№13
Автор: Егерь
35299 знаков
АСТРОРАБИЕС *
Утром меня растолкал дед Трофим. По его озабоченному лицу было видно, что что-то случилось. Лекс пропал. Его не было ни в хате, ни снаружи. На наши крики он тоже не отзывался. В углу комнаты валялся его рюкзак и куртка. Это явно свидетельствовало, что вчера он добрался до заимки вместе с нами. А вот что произошло дальше, куда он подевался? Такое начало экспедиции мне совсем не понравилось. Затащить нас в эту глухомань, а потом взять и свалить втихаря – это по-товарищески? Меня распирал гнев, густо замешенный на обиде.
Сунув краюху хлеба, дед вытолкал вашего покорного слугу из хибары и велел отправляться на поиски. В мои способности следопыта ему верилось с трудом, впрочем, как и мне, так что направление он выбрал простейшее – вдоль озера. Предстояло идти по кромке воды, не сворачивая и не отклоняясь, время от времени откликаясь на дедовские призывы.
Проведя инструктаж, сам проводник скрылся в лесу, оставив дикую природу наедине со мной. Вот как надо воспитывать силу духа – забросить салабона в девственные дебри. Только тут и прочувствуешь всё своё ничтожество и никчемность перед ликом матушки-природы. Ведь в сущности каждый из нас – ничто, козявка по сравнению с её силой и возможностями. Противостоять ей мы можем только в своей массе, с помощью техники и механизмов, прилагая немалые усилия для так называемого подчинения и иллюзорного покорения. Но всё это – временно. Природа только благосклонно делает вид, что поддаётся нашим усилиям. На самом же деле, она неустанно следит за проказами «царей природы» и больно наказывает за чрезмерные шалости. Ураганы, лавины, оползни, цунами, тайфуны, землетрясения – несть числа её уроков человечеству, которые оно, тем не менее, продолжает игнорировать. И только оставшись с ней, прародительницей, один на один, начинаешь понимать всю тщетность этих потуг и тленность человеческого существования. Жизнь человека, когда она висит на волоске, не стоит и гроша. Да и понятия такого, как цена жизни, у природы нет. Есть только её целесообразность: для чего ты существуешь, являешься ли ты простым звеном в чьей-то пищевой цепочке, или твоё появление обусловлено какими-то другими потребностями.
Так я и пробирался по пологому берегу, представляя себя обедом то для одного, то для другого из местных обитателей. Ведь, если по правде, что я здесь вообще делал и какую ещё роль я мог бы сыграть в данных условиях для пользы окружающей среды?
Откуда-то из зелёных внутренностей тайги донеслось громкое «Ау-у». Это дед Трофим подавал о себе знать. Я набрал полные лёгкие воздуха и выдавил ответный клич: «Ау-Ау-Ау». Щенячье скуление, вот что это напомнило. Тайга поглотила эту постыдную выходку и ошарашено притихла. Но отнюдь не старческий слух нашего провожатого уловил мою жалкую попытку ответа, и в лесу снова раздалось громогласное «Ау-у».
Так мы в паре и продолжали прочёсывать окрестности, время от времени окликая друг друга. Несмотря на разницу в возрасте, клич деда каждый раз звучал на порядок громче моего, опуская меня всё ниже и ниже в собственных глазах. Следов Лекса нигде не было видно. Во всяком случае, мне ничего похожего пока не попадалось.
Мои мысли прервал выстрел. Я аж подскочил от неожиданности. Чёрт, уже и забыл, куда и зачем топаю. Договорились же с Трофимом, что если что найдём, то стрельнем. Он мне и ракетницу для этого дал!
Спохватившись, ломлюсь что есть сил в сторону, откуда раздался хлопок и через несколько минут отчаянного сражения с переплетающимися ветвями и капканами скользких от моха кочек, вываливаюсь прямо под ноги деда Трофима.
- Ты, коль так бегать будешь, то или ноги поломаешь, или башку оторвёшь, - стоит тот и улыбается. - Чуть усю тайгу не истоптал, леший. Медведь, и тот аккуратнее через бурелом чешет. Вон, полюбуйся на свого дружка окаянного.
Дед посохом тычет в сторону, где под деревом сидит в одних трусах и трёт коленку Лекс. Рядом с ним лежит чем-то набитое подобие рюкзака. Присмотревшись, понимаю, что это брюки Лекса, связанные штанинами.
