчонок. Подумала ненароком: может подыскал себе невесту с квартирой и перебираешься на постоянное место жительства?
Владислав не удивился. При строгой требовательности к соблюдению внутренней дисциплины и поддержанию порядка общежития, Полина Аркадьевна проявляла несвойственную её положению покладистость к половым отношениям своих подопечных. У жильцов общежития она пользовалась непререкаемым авторитетом. Стоило ей без слов появиться на пороге комнаты, где подгулявшая со стипендии компания утрачивала контроль над разразившимся весельем, как гогот и разудалые песнопения сходили на нет, и второго её визита не требовалось.
Особым уважением она пользовалась на этажах, где проживали семейные студенты и аспиранты. Случилось так, что у одной из будущих мам начались стремительные роды, а рядом не было никого, кто знал бы, что надо делать. Полина Аркадьевна поднялась наверх, как только ей сообщили о случившемся. Спокойно попросила всех выйти из комнаты, сбросила фасонное платье с длинными рукавами и, заимствуя халат роженицы, озадачила молодого трясущегося супруга доставкой горячей воды и обеззараживающих средств. Роды завершились до приезда скорой помощи. С момента вызова прошёл час и двадцать минут. Добравшиеся, наконец, медики застали отдыхающую роженицу, вполне здорового младенца на три кило весом, обмытого, с перерезанной и перетянутой пуповиной, упакованного в чистые простынки и уже мирно спящего.
В общем, Полина Аркадьевна была для жильцов институтской общаги не надсмотрщиком, а скорее надёжным другом. Молодые девушки поверяли ей свои тайны, приходили за советом, просто поболтать, попить чаю. Полина Аркадьевна всегда была рада, её это не утомляло, несмотря на занятость и возраст.
Причина такой неформальной дружбы пожилого человека и молодняка, только ещё вступающего в самостоятельную жизнь, скрывалась в семейном положении Полины Аркадьевны.
Многие считали её одиночкой, по легкомыслию или из-за особенностей характера оставшейся без нормальной семьи и "законного мужа". Лишь единицы знали, что у неё есть сын, но практически никто не знал, что отношения между матерью и великовозрастным пустоголовым дитятей сложились совсем не по-семейному.
Сын вполне комфортно обосновался в двухкомнатной квартире матери, мать б`ольшую часть времени проводила в студенческом общежитии, где заняла и обставила с позволения руководства одну из комнат как для постоянного проживания. Да фактически здесь она и жила, наведываясь домой лишь для того, чтобы взглянуть на новую пассию сына, «заключившего» очередной «гражданский брак», который, увы, окажется непродолжительным – несколько дней, в лучшем случае месяцев, - как и все предыдущие. Её сын будто бы унаследовал на генетическом уровне программу, исполняя которую стремился превзойти единственного известного ему родителя – мать по количеству сексуальных контактов.
Замечание о том, что пора бы образумиться и серьёзно оценить будущее, моментально выводило его из себя и в яростной форме возрождало давнишний скандал, что не располагало к проявлению родственных чувств, но взаимно вызывало чувство злости и обиды.
И она сбегала в родное общежитие. Здесь был её дом, здесь находилась её обширная семья.
- Нет, тётя Поли, - Влад назвал её по имени, которое студенты общежития использовали только во внутреннем обиходе, на что Полина Аркадьевна лишь усмехнулась. – Я бы тогда не собирал подписи по комитетам и профкомам, а просто сдал бы Вам комнату и всё.
- Да, я уж сообразила, что покидаешь наше вузовское сообщество совсем. Люди ищут, где лучше; вот и ты, видно, нашёл перспективное местечко.
- Меня нашли, тётя Поли, а от перспектив, как только осознал, аж в глазах потемнело.
- Где выше доходы, там сложнее жить. Повидала я, да чего таить – по молодости знала близко многих людей различного ранга, с которыми метаморфозы происходили от высокопоставленных до низкоположенных. У нас ведь как: чем стремительнее взлёт, тем хуже аэродинамика – сопротивление среды возрастает в геометрической прогрессии.
Влада позабавила способность Полины Аркадьевны иллюстрировать жизненные реалии с помощью технической терминологии.
