Автор: Хозяюшка
Название: Под луной
25 690 зн
От автора
В рассказе использованы неблагозвучное сочетание слов и нарушение плавности повествования для создания особого эффекта при чтении.
ПОД ЛУНОЙ
Алая луна,
Алая луна.
Загляни ко мне
В тёмное окно.
Н. Турбина
За окном свет. Свет горит в окне.
Исполняются мечты, когда спать ложишься ты. Дверь закрыта, засвечен ночник, над кроваткой кружатся серебряные звёзды и жёлтая поролоновая луна.
Золотые волосы и голубые глаза, и детский вздёрнутый носик. Какой хорошенький мальчик! Рос ребёнком активным и любознательным. Больше всего любил те из игрушек, которые можно разбирать, а потом аккуратно собирать. А те игрушки, что не удавалось собрать до конца, он тоже по-своему любил. Ведь это значит, что, возможно, купят что-нибудь ещё! Насобирал игрушек целую коробку!
Его звали Витя Сидихин. Весёлые игры на свежем воздухе и подвижная психика позволяли ему быстро учиться и легко понимать своих ровесников. Но в итоге он всегда отдавал предпочтение хорошему делу и дружбе.
Так случилось, что Витя – единственный ребёнок в семье, и всё внимание доставалось ему одному.
Родители Вити строго воспитывали в нём покладистость и самостоятельность, зная, что когда он вырастет, эти простые привычки пригодятся ему в дальнейшем: в институте, и в жизни. Поэтому когда их не стало, Сидихин не переживал особо. А, может быть, он не переживал от того, что родители ушли слишком рано и обычная в таких случаях боль утраты не успела свалиться на него.
***
Окончив училище, Виктор провалил свой первый экзамен в институт и пошёл работать на завод. Выбирать долго не пришлось – училище причислялось к заводу, а сам завод находился на окраине родного города. Каждому выпускнику там было забронировано рабочее место.
Первый рабочий день стал важным для него. У каждого, наверное, случаются хоть раз такие моменты, когда вдруг приходит понимание, что что-то изменилось. Можно повзрослеть за один день, можно перечеркнуть многое всего одной ошибкой, можно изменить всю жизнь одним словом «люблю». Понять, уловить изменения можно, пусть и не сразу. Но увидеть, что как раньше уже не будет, невозможно. Этот день стал для Виктора одним из таких этапов.
Витя вернулся с работы. Родители ждали его дома. Мама в фартуке на лёгкое ситцевое платье и отец, в своей любимой рубашке. Умылся, переоделся.
Он поговорил с ними о том, как всё прошло, за семейным ужином. Они обсудили, какие условия работы, какие ребята в бригаде и все те простые житейские вопросы, которые могут возникать в беседе родителей с сыном. На заводе, где Витя устроился учеником слесаря, было много впечатлений, но оказалось, что и дома что-то изменилось. Мама как-то по-другому мыла посуду, а в словах отца появилась новая интонация. Он не мог сказать что это, но от всего происходящего чувствовал себя взрослым и ответственным за своё будущее. После, когда всё в доме успокоилось, когда Витя остался уже один, у него перед глазами хороводом закружились впечатления ушедшего дня. Лёжа уже в постели, он почувствовал устроенность и размеренное течение жизни. Почувствовал, что у него есть не только ответственность за своё будущее, но и возможности реализовать желаемое. Что он может делать что-то, чтобы жизненную устроенность не только сохранить, но и настроить на лучшее. Что есть нечто, что намного длиннее, чем его жизнь.
Он подумал, что всё, должно быть, связано друг с другом. Прошлое и будущее - как день и ночь. Их семья с - другими людьми и со всем, что их окружает. Ему показалось, что жизнь устроена из цветных нитей. Виктор увидел - каждая нить отвечала за что-то своё. Одна нить отвечала за школу и уходила куда-то вдаль. Другая, золотого цвета нить, касалась работы и пересекалась с множеством других нитей. Третья отвечала за семью. Нити были разные: какие-то тонкие, иные наоборот толстые как верёвки, но на всех них были узелки – дни или события. Нити пересекались, связывались между собой и пронизывали всё.
