Утренний кросс

Владимир Белецкий 3
               
      В сладкой утренней тишине под высокими сводами спального помещения казармы прозвучала ненавистная всеми команда:
   - Рота подъем! Строиться на зарядку!
  Сто молодых здоровых, мускулистых, отдохнувших за ночь тел сорвались со своих нагретых постелей и, стуча босыми ногами, посыпались на деревянный пол.
   В первые дни службы, спрыгивая со вторых этажей солдатских коек, салаги оказывались на спинах и плечах своих товарищей, а затем кувырком падали на пол. Теперь такого уже не случалось, все делалось быстро и слаженно.
   Бойцы привычно прыгают в защитного цвета галифе, и гимнастерки, ловко наматывают портянки, на ходу одевают пилотки, застегиваются, опоясываются ремнями.
   Обычно на зарядку выбегают с оголенным торсом, но за окном уже конец октября, холодно.
   Улица встречает выбегающих из казармы ребят томной влажной прохладой, огромными огненными пятипалыми листьями на высоких кленах, и под ними. Вон, сколько их насыпало за ночь. Очень красиво! Да нет, просто восхитительно!!!

      Запах вялых листьев наполняет землю.
      Кто-то осыпаться строго им велит
      С грустью восхищаясь, я природу внемлю.
      Сказочно красиво, но душа болит…

      Кто-то рыжей пеной, будто наслаждаясь,
      На сыром асфальте разложил пасьянс.
      То ли сожалея, то ли утверждаясь,
      Закрутил на ветках не веселый данс…

      Дворники устали в битве бесполезной.
      Просто так стихию им не победить.
      Осень входит в город поступью железной.
      Нам лишь остается видеть и любить…

