Глава 19
А капитана временно закрутило. Что-то он там-таки напутал в своих колдовских инновациях или это его так давешний дежурный оракул капитально сглазил. Ну, типа каркнул под руку, чтобы не того. Чтобы не шутил с Роком, с которым всякий юмор по-всякому чреват однозначно плачевными последствиями. Вот его, капитана, и наказали. И, когда Сил Силыч, изъяв заветный предмет у безнадёжно предсказуемого Зуева, уже готовился предстать пред ясные очи любимого президента, его пихнуло в какую-то постограниченную серость двояковыпуклой антисферы. Где суетились и переругивались кубофутуристические проекции недавних живых воплощений завсклада номер пять и бывшего московского доцента.
- Вот, блин, довызывался ты! – орал Авдей Блинов. – Я ещё раньше понял, что связываться с драконами – говно дело!
- Да нет, драконы – они умные, - возражал Пётр Иваныч. – Только зря я японского вызвал. Они ведь, япошки, всегда нам, русским, подгадить норовили.
- Это кто тут русский?! – вопил Авдей.
- Ну, давай теперь до антисемитизма с ксенофобией договариваться! – махал руками бывший московский доцент.
- Ты ври, но знай меру! – голосил Авдей, не забывая прикладываться к горлышку большой бутылки виски, спроецированной в нынешнюю серость из недавнего реального прошлого. – Это с какого бока прикажете разглядывать вас в свете антисемитизма или ксенофобии? Что я, совсем тёмный?! И не могу отличить Шварцвальд от Галилеи, Житомира или Бишкека!?
- Граждане, товарищи, господа… соотечественники! – обратился к спорящим Сил Силыч. – Мы где?
- А ты кто такой?! – дружно набросились на капитана ФСБ и колдуна седьмой категории приятели.
- Да я это… случайный прохожий, - стушевался агент национальной полубезопасности, памятуя тот пикантный факт, что у него в одежде припрятана некая вещь, за которую ему эта парочка вполне могла оторвать его бедовую голову.
- Вали отсюда, соотечественник! – орал Авдей, размахивая полупустой бутылкой. – Тут и без тебя дышать тесно!
- Вот именно! – вторил гном. – К тому же фикусам нужен чистый воздух!
- Вот, блин! – ахнул Авдей, вспомнив свой настоящий вид в параллельном времени.
- Вот именно, - поддакнула проекция Пётра Иваныча, – как бы нам половчее вернуть себе живую стать. А то в виде каменной скульптуры и горшка с фикусом не сильно за философским камнем побегаешь. А если учесть, что его спёр сам японский дракон, то…
Дело в том, что, даже окаменев, Пётр Иваныч осознал факт кражи столь ценной штуки. Кстати, Авдей Блинов, превратившись в домостроевский фикус, также всё видел.
- Да никакой это не дракон! – крикнула проекция Авдея. – Это был мой директор, Валерий Дмитриевич Зуев. Понял?
- Да пошёл ты со своим директором! – заорал Пётр Иваныч.
- Товарищи, товарищи! – рискнул обратиться к недружелюбным соседям капитан Абакумов. – Как бы вам в стороночку оттесниться. Я тут в данной постограниченности обнаружил некую ирреально осевую линию, вот бы мне через неё попробовать проскочить в нормальную действительность. Только вы мне точку напряжения оси загораживаете…
- Какую ещё точку?
- Что ты мелешь?
- Ты, вообще, настоящий или тоже проекция?
- Что бы ты понимал в ирреальных делах? – скандалили Пётр Иваныч и Авдей Блинов. Однако оба они машинально оттеснились, колдун седьмой категории мысленно заклял невидимую точку напряжения ирреально осевой линии, сунулся в образовавшийся проход и оказался в запредельно внебытийном пузыре остаточного эфемеридного (47) времени. Проход за ним тотчас закрылся, а пузырь оказался прозрачным и подвешенным с таким фокусом земного притяжения внутри него, что, находясь в нём ногами вниз к вышеупомянутому фокусу, Сил Силыч продолжал чувствовать дискомфорт по отношению к нормальной гравитации градусов эдак в сорок пять. И, когда видимость за прозрачными стенками пузыря прояснилась, и Сил Силыч увидел самое ближнее Подмосковье с высоты мигрирующего гуся через стратосферу, он убедился в точности определения градуса. Дело в том, что всё вышеупомянутое Подмосковье виделось наискосок, а не строго сверху вниз. Сил Силыч слегка приспособился, сфокусировал своё стопроцентное зрение дополнительным колдовским заговором бинокулярных свойств собственной физической оптики плюс изобретение господина Гюйгенса (48) в свете небольшого магического усовершенствования и разглядел резиденцию любимого президента в Ново-Огарёво. Сил Силыч на ходу соорудил новое заклинание личных физических характеристик и вскоре смог наблюдать самого президента так, словно он, агент отечественной полубезопасности, наблюдал «накопительный» монитор с нескольких камер видеонаблюдения. Одна камера, кстати, сейчас транслировала Владимира Владимировича, кушающего в грустном одиночестве (если не считать развёрнутого штата прислуги и батальона специальной охраны трапезного зала известной резиденции) поздний обед. Откушав, Владимир Владимирович отправился совершать вечерний променад. Первая камера «передала» изображение любимого президента второй и так далее, пока Владимир Владимирович, даже во время променада размышляющий о делах любимой страны и лучшем устройстве собственного народа, не дошёл до конюшни, построенной в немецком стиле, где стояли породистые английские жеребцы, чистокровные арабские лошади, несколько орловских рысаков и один владимирский мерин-тяжеловоз. А ещё Владимир Владимирович меланхолично насвистывал про мгновенья, которые как пули у виска. Да, наш президент очень любил Штирлица. Особенно за то, какой это был милый обходительный человек. Всю войну просидел в немецко-фашистской разведке, получал две зарплаты, не сделал наидобрейшим немцам ничего плохого, любил заглянуть на огонёк в пивную и поспать в своей машине, а какой авторитет заработал? Вот с кого надо брать пример, а не с таких злодеев как Жуков и Судоплатов (47) .