Каждому жизнь представляется по-своему, Сидихину она представилась так.
Витя вдруг поразился простой мысли: «а что будет дальше?»
И тогда он решил составить план своей жизни.
Ему казалось сделать это так просто. Всего-то нужно поставить цель и добиваться её или, на худой конец, выбрать общее направление.
«Школа закончена, работа есть, а в институт на будущий год я поступлю обязательно, - думал Витя, - буду весь год готовиться к экзаменам, чтобы точно не провалиться, и работать. В институте можно будет получить специальность, которая поможет мне воплотить свою мечту. Когда уже всё определится с работой, тогда можно будет подумать о семье. Для этого мне надо будет жениться и жить вместе с женой в одном доме, и потом... родить детей. Мальчика и девочку... А о том потом, что потом я подумаю завтра».
Виктор не стал загадывать дальше от уверенности, что всё будет хорошо. Он хотел стать радиоинженером, придумывать новые виды приборов и техники. Это было его заветной мечтой, и он увидеть яркую нить, ведущую к её воплощению...
Витя засыпал, и его уверенность растворялись в ярких и размытых картинках. В узелках нитей он видел место свадьбы, будущих друзей и знакомых, имена своих детей и день, когда он всё забудет. Его мечты сопровождало что-то доброе и простое. Он падал куда-то вниз, скользил по гладким нитям и чувствовал себя счастливым, как тогда, когда был совсем маленьким. Виктор знал, что пёстрые нити обязательно соткут для него то, что он хочет, и если он будет следовать им, то мечты станут реальностью.
Вторую попытку поступить Виктор тоже провалил. На заводе с первого дня он проявил себя ответственным специалистом и быстро дослужился до ведущего инженера. Родители дали Виктору двушку в спальном районе города, и он начал самостоятельную жизнь.
***
Проработав до двадцати одного года Сидихин женился. Для него единственной оказалась девушка, которая пришла к ним работать в соседний цех.
Не самые близкие знакомые часто встречают новость о женитьбе с удивлением, ведь избранницей оказывается та, на которую можно меньше всего подумать, чаще девушка ничем не примечательная. Но здесь удивление было вдвойне: стройная, красивая, с выразительным и открытым лицом. Елена весёлая и жизнерадостная девушка, она умела сразу расположить к себе. Секрет этого умения был известен всем: все эмоции Елены отражались на её живом и подвижном лице, а добрые чувства усиливались в её глазах, приподнятой в изгибе брови, улыбке.
- Собака виляет хвостом, а Лена сияет лицом, - говорили о ней и подруги, и завистницы.
Церемония свадьбы была скромной. Договорились с заводской столовой и отметили там вместе с самыми близкими друзьями. Из подаренных денег Виктор купил пёстрый ковёр, как символ начала новой жизни.
- Ну и пусть я не буду изобретать аппаратуру, - говорил он, сидя на расстеленном ковре в центре ещё пустой комнаты, и гладил его рукой по цветным ворсинкам, - зато открывается столько перспектив! Сейчас пошли персоналки, и программирование актуально как никогда. Это направление революционное! Мир через десять-пятнадцать лет станет совсем другим! И если мы сможем поймать волну, то в убытке не будем.
Елена села рядом с мужем на пёстрый ковёр и заглянула ему в глаза. Её лицо светилось каким-то новым, незнакомым для Сидихина чувством:
- Виктор, у нас будет ребёнок.
Дочку назвали Любовью. Вскоре наметилось рождение и второго ребёнка.
Время пролетело незаметно. В шестой день рождения маленького Владика, Сидихин вдруг спохватился, как будто он упустил что-то, и неожиданно решил сделать жене подарок в честь рождения сына.
- Но зачем? Мы же никогда не отмечали... – Елена не понимала такой вспышки мужа, но румянец и ямочки на щеках от смущённой улыбки выдавали, что она польщена его страстной заботой.
- Тем более! – отвечал взволнованно Виктор, - что у нас, не как у людей что ли!?