- А тебе я желаю только хорошего, потому прими совет от «тёти Поли»: на новом месте первая твоя задача – осмотреться, изучить табель о рангах, освоиться с местным «монастырским уставом» и наиболее тщательно с правилами неписанными. Особое внимание обрати на «касту неприкасаемых матрон» – любовницы руководства, жёны начальников параллельных ведомств и служб - при желании их не сложно выделить: должности занимают не пыльные; интерес к работе отсутствует; разговоры - если не о собственных достоинствах, то на сторонние темы; ведут себя как особы привилегированные, отношения строят превосходяще-снисходительно. Столкнёшься – не ошибёшься. Не ленись уделять им внимание – лишнего раза здесь не бывает, всегда относись уважительно и доброжелательно. От них многое зависит. Был у меня хороший знакомый, умный, грамотный. Знал как нужно работать и умел сосредоточить усилия подчинённых на важнейшем направлении деятельности. Дорос до замминистра и по капризу племянницы члена политбюро, с которой не поздоровался при случайной встрече, слетел с должности до уровня начальника производства механообработки на одном из предприятий Сибири.
Ещё: никогда не суетись - суета в работе характерна для вчерашнего студента, скрывающего свою неуверенность; не вырывайся вперёд, как фаворит на ипподроме, никому ничего не доказывай – спешка вредит хорошей карьере.
- Спасибо, Полина Аркадьевна, буду осваиваться полегоньку. Куда мне торопиться – целая вечность впереди.
- «Где мои семнадцать лет?»…
- Вы о чём, тётя Поли?
- О юношеском оптимизме. Жизнь кажется вечностью только в детстве, да юности, а потом летишь, как с ледяной горки: впереди пустота, оглянешься назад – дух захватывает…
Комнату принимать не буду – у тебя там порядок. Вещи можешь забрать когда будет удобно, хоть через месяц. Будешь уходить – оставь ключ на вахте и предупреди дежурную.
- Спасибо за доверие, Полина Аркадьевна.
- Тобою заслужено.
- А можно мне от вас позвонить?
Татьяна Петровна сообщила, что заседание близится к концу: гости удалились и теперь от ректора поодиночке выходили члены учёного совета.
- Через полчасика можешь подходить, - сказала она.
Влад поднялся на семейный этаж, где по ходатайству студенческого профсоюза и с соизволения Полины Аркадьевны занимал одну из комнат. Он проживал в ней не так долго и поначалу с энтузиазмом воспринимал свободу, связанную с использованием жизненного пространства по своему усмотрению, после того, как в течение шести с лишним лет вынужден был делить такое же пространство с тремя другими студентами. Теперь же он осмотрел её критически. Комнатка была маленькая - в одно окно. Стол, кровать с панцирной сеткой, пара стульев, полки на стенах и узкий встроенный или, точнее, пристроенный к стенам в углу у двери шкаф из древесно-стружечной плиты с отделениями для верхней одежды, обуви и антресолью, куда можно забросить пару-тройку головных уборов, но которая не способна вместить даже средних размеров чемодан. Поэтому два чемодана – один для чистого, другой для грязного белья - постоянно находились под кроватью.
Влад вытащил чемоданы, быстро пересмотрел, что находилось в чистом белье.
Приличным видом отличался парадно-выходной костюм. Светло-оливкового цвета, он был тоже ношенным, но, благодаря особо бережному отношению, - Влад мог припомнить три-четыре случая, когда его надевал, - выглядел как новый.
Придирчиво осмотрев неплохую вещь ещё раз, Владислав ненадолго задумался, машинально взвешивая вешалку с костюмом в левой руке, и, принявши наконец решение, вышел из комнаты. Он прошёл по коридору, минуя несколько однотипных дверей, и постучал в одну из них. Там проживала молодая студенческая пара, зарегистрировавшая брак полгода назад.
- А, Влад! – приветствовал его хозяин. – Заходи!
