Часть 1
I. Меня зовут Майкл Харрис, мне 37 лет, и за 15 лет своей писательской деятельности я продал уже более ста миллионов экземпляров своих книг. У меня есть любящая жена, две дочери и трёхэтажный пентхаус в Мельбурне.
Я родился на окраине города Уотертаун, штат Висконсин, в семье полицейского и медсестры местной больницы. Я рос вместе со старшим братом, его звали Питер, и он во всём был лучше меня. Старше всего на 2 года, в общении он казался намного взрослее, чем являлся на самом деле. Ещё в дошкольном возрасте он знал все те вещи, которые обычно проходят в первых двух-трёх классах, с 5 лет ходил в музыкальную школу, где обучался игре и на фортепиано, и на скрипке, последующее его школьное увлечение рисованием не осталось незамеченным среди учителей, его работы выставлялись на различных детских конкурсах. Из-за того, что мама, а тем более отец, редко бывали дома днём, Пит был вынужден присматривать за мной, готовить мне еду, иногда помогать с учёбой. Я очень любил его и доверял ему во всём, он же относился ко мне более снисходительно, но не менее дружелюбно.
Родители всегда любили нас обоих одинаково сильно, мы были сплочённой благополучной семьёй. По вечерам мы собирались вместе у камина, и отец рассказывал нам интересные истории со своей работы – про то, как грабитель-неудачник был пойман лишь из-за того, что застрял ногой в заборе, про хитрого афериста, который смог взимать плату за номера в отеле, будучи всего лишь одним из его посетителей, и многие-многие другие. Нам никогда не было достаточно, и я подозреваю, что отец даже был вынужден выдумывать большую часть этих историй, чтобы удовлетворить наше безграничное любопытство. Так проходили дни, недели, месяцы, начиналась моя школьная жизнь. И до пятого класса она оставалась наполненной лишь своими детскими переживаниями. Но в тот день изменилось всё.
Это случилось 14 ноября 1989 года. Был обычный осенний день, мерзкий моросящий дождь уже временами переходил на снег, солнце выглядывало раз в неделю, и то ненадолго. Но я никогда не забуду этого. Была пятница, я уже собирался домой после школы, в то время как Питер должен был отсидеть ещё пару уроков.
– Как придёшь, уберись в своей комнате, а то у тебя на столе полный беспорядок, – сказал он мне, когда я выходил из школы и прошёл мимо.
– Ну ладно, так уж и быть. Встретимся через пару часов.
Мне больше не довелось поговорить с ним.
Когда это случилось, я был дома, сидел с включённым телевизором и смотрел какие-то мультфильмы. Вдруг мимо пронеслась машина «скорой помощи», следом «реанимация», потом две полицейских машины. Одна из них была машиной моего отца, я узнал её, это была единственная такая модель в городе. Все они ехали в сторону моей школы. Я выглянул с крыльца в ту сторону, моя школа виднелась приблизительно метрах в пятистах вдали, рядом со входом бегали врачи с носилками и полицейские. Я тотчас же помчался туда, и увиденное навсегда врезалось мне в память.
Питер был мёртв. Два сквозных ранения в грудь. Несколько удивлённое выражение лица. Портфель, выпавший из руки. И застывшие глаза.
С этого момента и до вечера следующего дня я был не в состоянии осознавать что-либо. Всё пролетало мимо, как в бреду. Позднее отец рассказал мне, что произошло там. 30-летний Брэндон Уиллис, стоявший на учёте в местной психиатрической лечебнице, украл у соседа двустволку с патронами и зашёл в школу. Мой брат был первым у него на пути. Кроме него он убил ещё 15 человек, 11 из которых были детьми. После этого застрелился на месте. Просто взял и застрелился. А 16 семей никогда уже не смогут заглушить чувство утраты.
Я ненавидел его. Я ненавидел его могилу. На ней не было креста, на ней была только табличка. Я бил её ногой. Швырялся в неё грязью. Выцарапывал все оскорбления, известные мне, тогдашнему пятикласснику. Но этого было мало.
Я начал писать рассказы. Рассказы с одним героем, которого всегда убивали самым жестоким способом. Они не были правдоподобны, о нет, но я испытывал огромное облегчение, в очередной раз издеваясь над Брэндоном Уиллисом.