   Одно плохо, все это нужно будет сметать в огромные кучи, грузить в палатки и выносить в лес. Но, через час-другой красота на влажном асфальте полностью восстановится. И снова дежурный офицер части начнет названивать в каждую роту. Будет требовать наконец-то, убрать свою территорию от такого, брызжущего огненными красками осеннего пожарного безобразия.
  А, колонна бойцов, выдвинулась за ворота части и после легкой разминки уже бежит, грохоча тяжелыми сапогами по темному от утренней влаги асфальту.
   Дорога делает несколько сложных зигзагов, проходя через рощу берез с невинно-белыми стволами и ярко-золотистыми пушистыми кронами. Встающее из-за высокого соснового леса отдохнувшее за ночь солнце, будучи в прекрасном настроении радостно освещает листья берез. Все вокруг вспыхивает пронзительным бронзово-желтым огнем, ослепляя и окончательно будя бегущих солдат.
   Ротные «деды» внезапно разродились радостным криком :
   - Дембель! Мы видим дембель! – и потихоньку отстав, скромно прячутся в лес. Это что бы там покурить и присоединиться к колоне бегущих салаг, когда та будет возвращаться назад.
   Сегодня забег на три километра. Это до самого железобетонного моста через неширокий, поросший пушистыми кустами ракиты ручей с прозрачной водой. Журчащий  водоток с участками сухого камыша, плавно изгибаясь, течет по живописному лугу, сейчас укрытому легкой кисеей утреннего тумана. Вдали, под поросшим высокими елями склоном, виднеется березовая роща. Она по случаю осени с радостью вырядилась в сияющее золото. Прямо как на известной картине Левитана.
   Среди темных мохнатых елей видна, выкрашенная в зеленый цвет высокая ажурная вышка релейной связи с двумя параболическими антеннами.
   Когда летом пересекаешь мост по его гулким плитам, на воде хорошо видны широкие округлые темно-зеленые листья с многочисленными желтыми цветами кувшинок. Очень красиво и романтично, хотя, конечно с утонченно-нежными лилиями не сравнить.
   Сейчас уже средина осени, луговые травы, и листва ракит украшены сверкающей серебристой пылью микроскопических капель утренней росы. От ярких и чистых лучей, только что взошедшего светила, они переливаются всеми возможными цветами радуги. Поэтому приходится жмуриться и не смотреть на всю это невероятную красоту, а вперить свой взгляд в серый и мокрый асфальт у себя под ногами.
   Слева в, заболоченной ручьем низине видны густые заросли. Черкашин знал, что там за двумя рядами колючей проволоки имеются проложенные в топи бетонные дороги со стартовыми позициями ракет. Рядом расположены жилые домики обслуги и караулка.    
   Рядовому бойцу Черкашину бежать не тяжело, сложно было сделать первые полсотни шагов. Это пока разогреются, стертые до огромных волдырей ноги, а далее уже привычно. Хотя и очень лень. Конечно, каждому хочется еще понежиться в теплой постели, укрывшись с головой темно-синим солдатским одеялом.
   Чтобы не поддаваться плохим мыслям, все бойцы прямо на ходу вспоминают свою гражданскую жизнь, мечтают о том, как снова вернутся в нее. Многие думают о своих девушках, о предстоящей учебе.
   Такое отключение от реальности лучшее средство от тоски по дому, страха перед дальнейшей службой. Помечтал, глядишь уже и финиш совсем близко.
   Под ложечкой засосало от голода. Сейчас бы наваристого армейского борща, да плова из неизвестной крупы. Тогда бы и настроение улучшилось. А, то вчера одному из бойцов на день его рождения родители прислали целую трехлитровую банку консервированной клубники. Тот пригласил своих приятелей одногодков, включая и Черкашина.   
   Бойцы попросились у старшины остаться после ужина в столовой попить чаю и съесть, этот по-настоящему царский подарок. Именинник, открывая крышку банки раскладным ножом, выпустил ее из рук. Та тут же с готовностью рухнула на твердый кафельный пол, не громко цокнула и разбилась. Так что клубники не досталось ни кому, а от чая вся компания отказалась…
   Справа в двух сотнях метров от дороги из буйно разросшегося кустарника возвышаются обветшалые стены церкви. Верхняя их часть покрыта плотной шапкой тумана.
   В какой-то момент солнечные лучи растворяют его мутно-молочное тело и над древними стенам прямо на глазах солдат показалась луковка купола без креста.
   Боец Черкашин подумал, что хорошо бы сходить туда и посмотреть это старинное сооружение, на его древние массивные кирпичные своды, взведенные без единой плиты перекрытия. Он был не равнодушен к прошлому, запечатленному в архитектуре. Потому любил бродить в своем родном городе  по улочкам давней постройки. То он над покосившейся деревянной входной дверью увидит многократно закрашенный дворянский герб, то вычурные балконы, то красивую башенку на крыше.
   Слева от дороги стоят почерневшие от времени, солнца и непогоды две древние покосившиеся избы. У каждой имеется пара наружных дверей, одна во двор, другая с «красного крыльца» на заросшую травой улицу. Такое их расположение типично для российских частных домов.