Президент, насвистывая и размышляя, подошёл к мерину и стал кормить его хлебом. Мерин преданно вздохнул и влажными глазами посмотрел на хозяина.
«Вот и он меня любит, - умилился Владимир Владимирович. – Потому что я добрый и хороший. И за это меня любят все. Или почти все. Если не считать этого Макакевича. Или Кукаревича? И чего он ко мне прицепился? Что я ему плохого сделал? Письма пишет, обличает. А в чём? В том, что я страну восстанавливаю? И ещё всемерно способствую подъёму патриотических настроений? Да, конечно, отвечать санкциями на санкции нехорошо, но я же не велел газ перекрыть? Или нефть? Или, скажем, распорядился закрыть хоть один цех по производству зарубежной тары или автомобилей? Так, пустяки, всего на всего запретил ввоз польских яблок и испанских персиков, отчего ни один серьёзный европейский капиталист не почешется, однако моему народу приятно. А когда ему приятно, то мне – вдвойне. И, главное дело, от такого пустяка каково наше сельское хозяйство встрепенётся. Там, глядишь, заколосятся яблочные сады, тут – персиковые плантации. И, что самое главное, народ станет богатеть ещё лучше. Даже вопреки той порчи, которую на меня наслали отдельные нехорошие люди из Соединённых Штатов Америки. Ведь что получится? Вырастит, скажем, почувствовавший себя патриотом некий, условно взятый, Козьма Парамонович Глюкин десять пудов отборных яблок улучшенной марки «Голден Делишес» и, вместо того, чтобы пустить это добро на брагу, привезёт его на продажу в большой российский город. Или даже в Москву. А вместе с ним поедут десятки тысяч похожих патриотов и патриоток. Кто с репой, кто с клюквой, кто с кедровыми орешками. А там, на рынках больших городов и нашей распрекрасной столицы, их ждут – не дождутся другие российские патриоты, хозяева рынков, всякие уважаемые дядьки Черноморы и старики Хоттабычи. Или какой-нибудь, на худой конец, Каин Гаврилович Паритетман. И выйдут они, хозяева рынков, навстречу приехавшим сельскохозяйственным землякам и скажут: «Заходите, дорогие друзья, на наши торговые площадки и продавайте ваш товар по сниженным ценам, потому что мы с вас не возьмём за аренду наших территорий почти ничего. Так, ерунду, всего пятьсот рублей в день за один квадратный метр занимаемой вами нашей торговой площади на бывших колхозных рынках». А если на рынках не хватит места, то наши сельскохозяйственные патриоты встанут на всяких удобных местах и, не мешая автомобильному движению и пешеходам, почти задаром распродадут свой товар землякам-горожанам. И ни один полицейский с чиновником не посмеют препятствовать такой уличной торговле, потому что в них тоже взыграет ретивое. В смысле, патриотическое. А так как привезти свой урожай из какой-нибудь Жердёвки Тамбовской области в Москву не будет стоить тоже почти ничего, всего три тысячи рублей, не считая тысячи на дорогу обратно порожняком, плюс проживание в самой дешёвой столичной гостинице за каких-нибудь три тысячи рублей в сутки, то надо себе представить, как у нас в стране снизятся цены на урожаи отечественных плодов с овощами, и как возродится на месте сгинувших богопротивных колхозов с совхозами фермерское сельское хозяйство. Да…»
Владимир Владимирович отдал последний кусок хлеба любимому мерину, и пошёл на выход из огромной конюшни. Он светло улыбался, представляя себе возрождённого российского земледельца. Каковой бравый труженик, вдохновлённый обоюдным российским человеколюбием, втянув живот и поджав зад, мог запросто стоять на любом квадратном метре любого (бывшего колхозного) столичного рынка со своим туеском, установленном, для экономии занимаемой площади, на голове. Затем Владимир Владимирович вспомнил о порче и его улыбка померкла. В принципе, он не осуждал США за то, что некие отдельные граждане этой замечательной страны эту порчу таки соорудили. Однако из-за неё, из-за порчи да ещё проклятия мексиканского футболиста, не всё хорошо ладилось и в таком деле, как возрождение любимой страны под светлым знаком беззаветного патриотизма. Наблюдались, то есть, в данном радостном процессе мелкие досадные шероховатости. Такие, как ежеквартальное подорожание бензина, газа и электричества внутри страны. И что он, президент, не предпринимал: и со своими близкими друзьями советовался, и правильные речи говорил, и депутатов к ответственности призывал, и даже специальные молебны на тему замораживания цен на энергоносители в разных православных храмах заказывал, - ни черта не помогает! А энергоносители, заразы, регулярно дорожают и – всё тут. Ну, ничего, вот объявится капитан Абакумов с заветным философским камнем, тогда ужо всё поправится. Да так, чтобы и американцам с европейцами не стало обидно, и себе с любимым народом в лучшую прибыль.