Никто в нашей семье не сумел пройти через это, не изменившись. Мы переехали во Флориду, отец не смог продолжить работу в полиции и стал простым кассиром в магазине. Мать всё так же работала медсестрой, но несколько раз в неделю она просто закрывалась в своей комнате и рыдала. А я всё продолжал убивать Брэндона Уиллиса.
Так прошло несколько лет. Боль стала тупой и накатывала лишь редкими волнами. А я понял, чем я хочу заниматься. Я начал писать истории об убийцах и маньяках, где была сосредоточена вся моя ненависть к ним. Я усложнял эти истории, в конечном итоге превратив их в смесь детектива и триллера. Но я никогда не пытался представить убийц хоть немного в белом свете.
Мне захотелось проверить свои силы в литературном конкурсе штата Флорида. Я выиграл его. Затем выиграл ещё несколько. А потом мои книги начали издавать.
Став богатым и популярным, я решил уехать из Америки, я не мог там жить, всё напоминало мне о том страшном осеннем дне. Я остановил свой выбор на солнечном Мельбурне, с которым у меня не было связано ни единого воспоминания, ни единой ассоциации. Я оставил своих родителей в их доме в Сарасоте и отправился в Австралию.
Пять лет назад я встретил мою жену, Марию, во время прогулки по пляжу. Она родила мне двух дочерей, я бы даже мог назвать себя счастливым, но некоторые призраки прошлого будут преследовать меня всю жизнь, и я это знаю.
II. Меня зовут Жани Лафеньер, мне 26 лет, и я работница подпольного публичного дома в Париже. Называйте меня аморальной – мне плевать. Пророчьте мне хоть все круги ада – мне плевать. Вы не можете судить меня, вы не были в моей ситуации, и далеко не факт, что из неё есть позитивный выход.
Родиться на отшибе столицы Франции, в доме, наполненном наркоманами и алкоголиками – безусловно, не то, что можно было бы назвать везением. Ладно, дело не в обстановке, дело во мне, я знаю многих людей, выбравшихся из этой сточной ямы. Хотя большинство всё же остаются. Как, например, я. Моя мать была алкоголичкой с 12-летнего возраста. Когда она родила меня в 19, на неё, разумеется, просветление внезапно с неба не упало. Моё детство прошло в углу комнаты с парой игрушек, в заплёванном подъезде и во дворе нашего дома, где мне была предоставлена возможность самой искать себе друзей из сборища тех, кого выгоняли из дома на ночь и тех, кто уходил из дома днём. Тем не менее, я даже умудрилась влиться в какие-то компании, а наша дружба была полна взаимовыручки: мы по очереди крали у наших спящих родителей запасы алкоголя и сигарет, после чего все вместе «играли во взрослых». Да, пару раз были тяжёлые случаи отравления, один из которых почти привёл к смерти, но это лишь придавало нашим развлечениям привкус риска.
Несмотря на то, что меня, как нормальных детей, отдали в школу, я фактически там и не появлялась. Как только я приходила на пару уроков, на меня сразу же набрасывались директор и учителя с их тупой моралью и «обязанностями порядочного ребёнка». Тогда я просто выпрыгивала в окно первого этажа и убегала к своим дворовым знакомым.
А в 15 лет произошло это. Я впервые попробовала кокаин. Конечно, я периодически баловалась с «травкой» и чем-то наподобие ЛСД, но кокс был моим первым серьёзным экспериментом. Тот парень, который мне его давал, был также и первым мужчиной в моей жизни, ему тогда было около 20. Именно с ним был мой первый настоящий поцелуй, первая совместная ночь (правда, под какими-то таблетками). Через пару месяцев это всё закончилось тем, что я застукала его с другой девушкой, по виду она была даже младше меня. Ох, как я его возненавидела… После скандала и швыряния друг в друга предметов мы расстались. Но у меня не получилось расстаться с кокаином так же просто. Мне пришлось вернуться за новой покупкой уже спустя три дня. Он потребовал денег. Я собрала свои запасы, которые копила ещё со времён начальной школы, и отдала ему почти всё.
