Предыдущая страница: http://www.proza.ru/2014/09/18/300
Вожак собачьей стаи шевельнул ушами. Где-то вдали еле слышно бренчали колокольчики. Со звонким лаем стая бросилась к реке и напоролась на медведя.
Голодный шатун, брызгая слюной и не замечая вокруг себя ничего, поедал рыбу, периодически прижимая лапой спину мальчика, чтоб тот не вышел из состояния удушения. Своим звериным чутьем старый медведь понимал, что если он загрызет свою жертву здесь, то по следам крови его легко найдут голодные росомахи и утащат добычу из-под носа. Удавить же лапой – дело хлопотное, но надежное.
Лайки бросились на зверя всей стаей. Но собаки были ездовыми, а не зверовыми, и, бегая вокруг огромного медведя, они опасались подойти даже на две сажени.
Хозяин тайги спокойно доел рыбу, зубами схватил малицу и под лай собачьей стаи потащил беспамятного Ванюшку к противоположному низкому берегу, чтобы скрыться в тайге.
Из-за поворота показалась первая упряжка. Остяк привстал на нартах. Махнул шестом, заставив идущих шагом оленей перейти на бег и схватив копье, приготовился к нападению на шатуна.
Медведь, отвлеченный собаками, не сразу заметил приближающиеся упряжки. Кинутое копье вошло между ребер в глубину на полтора локтя. Медведь бросил ношу и повернулся в сторону пролетевшей мимо упряжки. Второе копье, выпущенное остяком со вторых нарт, вошло топтыгину в холку, пробило насквозь, но не причинило смертельной раны. Так же поступили остяки на остальных пяти упряжках.
Шатун завалился на бок, сломав два древка копий, глаза его налились кровью. Он умудрился поймать лапой одну собаку, подтянул ее и, раскусив голову, как орех, отшвырнул прочь.
Старший остяк, скинув малицу и держа в руке кованный Архипом нож, зашел зверю со спины. Получив удар в сердце, медведь оцепенел.
Остяк был опытным охотником и знал, что если сразу вытащить нож из сердца, то зверь, кинувшись в последнюю атаку, может затоптать мальчика.
Постепенно глаза старого медведя помутнели, и он, изредка судорожно вздрагивая, начал затихать.
Другой остяк подбежал и за ноги оттащил Ванюшку от умирающего хозяина тайги. Мальчика раздели, положили на малицу, растерли снегом грудь. Вожатый обоза ощупал ребра ребенка, приложив к груди ухо.
– Треска нет, рёбир целий. Дышит, однако.
***
Хан Кучум с охраной в два десятка нукеров уходил от погони. Он уже третьи сутки практически не слезал с коня.
Полусотня Исатая уверенно держала след, не давая хану ни мига передышки.
– Река Исеть, господин. За березняком стойбище одинокого Ибрагима, у него четыре гостевых юрты, а в лесу конская привязь с плетеным забором и навесом. Надвигается сильный буран, необходимо укрыться, – показав камчой на горизонт, предложил подъехавший к Исатаю проводник, которого приставил к отряду хан Сейдяк.
– Хорошо, заворачиваем, – согласился воин, сам давно заметивший нарастающую серую тучу на горизонте, сулящую бурю.
Не успели воины расположиться в юртах, как задул сильный ветер. Солнце померкло от поднятого снега. Порывы снежного ветра бились в стены войлочной юрты, огонь в очаге мерцал и пригасал от очередного порыва.
– Был ли хан Кучум у тебя, уважаемый Ибрагим? – спросил Исатай, сгревая замерзшие руки о пиалу с горячим чаем.
– Нет, Кучума не было.
– Знаешь ли ты, где он?
– Знаю. Но и ты сам, аркар Исатай, идешь по верному следу, а значит, ведаешь больше, чем я, – ответил Ибрагим, подумав про себя: «Если бы и гостил у меня Кучум, то он давно бы лежал за юртой с перерезанным горлом. И где он, я тебе не скажу: он мой».
***
Ванюшка, придя в себя, открыл веки.
– Ванька, ты пошто здеся? А где белый шаман Архипка? Иде твой мамка Сюся? – услышал он знакомый голос.
– О, дядька Пайза! Ты как тута очутился? – удивился мальчик, приподнимаясь на локте.
– Ты иде, Ваня, такого шатуна споймал? – показав на тушу медведя, пошутил остяк.
– Кто еще кого споймал! Чую, помял он меня добре, к утру совсем худо станет. Сейчас бы на печку, да нет ее, на чувал же не залезешь, – морщась от боли и надевая малицу, посетовал мальчуган.
– Пошто ты тут? – вновь переспросил Пайза.
– Изба у нас тут с дядькой Архипом для охоты, вот и пришел проведать, – схитрил Ваня.
– Один? – удивился остяк.
– Нет, не один, а с дядькой Никитой. Он там, в избе сейчас. А ты куда?
– До Архипа. Железо собрали по стойбищам, везем ему ковать. У нашего князя дочь украл князь Часан, эвенк, что на реке Ионесси правит. Нам копья, стрелы, сабли нужны для войны. Архип торговаться не станет, когды узнает, что мы тебя от медведя спасли, – довольно потерев руки, рассмеялся остяк.
– Хитер ты, дядька Пайза, – улыбнулся в ответ Ванюшка.
– Это ты хитер, когды от волков убегали, всего чебака моего съел, – парировал рыбоед.
– Вам поспешать треба. Архип в Самар-село хотел отбыть, как Обь встанет.
– Сейчас зверя обдерем, за шкуру Архип два ножа даст.
– Оставь ее мне, дядька Пайза, отчиму скажешь, что шкура у меня, он на слово поверит и даст ножи.
Остяки, перекусив вяленой рыбой, попрыгали на нарты, двинулись дальше. Упряжки скрылись за поворотом, а песня погонщиков еще долго звучала в морозном воздухе.
– Йохарья-йохарья…
Ваня, преодолев боль в груди, поднялся и, пнув одну из собак, которая вцепилась в шкуру мертвого шатуна, поплелся в избушку, ворча:
– Так бы вы живого его драли, курвы трусливые.
Никита взглянул на вошедшего отрока:
– Что долго так?
– По медведя ходил, кое-как задушил, силен чересчур оказался. Иди, отче, обдирай, пока не застыл, – пошутил Ванюшка, присев на лавку, и неожиданно для себя навзрыд разревелся. Только сейчас к мальчику пришел испуг и страх. – Я более в лес даже по грибы не зайду! – всхлипывая, причитал ребенок, – не сажал я их!
*- Ионеси-Енисей (русское название), Ким – хакасское, Улунг – Хем – Тувинское.
продолжение: http://proza.ru/2014/09/28/825