- Вот именно, - тихо молвил президент и пошёл проверять птичники. Он любил лично собирать куриные яйца, и радовался, как тот праведник, что и в таком деле, как яичная диета, он помогает своему замечательному государству. Так как не сидит на шее отечественного птицепрома дармоедом, а кушает собственные яички. Вернее, не собственные, а…
Ну, вы сами понимаете.
Глава 20
Закончив с птичниками, Владимир Владимирович поднялся на колокольню индивидуального храма и добрым взглядом окинул окрестности. В одном месте, правда, его взгляд слегка опечалился. Там, в семи километрах от храма, почти по соседству с резиденцией президента, проживал некий Лаперуз Потапыч Магелланов, потомственный российский мореплаватель и заслуженный капитан торгового флота Либерии. Он вышел в отставку год назад и поселился в старом домике, унаследованном от помершей тёщи. Господин Магелланов поселился в унаследованном домике не один, а вместе с любимым хомячком по кличке Румб. Этот хомячок сорок лет сопровождал видного российского мореплавателя в странствиях. Шерсть грызуна заметно поседела, его усы обвисли и порыжели, ходил хомячок по своей клетке вразвалку, а одно его ухо украшала серебряная серьга. Румб давно сменил родные зубы на вставные платиновые, он умел материться на трёх языках (не считая русского) хриплым простуженным голосом и давно пристрастился к рому. И жить бы им с капитаном, поживать, но о хомячке прознали местные санитарные власти. И велели заслуженному капитану избавиться от грызуна, так как по санитарным нормам разводить животных в санаторной зоне ближнего Подмосковья, и особенно по соседству с резиденцией самого президента, строго возбранялось. Однако капитан Магелланов отказался избавляться от друга и пустился во все тяжкие. Он нанял одного продажного журналюгу из оппозиционных за две бутылки водки, и тот, зараза, написал в какой-то якобы независимой интернет-газетке и о конюшне президента, и о его птичниках. Якобы загрязняющих хвалёную санаторную среду отходами жизнедеятельности их «постояльцев» в сто пятьдесят тысяч раз больше, чем один престарелый хомячок. Затем аукнулось в остальном интернете. Первыми отреагировали голландские защитники озоновой дыры в Антарктиде, их поддержала специальная папская комиссия в Ватикане по абортам и вивисекциям, чутко отреагировали эстонские нацисты и понеслось. В сети появился ролик с какающей лошадью, под лошадью поместили хомячка, и всяк желающий мог увидеть, как бедного хомячка накрывает одним только лошадиным «яблоком». А их было отснято целых пять. В пояснительном тексте значилось, что это гадит лошадь Владимира Владимировича Путина, одна из многих в его личной конюшне, а хомячок – тот самый, которого ущемляют в правах проживания в пределах некоей санаторной зоны в ближнем Подмосковье. Блоггеры с твиттерщиками всего мира начали кампанию в защиту заслуженного мореплавателя и его хомячка, а санитарные власти ближнего Подмосковья продолжали свирепствовать. Они могли запросто насрать на всю мировую общественность и таки изжить хомячка, но за него вступился сам президент России. И попросил санитарных деятелей сделать для хомячка по кличке Румб исключение из государственных санаторных правил. Президента показали по телевизору, он рассказал о своём решении в отношении хомячка по всем непродажным российским каналам, народ ещё раз умилился, оппозиция снова умылась, международная общественность позорно заткнулась, а капитан Магелланов с Румбом напились на радостях и зажили тихо – мирно в домике, унаследованном от умершей тёщи Лаперуза Потапыча. Они-то зажили, а вот осадок на душе нашего президента остался. Ведь этот Магелланов мог сразу обратиться к президенту, как к соседу, можно сказать, по даче. И не было бы никакой склоки. И не появилось бы лишнего повода у продажной (да-да, не всё ещё хорошо в России!) отечественной интернет-прессы для склонения доброго имени нашего дорогого государственного руководителя.