   Похоже, прежде здесь было очень большое село с храмом, а до наших дней сохранились только эта пара строений, в которых еще живут люди.
   При части нет гостиницы, потому приехавшие к своим служащим сыновьям, родители всегда просятся на постой в эти два дома. Там их радо встречают. Престарелые хозяева получат деньги за ночевку и всякие новости услышат.
   Может и к нему, Черкашину когда-нибудь приедут в гости его родители. Так бы хотелось…
   Что бы отвлечься от грустных мыслей Черкашин вспомнил, как один старослужащий солдат, прикомандированный в их часть из далекого Казахстана к ним в роту, рассказывал, что там ему приходилось сталкиваться с дикобразами. Те, спасаясь от погони, хитро выбрасывают по своему следу  длинные и острые иглы. На бегу можно пробить ими кирзовые голенища сапог и серьезно повредить ноги. Раны от такого защитного оружия животного долго не заживают.
    Так что бойцам здесь бегать еще за счастье, особенно по ровному асфальту.
   Тот же прикомандированный Семенихин, прежде, чем одеть свой сапог, переворачивает каждый голенищем вверх и энергично его встряхивает.
   На удивленные вопросы молодых бойцов, пояснил, что на месте его прежней службы у них в округе водится очень много ядовитых тарантулов. Даже в казарме. Те за ночь забирались в обувь, что бы утром укусить через портянку ногу хозяина сапога. А, весной яд этого насекомого смертелен.
   Вот и осталась у того такая странная привычка.
   Да и змей там было всяких предостаточно.
   Находились такие шутники, которые вырывали ядовитые зубы у пойманной кобры и пускали ее под одеяло сослуживцу, умывающемуся перед сном. Тот, ничего не подозревая, возвращался и с радостью нырял в свою в постель. И тут же в великом ужасе выпрыгивал из нее.
   Провожая глазами удаляющуюся церковь, Черкашин вспомнил о, ходившей среди солдат их роты истории об отце, приехавшем к сыну в часть, когда тот принимал присягу.
   Поглядел родитель на это пышное торжественное мероприятие, на воинский городок, на деревянные казармы, на изгиб асфальтированной дороги в березовой роще, на луг с мостом через ручей, на сосновый лес, в котором спрятана станция наведения ракет и на глаза его навернулись слезы.
   - Все это, сынок, строил я в конце сороковых годов со своими товарищами, будучи осужденным в те далекие сталинские времена по 58 статье. Жили мы прямо в той заброшенной церкви, обнесенной забором с колючкой. Было у нас здесь и свое кладбище, на котором безвестно захоронены многие  узники. А, мне видишь выпала судьба, не только выжить, завести свою семью, но и снова увидеть это печальное место.
   Правдива эта история, или нет, но у бойцов она вызывала тягостные чувства. Все слышали о тех далеких и страшных временах, но вот так напрямую, с таким не сталкивались.
   Вот, наконец, мост, возле которого можно развернуться и бежать назад. Сделать это раньше, мало кто рискует, ведь замполит роты частенько практикует скрытый просмотр части дистанции из леска. И потому можно быть наказанным за нарушение. Все-таки надежнее не отлынивать. Не найдешь, но и не потеряешь…
   Все бы хорошо, но молодой боец Зябкин, известный сачок, теряет темп бега, угрожая тем самым подвести всю роту радиотехнического центра. Ведь время забега определяют по прибытии к финишу последнего бойца подразделения.
   А, Зябкин уже совсем остановился и задыхается. Нескольким солдатам приходится подхватить его и тащить до самого городка. Вообще-то в роте он был известный анекдотист. Рассказывать получалось у него это настолько хорошо, что «деды», уже лежа в своих койках перед сном, строго заставляли его рассказывать каждый раз новые. Тот их знал великое количество. Но, когда запас подошел к концу, тот не желая попасть в немилость к грозным старослужащим, просил своих друзей на гражданке присылать в письмах новые. И те не отказывали, чем очень выручили молодого бойца.
   В березовой роще к бегущим присоединились продрогшие, вдоволь накурившиеся «деды» и бодро затопали в авангарде колонны. Они  изображали на своих лицах невероятную усталость.
   Вот за поворотом уже видна финишная линия и возле нее фигура ротного с секундомером в правой руке.
   Преодолев последний, самый тяжелый отрезок, тяжело дыша, рота финишировала с нормальным временем. Но, похоже, майора это не совсем устраивало. Он отделил от прибывшей колонны бойцов с не воспаленными красными лицами. По странному необъяснимому совпадению, все они были старослужащими. Не поленившись пощупать их совсем сухие гимнастерки со спины, майор объявил каждому нарушителю по одному наряду на работы вне очереди. Вот так…
  Отдышавшаяся рота колонной подошла к своей казарме. 
  Вспотевшие бойцы повалили в умывальник, привести себя в порядок перед утренним осмотром.
 А, Зяблик спокойно с большим удовольствием закурил свою сигарету, и как ни в чем не бывало, травил товарищам очередной анекдот. Как будто это совсем не он, просто умирал от переутомления на беговой дистанции всего десять минут назад…