Эпизод 1.
Когда вы прочтёте этот заголовок, у Вас неизбежно возникнет ощущение, что автор ругает немцев. Но если Вы хорошо знаете русский язык, то понимаете, какую роль в нём играет интонация. К сожалению, печатные буквочки не в состоянии передать многоликость слова. Интонация – двигатель многих языков, например, такого, как китайский; и большим недостатком печати является невозможность передать интонацию.
Возможно, в будущем буквочки сольются с нотной грамотой, а ещё лучше – с иероглифами, и тогда появится вероятность передачи истинного смысла даже напечатанного. Я предлагаю немцам и китайцам, как двум самым умным народам, ну, может быть, за исключением евреев, объединить усилия по созданию своего рода письменного эсперанто. Тогда можно было бы выучить несколько сотен новых словообразов, и не надо знать никаких языков.
К немецкому алфавиту, котором всего 26 букв, я добавил бы русскую «ш». Ведь вот какая загвоздка. Мы, к примеру, взяли у немцев много слов, начинающихся на букву «ш», таких, как шрифт, штифт, штанга, штангельциркуль, шулер, шухер, и т. д. Что удивительно, хоть немчура использует эту букву на каждом шагу, для её обозначения они используют аж целых три: «s», «c» и «h». А всё потому, что они перехватили роль римских императоров и приняли на вооружение римский алфавит без учёта особенностей немецкого языка.
А вот «наши» Кирилл и Мефодий взяли, да и положили букву «е» на бок. И всё! Задача решена, и мы спокойно передираем у немцев слова на букву «ш», не тратя лишних усилий.
В новом – письменном эсперанто необходимо решить вопрос и о падежах.
К примеру, в финском языке их 16, в русском – 6, в немецком – 4, а англичане используют всего 2. И ничего, очень даже успешно!
Если немцы и китайцы примут моё предложение, то какие огромные перспективы открываются перед всем человечеством! Тысячи лет китайцы ломали голову над тем, как передать на бумаге, которую сами же для этого дела изобрели, всё многообразие звуков родного языка. Действительно, если «мя» по-китайски, в зависимости от тона означает и маму, и кошку, и ещё пяток предметов, то задача становится невыполнимой.
И они нашли выход – каждое слово, каждое чувство они изобразили иероглифом, но, на мой взгляд, зашли в тупик. Конечно, немцам хорошо. Они посветят фонариком азбукой Морзе – и передадут всё, что нужно. А вот иероглиф можно передать только по факсу. С другой стороны, если немцу для передачи чувств нужно потратить массу буквочек, то китаец нарисовал иероглиф – и всё, дело в шляпе.
Но я несколько отвлёкся от своей главной темы.
Когда я произношу словосочетание «Гады немцы», то в большинстве случаев в моём голосе звучит нотка изумления и небольшая доза восхищения. Это восклицание, как правило, не связано с немцами, просто этот слоган позволяет выразить восторг при виде совершенной техники, сделанной человеческими руками, необычного явления и многого другого.
Конечно, при воспоминании о воинственности немцев, об уму непостижимых подробностях того, как они давным-давно в своём лесу разгромили самоуверенные и непобедимые римские легионы, о захвате саксами Англии, об их жестокости при нападении на СССР в 1941 году, о безжалостной блокаде моего родного Ленинграда, интонация становится совсем другой. В ней тогда отчётливо проскальзывает откровенный ужас.
Моё эссе основано на личных встречах с представителями этого странного дисциплинированного племени и содержит смесь интонаций – от восхищения до страха.
Как только ни называли в России немцев! Арийцы, тевтоны, саксы, германцы. А в моём детстве самым ходовым и любимым словечком было снисходительное – «фрицы». Поэтому я буду использовать в эссе все эти слова.
Одна из запоминающихся встреч, скорее не встречи, а некого соприкосновения или даже столкновения, произошла где-то в 70-х годах двадцатого века в Петергофе, едва оправившегося от немецкого нашествия. И произошла она по моей вине, в силу моей дурацкой привычки шутить даже в неподходящий момент.
Так вот. В Петергофе, этом пригороде Ленинграда, ещё с царских времён сохранились «шутихи». Одной из таких «шутих» был грибок человек на десять, по периметру крыши которого пролегал водопровод с отверстиями, так что грибок превращался в душевую. Когда любопытные посетители парка заходили под грибок, вода не текла. Но стоило им попытаться выйти из грибка, как за шиворот из душа лилась холодная вода. Учитывая, что лето в Питере чуть теплее заполярного, такой душ был не совсем к месту. Посетители думали, что вода включается с помощью каких-либо фотоэлементов, но я знал, что рядом с грибком сидел «водопроводчик», который управлял краном с помощью ступни. В руках он держал газету с дырочкой, через которую следил за попавшими в мышеловку. Как только они дёргались, стремясь выскочить сухими из-под грибка, ступня «водопроводчика» тоже дёргалась - почти автоматически, и из душа лилась вода. Я уже знал всё про эти фокусы, и, веселясь, со стороны следил как за «водопроводчиком», так и за посетителями.