На следующий раз денег хватило на совсем маленькую дозу. Он предложил мне снова встречаться с ним в обмен на бесплатный порошок, но я бы лучше переспала с его 85-летним дедом. Тем не менее, мне пришлось вернуться через два дня. Я не могла спать по ночам, и всё чаще думала о самоубийстве, оставшись без заветной дозы. Но на этот раз он решил строить из себя гордого и предложил либо покупку за деньги, либо удовлетворить ещё одного любителя молодых девушек. У меня не было денег, следовательно не было и выбора. Так началось моя история хождения по кроватям парижских наркодилеров.
Знаете, что самое странное? Что меня устраивала такая жизнь. Это не какая-то тяжкая работа, не серая трудовая рутина. Я стала заниматься проституцией, даже когда не было нужды в дозе, просто ради денег. В принципе, это единственное, что я умею делать, благо внешность позволяет. Но меня не устраивала моя наркотическая зависимость – кокаин не приносил мне удовольствия, как раньше, а просто давал облегчение. Я решила лечь в клинику для реабилитации, это стоило мне кучи денег и чуть ли не схождения с ума, но я смогла справиться.
Вы думаете, тогда я решила завязать с прошлой жизнью? А вот и нет, через знакомых я нашла более прибыльный и безопасный вид заработка в этой сфере – нелегальный бордель. В нём есть охрана, строгий медицинский осмотр и стабильный доход. С полицейскими всегда можно договориться с помощью денег или оказания бесплатных услуг.
Можно ли сказать, что я бы не хотела себе другой жизни? Конечно, нет, однако я не думаю, что та среда, в которой я выросла, могла воспитать из меня другого человека. После начала моей работы, я уехала из дома и с тех пор ни разу не видела мать, да и не имела желания – она не сделала для меня ровным счётом ничего. Многие скажут, как я после такой жизни смогу быть хорошей женой и матерью. Суть в том, что я не собираюсь ими быть. Я не могу доверять ни одному человеку, потому что я на своём опыте знаю, сколько мужей ищут наслаждения в заведениях, подобных моему. Также я никогда не смогу простить того предательства моего первого партнёра, которое, можно сказать, поставило крест на возможности быть нормальным членом общества. В любом случае, рано или поздно мне придётся уйти с этой работы, а вот что будет тогда, я не знаю. Тем не менее, на мой взгляд, моя жизнь была явно интереснее и насыщеннее, чем у большинства из вас когда-либо будет.
III. Меня зовут Пауль Гесс, мне 22 года, и вы, возможно, слышали мой голос на радио сегодня утром. Если у вас конечно хороший музыкальный вкус, и вы любите группу Danube Dirt. Хотя ладно, не такая уж у меня и мания величия.
Бывают ли люди когда-нибудь свободными? Многие жалуются, что их ограничивает только недостаток средств – ну что ж, у меня такого не было. Меня ограничивал переизбыток ожиданий. Моё детство прошло в одном из особняков района Дёблинг в столице Австрии, где меня опекали около трёх нянь, которые затем сменились на воспитательниц с такими же обязанностями. Родители почти всё время, свободное от сна, проводили на работе. Мой отец – владелец довольно крупной частной клиники, моя мать – адвокат в компании Oblin & Melichar, соответственно я мог бы отнести нашу семью к респектабельной и влиятельной части общества. Семью – да, меня – нет. Знаете то чувство, когда ты как будто родился не там, где следовало, не в той обстановке, не в той семье? Так вот это про меня. Это почти не ощущалось в период моей учёбы в школе, не считая, может быть, последней пары классов, но очень сильно проявилось после поступления в университет. Родители уговорили меня (хотя я особо и не возражал) идти на экономический факультет в Венский университет. С одной стороны, большинство студентов были вполне приличными людьми, но с другой, они делали то, в чём я до этого не участвовал – устраивали вечеринки, выезды на природу с морем алкоголя, и даже экспериментировали с различными веществами. Глядя на них, я понял, что всё, что мне навязывали с детства – спокойный состоятельный карьеристский образ жизни – было совершенно не моё.