Он выскочил из квартиры, взяв какую-то сумму денег.
Минут через сорок он вернулся, неся с собой большой свёрток, похожий на двухметровую трубу в коричневой бумаге и перетянутой туго бечёвкой. В пакете, который Виктор небрежно поставил на стол, что-то звякнуло.
В свёртке оказался ковёр, очень похожий на тот, что они купили при новоселье.
- Зачем это? – спросила Елена.
- Как зачем? В другой комнате повесим, - ответил Виктор, собирая с пола куски верёвок и рваную бумагу.
- Но там некуда вешать...
- А ничего! Лишнее уберём!
Виктор полез в пакет и стал доставать оттуда продукты.
- Лен, ты бы ветчинки, что ли нарезала. Я вот тут купил кое-что...
- Это что? – спросила Елена, указывая на бутылку.
- Как что? – с искренним недоумением спросил Виктор, - отмечать будем.
- Ты же знаешь, что мне нельзя.
- Ну не хочешь - дело твоё.
Елена быстро развернулась и ушла, чтобы муж не увидел её обиду.
В этот день Сидихин первый раз напился. Он сидел на кухне один и наливал в стопку, закусывая крупными кусками ветчины. Сидихин никогда не ловил себя на мысли, что его что-то гнетёт или расстраивает. И теперь – чего стесняться?
Если возникали трудности, то он с ними справлялся, иногда легко, а иногда приходилось повозиться. Сейчас тепло, разлившееся по телу, успокаивает его. Снимает с него тяжесть, которую он не подозревал на себе.
Этот груз в виде бурого камня медленно опускался в тёплое мутное дно, задевая за какие-то грязные верёвки. Он опускался всё ниже после каждого глотка, и разобрать, что это был за груз, ему казалось невозможным.
Голова Сидихина упала на стол. Он отключился.
Дело с прогулом удалось утрясти без лишнего шума. А Елена, хоть и ходила как грозовая туча две недели, хмуря брови, но видя примерное поведение мужа, не могла не простить его и поддержать. Как позже она узнала, у Виктора на работе что-то случилось, но что именно, он ей так и не рассказал.
***
Примерно лет через шесть, когда запои участились на столько, что впервые выпали не только на длинные праздничные выходные, но и на рабочие дни, Елена приняла для себя непростое решение.
Сидихин сидел на кухне в несвежей майке и старых спортивных трико, когда Елена вошла в квартиру. С ней были и дети. Она строго сказала им ждать, и дети так и остались стоять в прихожей, одетые в резиновые сапоги и комбинезоны.
Виктор усмехнулся:
- По погоде...
- Ты слышишь меня? – требовательно повторял голос Елены, - ты слышишь меня или нет?
Она подошла ближе, и Виктор сумел заглянуть ей в лицо. На её выразительном и всё ещё красивом лице горел румянец не то от осеннего ветра, не то от новой косметики.
- Да... слышу... – проговорил Сидихин.
- Я ухожу от тебя.
Виктор понял, что ему нужно собраться и максимально сфокусировать своё внимание на этой мысли. Голова его качалась, руки не слушались. После сделанного над собой очередного усилия сознание на короткое время вернулось к нему.
Он увидел мелькнувший плащ жены ярко-малинового цвета. В центре кухни валялась мусорная корзина. Из неё высыпались консервные банки, яичная скорлупа и комок каких-то порезанных на полосы лоскутов.
Сидихин не понимал, что происходит. Он озирался по сторонам и хотел встать и уйти. Но Сидихин не вставал и не уходил.
Мелькнул ещё раз плащ жены.
- Я вернусь позже и заберу всё остальное.
Люба и Владик держат друг друга за руку и смотрят со страхом и обидой в глазах.
Ещё раз мелькает малиновое полотно.
Хлопнула входная дверь.
Тишина.
- С тобой им будет лучше!