В описываемый мной день я стоял у грибка, как вдруг к нему подошли три человека иностранной внешности: стройный седой мужчина, молодая женщина и девочка. Женщина и девочка забрались под грибок и долго не могли из него выскочить. И вот, во время одной из таких попыток седой мужчина внезапно на отличном немецком языке закричал: «Ахтунг! Ахтунг!». Я из школьной программы по немецкому языку и из военных кинофильмов знал, что «Ахтунг» означает «Внимание!».
Я оглядел этого случайного незнакомца и понял, что это немец, и что, возможно, он воевал против нас. По возрасту он для этого подходил.
Я отношусь к поколению так называемых «детей войны» и к 70-м годам уже знал, как война 1941-45 годов прошлась по моей семье жестоким немецким сапогом.
К тому времени я уже знал, что мой родной отец погиб во время блокады Ленинграда и похоронен на Пискарёвском кладбище. Я уже знал, что из Ленинграда меня и двух моих братьев буквально последним поездом вывезли в Башкирию моя мама и бабушка. Я знал, что они умерли там, оставив троих детей сиротами. Моих братьев разобрали родственники отца, а я был усыновлён совершенно незнакомыми людьми и благодаря этому выжил. Моя приёмная мама хотела, чтобы я считал её родной, и ничего не говорила мне. Правда вскрылась, когда я уже заканчивал школу. Поэтому мои чувства к немцам несколько отличались от чувств людей, воочию перенесших военную трагедию, тем более, что в последних классах я был безумно и безответно влюблён в одну немочку, учившуюся в нашей школе. Поэтому немцев я одновременно ненавидел и любил.
При взгляде на седого немца всё это пыльной бурей поднялось в моей голове, меня как будто чёрт дёрнул за язык, и я в тон немцу закричал: «Ахтунг, ахтунг! Ин дер фельд ди руссишен панцерн!» -
«Внимание! Внимание! В поле русские танки!»
Седой немец изумлённо поглядел на меня. Конечно, у меня ещё со школы был русский акцент, я в этом не сомневался, но он меня понял. Я слегка улыбнулся ему, напоминая, что это не они, а мы победили в минувшей войне, и отошёл.
И вот, когда я уже забыл про свою аполитичную выходку и спокойно рассматривал достопримечательности Петергофа, как на одной из дорожек встретил взвод почти марширующих экскурсантов. Это были немцы. Что они делали в Петергофе я не знал. Возможно, они смотрели, как восстанавливается этот памятник садово-парковой архитектуры. Памятник Самсону, разрывающего пасть льву, они перелили на пули ещё во время войны, но мы поставили новый на место уже в 1947 году. Памятник Нептуну, который они во время войны вывезли к себе на родину, так как он был немецкого производства, мы тоже вернули на старое место. Ведь за него царь Павел Первый честно заплатил немцам 30 тысяч серебряных рублей. Правда, Янтарная Комната так и исчезла в тайных немецких хранилищах. Да и царские дворцы, в которых во время войны немцы держали лошадей, тоже полностью ещё не были восстановлены.
И всё же Петергоф возвращался к жизни, и свидетельством этого была колонна марширующих немецких экскурсантов. Я посмотрел на них и внезапно увидел моего седого немца. Наши взгляды встретились; он меня узнал. Затем он неожиданно, грубо, не по-европейски, показал на меня пальцем и сказал типа: «Вот этот мерзавец!» Весь взвод организованно взглянул на этого мерзавца, и тому стало не по себе. Я остановился в некотором ступоре и, когда седой немец поравнялся со мной, чёрт снова привёл меня в чувство.
Я собрал остатки мужества и произнёс: «Ахтунг! Ахтунг! Покрышкин ин дер люфт!». Фраза переводится так: «Внимание! Внимание! В воздухе – Покрышкин!»
Это сейчас молодёжь не знает, кто такой Ленин и, не сомневаюсь, понятия не имеет о русском лётчике – асе, сбившего больше всех немецких самолётов. Но если наша молодёжь об этом не знала, да забыла, то немцы в 70-х годах о Покрышкине знали всё. Нет, они тоже не могли знать всего.
И вот что нужно бы добавить. В первый день Великой Отечественной войны, 22 июня 1941 года немцы уничтожили 1200 самолётов Советского Союза. Однако спустя почти два года, весной 1943 года в небе над Кубанью они получили достойный ответ. В один прекрасный день шестёрка немецких «Мессершмидтов» увидела в кубанском небе столько же американских самолётов «Кобра», которыми управляли советские лётчики. По выработанной за годы войны привычке немецкие асы набросились на врага, но в первую же секунду командир немецкой эскадрильи был сбит, и рухнул на землю, а спустя несколько минут эту участь разделили ещё три немецких самолёта. Эскадрильей советских лётчиков командовал Покрышкин.
Общие потери немцев на Кубани составили 1200 самолётов, правда, не за один день, а за целую весну, но, честное слово, эту весну 1943 года можно сопоставить с тем злосчастным днём 22 июня.
Тем не менее, сейчас я ни за какие коврижки не повторил бы свою сумасбродную выходку и не стал бы напоминать немцам о Покрышкине. Если бы у меня была возможность, то я рассказал бы им о том, как я впервые познакомился с немцами - с военнопленными немцами.