- Нет, дружище, у меня нет времени: я убываю в длительную командировку. Ты несколько раз как-то заимствовал этот костюмчик, когда у вас случился поход в ЗАГС, потом в театр, потом ещё куда-то. Я подумал, что если надобность возникала трижды, то может возникнуть опять. А я буду далеко и, стал быть, спрашивать у меня будет затруднительно. Чемоданы я набил шмотками доверху, это – не помещается, а бросать его как не попадя в нашей общаге мне жалко. Так вот, я хочу попросить тебя к нашей обоюдной выгоде принять костюмчик на хранение: ну, там, раз в месяц тряхнёшь его – всё пыли на нём меньше скопится, а будет надобность – носи, не стесняйся. Идёт?
- Спасибо, Влад!
- Да не за что.
Владислав вернулся к себе. Сложил в несколько раз шерстяное одеяло с кровати и переместил его на подоконник. Затем сдёрнул простыню и расстелил её на полу. Матрас свернул рулетом и оставил его в изголовье. Как только сквозь сетку стал виден пол, комната утратила жилой вид. Постоянное присутствие в ней человека стало прошлым. Влад вытряхнул бельё из обоих чемоданов в центр простыни, подошёл к стулу, на котором висел его повседневный костюм и вытащил из нагрудного кармана стильную и отнюдь не дешёвую авторучку. Пару раз щёлкнул, проверяя работоспособность, и вставил её в нагрудный карман костюма, что был на нём. Эту авторучку подарил ему сам Столешин при приёме в аспирантуру: «Вот тебе основной инструмент для оформительской части работы, и, надеюсь, твоя персональная ЭВМ, – он коснулся полусогнутым пальцем своего виска, - не подведёт нас ни в планировании, ни в исполнительной части!». С тех пор он с ней не расставался.
Влад освободил карманы рабочего костюма от содержимого, бросил его в общую кучу и связал простыню узлом: позже он отнесёт её к мусорным контейнерам. Затем он подошёл к полкам и внимательно, как в первый раз, осмотрел основное своё достояние – подборки специальной и художественной литературы.
Художественные книги относились к разряду особых ценностей. Полки книжных магазинов ломились под массой политической, пропагандистской, узкоспециализированной, различной технической и учебной литературы. Если всякого рода справочники при отсутствии в книготоргах можно было заказать через издательства или магазины «Книга – почтой», то отдельные художественные издания, а тем паче собрания сочинений, особенно зарубежных авторов, приобрести было непросто.
В отличие от материалов партийных съездов и пленумов, выходивших массовыми тиражами, статей, речей, тезисов и прочих интеллектуальных отрыжек идеологических лидеров, как почивших, так и ныне здравствующих, шедевры художественной литературы заведомо издавались в недостаточном количестве. Публично объявленной причиной этого дефицита значился недостаток бумаги.
Такой принцип издательской деятельности был реализован на государственном уровне и давно стал привычным как для деятелей культуры, так и для всех прочих.
Издававшаяся художественная литература в основном была представлена произведениями современных отечественных авторов, маститых и не очень, повествовавших зачастую в героическом ключе о «трудовых подвигах» рафинированных и простоватых персонажей на фоне масштабных строек, предприятий индустрии, необъятных просторов целины и прочая, и прочая, и прочая.
От популярности такая литература «не страдала».
В государстве, где развлекательная функция литературы идеологами не рассматривалась вовсе, а воспитательная роль возводилась в ранг главной и определяющей, не могло быть иначе.
Однако о существовании развлекательной функции пришлось вспомнить, когда составляющие части политического устройства страны почувствовали снижение интереса «гражданских масс» к распространяемой периодической печати.
Нет, контролёры и блюстители норм общественного послушания не озаботились качеством и содержанием повседневной прессы: с их точки зрения всё выглядело как должно. Побудительным мотивом выступили чисто меркантильные интересы…
Одним из преимуществ экономической системы для рядовых граждан обозначалось малое количество существующих налогов: «У нас всего два налога: подоходный и налог на «бездетность» - это всего 19% зарплаты. За рубежом налоги достигают 80%, не платят разве что за воздух!». Многие в это верили, но не могли понять, почему же тогда так медленно растёт семейное благосостояние.