Проблему с работой надо было как-то решать. Сидихин, как только почувствовал, что его отпустило, оделся, привёл квартиру и себя в порядок и побежал первым делом к знакомому врачу. Михалыч, старый друг семьи, принял его не сразу, подержав Виктора в приёмной, и не скрывал своего недовольства, когда тот вошёл. Но, поворчав что-то невнятное и за что-то пожурив немного Виктора, вспоминая покойных Сидихиных, он, наконец, выписал ему справку на ангину.
Сидихин в порыве радости начал было благодарить, но Михалыч резко отмахнулся от него и сказал:
- Иди-иди, а то всех пациентов перепугаешь!
Выйдя на улицу, Сидихин облегчённо выдохнул. В следующий раз Михалыч ничего не даст. Моросил мелкий дождь, на земле лежали мокрые листья. Это был самый конец октября.
Сидихин пришёл на работу на следующий день. Как только прошёл через проходную, он сразу понял, что что-то пошло не так. Все куда-то торопились. Сослуживцы, коротко поздоровавшись, сразу убегали по каким-то важным делам. На все попытки расспросить их на Сидихина сыпали «да-а там, есть кое-что...» или «а-а, не заморачивайся, - взмах рукой, - это тебе не надо!»
Уборщица, полная, неопрятная, но не пожилая ещё женщина, имя которой Сидихин никогда не мог вспомнить, что-то упорно тёрла под лестницей и косилась на него.
- Что это с ними? – не выдержал Сидихин.
- Дык работают! – хмыкнула она и, улыбнувшись золотой улыбкой, стала тереть невидимое пятно дальше.
Через полчаса после начала рабочего дня Сидихина вызвали к директору. Начальство устроило ему жуткий разнос. Директор Виктор Петрович, строгий и волевой мужик, наорал на него и, швырнув в лицо Сидихина медицинскую справку, жёстко сказал:
- Если такое ещё раз повторится, вылетишь по статье! Если увижу тебя с бодуна хоть раз, то церемониться с тобой не буду! Иди и запомни: если бы не эта чёртова Перестройка, то вылетел бы уже сегодня!
Сидихин стоял как оглашенный. Невероятно сильное чувство стыда за свои поступки жгло его изнутри. Он чувствовал себя словно провинившимся мальчишкой, уличённым в баловстве.
- Иди!
Виктор Петрович был крутого нрава, но слов на ветер не бросал. Сидихин знал: если директор что-то скажет, то обязательно сделает.
- Что со мной происходит? Как я оказался в таком положении? – думал Сидихин, добивая первую бутылку, - ведь у меня раньше были цели, мечты.
Бутылка была пуста, но чувство теплоты и лёгкости не приходило. Внутри будто образовалась дыра, в которую проваливались все эмоции.
Виктор налил ещё стакан и выпил его залпом.
Глотки, как вода, с жадным звуком упали внутрь. Но чувство утоления жажды они не принесли.
- Что же делать?
Виктор налил ещё и выпил.
Вдруг откуда-то из-под грязного пола кухни пугающе стал доноситься гул. Он приближался, усиливался и становился страшнее с каждой секундой. Виктор хотел сорваться со стула и убежать, но ноги подвели его. Он еле успел схватиться за край стола, чтобы не упасть. Виктор с ужасом наблюдал, как загудели все стены и потолок. Как задрожали чёрные стёкла окна, угрожая разбиться и засыпать осколками всю кухню.
Сидихин с силой зажмурился. Всё стихло. Он стал прислушиваться и разобрал только тихое жужжание холодильника.
Виктор потихоньку открыл глаза и увидел перед собой разноцветные нити. Они гудели как высоковольтные провода от проходящей огромной энергии и образовывали сложную развёрнутую сеть, похожую на полотно древнего узелкового письма. Виктор сразу узнал их. Это были те самые пёстрые нити.
Но они сильно изменились с тех пор, когда Сидихин видел их последний раз. Они стали толще и крупнее и заполняли всё пространство вокруг. Те же школа, работа, семья. Но ещё Виктор увидел войны, голод, наводнения, революции – события, которые происходили давно в прошлом или будут далеко в будущем. Он понял, что нити стали стальными и страшная сила гудит в них.