- Вот именно, - повторил Владимир Владимирович. Подчинённые много раз предлагали ему по-свойски разобраться с продажной журналистской сволочью, но президент не разрешал. Потому что считал себя хоть и консервативным, но демократом. А какая на фиг демократия, пусть и консервативная, когда кругом только правильные правдивые речи и ни одного резонёра? Хотя резонёров было гораздо больше чем один. Одни корят его за бессрочное президентство, другие обвиняют в какой-то несуществующей коррупции на государственном уровне, а третьи договорились до того, что пытаются уличить его в плохих отношениях с ближними соседями. Будто он их даже притесняет! Да ничего он их не притесняет! Он всё время старался с ними дружить, всегда прощал украденный газ, пропускал мимо ушей ругань в адрес родной страны и любимого народа, не обращал внимания на угрозы экономического и военного характера. И не сильно осуждал соседей за попытки возродить фашистские порядки. Что же касается реанимации сильно подмоченного авторитета Степана Бандеры вплоть до признания его национальным героем всей соседней страны, то почему нет? Ведь это в великой стране России, куда ни плюнь, везде национальные герои. Там на печи сидит защитник Отечества Илья Муромец, тут с дерева посвистывает страж порядка Соловей-разбойник, здесь над златом чахнет финансовый государственный деятель Кощей Бессмертный. А если копнуть ближе? И обязательно наткнёшься на Фёдора Керенского, атамана Семёнова или адмирала Колчака (50) . Ну, чем не исторические кумиры современного россиянина? Один говорил зажигательные речи за буржуазную Россию, другой вешал на деревьях оголтелых краснюков, а третий руководил массовыми расстрелами взбесившихся земляков-пролетариев. Мало? Хорошо, можно вспомнить генерала Власова, отдавшего жизнь беззаветному служению идее уничтожения проклятой советской власти. Если и этих недостаточно, то можно, на худой конец, обратить взор или на Минина с Пожарским, или на Ивана Сусанина. А у соседей? Да полная ерунда с ассортиментом национальных героев. Не то Олекса Довбуш с Устимом Якимовичем Кармелюком, не то Тарас Бульба с кузнецом Вакулой. Вот и получается, что лучше Степана Бандеры никого и не придумать. Разве что Симона Петлюру. Но так как последний сильно обремизился с еврейским вопросом, а с евреями лучше не шутить, то пусть остаётся первый. Который в первую голову призывал мочить москалей с поляками, а о евреях помалкивал.
- Вот именно, - в третий раз молвил наш дорогой президент, потому что был не из разговорчивых. Потому что больше любил делом, а много говорить предпочитал по бумажке. Владимир Владимирович снова глянул в ту сторону, где проживал отечественный мореплаватель Магелланов, и подумал:
«Какой я, всё-таки, молодец, что вот так, по-душевному, разошёлся и с капитаном, и с его хомячком. Хотя они оба были определённо не правы. Ведь не я придумывал эти санаторные правила? И не я придумал, что их нарушать никому нельзя. Единственное исключение может быть только для меня, потому что я не только президент самой большой страны в мире, но и Мессия…»
Владимир Владимирович, как то чистое дитя, искренне верящее в свою невиновность, подумал о себе как о мессии с большой буквы. И с неудовольствием вспомнил, что ему на его мессианство открыл глаза ни кто иной, а давешний малобюджетный негодяй из американского спецдепа Билл Смит. Дело сладилось в Лейпциге, в 1987 году, где Владимир Владимирович служил в качестве советского разведчика. Точнее сказать, в одной из закусочных славного немецкого города.
Бывший майор КГБ товарищ Путин как раз посчитал в уме восточногерманские марки с аналогичными пфеннигами, каковые следовало уплатить за маленькую кружку пива и две сосиски с порцией капусты, как за его столик подсел некий разбитной тип и подмигнул товарищу майору. Который, кстати, захаживал в немецкие закусочные редко и только в штатском.
- Гутен таг, - поздоровался незнакомец.
- Гутен абенд, - машинально возразил товарищ майор, потому что часы показывали восемь вечера европейского времени.
- Позвольте, я оплачу заказ, - предложил по-русски разбитной мужик. – Плюс прикуплю вам рюмку шнапса и айнтопф по-швабски. Здесь его готовят просто изумительно.
- Я русски не понимайт, - возразил товарищ майор советского КГБ Владимир Владимирович Путин.
- Да ладно тебе кочевряжиться, - отмахнулся незнакомец и, протянув руку, представился: – Билл Смит, подданный Соединённых Шатов Америки. Так я плачу, Вова? И заказываю?
