- Ну, и как ты? – спросил наконец вошедший.
Они играли в гляделки, пока сидящий за столом не опустил глаза. Cобранные в длинный хвост черные с серебряными нитями волосы мазнули по мутному примороженному оргалиту.
- Нормально.
- Забыл прошлое?
- Нет.
- Совесть мучает?
- Ждешь, что я буду жаловаться? Тебе, сейчас?
- ...и здесь.., - насмешливо подхватил вошедший, обведя многозначительным взглядом стены кабинета, в толще которых кружились и пропадали рои серебристых искорок, словно кровяные тельца в сосудах гигантского животного или косяки мальков на отмелях морей Ставроса. Замедленная пульсация дышащих почти незаметно для глаза изгибов строения намекала на то, что сама комната находится неизвестно где, перетекает из одних координат в другие и не дает чужому засечь параметры. Это мог быть и бункер в толще скальных пород, и штабной орбитальный комплекс. – Прослушиваете своих понемногу, - или ты так и не стал до конца своим? Ай-яй-яй... Обидно всё сдать и остаться перебежчиком!
- Мы в противофазе, Гриф. Говори что хочешь.
- И мне ничего за это не будет?
- Как будто я не знаю, что блок на информацию уж ты поставил в первую очередь... Для допроса с тобой бы разговаривали не здесь. И не я.
- Как ладишь с Организацией, бывший друг? Я страшно переживаю за твою психику. Сплошные секреты и недомолвки! – собеседник развалился в подхватившем его кресле. – Так и рехнуться недолго.
- Они не догадываются, кого взяли. Тебе сменили внешность профессионально. Пойдешь на каторгу как рядовой исполнитель.
- Разве ты меня не выпустишь на свободу?!
- Довольно ломаться, Гриф, - устало сказал черноволосый. – Знаешь, сколько стоило забот, чтоб тебя не пристрелили во время рейда? Иди, отсиди своё. Не думаю, что это представит огромную проблему. Сколько раз тебе устраивали побег?
Взгляд глубоко сидящих под сросшимися бровями светлых глаз взметнулся, ожег ненавистью:
- Сколькие навсегда остались в ваших застенках?
- Сколько погибло при последнем взрыве транспорта, Гриф?
- Эта почва будет гореть под ногами захватчиков, - ровным тоном отозвался тот, - как мы с тобой клялись двадцать лет назад, Берк.
- Из борца ты превратился в убийцу.
- Из революционера ты стал палачом.
Беркут опустил голову. Историю друзей детства с окраинной планеты Ставрос, влюбленных в соседскую девочку и ненавидевших несправедливость, можно было рассказать и так. В смутные времена одни вспомнили, что они – потомки первой волны колонистов, пришедшей два столетия назад из центра галактической экспансии человечества, а другие – выходцы с далекого Бренгвана, основанного беглецами с Ашура Прайм. И гражданская война, в которой не было совершенно правых и абсолютно виноватых, в которой они не должны были становиться ни на чью сторону, расколола мир пополам и вынесла бывших товарищей на разные берега.
Но эту историю можно было рассказать и совершенно иначе...
- Ты привел к нам псов императора, и я ничего не пожалею, чтобы вышвырнуть их обратно.
- Это оказалось единственным выходом, чтоб остановить кровопролитие, Гриф!
- Каким ты стал гуманненьким, когда речь зашла о родной крови, предатель!
- Врёшь, не смотрел я в тот момент на их ген-паспорта. Твои борцы за независимость заблокировали целый город, отключили водоснабжение и энергию, а потом решили бомбить. Я спасал ни в чем неповинных, стариков и младенцев.
- Твои старики бесславно сдохли в вонючих постелях, а младенцы выросли и стали пушечным мясом для присоединения новых провинций. Эта зараза расползается по нашим мирам как рак!
- Империю легче изменить изнутри, Гриф...
- Ты просто идиот, если до сих пор пытаешься обмануть меня или себя. Империю не изменишь, она сама меняет таких как ты, и пожирает души. Тебе больше не придет в голову ничего кроме смены правящей клики, а через десяток лет ты сам захочешь стать императором...
- А как быть, если освободители оказались тем же дерьмом, только помельче?
Светлоглазый удобно пристроил за спиной сведенные силовыми захватами локти.
- Будь так любезен, плесни мне напоследок пива, и закончим этот бесплодный спор. Мы не сойдемся, Берк, и знай, что я не собираюсь платить тебе рыцарским благородством, а при первой возможности убью как собаку.
- Наш ребенок был одним из выживших в Калване, Гриф, и он не станет пушечным мясом, - тихо произнес офицер разведки Сол Беркин. Губы заключенного дрогнули над сгустившимся из поверхности стола стаканом. В юности было решено, что новые люди выше старых предрассудков, одинаково любят друг друга, и девушке совершенно незачем выбирать одного из двух. – Я повсюду разыскивал Анджану. У них не было ни воды, ни пищи, а вмешательство посольства и миротворцев дало нам шанс.
- ...и безопасность, вашу проклятую стабильность на крови - ценой одной маленькой измены? Я понимаю теперь, почему она сбежала от нас обоих. Чтобы не было соблазна продать душу.
- Это твой ребенок, Гриф. Мальчик.
- Заткнись и оставь биографии при себе! Я не откажусь от принципов ни ради корыта, ни ради сына, - отрезал тот и встал. – Зови своих подручных, и будьте прокляты!
Глаза террориста полыхали такой отчаянной радостью, что пришлось резко отвернуться к стене. Беркут посмотрел на его заломленное плечо, и вздохнул. Он хорошо знал, что ребенок Анджаны был от него самого, а не от друга. Мальчик живет в приемной семье, которая не подозревает о его происхождении, и нельзя видеться с ним – чтоб у новых хозяев не появился повод для шантажа. Анджану он отыскал слишком поздно. Шестнадцать лет она лежит в коме, в подвальном этаже неврологического института. Оплата анабиоза и саркофага поступает через специально организованный фонд. Сын учится в музыкальной школе – ни у Грифа, ни у Беркута, ни у Джан не было особенного призвания к музыке, но приемная мать Кервальда – дирижер. Лето они проводят на желтых песках Серванки, где еще можно найти заглаженные волнами керамические осколки снарядных оболочек.