Наблюдая их, Виктор через несколько минут успокоился, и ему в голову пришла дерзкая мысль:
«А что если мне попробовать коснуться их...»
Он пересёк рукой ближайшую, довольно толстую нить, но рука прошла, не встречая препятствия, как сквозь луч света, пусть и необычно изогнутый. Виктор задержал руку поперёк луча. От этого по жилам поползло мелкое неприятное чувство, а сама рука неестественно затряслась.
Виктор убрал руку. Не успел он решить, что значит эта дрожь, как снова ворвался страшный гул, в глаза что-то ударило, и Сидихина повалило со стула. Когда он открыл глаза – явление исчезло, но в теле, руках и ногах остался отголосок той огромной энергии. Ему хотелось куда-то идти, что-то делать.
Он встал. Его не шатало и не трясло. Сидихин чувствовал себя превосходно. В руках и ногах разлилась крепость, в голове – здравая уверенность, что он может изменить если не всё, то многое. Всё тело наполняла энергия, и она гудела так сильно, что он не мог устоять на месте. Сидихин быстро оделся и выскочил на улицу.
Возле дома тускло светили фонари. В свете полной луны были заметны даже мелкие тени деревьев. Чёрная кошка грелась на трубе и, сверкая круглыми глазами, прислушивалась к ночным шорохам. В этот поздний час никого больше не было. Сидихин позвал кошку, но она не обратила на него ни малейшего внимания.
Ноги сами понесли его. Он шёл и шёл вперёд, не понимая, зачем он идёт и куда в конце выведет его дорога.
Морозный воздух пробрал до костей, ноги устали от непрерывной ходьбы, дыхание сбилось и Сидихин с облегчением сел на случайно подвернувшуюся скамейку. Он осмотрелся. Пусть и не сразу, но он узнал городской парк, который находился почти в самом центре города.
Лёгкая изморозь серебрилась на траве.
Сидихин громко дышал, но от свежего воздуха он только задыхался. Через несколько минут дыхание успокоилось. Виктор вдруг вспомнил своих родителей и впервые почувствовал себя сиротой.
- Какая яркая луна сегодня!
Сидихин закрыл глаза и повалился набок.
***
Очнулся Сидихин к полудню у себя в квартире. Он открыл глаза и с трудом приподнялся на кровати. В голове сразу усилилась до остроты боль, а в желудке замутило. Как он добрался обратно, как открыл дверь, как разделся и лёг, Виктор ничего этого не помнил.
В нос ударил специфичный запах, и сработали рвотные рефлексы.
Пытаясь встать, Сидихин ухватился за изголовье и невольно обратил внимание на свои руки.
Они были в крови.
Несколько минут Сидихин смотрел на руки в недоумении.
Он осмотрел себя.
Никаких следов крови или ран на теле.
Только кисти рук были окровавлены.
Без единого пятнышка светлой кожи, словно окунул их в банку с краской.
Комната, диван, окурки на подоконнике принадлежали явно Сидихину, а кровь нет.
Под ногтями – густо-чёрная, на ладонях – потрескавшаяся, засохшая, красная.
Специфичность квартирным запахам, вызывающая у Сидихина тошноту, придавала примесь крови.
- Что этооооо? – прохрипел Сидихин.
С трудом встав, он схватился за голову, пытаясь унять боль. Пошатываясь, направился к ванной комнате.
Стал жадно глотать воду из водопроводного крана.
Пил он до тех пор, пока запах хлорки не перебил тот привкус, что был во рту.
Помыв руки и сполоснув лицо холодной водой, Сидихин перешагнул порог ванной и наступил во что-то мокрое.
Только сейчас он заметил, что у двери ванной лежала мокрая половая тряпка. На всём полу были видны недотёртые кровяные разводы. В стороне стояло ведро с грязной водой.
От разлитой кое-где воды и смешанной с ней крови исходил этот тошнотворный запах.
У гардероба Сидихин увидел светлую скомканную ткань.
Он поднял и развернул тряпицу.
- Что этоооо?
В руках он держал разорванную женскую блузу, сильно окровавленную в нижней части и очень похожую на те, что носила когда-то его Елена.