- Чёрт с вами, платите… и заказывайте, - раскололся тренированный майор советского КГБ. Если бы он знал, что с ним работает представитель спецдепа США по малобюджетным интригам, Владимир Владимирович продержался бы дольше чисто из принципа. Но он не знал, а айнтопфа ему очень хотелось. А есть аппетитное немецкое блюдо за свои было жалко. Во-первых (об этом, мы, кажется, упоминали), наш президент всегда был скуповат. Но это не в укор ему сказано. Ведь всякая скупость – двоюродная тётя процветания. А во-вторых, Владимир Владимирович с женой откладывали деньги на финскую дублёнку, японский двухкассетник и югославский спальный гарнитур. – Только передайте через официанта повару, чтобы положил в айнтопф вместо квашеной капусты зелёного горошка, - попросил Владимир Владимирович симпатичного Билла, - а то одну капусту я уже заказал (50) …
- Без проблем, - утешил соседа Билл и сделал распоряжение. Себе ушлый американец заказал бутылку бренди, шпреевальд (51) и три тартинки. Когда сотрапезники прикончили половину заказа, Билл закурил и поинтересовался: - А ведь неохота обратно домой, в Союз? Вот бы тут всю жизнь, а? Или, ещё лучше, в США или Канаде?
- Нет, здесь мне больше нравится, - честно признался Владимир Владимирович, - потому что английский язык я знаю не так хорошо, как немецкий. Скажите, Билл, это вы меня вербуете?
- Да Бог с тобой! – воскликнул американец. – Просто хочу подружиться, а ты сразу – вербуешь. Вот всё у вас, кэгэбэшников, на подозрении. Ведь так честного человека и обидеть легко.
- Значит ты никакой не шпион? – с облегчением уточнил Владимир Владимирович. – Но откуда тебе известно, что я кэгэбэшник? А можно мне ещё айтопфа, но теперь рыбного? И почему ты так хорошо говоришь по-русски? А насчёт подружиться я не против…
- Да какой я шпион? – отмахнулся Билл. – Я всего лишь странствующий психолог. Ещё я немного экстрасенс. Поэтому мне известно, кто ты, зачем здесь и откуда. А русский я знаю с детства. Меня к нему приохотила моя приходящая няня. Звали её Арина Родионовна. Сама из Брайтона, она любила петь русские народные песни из репертуара Виля Токарева и Сони Успенской. Укладывает, бывало, меня спать после ленча, и мурлычет:
- И вот я проститутка, я фея из бара,
Я летучая мышь, я чёрная моль.
Вино и мужчины – моя атмосфера,
Привет, эмигранты, вечерний Париж…
Бил даже прослезился, вспоминая детские годы. Затем взял себя в руки и продолжил:
- Кстати, я экстрасенс-социолог, потому что специализируюсь на взаимовыгодном гуманизме. Поэтому рыбный айнтопф я тебе обязательно закажу.
Пообещав, американец в уме подбил бабки: а не вышел ли он из малого бюджета вербовки данного товарища? Дело в том, что в их спецдепе не принято было швыряться деньгами. И если бухгалтерия конторы положила на вербовку товарища майора КГБ две тысячи долларов, а на аналогичное мероприятие с генсеком страны Горбачёвым – все десять, то будьте добры, не превышать смету. Горбачёву, правда, был обещан ещё и миллион, но этот миллион американцы с лёгкой душой позволяли выплачивать дуракам-шведам. В случае удачной раскрутки вышеупомянутого генсека после предварительных десяти тысяч.
- Спасибо, - вежливо поблагодарил сотрапезника Владимир Владимирович. – А как это понимать: взаимовыгодный гуманизм?
- Ты мне, я – тебе, - популярно объяснил американец и выпил немного бренди. – Я тебе, например, кроме халявной жратвы с выпивкой, могу предложить нечто большее.
- Что? – переспросил молодой Владимир Владимирович.
- Сказать о тебе такую правду, о которой ты даже не подозреваешь, - ошарашил собеседника разбитной янки. Но Владимир Владимирович, внутренне сильно удивившись, даже не моргнул глазом, но снова спросил:
- Это какую ещё правду? Кажется, о себе я и сам всё прекрасно знаю. Так же, как моё руководство…
- Кажется! – передразнил Владимира Владимировича Билл. – А знаешь ли ты, что ты с детства ненавидишь и советскую власть, и своих соседей по коммунальной квартире, голодранцев, и папиных товарищей, пролетариев, и своих партийных товарищей, горлопанов, и своих сослуживцев, махровую деревенщину? Что ты всегда в глубине души мечтал быть портупей-юнкером или кавалергардом, а не каким-то советским майором? Что тебе всегда хотелось жить в шикарном собственном особняке на Невском, а не в коммуналке в Басковом переулке? И получать зарплату в десять раз больше, для начала, чем получает какой-то сраный комбайнёр или машинист роторного экскаватора? А не столько же или даже меньше?
Глава 21
- Что ты такое говоришь? – в натуре оскорбился Владимир Владимирович. – Да я…
- Не перебивай, - оборвал собеседника Билл. – Кто тут платит за айнтопфы, ты или я?
- Ну, хорошо, - уступчиво молвил Владимир Владимирович, потому уже смолоду отличался хорошим воспитанием и корректным поведением. – Говори дальше.
- И скажу! – загорячился Билл. – Ведь я с тобой тут треплюсь только потому, что, благодаря своим экстрасенсорным данным, я сначала узнал твои реквизиты, воинское звание и твою принадлежность к КГБ, а потом определил в тебе склонность к мессианству.