Я познакомился со многими интересными личностями, стал посещать различные творческие кружки, пытаясь найти себя. Это продолжалось до тех пор, пока один из моих приятелей не захотел дать мне в руки электрогитару Gibson SG – и… о да, она была прекрасна (что, конечно же, нельзя было сказать о моей игре, я еле-еле пальцы переставлял). На следующий день я записался в вечернюю музыкальную школу, которую я стал посещать три раза в неделю. Преподаватели говорили, что у меня талант, и жалели, что я не ходил к ним в детстве, но, даже несмотря на это, я быстро обучался. Впрочем, была проблема – увлёкшись гитарой, я практически перестал заниматься учёбой, так как, в принципе, мне она никогда и не была интересна. Таким образом, к концу первого курса я уже находился на грани отчисления, и эта информация, в конце концов, дошла и до моих родителей.
Сказать, что они были возмущены мной – это ничего не сказать. Чуть более чем за полгода я превратился из эдакого лица факультета, одетого в вечно синий пиджак, в парня, по виду напоминающего одного из тех, кого можно встретить в толпе на рок-концерте. Скандал в нашей семье разразился огромный – все 19 лет они видели меня как некое дополнение к самим себе, продолжение семьи и её репутации, и тут неожиданно до них дошло, насколько я от них отличаюсь. Они потребовали от меня хотя бы видимости ведения той жизни, которую вели они. Видимость… Для них она всегда была одним из важнейших предметов в жизни, если бы они были мэрами городов, то я уверен, они даже стены тюрем отделывали бы мрамором, пряча от глаз колючую проволоку. Мне надоело это всё, все эти «делай то, делай так, притворись таким, улыбнись вон тому жирному лысеющему мужику, это же один из уважаемых людей». Когда мне поставили условие вернуться к прошлой жизни или выметаться из квартиры, мне пришлось уйти. Бросив университет, я ночевал у друзей, работал на временных работах, недоедал, недосыпал, но это было не главное. Всё, что я чувствовал – это то, что я на верном пути к своей мечте: я всё лучше играл на гитаре, нашёл несколько человек для создания группы, и это через несколько месяцев вылилось в Danube Dirt. Название отражало всё то, что я чувствовал к среде, где я вырос – среде лицемеров, людей, которые уже заранее за тебя хотели выбрать твой жизненный путь и построить твою судьбу.
За два года мы успели выступить во всех районных клубах, на благотворительных концертах, иногда при случае на разогреве у кого-то относительно знаменитого. В то же время мы вели запись нашего первого демо-альбома Austrial. Потом мы были замечены, начались наши сольные выступления, правда, пока что на мелких площадках. Сейчас всё идёт к тому, что мы станем известны не только в Вене, но и во всей Австрии. Хм, отчасти может не только из-за музыки, а из-за того, что мы устраиваем на сцене – тотальное крушение всего вокруг – и после шоу, когда наш трудовой вечер часто заканчивается чем-то сумасшедшим на границе вечеринки и оргии.
Я очень благодарен своим родителям, и я не шучу. Я благодарен, за то, что меня вышвырнули из дома, за то, что я, наконец, стал по-настоящему жить. О да, уж поверьте мне на слово, ветер в голове, рёв музыки на сцене и беспорядочная жизнь по ночам намного лучше работы даже какого-нибудь президента. Если завтра я умру, не думаю, что буду о чём-то жалеть, сейчас я чувствую себя принадлежащим этому миру целиком и полностью.
IV. Меня зовут Сергей Журавлёв, мне 20 лет, и уже год я сижу в тюрьме за убийство человека. Я не знаю, многие ли из вас по-настоящему желали смерти кому-либо, но даже те, кто желали, вряд ли решались на убийство. Хотя чем дольше ты решаешься, тем меньше у тебя шансов оказаться в моём положении.
Может быть, проблема во мне. В моём чрезмерно взрывном характере. Я не завидую своим родителям, а уж тем более тем людям, кому я отвечал злом на зло. Нет, я не считаю себя ужасным человеком или неуравновешенным социопатом, но когда я выхожу из себя, я становлюсь практически неуправляемым. В юриспруденции это известно под названием «состояния аффекта».
Первый раз серьёзно это проявилось ещё в детском саду, когда двое из других детей спрятали мои ботинки и стали смеяться над этим. Сначала я просто рыдал от злобы, но потом подошёл и со всей силы ударил одного головой об шкафчик. Тот осел на пол и принялся кричать, а второй, увидев такое, убежал к воспитательнице. А знаете, что мне сказали дома? Что я правильно поступил, проучив их. Мне кажется, именно тогда я понял, что никогда не надо спокойно принимать то зло, что причиняют тебе другие люди, напротив, надо искать удовлетворение в мести.