- Откуда этоооо?
Стоявший густой воздух, наконец, сделал своё дело, и Сидихин, зажимая рот, кинулся обратно в ванную комнату. Ещё раз опустошив желудок и умывшись, он почувствовал себя немного лучше, но только сильнее начала болеть голова.
Виктор засучил рукава и стал вытирать пол от разводов, выжимая лишнюю воду в ведро. Делал он это спокойно и ни о чём старался не думать. Также он убрал и возле дивана.
Справился он быстро и, взяв почти полное ведро, вылил из него воду в унитаз.
Что-то твёрдое ударилось о керамику.
Из бурого кругляша воды торчало широкое блестящее лезвие ножа.
- Это что? – спросил он и уже через секунду, ответив на вопрос, испугался.
Подумать самое страшное, что он причинил кому-то вред, Сидихин не решался.
Выйдя из ванной, он оторопел.
Разводы снова проявились на полу.
- Что со мной происходит, чёрт побери?
Как бешеный он схватил мусорный пакет и стал скидывать туда блузку, половую тряпку, нож. В квартире никаких необычных предметов более не было. Он подумал немного, достал из пакета нож, потом блузку. Обмотал лезвие окровавленной тканью и сунул моток обратно в пакет.
Голова начинала болеть всё сильнее и не давала думать.
Сидихин собрал в этот пакет мусор, что валялся на полу кухни и присел.
Пакет нужно выбросить и ничего в доме не оставлять.
Из кухни пол прихожей был хорошо виден, как и тёмные полосы разводов. Пол был вытерт, но когда он подсох на покрытии опять возникли разводы.
Сидя Сидихин подумал, что водой до конца следы крови не удалить. Никаких моющих средств не было и нужно найти что-то другое.
Сидихин встал и, порывшись в шкафу, нашёл аптечку. В ней была только пачка аспирина, с оторванной в нижнем углу одной таблеткой, и почти полная бутылочка перекиси.
То, что нужно.
Сидихин взял бутылочку.
Налив немного на бурую полосу перекиси, Виктор стал пристально вглядываться. Но ничего не происходило. Он поставил бутылочку на пол, сходил на кухню и взял полотенце.
Расплескал содержимое бутылочки по полу и вытер всё кухонным полотенцем. Через несколько минут разводы появились вновь. Сидихин встал на колени и стал с усилием тереть пол прямо перед лицом.
Но, почему-то вспомнив златозубую уборщицу у лестницы, бросил.
В глаза не кидается - и ладно.
Бутылочку и полотенце Сидихин тоже убрал в пакет. Он также собрал в пакет объедки со стола. Под стулом Сидихин с удивлением обнаружил нераспечатанную бутылку. Не найдя свободного места, куда поставить, положил пакет с мусором в раковину.
Сидихин налил стакан и выпил.
- Что же со мной происходит?
Он налил и выпил ещё.
- А не будет ходить ночью одна по парку!
Бутылка быстро опустела. Только спустившись по лестнице Сидихин вспомнил, что забыл пакет в раковине, но возвращаться не стал.
Мысли вернуться снова на завод у Сидихина даже не возникло. Чтобы подзаработать, на первое время он устроился ночным сторожем в магазин неподалёку. Хозяин магазина относился к нему снисходительно. Не ругал, но платил мало. Виктора это устраивало, к тому же он работал не один. Его напарником был Семёныч, маленького роста пенсионер в очках с залапанными стёклами. У Семёныча была язва, и поэтому он пил мало.
Иногда, когда Сидихин не мог работать, Семёныч его с радостью подменял.
- А мне какая разница, где спать? Что дома, что на работе! - отвечал всегда на просьбу Семёныч и хитро подмигивал сквозь грязные стёкла очков.
А иногда, когда Семёныча выгоняла жена, Сидихин пускал его в магазин. Тогда они вместе выпивали.
- Понимаешь, - горячо говорил Сидихин, - я не могу на люууудей смааатреть! Кругом бездушные серые лица! Лицааа ууу люууудей тараканьи! Поговорить не с кем, понимаешь ты?