- Чего? – не выдержал бесстрастно вежливой мины Владимир Владимирович и даже открыл рот.
- Заявляю торжественно с полной ответственностью: ты – мессия! – брякнул Билл, встал и, в натуре, поклонился сотрапезнику. – Я, понимаешь, гуляю себе по Лейпцигу, захожу в закусочную, и – меня словно изнутри мустанг копытом! Мессия! В обычной немецкой забегаловке! Поэтому я не мог сдержаться, поэтому я подсел за твой столик, поэтому…
Билл снова поклонился и, наконец, сел.
- Мессия, это который помазанник божий? – уточнил Владимир Владимирович. – Который…
- Правильно понимаешь! – горячо поддакнул Билл. – Который ниспослан Богом на землю для того, чтобы установить на ней своё царство!
- Как-то чересчур закручено, - усомнился Владимир Владимирович.
- И вовсе не чересчур! – запротестовал Билл. – Ведь ты родился и всю свою жизнь прожил в стране, созданной дьявольским промыслом, так?
- Ну, не знаю, - снова усомнился Владимир Владимирович.
- Да, так, так! Ну как можно назвать Советский Союз правильной страной, где все живут по правильным божеским законам? Ни черта нельзя назвать! Какие же это божеские законы, когда в стране запрещены спекуляция, проституция, гомосексуализм, бродяжничество, тунеядство? Что, проститутки со спекулянтами – не люди? А бродяги, тунеядцы и гомосексуалисты? Ну, не хочет человек работать, так его за это – в тюрьму? А что это за страна, где нет альтернативы бесплатному лечению с образованием? И что это за бесовская привычка: бесплатно раздавать жильё? Ну, почему, скажем, ваши некоторые особенно талантливые архитекторы с прорабами не могут строить жильё повышенного качества и продавать его за приличные деньги? И почему в стране нет частного землевладения? Одному, например, и шесть соток на хрен не упёрлись, а другой хочет иметь сто гектаров заповедного леса. Так почему ему нельзя их иметь? Или взять нотариуса, зарабатывающего, как простая водительница трамвая? Что, справедливо? Да нотариус целых пять лет учился, чтобы нужные бумаги подписывать, а трамвайщица – всего три месяца…
Говоря, Билл как-то утратил свой разбитной вид рубахи-парня, взгляд его стал проникновенным, и Владимир Владимирович, соответственно, стал проникаться. В смысле, соглашаться со сказанным приятным собеседником. И стал с удивлением обнаруживать в себе некие признаки просветления.
- И действительно, - пробормотал он. – Нотариус, понимаешь, всякие важные бумаги подписывает, всё своё внимание напрягает, чтобы не перепутать визу на похоронное пособие с копией свидетельства о рождении, а трамвайщица знай себе, крути ручкой…
- Умница! – воскликнул Билл и незаметно потёр руки: дело пошло и даже меньше, чем за две тысячи долларов.
- А ведь и вначале ты был прав, - стал дальше просветляться Владимир Владимирович. – И чего я должен любить всяких дурно пахнущих пролетариев? Нет, я не гордый, но давайте так: пролетарии пусть живут с пролетариями, а мы, кто способней, по способностям. А не по труду. А то придумали: от каждого по способностям, каждому – по труду (53) . И почему это мой труд стоит меньше, чем труд шахтёра? Нет, я и шахтёров уважаю, но это не значит, что шахтёр должен получать больше моего. Да я университет заканчивал, я карьеру делал, а шахтёр? И потом: почему я с детства должен был быть то внуком Ильича, то сыном советской родины? И почему мой любимый литературный герой или Павка Корчагин с узкоколейки, или Иван Бровкин на целине, или старик у моря? Ну, тот, из Хемингуэя, потому что Хемингуэй считается в советской школе таким же своим в доску парнем, как Шолохов и Фадеев. Нет, я уважаю и Павку Корчагина, и Ивана Бровкина, но, если честно, мне больше всех нравится Павел Иванович Чичиков.
- Ах, какая прелесть! – по-бабьи всплеснул руками американец.
- А на черта, спрашивается, я поступал в партию? – совсем уже разошёлся Владимир Владимирович, но шёпотом. – Нет, я уважаю партию, но, может, мне не нравится находиться именно в коммунистической партии? Может, я монархист! Или лейборист! Или христианский демократ! А какую присягу мне пришлось давать? Чтобы я до последнего дыхания был преданным своему народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству? Да я, может быть, когда давал такую невнятную присягу, все пальцы, и на ногах тоже, скрещивал. Потому что, какому народу? Какой советской родине? Какому советскому правительству? И что это за народ такой советский, это который от таджиков до молдаван? Но я-то русский! Почти что! Нет, я уважаю таджиков с молдаванами, но…
- Умница! – похвалил Билл.