Действительная картина распределения финансовых средств и сопряжённая с этим возможность получения гражданами благ выглядела иначе. 80% дохода любого предприятия оставалось в распоряжении государства, являющегося собственником всех предприятий. Львиная доля остального дохода затрачивалась предприятием на поддержание производства и мизер – на оплату труда работников. С этого мизера и удерживались два «всем известных налога».
Между тем, знания экономических основ советского производства приоткрывали их обладателям дополнительные механизмы налогообложения. К примеру, в стоимость любого продукта помимо всех затрат включалось «отчисление на соцстрах», составлявшее ни много ни мало 37% от зарплаты работников предприятия, производящего данный продукт. По определению эти средства должны были идти на «социальное обеспечение» - пенсии, пособия по нетрудоспособности, малоимущим и так далее. Вероятно, так оно и было, и это было, наверное, хорошо, но получалось так, что, покупая любую продукцию, человек оплачивал отчисление на соцстрах из собственной зарплаты. Причём эту скрытую подать независимо ни от чего оплачивали даже те, кто вынужден был существовать за её счёт – пенсионеры и «необеспеченные слои населения». Парадокс?
Но и это было ещё не всё. За пределами государственного финансирования оставалась партия со своими общественными придатками – структурой профсоюзов и комсомолом, которые обязательно должны были дружно сосуществовать и за счёт чего-то существовать, контролируя и направляя народные умонастроения.
Существовали они за счёт членских взносов, исчислявшихся определённым процентом всё от той же зарплаты.
Несмотря на тотальное планирование всего и вся, денег от взносов, которые собирались персонально с каждого и всегда наличными, по таинственным причинам хронически не хватало, и потому финансирование важнейшей функции – конструирования «образа мышления советского человека» – обеспечивали отдельной статьёй доходов: поголовным распространением подписки на «периодические издания» органов ЦК по принадлежности.
Так было реализовано очередное гениальное решение, организовавшее граждан на самофинансирование процесса обработки собственной психики «в правильном направлении».
Со временем, по мере угасания революционного запала, в людях стала накапливаться усталость от ожидания «светлого будущего» и появились предпосылки к критическому переосмыслению устремлений и логики жизненного уклада. Идеологической машине потребовалось больше средств, а источник постепенно иссякал: люди стали сокращать сроки подписки, выписывать меньшее количество партийных газет и журналов. Подписная кампания приобрела форму «добровольно-принудительной», но и это не помогло – под различными предлогами саботаж усиливался.
«Самый читающий народ в мире» почему-то уже не желал читать во всех газетах одни и те же бравурные передовицы и нудные отчёты, а тем более и платить за то, что ему было не нужно.
И вот тогда пришлось обратиться ко второй части «политики кнута и пряника» или, как модно стало выражаться десятилетия спустя, «перейти к стимулированию потребительского спроса» на периодические издания, и в период подписной кампании - в особенности.
Издательства по кусочкам стали размещать в своих газетах и журналах литературные произведения отечественных и зарубежных авторов, которые печатались с продолжением и, тем самым, создавали интригу для читателей. Некоторые издательства начали выпускать литературные приложения к своей периодике. Ход казался беспроигрышным…
Послевоенный период не баловал людей досугом: восемь часов рабочего дня и один выходной в неделю, половину которого приходилось отдавать домашним делам. Возможности развлечений ограничены: в обиходе нет ни видео, ни обычных магнитофонов. Редкость – чёрно-белый телевизор «Рекорд», имеющий экран с ладошку, смотреть который возможно лишь через большую линзу, установленную перед ним. В любой квартире, малосемейке, комнате общежития есть радиоточка или радиоприёмник, которые не выключаются круглые сутки и в дополнение к общепринятому назначению используются жильцами в качестве будильника: если в шесть утра кого-то не разбудили звуки исполняемого гимна, то последующая весьма бодрая трансляция утренней зарядки: «… Встаньте прямо, ноги на ширине плеч… выполняем упражнение: раз! два! три! четыре!..» - способна пробудить и мёртвого.