- Не с кем, - посмеивался добродушно Семёныч, - и не о чем!
- Не понял! – возмущался Сидихин, - что значит «не о чем»?
- Не о чем тут говорить – наливай!
***
Когда Сидихина по жалобе одной из продавщиц уволили, у него наступило прозрение.
Через пару часов, после первого потрясения от открывшихся ему, как откровение, мыслей, Виктор лежал на диване с открытыми глазами и думал:
«То, что случилось со мной раньше, всё хорошее и плохое и всё, что со мной случится завтра, зависит только от меня. Я сам выбираю свой путь и сам несу за него ответственность. Всё, что далось мне свыше, я использовал так, как мог. Я сам определял своё будущее; людей, с которыми мне быть; цели, которых мне добиваться. И всё это я загубил. Я имею сейчас то, что ценю больше всего в жизни. Но есть ещё чёрная дыра зависимости, в которую затягивается всё, что может меня спасти. Есть ли ещё тот, кто даст мне шанс? Мне кажется, я впервые могу полюбить себя, когда говорю о спасении...»
Думал об этом Сидихин не с горьким раскаянием за утраченные возможности, а с тихим спокойствием мудрости.
Виктор почувствовал что-то на языке. Он зацепил это пальцами и вытащил изо рта длинную сиреневую нитку.
Следующее такое прозрение наступило у Сидихина в лечебнице.
Он очнулся на больничной койке. Белый цвет стен и потолка сразу стал раздражать его. Он кричал, и на его зов прибегали санитары. Очень худая медсестра, похожая на смерть, впрыскивала что-то в мышцу, от чего он переставал что-либо чувствовать.
Его оставляли одного. Он пребывал в покое один, пока снова не начинал чувствовать что-то тревожное, и тогда Сидихин кричал, вызывая злость санитаров.
Время от времени санитарки приходили сами и делали инъекции, чтобы он по-прежнему не испытывал тревоги. Санитары приносили еду и водили на процедуры. Очень редко они приходили все вместе, сопровождая пожилого профессора. Профессор с Виктором не говорил, а только давал указания медсестре, которая за ним быстро записывала.
Поначалу Сидихин думал, что за ощущения, отбираемые у него, нужно бороться, но вскоре понял, что это очищенное от сомнений и страхов состояние открывает новый для него путь.
В один из дней лечения Виктор снова увидел пёстрые нити и понял, что впервые может коснуться их. Они были всё такими же, как много лет назад, будто они хранили себя для него. Могучая энергия гудела в них, как в проводах. Нити вели в будущее и, повлияв на них, можно изменить завтрашний день. Наконец он может всё исправить.
Нужно только немного времени, чтобы разобраться в них.
Пропуская сквозь пальцы сверкающие живые жгутики, Виктор радовался, как ребёнок. Он словно заново начал жить. Профессор, видя это, назначил Сидихину новые процедуры.
Санитары привезли его в большую, светлую комнату. На позолоченных ложах вдоль стен сидели семнадцать старцев в белоснежных одеждах, и в руках они держали пёстрые нити. Сидихин стал восемнадцатым из мудрецов.
В строго определённое время они собирались вместе и распутывали сложные сплетения человеческих судеб. Конечно, на такое количество человек и работы было больше, но зато, как оказалось, они вместе могли управлять глубинными процессами бытия, что в одиночку сделать никому из них было невозможно.
Цели, мечты, ценности. Прошлое и будущее. Пространство и время. Сакральные нити, управляющие этим, оказались в руках Сидихина. И он, наконец, сможет распутать их все...
***
Виктор Сидихин умер в больнице через четырнадцать месяцев от цирроза. По заключению врачей – печень не выдержала препаратов, которые требовало лечение. Квартиру жена Сидихина нашла пустой, такой, какой он её оставил. Елена прибралась и больше туда не возвращалась. Через месяц после смерти мужа на квартиру нашлись покупатели.
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2014
Свидетельство о публикации №214090900308
Обсуждение здесь http://proza.ru/comments.html?2014/09/09/308