Они ещё посидели, поговорили, Владимир Владимирович бдительно при этом осматривался: а не следит ли за ним какой-нибудь коммунистический шпик? Но обошлось. Затем Билл заплатил по счёту, уговорил нового приятеля взять взаймы пятьсот марок и откланялся. А Владимир Владимирович вернулся в расположение части и продолжил службу. Служил он исправно, потом вернулся в Ленинград и так далее, пока не стал президентом. И всё прошедшее время, от момента встречи с Биллом Смитом до сегодняшнего дня, Владимир Владимирович железно помнил о своей нелёгкой мессианской доле. И правильно делал, потому что если бы не помнил, то куда бы его занесло? Не то в современную академическую среду на базе ректорства в Ленинградском университете, не то в хозяева сети нотариальных контор на базе юридического образования, не то в консультанты киллеров на базе кэгэбэшной закваски.
Теперь, окидывая взглядом прошлое, Владимир Владимирович с гордостью мог констатировать: он прожил правильную жизнь и собирается жить также праведно. А его упрекают (мало, потому что в основном его любят, но ведь в семье не без урода), что он, якобы, разорил страну. Да, разорил! Но какую? Он разорил страну, которая была империей зла. От которой у всяких приличных людей, от американского президента до последнего европейского рантье, просто мороз по коже. Ведь как на них всех смотреть было жалко, как они постоянно вздрагивали. То, глядишь, американского президента корёжит, когда тот слушает ужасы об СССР по «Радио Свободы» или «Би-Би-Си», то британского премьера, наслушавшегося страшилок о советской угрозе по «Голосу Америки», пучит. Зато теперь полный шоколад, американцы с европейцами спят спокойно, проснувшись, походя плюют на то, что осталось от империи зла, а он, Мессия, строит настоящую великую державу. И подвижки уже налицо. Под его чутким руководством страна уже обогнала всех по количеству проституток, пивзаводов и университетов с академиями на душу населения. А сколько новых марок водки появилось? Не то, что раньше, при империи зла: «Московская», «Столичная», «Перцовка», «Зубровка» и – абзац без продолжения. Ну, никакого разгона для широкой русской души. Или взять российских миллиардеров. Опять же, впереди планеты всей, потому что и по миллиардерам в пересчёте на душу населения Россия давно всех переплюнула. И пусть не врут злопыхатели, что его друзья-миллиардеры наворовали свои состояния. Всё – за редким исключением – заработано безукоризненно честным путём. А если российские миллиардеры и заработали свои капиталы в рекордно короткие – в отличие от миллиардеров американских, арабских или европейских – сроки, то категорически потому, что российский миллиардер гораздо трудолюбивей и гениальней вышеназванных. А скоро (к двадцатому году) страна – он так недавно публично и заявил – войдёт в пятёрку ведущих стран планеты. И не важно, что по общим экономическим показателям Россия пока на шестидесятом месте, а по качеству питания и медицинскому обслуживанию на сто двадцать третьем, вот получит он свою волшебную палочку и – эх! Вернее, философский камень…
Владимир Владимирович позвонил в колокола, педантично помолился и спустился на землю. Гуляя по собственному парку, он включил карманный лэптоп и прошёлся по страницам интернет-изданий. Сначала по честным, которые хвалили его за усилия в деле подъёма российского патриотизма, ВВП и остального уровня жизни населения. Затем заглянул в продажные, где его ругали за то, что он присоединил Крым, построил вертолётку в центре Москвы за пять миллионов евро и до сих пор не выгонит Валентину Матвиенко с должности директора сената. Или вообще не посадит её в специальную колонию для сенаторов за то, как она бессовестно форсирует продвижение своего сыночка в мультимиллиардеры.
- Ай-я-яй, - скорбно прошептал президент и набожно поднял глаза вверх, по-христиански испрашивая у Господа прощения тем, кто не ведал, что творит. Да, он присоединил Крым. Потому что долг платежом красен. А как он мог отказать Биллу, который в своё время накормил его двумя айнтопфами, угостил шнапсом, дал пятьсот марок взаймы и открыл ему, Мессии, глаза на его истинное предначертание? Никак не мог отказать. Тем более что Билл не потребовал возврата долга, а всего лишь попросил присоединить к России ту часть территории, которую русские когда-то отвоевали у турок.
Что же касается бетонированной площадки диаметром пятьдесят метров, красная цена которой составляла сорок тысяч долларов, то – да, смета немного превышена. Но зачем она превышена? А затем, чтоб сэкономленные деньги отдать бедным людям. Ведь так гораздо проще, чем снова повышать пенсии и пособия, после чего жди очередного роста цен на всё, начиная с бензина и кончая оливковым маслом. Поэтому он с друзьями так и делает. То есть, они берут из бюджета деньги, часть их расходуют на строительство государственных объектов или проведение политических мероприятий, а часть (сэкономленную) тайком кладут на тайные счета тех сограждан, кто в этих деньгах нуждается. И вот живут такие бедные граждане и не знают, какие они на самом деле богатые. Но в один прекрасный день узнают. Наверно, это будет день открытия чемпионата мира по футболу. Вообще-то, Владимир Владимирович (с согласия друзей) хотел порадовать людей в день открытия зимней Олимпиады, да закрутился. Приёмная дочка, Алина Кабаева, очень просила помочь звезде отечественного саночного спорта. Вот он, президент, лично помогал этой звезде чинить санки. И звезда не подкачала, таки взяла на Олимпиаде призовое место.