Многие занимались спортом, но при серьёзном подходе, всячески поощрявшемся и обществом, и государством, которому требовались «живые ресурсы», приспособленные к боевой и походной жизни, спорт был средством развития физических возможностей, но никак не пищей для ума и души. Телу и душе одновременно служили танцы, на которые не считали зазорным приходить люди старшего поколения и весьма зрелого возраста.
Занятия различными видами моделирования, от радио до планеризма, для большинства уходили из жизни навсегда с окончанием юношеского периода, но вот фотографированием занимались многие. Обладатели простеньких узкоплёночных кинокамер с механическим заводом среди остальных любителей выглядели аристократами, хотя их возможности распространялись на создание всего лишь немых чёрно-белых короткометражек. Однако всё это в большей степени можно было отнести к увлечениям, нежели к развлечению.
Было ещё межвозрастное увлечение содержанием голубей. Оно не служило ни душе ни телу, но как и игры в домино и карты, которые летним вечером можно было наблюдать в каждом дворе, где за грубо сколоченными столами собирались разноликие компании, способствовало удовлетворению человеческой тяги к азарту.
Непосредственно для развлечений существовали кино, в качестве экзотики – гастролирующий цирк или передвижной зоопарк, музыка и книги...
Итак, кое-какие издательства начали выпускать литературные приложения. Ценилось приложение к журналу «Огонёк», редакция которого установила традицию ежегодного выпуска отечественной и зарубежной классики; огромными тиражами расходился сборник фантастики и приключений «Искатель» - приложение к журналу «Вокруг Света»; были популярны в народе толстые литературные журналы «Новый Мир», «Иностранная Литература», но книги, особенно высококачественного полиграфического исполнения и в твёрдом переплёте, ещё долго оставались в большом дефиците.
Именно книги с некоторых пор было решено использовать в качестве стимула для «повышения показателей» подписки. Их лимитированно выдавали распространителям партийно-политической периодики для поощрения наиболее активных подписчиков. До подписчиков, как водится, доходили единичные экземпляры, не слишком интересные, невысокого качества, а «дефицит» по степени ценности оседал в личных собраниях распространителей, их родственников и ближайших друзей.
Такой поворот в "стимулировании" никак не улучшал хода подписки и, конечно же, не способствовал удовлетворению спроса на художественную литературу.
Правда, в книготоргах, при засилии идеологической и специальной литературы, время от времени проводились подписные кампании на собрания сочинений популярных авторов, вошедших в золотой фонд мировой литературы, или на тематические издания приключенческого, детективного жанра. Но из сотен, подавших заявку на подписку, она доставалась одному, в лучшем случае – двум счастливчикам лотереи, организованной по этому поводу среди желающих. Как и когда проводился лотерейный розыгрыш ведали только устроители.
Зато у представителей партийной номенклатуры, руководителей крупных предприятий и профсоюзов недостатка в «литературном опиуме» не испытывалось: они, разумеется, были устойчивы к «тлетворному влиянию вражеской культуры» и получали её «носителя» по закрытой подписке, не предназначенной для «несознательной» массы простонародья.
Некоторое время существовал ещё один источник художественных изданий: на высоком уровне дали «добро» на проведение эксперимента по обмену макулатуры на «интересные» книги.
Какие доводы легли в обоснование этой идеи доподлинно не известно. Может быть действительно сказался недостаток бумаги в стране, когда октябрятские и пионерские отряды, на коих традиционно возлежала почётная обязанность сбора макулатуры, успешно делегировали таковые полномочия в неизвестность, а может просто кто-то под этим предлогом «продавил» реализацию назревшей необходимости по расширению выпуска художественных изданий.
Сначала всё было хорошо. Потом на приёмных пунктах стали дефицитными талоны, удостоверявшие сдачу необходимой нормы вторсырья, по которым уполномоченные книготорги продавали книги. Разочарованный сдатчик, притащившийся издалека и за гроши оставивший в пункте норму макулатуры, делал неплохой подарок приёмщику: на чёрном рынке книги «макулатурных» выпусков расходились по цене в десять, а то и пятнадцать номиналов.
Эксперимент прервался, когда контролирующие органы выявили массовую сдачу на приёмные пункты партийно-идеологической литературы - от отдельных брошюр до собраний сочинений.