Это продолжалось и дальше. Я помню, как в школе я со всего размаха швырнул стул в одноклассника, весь урок называвшего меня исподтишка тупым придурком. Если я не ошибаюсь, следствием этого стало сотрясение мозга. Ещё был случай с соседями, которые целыми днями напролёт слушали идиотскую русскую попсу – я вышел на улицу, набрал камней и разбил им все 4 окна. Каким-то чудом они меня не заметили, а домой я вернулся только поздно вечером, поэтому это сошло мне с рук. Впрочем, они так и не прекратили включать свои долбаные песни, поэтому я стал ставить на полную громкость какой-нибудь диск нойз-рока или трэш-метала и просто уходил из дома на весь день до прихода родителей. Уверяю вас, соседи после такого меня не особо любили (впрочем, взаимность это же хорошо, не правда ли?).
Несмотря на всё это, я был довольно среднестатистическим подростком, окончил школу, поступил в нормальный ВУЗ. И вот спустя полтора года обучения в один прекрасный день моя жизнь резко пошла под откос.
Представьте себе такую ситуацию: приём курсовых работ продолжается два часа, на каждого человека уходит минимум 20 минут, и при этом в очереди человек 10 (остальные уже понимают, что надеяться им точно не на что). Все эти 10 человек простояли полдня только в очереди, так как это был единственный способ успеть показать свою работу. Очередь начинается где-то с 7 утра. И наш горячо любимый преподаватель с манией величия и манерой поведения в стиле «вы все – говно».
В общем, пять человек передо мной он уже отправил на пересдачу, то есть обрёк на ещё одно стояние под дождём на улице ранним утром. Тут подошла моя очередь, я вошёл в этот душный кабинет, пропитанный атмосферой тревоги и неподходящими сюда лучами вечернего солнца. На стене висела запылившаяся тёмно-зелёная электрогитара с чьим-то автографом, а также пара фотографий. Приблизительно 10 минут проверки моей работы я выслушивал тираду о том, какой тупой я и как плоха моя курсовая, так что я был уже на пределе и еле сдерживался. Тут неожиданно он дошёл до того, что дал мне лёгкий подзатыльник, и это стало последней каплей. Я схватил со стола металлическую табличку с надписью «Тичкин Д. Д.» и со всего размаха ударил в лицо её владельца. От неожиданности он свалился с кресла, а из рассечённой щеки широкой полосой полилась кровь. Я подошёл к нему, а он, вскочив на ноги, отшвырнул меня в соседний шкаф. Мой позвоночник чудом выдержал удар о деревянный угол, но краем глаза я успел заметить висящую на стене гитару. Я сорвал её и обрушил всю тяжесть цельного кленового корпуса на голову этого ублюдка. Он осел на пол, я прижал его грудь коленями к полу и начал душить одной рукой, одновременно раздирая пальцем рану на щеке. Кровь уже хлынула ему в рот, он захлёбывался и задыхался одновременно. Я поднялся и, пока он пытался прийти в себя, опустил ему на голову всё ту же электрогитару. Я нанёс около четырёх ударов, пока понял, что не пробил ему череп. Лишь спустя 10 минут меня обнаружили сидящим рядом с трупом, так как из-за шума толпы в коридоре звуков борьбы было не слышно.
Бессмысленно было отрицать свою вину. Меня приговорили к 11 годам заключения. Конечно, 11 лет моей жизни не стоят того, что я сделал, хотя, с другой стороны, я никогда не жалел о его смерти. Жаль только, что пришлось за неё расплачиваться.
Часть 2
Очередной серый день. Поток людей, кажущихся единой массой. А ведь представьте, у каждого из них свои мысли, своя цель в жизни, прошлое, будущее, надежды. Мы всегда видим мир только со своей точки зрения. Мир, наполненный только нами, нашим существом, нашими эмоциями. Но мне в который раз он кажется таким серым и пустым.