С Валентиной Матвиенко вообще полный бред. Не брала она никаких откатов, когда рулила бывшим Ленинградом, за то, чтобы вырубать городские парки, а на месте порубок строить небоскрёбы для бизнес-центров. И сынок её, Серёжа Матвиенко, исключительно с помощью собственных способностей стал и вице-президентом «Внешторгбанка», и владельцем около ста ограниченных и неограниченных компаний, которые скоро и сделают его мультимиллиардером. А почему нет? И Валентина Матвиенко тут не причём. Да они с сыном так заняты каждый на своих делах, что иногда месяцами не видятся…
- Н-да, - пробормотал Владимир Владимирович и пошёл в ту часть резиденции, где находился спальный комплекс. По пути, опять же, размышляя о государственных делах. Которые можно было бы улучшить с помощью волшебной палочки. Или философского камня. В принципе, можно было бы обойтись и без него. Ну, типа, договориться с друзьями-миллиардерами, обменять хранящиеся в зарубежных банках доллары с еврами на золото, а золото привезти в страну, тем самым усилив рубль. Причём усилив его сверхзначительно, поскольку денег за рубежом припасено таки немеряно. Ещё можно было бы прекратить торговать сырьём за фантики с изображением американских президентов, а перейти на бартер. Но не такой, когда ты китайцам истребитель последней модели, а они – через посредника – два неполных вагона мягких игрушек. Затем следовало бы выпустить ценные бумаги под залог ресурсов и – глядишь – рубль мог бы сделаться мировой разменной валютой вместо доллара. В принципе – да. Но, опять же, затевать всё это без волшебной палочки как-то стрёмно. Или без философского камня. К тому же, как бы американцев не обидеть…
- Ну, ничего, ничего, - пробормотал президент, ускоряясь перед спальным комплексом, где его дожидалась приёмная дочь. – Зато с патриотизмом у нас без всякого камня полный порядок. И никакая порча нам в этом деле не страшна. Потому что народ у нас – ого-го! Сначала оставшиеся от проклятой советской власти сельхозпроизводители поднимутся, потом, если их окажется мало, им на помощь рванут из Москвы и других больших городов менеджеры по продажам с кладовщиками китайского ширпотреба. И станут они беззаветно поднимать отечественную продовольственную безопасность. Проститутки с радостью переквалифицируются в доярки, модели – в птичницы, эскорт-секретарши – в сортировщицы органических удобрений. Да мы… Да я лично… Да! Не забыть позвонить Юле Тимошенко. А то она давеча грозилась потратить все свои миллиарды, заработанные на российском газе, чтобы накупить атомного оружия и перестрелять русских. Переживает, поди: а не обиделся ли я? Надо, в общем, успокоить…
(47) Время, являющееся независимой переменной в уравнениях движения небесных тел (в отличие от всемирного времени, определяемого вращением Земли, и поэтому неравномерного, эфемеридное время – равномерно текущее время)
(48) Гюйгенс Христиан, нидерландский учёный, 17 век. Помимо всяких изобретений усовершенствовал телескоп и сконструировал одноимённый окуляр
(47) Георгий Константинович Жуков, выдающийся военачальник, в возрасте 61 года уволен со всех должностей на хрен и отправлен на заслуженную пенсию Никитой Сергеевичем Хрущёвым. Павел Анатольевич Судоплатов, легендарный деятель советской разведки. После смерти Сталина осуждён на 15 лет якобы за пособничество Берии в некоем заговоре. Информация к размышлению: новая российская энциклопедия «Кирилл и Мефодий» даёт словарную статью о Георгии Константиновиче Жукове размером 1296 знаков без пробелов, о Судоплатове умалчивает вообще, зато в «КМ» есть статья о Барбаре Стрейзанд размером 2154 знака без пробелов
(50) Есть такой российский телеканал, «История» называется. Успешно функционирует при поддержке нашего дорогого президента. Теперь с помощью этого канала (и многих прочих средств современных российских СМИ) всякий пытливый россиянин может узнать и об адмирале Колчаке, и об атамане Краснове, и о генерале Власове, и прочих героях нашей недавней славной старины. О том, какие это были умницы и патриоты, что теперь в честь них открыты музеи, и что теперь их следует держать почти за великомучеников, потому что в своё время они совершали святые дела по истреблению собственного населения, каковое истребление ни в качественном, ни в количественном виде не снилось ни Степану Бандере, ни Симону Петлюре
(50) Айнтопф по-швабски – свинина, бекон, капуста квашеная, картофель, грибы, морковь, лук репчатый, помидоры, томатная паста, чеснок, бульон, перец
(51) Молоко, сметана, филе рыбы, сок фруктовый, огурцы, соль, перец
(53) Советский принцип социалистического распределения благ