В общем, на момент описываемых событий, издания художественной литературы были ликвидным и выгодным вложением средств.
Владислав стал выборочно укладывать книги в освободившиеся чемоданы. По заполнении обоих понял, что уложил не всё, что хотел. Он снова вышел в коридор и прошёлся по комнатам, пока не отыскал того, кто мог ему помочь.
- Коля, у тебя имеется вместительный чемоданчик, а у меня – вещи, которые нужно перевезти. Не окажем ли мы друг другу любезность: ты мне одолжишь на один вечер чемодан, а я в качестве компенсации за неудобство, которое тебе придётся потерпеть – один только вечер.., ну, может быть, ночь – уступлю пятитомник Ефремова.
- Хоть на неделю, - с готовностью откликнулся Николай,- но есть проблемка: в моём портмоне совсем не осталось единой союзной валюты, а другой – отродясь не бывало. Если согласен подождать до стипона – ударим по рукам!
- Гони чемодан, а со стипендии купи Маринке шоколадку от моего имени.
Влад с порога оглядел комнату, которую привык называть своей. Справочники по спецпредметам остались на полках; они сами найдут того, кому будут действительно нужны. Три чемодана стояли посередине, обозначая «готовность номер один». Здесь он всё сделал. Оставалось самое трудное.
- Я не рановато? – обратился Влад к Татьяне Петровне, перешагивая порог приёмной.
- Главное, что не поздно! Можешь зайти.
- Он один?
- Нет, у него Кузнецов, но заходи: когда я сказала, что ты хотел его видеть, он распорядился пригласить тебя сразу, как появишься.
Кузнецов был начальником «первого отдела» и по совместительству парторгом института. Помимо работы, с ректором его связывали искренне дружеские отношения. Влад поздоровался.
- А, заходи! Татьяна сказала, что ты хотел меня видеть.
- Извините, Иван Владимирович, возникла срочная необходимость.
- Начало мне нравится не очень, продолжай.
- Здесь, - Владислав протянул ректору лист бумаги, - моё заявление об увольнении. Мне необходимо уйти.
- Ну вот! – Вступил в разговор Кузнецов. – Молодой человек, перспективный во всех отношениях – и на тебе! Мы рассчитывали на Вас, я сам готов дать рекомендацию в партию, впереди – возможности хорошего продвижения, что в науке, что по партийной линии.
- Спасибо, Пётр Николаевич, Ваша рекомендация стоит многого. Но если честно, то принадлежность к партии я рассматривал лишь как инструмент в построении карьеры.
- Чудак - человек! Кто же смотрит на это иначе? В настоящее время из ста тысяч кандидатов не найдёшь одного, кто руководствовался бы чисто идейными мотивами! – парторг посмотрел на ректора. – Но он хоть откровенно признаётся в этом, ценю.
- Так. Если ты действуешь не через отдел кадров, а напрямую приходишь ко мне, значит, я понимаю, вопрос действительно безотлагательный, - проговорил ректор. - На чём базируется твоё решение?
- Это не моё решение, мне его навязали. До сегодняшнего утра у меня не было и мысли об уходе, а сейчас уже – нет выбора.
- И куда же ты собрался? – поинтересовался парторг.
- Фактически я уже принадлежу другому ведомству, можно сказать вездесущему и чрезвычайно сильному.
- К нам запроса на специалиста не поступало, - задумчиво произнёс Столешин, - Не поступало, Пётр Николаевич?
- Нет, Иван Владимирович.
- Ну, тогда мы вполне можем поспорить по данному вопросу с кем бы то ни было, и что бы там ни было. Можем, Пётр Николаевич? Как ты мыслишь: не настолько уж мы беззубые?
- Можем! – подтвердил Пётр Николаевич, и это сказал уже не парторг, а начальник первого отдела. – Если он, конечно, не соврал, что сам того не желает.
- Так какую же визу мне ставить, Владислав?
- «Не возражаю» и «без отработки».
- Позвольте, молодой человек, - опять заговорил парторг. – К чему такая спешка? Две недели на раздумья – неплохой срок: передумаете – имеете право забрать заявление. А в том «ведомстве», о котором Вы упоминали, если дали «добро», то не откажутся даже по закону. Опять же, необходимо передать кому-то дела, Ваших студентов.
