Начало: http://www.proza.ru/2014/09/17/229
Озерко было спокойным и безмятежным, только лёгкий ветерок вызывал рябь, то собирая в пучки отражающиеся на зеркальной поверхности солнечные блики, то разгоняя их в разные стороны.
Вот она, та самая лавочка, которую муж смастерил из сподручных материалов: двух пеньков и трех срубленных кем-то да здесь же и брошенных осинок. Срубили их, видно, забавы ради. Мужа давно уж нет, а вот лавочка оказалась на диво живуча.
Вера Николаевна присела на краешёк немудреного сооружения, вытянула уставшие ноги и огляделась вокруг. Нет, за прошедший год здесь ничего не изменилось. Так же чиста вода в озерке, на том же месте и когда-то "исцелённая" мужем берёза. Никуда не убежала, и никто не тронул её, голубушку.
Вспомнила, как пришли они сюда в первый раз. Она тогда поразилась, что озерко не застоялось, не затянулось тиной, а муж объяснил, что оно подпитывается подземными ключами, и показал ей место, где тоненький, но проворный ручеёк уносит из озерка лишнюю воду. Это было ранней весной. Деревья оживали, берёзы исходили соком. А вот одна из них, тогда ещё почти дитё, совсем не радовалась весне. Муж внимательно осмотрел деревцо со всех сторон и показал Вере Николаевне причину: "Видишь, брали сок, но надзрез сделан слишком глубоко. Да и молоденькая она совсем, не надо было её трогать. Погибнуть не погибнет, а вот болеть будет долго".
Потом он на берегу озерка наковырял глины, смочил водой, замазал берёзке рану и забинтовал своим шарфом. Шарф, точнее, то, что от него осталось, сняли уже в сентябре, когда окрепшая и подросшая за лето берёзка роняла свои золотые листочки.
Они часто ходили сюда. И зимой на лыжах, и весной, и летом, и осенью. Теперь она ходит сюда одна. И только осенью. Вера Николаевна даже свой возраст отсчитывать начала не по летам, а по прожитым осеням. Почему? Да кто его знает. Может, потому что родилась не только в последний месяц этой поры года, но и в последний её день? Может, потому что со смертью мужа закончились её лета, даже те, что бабьими называются, а впереди только осени да зимы, и некому залечивать надрезы на её душе, вольно иль невольно людьми сделанные?
Правда, есть ещё вёсны, так это, вообще, не про неё.
Сейчас наступила очередная осень её горького вдовьего одиночества, а всего ею прожито сорок четыре... лет и семнадцать осеней. Да, почтенный возраст.
Спустившись к озерку, Вера Николаевна оплоснула в холодной воде руки и, пообещав лазурной глади встречу через год, пошла той же тропой домой. Дойдя до СВОЕГО пня, присела отдохнуть. Куда торопиться-то? Дети живут в большом городе, звонят часто, навещают по мере возможностей, но сегодня дом её пуст. Зачерпнув двумя сложенными лодочкой ладонями ворох золотых листьев, она поднесла их к лицу и закрыла глаза. Согретые не по-осеннему щедрым на тепло солнцем, они всё ещё пахли летом.
Кроет уж лист золотой
Влажную землю в лесу...
Смело топчу я ногой
Вешнюю леса красу.
Ну надо же, как втемяшилось-то! Прямо заклинило её на этом четверостишии! Будто других стихов на эту тему и знать не знает!
Вера Николаевна вспомнила вчерашнего виртуального собеседника, который написал, что люди воспринимают красоту по-разному: одни преклоняются перед ней, другие боятся, а потому и "топчут ногой". С этим Вера Николаевна была согласна, но всё же попыталась реабилитировать поэта:
"Вешняя (весенняя) леса краса" — это листья. Весной они, действительно, украшали лес. Но пришла осень, и листья упали нам под ноги. Так что не КРАСУ "смело топчу я ногой", а то, что от неё осталось осенью — жёлтую листву. "Смело" — это потому что ВЕШНЕЙ КРАСЕ уже не причинишь вреда, время её прошло".
А в ответ получила следущее: "Я извиняюсь, но неужели Вам не больно топтать осенние золотые листья? Я стараюсь их обходить".
Вере Николаевне сразу стало почему-то очень-очень грустно. И скучно. Совсем как тогда, после встречи с Ещё Одним Дождём. Но тот, Дождь который, вёл себя, вообще, чуднО, или как теперь говорят, неадекватно: написал ей гадость и исчез — закрыл свою страницу. Вера Николавна пожала плечами и удалила его рецензию. Однако через полчаса Дождь опять появился, на сей раз под другой статьёй, но с прежней гадостью в адрес Веры Николаевны. И так несколько раз: вылезет на сайт, напишет и "закроется", напишет и "закроется", пока Вера Николаевна его в "чёрный список" не отправила.
Дождь-то понятно, с какой целью в интернете сидит, а вот тот человек, осудивший её за те листья, про которые даже и не она, а Аполлон Майков написал, тот-то человек вполне приличный и неглупый, вроде: вон как правильно про отношение людей к красоте говорит! Она бы пообщалась с ним, только передумала делать это после его лицемерного "я стараюсь обходить их", листья, то есть. Зачем ей общаться с человеком, который бездумно лукавит и сам себя извиняет за это? "Я извиняюсь...".
Вот скажите на милость, как он будет обходить золотые листья в лесу? Ходить вокруг самого леса? Выходит, он ценит красоту, а Вера Николаевна вместе с Аполлоном Майковым старательно её уничтожают?
Бред какой-то.
Сначала Вере Николаевне захотелось спросить виртуального собеседника, нет ли у него желания публично заклеймить её и её "соучастника" Аполлона Майкова, а дворников, сжигающих листву, так и вообще привлечь к уголовной ответственности за такое варварство? Но подумала: зачем?
Зачем спорить с тем, кто написал обыкновенную бессмыслицу?
Зачем она сама залезла в этот ящик и что там делает?
Пора вылезать. Пора выпутываться из этой паутины. Пора возвращаться к тому, от чего ушла два года назад: к недовязанным свитерам, к стряпне, которую совсем забросила, к общению со старыми друзьями, к вечерним посиделкам с давними подругами. Возвращаться к тому, с чем разлучил её этот чёрный ящик.
Не стоит тратить на какую-то виртуальную жизнь то, что
отпущено ей на жизнь реальную.
А авторскую страницу свою Вера Николаевна оставит. Зачем закрывать? Ведь в своих стихах, повестях, рассказах, статьях она не поступалась своей совестью. Пусть люди читают.
Вера Николаевна погладила сизоватый ствол осинки-подростка и продолжила путь, шагая по золотой листве. Умеющий думать не осудит Веру Николаевну за это: она не красоту топчет — всего-навсего жёлтые листья, которые в скором времени сначала почернеют от дождя, а затем и вовсе превратятся в тлен, потому что и они принадлежат тому благословенному, "что пришло процвесть и умереть".