Меня зовут…хм, приходится даже уже вспоминать, как меня зовут. Хотя какое вам дело? Я обычный человек, так же встающий рано утром на работу, так же приходящий вечером домой, уставший и измождённый. Два выходных в неделю, 28 дней отпуска в год, знакомо? Если даже ещё не знакомо, если вы грезите о светлом и интересном будущем, то разрешите посмеяться вам в лицо. С шансом 99% вы будете самым обычным человеком. Вы сами поймёте это со временем. Поймёте и смиритесь.
У всех когда-то были мечты: мы хотели стать актёрами, известными учёными, спортсменами. И даже когда-то верили, что мы ими станем. Знаете, взросление начинается тогда, когда ты понимаешь, что всё это чушь. Что ты можешь засунуть все свои амбиции и ожидания куда подальше и спокойно отнестись к роли «одного из». А самое печальное то, что это нормально, хотя да, нормальность в нашем обществе сейчас довольно часто имеет отрицательный оттенок. Я вырос в семье, где каждый день мне твердили, что я должен вырасти нормальным человеком и быть как все. Эх, всё-таки я не справился.
Нет-нет, не подумайте, что внешне я выделяюсь из толпы. Не подумайте, что я совершил какой-то великий поступок или изменил судьбы людей вокруг себя. Не подумайте, что я что-то дал этому миру, что после меня в памяти людей будет жить моё наследие. Нет. Но это «нет» вы отнесёте лишь к тому человеку, которого вы можете встретить на улице. Однако глупо полагать, что я – это только он.
Я могу начать свою историю издалека, когда я ещё был школьником. Между прочим, тогда я как раз выделялся из толпы, так как ума от природы мне всё же дано выше среднего. Вы подумаете, что я хвастаюсь, но какой смысл? Ум – не самая нужная вещь в этом мире. Итак, я был почти отличником. Был, пока думал, что это имеет какое-то значение. Класса так до седьмого. Впрочем, учёба давалась мне легко, даже перестав быть лучшим в школе по оценкам, я, почти не прикладывая усилий, остался одним из умников класса. Зачем? Я не знаю, может ради матери, может потому, что у меня и не было каких-то особенных стремлений, идущих вразрез с возможностью хорошо учиться. В личной жизни ничего интересного не было, пара наивных подростковых романов, не более. Удивительно, но даже когда я поступал в университет, я ещё не был разочарован жизнью, наверное, потому, что у меня просто не было каких-то сильных грёз и поставленных целей. А потом…
Я неожиданно заметил за собой одно идиотское свойство характера: куда бы я ни глянул, видя успехи других, мне хотелось их превзойти. Почему идиотское? Хотя бы потому, что я не мог быть одновременно авиаконструктором, архитектором, музыкантом, писателем и художником. Предположим, я поступил в архитектурно-строительный университет. Предположим, я купил гитару. Предположим, я начал пытаться писать рассказы. Да так всё и было.
Наверное, моя беда заключается в лени. Или в отсутствии таланта. Или в мыслях о том, что талант даёт тебе возможность делать что-то легко и непринуждённо. В общем, по моему мнению, я обладаю всеми этими тремя чертами. Всё, чем ты хочешь заниматься, кажется тебе таким интересным лишь со стороны. Потом приходит осознание того, что легко и просто тебе со времён школы больше ничего не даётся. Мне опостылела моя учёба, я возненавидел каждый учебный день, мне стали совершенно не интересны те предметы, которые мы изучали. Думая над этим сейчас, я прихожу к выводу, что, скорее всего, так было бы в любом университете. Да, я обладаю умом, но я не могу использовать его на полную в той области, которая ни капли меня не увлекает. А не увлекало меня ничто в учёбе из-за того, что я как был, так и остался далёк от реального мира, где нет ничего поэтического, ничего из того, что ты воображаешь в своих видениях будущей профессии. Нет, я не бросил учёбу, но больше и не хотел иметь глубокие познания в своей области и идти работать по специальности. Мне стало наплевать на это всё.