- Желающих получить дополнительные часы за ведение лабораторных работ на кафедре множество, только не отдавайте мои группы Борису.
- Не волнуйся, ему уже некуда, - успокоил Столешин.
- Иван Владимирович! Мою аспирантскую работу может продолжить Дмитрий Панкратов. Это – перспективный студент, без амбиций и честолюбивых устремлений, но упорный, работоспособный, последовательный и с хорошим багажом знаний.
- Я его знаю, - отметил ректор. - Подходящая кандидатура. По крайней мере у меня никто не сманит очередного аспиранта из-за сверхвыдающихся способностей!
- Он защитится блестяще и в срок, вот увидите! А пока я дал ему тему диплома по нашей… Вашей тематике. Только его нужно забрать от Пантелеева.
- Всё предусмотрел и подготовил, - хмыкнул парторг.
- И в кратчайшие сроки, - добавил Столешин.
- Из него со временем выйдет отличный организатор.
- Как научный работник он уже очень неплох. Ну, что же, Пётр Николаевич, надо отпускать парня без проволочек, пока он чётко видит перспективы светлого завтра.
Быстрым движением Столешин положил на заявление первую строчку визы, сморщился и нажал кнопку интеркома.
- Татьяна Петровна, у нас имеется пишущая авторучка?
- Да вот у меня есть, - Владислав достал ручку из нагрудного кармана.
- О, знакомый инструмент. Ему предназначалось стать секретарём и свидетелем небольшого научного триумфа, и вот – ирония судьбы – я им подписываю акт расторжения взаимовыгодного сотрудничества. Что называется, начали за здравие, а кончили…
«…за упокой!.. - про себя закончил Владислав, испытывая некоторый дискомфорт. – «Да, уж!», как говаривал Киса Воробьянинов…»
Атмосферу неловкости разрядила вошедшая Татьяна Петровна. Она положила на стол новую авторучку.
- Спасибо, Татьяна, мы уже обошлись.
Столешин снял трубку телефона, набрал номер отдела кадров, представился.
- К вам подойдёт молодой человек с заявлением - оформите в срочном порядке.
Потом протянул Владу заявление.
- Держи. Расчёт и трудовую книжку получишь завтра, быстрее они физически не смогут.
«А нужны мне этот расчёт и трудовая, как утопленнику самогонка!» - подумал Влад.
В этот момент в гостинице за несколько кварталов от института чему-то удовлетворённо усмехнулся Шерр.
- Владислав! Я хочу сказать нечто банальное. Через кафедру прошло множество отличных студентов; десятки способных аспирантов реализовали свои таланты в прикладной науке, но более способного аспиранта у меня не было. Выслушай эту банальность как последнее моё наставление.
В жизни нас ожидает многое. Она состоит из поэтапного преодоления препятствий, которые в большинстве случаев люди сами создают окружающим. Поэтому, когда ты видишь цель, двигайся к ней без промедления, невзирая на авторитеты, но относясь к ним уважительно, считаясь с их силой и влиянием. При недостатке возможностей важно найти союзников, заключить временный альянс и получить поддержку заинтересованных лиц, инстанций, но при этом нельзя ни на миг забывать о своей цели, увлекаться и отвлекаться на реализацию чьих-то идей и планов. Как бы цинично это ни прозвучало, но скажу: используй возможные ресурсы в своих целях и ты многого достигнешь. Этому у нас мало где учат, но такова жизнь.
- Спасибо, Иван Владимирович!
- Ладно, всего доброго, шагай.
- Иван Владимирович… верните мне мою авторучку!
- А! – ректор подал со стола ценную для Влада вещь. – Бери и помни!..
Из отдела кадров Влад вышел со смешанным чувством опустошённости и свободы: официальные дела закончены, он больше не работник института. Что далее? Впрочем, расслабляться не следовало. Влад глянул на часы – времени оставалось не много. Он поднялся на этаж, где располагалась кафедра физики и зашёл в небольшую лабораторию. У вытяжного шкафа грациозная стройная девушка готовила к эксперименту образцы, размещая металлические пластинки по стеклянным боксам и заливая их реактивами.