Я пытался сделать из себя творческого человека, разучивал гитарные партии, писал небольшие рассказы. Но спустя пару лет я забросил всё. Дело было в том, что мне казалось, что я должен делать что-то сразу и хорошо, но почти никогда так не получалось. Как только я где-то в чём-то оступался, это нарастало, как снежный ком. Я впадал в депрессии, проводил вечера, тупо лёжа на кровати и думая, какой я никчёмный. В итоге, не будучи мазохистом, я больше не хотел испытывать сплошные негативные эмоции от того, что я делаю. По сути, это привело к тому, что у меня отпало желание делать чего-либо вообще. Я часами лежал, смотря в потолок и спал три раза в день, чтобы скоротать время.
Я не знаю, насколько быстро я осознал своё исключительное свойство. Мне приходили в голову мысли, что я каким-то образом могу переноситься во снах в мир моих мечтаний, который я придумывал, лёжа в кровати, но в один прекрасный момент я понял, что этот процесс можно контролировать. Я стал представлять уже не абстрактные мечты о далёком и неизвестном, а просто какие-то ситуации, в которые я сам себя помещал. Засыпая с такой сценой перед глазами, во сне я оказывался именно в этом действии. Это как осознанные сновидения, но с возможностью задания начальных параметров.
У меня в жизни не оставалось ничего интересного, я закончил учёбу, нашёл кое-какую работу в офисе и… был счастлив. Был счастлив потому, что я мог приходить домой и ложиться спать, спать до самого утра. Я наблюдаю бесконечный мир, открытый передо мной во сне, мир, в котором возможно абсолютно всё. Мне больше не нужна реальная жизнь, я притворяюсь обычным человеком лишь для того, чтобы иметь средства к вполне комфортному существованию, чтобы наедаться досыта, платить за квартиру и иметь удобную кровать. Если бы мне сказали, что после смерти нас ждёт вечный сон, такой же, как мы видим каждую ночь, я бы перестал жить. Жаль, но гарантировать это мне никто не может, а сновидения стали для меня сильнейшим наркотиком. Мне не нужно ничто и никто, я не хочу ни любви, ни денег сверх комфортного минимума. У меня есть целый мир, да даже множество миров в голове! Уж поверьте, спать намного интереснее, чем жить. Конечно, если вы управляете своими снами.
Эти четыре истории людей, что я описал выше, в первой части – вы в них поверили? Не правда ли, они вполне правдоподобны? Они реалистичны, многогранны, каждый из этих людей имеет свой взгляд на мир, своё прошлое, интересы, таланты. У каждого из них разная судьба, разные поступки, определяющие её.
Но этих людей не существует. Они – это я, это мои подлинные жизни. Одни из многих, которых вы никогда и не увидите. Подумайте, одна жизнь – это же так мало! Вы вечно должны делать выбор, вынуждены отказываться от некоторых своих стремлений, вы не можете проживать жизни нескольких людей. А я могу и делаю это. Каждую ночь.
Однажды мне в голову пришла идея не сочинять ежедневно разрозненные эпизоды, а постараться объединить их. У себя в голове я стал переживать целые истории, длящиеся по несколько ночей подряд, я просто запоминал то, что было перед пробуждением, а затем начинал с этого сон на следующую ночь. Таким образом, постепенно я додумался и до того, чтобы создать в голове целую жизнь человека. Нет, конечно, я не проживаю за них каждый день, а всего лишь самые значительные события из их жизни. Даже скорее не их, а моей, одной из моих жизней. Я описал вам вкратце четыре из них. Представьте, каково всё это наблюдать, чувствовать от первого лица. Самому поверить в то, что ты придумал себе вечером, и проживать жизнь, какую ты не мог бы прожить в реальности. Вообще, «реальность» постепенно становится для меня довольно зыбким понятием: если я во сне не нарушаю какие-либо физические законы или не разрушаю иллюзию сновидения абсурдными ситуациями, я не вижу отличий сна от привычной реальности. Эти люди реальны, может, даже реальнее, чем я сам, ведущий на ваш взгляд безынтересно-серое существование. Наш мир никогда не сможет дать мне больше, я не смогу оказаться на других планетах или пожить в другую эпоху, я не смогу летать, ходить по океанскому дну. И вы не сможете, разве что в своих случайных, хаотичных, неконтролируемых снах. Если вам повезёт.
Постойте, а вы всё ещё уверены, что ваша жизнь – это не мой сон?
P. S. Из милых земных вещей, называемых грехами, моё тщеславие лежит перед вами в раскрытом виде.