- Здравствуй, Инна.
- Здравствуй, Владик! Как дела?
- Примечательно и занимательно.
- Интригующий ответ.
- Да потому, что я сам по уши в интригах.
- Да? И что из этого следует?
- Вопрос: а чем у Вас занят сегодняшний вечер? Правильный ответ: ничем!
- Ну что я могу ответить, когда реплика уже подготовлена, одобрена и свёрстана для средств массовой информации?
- Согласовываю!
- Согласовываю: вечер не занят. А каково предложение?
- В семь вечера или позже – в зависимости от изощрённости женских сборов – будем рады лицезреть Вас в «Старой Мельнице» на посиделках в нашу… фу ты, в честь друзей и лучших подруг.
- А по какому поводу вечеринка?
- Там всё и проясним.
- Хорошо.
- Просьба: не могла бы ты пригласить от моего имени всех наших друзей по аспирантской группе?
С Инной Влад познакомился на курсах по подготовке кандидатских экзаменов. Довольно скоро он выделил её из общего числа аспирантов. Она вела себя сдержанно, одевалась на первый взгляд неброско и просто, но что-то в этой простоте неизбежно привлекало внимание. На занятиях она не стремилась выделяться, не разыгрывала заинтересованности и не демонстрировала преподавателям рвения. На семинарах не спешила высказываться, глядя на оппонента открытым немигающим взглядом и чуть приметно улыбаясь, но когда начинала говорить, всё было обоснованно и логично, без неясностей и ошибок.
В свою очередь Влад заинтересовал Инну уверенной манерой поведения, лёгкостью суждений и дерзкой готовностью на философских семинарах дискуссионно провоцировать мнение аудитории – один против всех. Он не опасался прикинуться незнайкой, допустить неверное толкование, где оно было возможно, игриво-шутливым тоном привести ложные контрдоводы докладчику, которые порой загоняли вроде бы подготовленного человека в тупик. В плановых диспутах бывала ситуация, когда, отстаивая принятую позицию, он добивался согласия аудитории, а, когда у оппонентов кончались вопросы и доводы, неожиданно мог указать на ошибку в начальных посылках, а значит и на ошибочность всей выстроенной концепции.
На коллективном отдыхе, который аспиранты временами устраивали на природе, он неизменно являлся душой компании, развлекая друзей лёгким ироничным трёпом на любые темы без ограничений, в том числе на сугубо интимные. Тем не менее, Инна ни разу не замечала, чтобы этот трёп неконтролируемо преодолел рубеж, за которым обозначалась территория натуралистичной и банальной пошлости.
Постепенно они сблизились до пределов устойчивой дружбы. Если бы Владислава спросили, что его привлекает в этой девушке, он бы не задумываясь ответил: естественность поведения, а также завидная доля ума с хорошо поставленным логическим мышлением и широким кругозором.
Инна ценила способность Влада одним своим присутствием скрасить серую обыденность, а ещё его готовность – несколько раз она была тому свидетелем – оказать всю возможную помощь тому, кто в ней нуждался в данный момент.
Была и ещё одна причина, которая сблизила их и ещё несколько человек в группе аспирантов: в отличие от большинства, стремящегося лишь к сдаче кандидатского минимума, эти немногие действительно хотели расширить и упрочить свои знания. Этой причины никто из них не осознавал, она действовала на уровне поведенческих реакций и исповедуемых принципов жизни, таких как ответственность и добросовестность.
- Ну, ты смотри, какой ретивый, а? Даже не помолвлен, а уже запрягает!
- Инночка, душка! Сувенир с меня, но честное слово, некогда.
- Сувенир, говоришь!? Ладно, но не ждите, «мистер некогда», что мы явимся в вечерних нарядах.
- Да это и не обязательно, - проговорил Владислав с грустной улыбкой, - лишь бы пришли… Но я побёг, на Вам надеюсь, и ждю, до вечеру, пока!
Влад вышел из института и короткой дорогой через дворы направился в центр городского района. Его целью на сей раз был специализированный магазин «Изумруд».