Начинаем допрос беглеца. Без тени смущения и раскаяния, Лекс поведал нам, как встав утром, решил умыться в озере и сделать пробежку. В одних тренингах он стал наматывать круги вокруг заимки и сам не заметил, как отклонился чуть в сторону. Спохватился только, когда зацепившись за корягу, упал и больно ударился коленкой. Подскочив, почувствовал, как холодок страха пробежал между лопатками: ни домика, ни озера видно не было. Да и откуда он прибежал, сказать не смог бы даже под пыткой. Коленка саднила и кровоточила даже через брюки. Снял их, поплевал на ранку и приложил лист травы.
Но Лекс не был бы Лексом, если бы не стал выяснять, на что же он напоролся. Осмотр места происшествия выявил кусок камня, предательски подвернувшегося под колено. Камень в тайге – это не совсем обычная находка. Лекс стал его осматривать, и чем больше смотрел, тем сильнее билось его сердце: чутьё подсказывало, что случай сам преподнёс в подарок то, что он надеялся здесь найти. Всё указывало, что в руках лежал обломок небесного гостя.
Забыв о ранении и вне себя от счастья, Лекс занялся изучением прилегающей местности. Как заядлый грибник он ползал от дерева к дереву, заглядывал под каждый кустик, разгребал сухостой. О возвращении домой, о том, что его могут хватиться, даже не думал. Да и что зря думать, если и представления не имеешь, в каком направлении двигаться обратно. Зато судьба была к нему по-прежнему благосклонна – не прошло и часа, как Лекс насобирал уже приличную жменьку осколков метеорита. Складывать их было не во что, пришлось снять штаны и сделать из них подобие мешка. Когда ноша стала довольно увесистой, а первый запал прошёл, Лекс просто сел под дерево и стал рассматривать свои сокровища. За этим занятием его дед Трофим и застал.
- Ты что, не слышал, как мы аукаем? – злился дед. – Не мог ответить?
- Да занят я был. К тому же, ни минуты не сомневался, что вы меня не бросите, и найдёте! – самоуверенности юному следопыту было не занимать.
Дед только сплюнул с досады и, не сказав ни слова, повернулся уходить. Нам ничего не оставалось, как броситься за ним вслед. Пропустив мою палку через узел штанов, мы потащили вдвоём Лексово сокровище в лагерь.
Добрались мы до него уже с последними лучами солнца. Наспех перекусили и замертво от усталости свалились спать. Первый походный день подошёл к концу.
Ночь прошла беспокойно. Лекс чё-то мычал, ворочался, продолжая во сне, по всей видимости, ползать и собирать свои камни. Утро выдалось туманным и не радостным. Дед Трофим ещё в потёмках ушёл на охоту. Лекс к рассвету затих и теперь спал как младенец, свернувшись калачиком на полатях. Я не стал его будить, а тихонько выбрался наружу и отправился к озеру для утреннего туалета.
Вода в озере, хоть стоял разгар лета, оказалась студёной. Я так и не пересилил себя – организм протестовал против ледяной купели. Лишь слегка побрызгавшись и умывшись, удалился восвояси. Даже бриться не стал – дикарничать, так дикарничать!
В домике меня ждал уже брызжущий энергией Лекс. Его нога слегка покраснела и по-прежнему болела. Но, несмотря на это, он, даже ещё не позавтракав, был уже готов снова отправляться в тайгу на новые поиски. Мне с трудом удалось его уговорить показать мне ссадину. Вчера вечером он занялся самолечением, залил ранку зелёнкой, сказав, что всё в порядке. Но сегодня у него появилась хромота, и я решил обработать её сам. Всё-таки, должна же от меня тоже быть польза. Кто здесь врач-то?
Коленка оказалось припухлой, но, слава Богу, целой. Я помазал рану йодом и забинтовал. Лекс был готов к новым находкам.
Наскоро перекусив и оставив Трофиму записку где нас искать, если что, отправились в лес на пару. Я помнил примерно, докуда вчера дошёл по берегу. Так что вывести Лекса к месту его вчерашних открытий труда не составило. Теперь уже вдвоём мы стали ползать по окрестностям, концентрическими кругами всё расширяя зону осмотра. К сожалению, улов второго дня был совсем мизерным. Мы нашли всего пару обломков, когда район поиска достиг кромки воды, и произошло нечто странное. При приближении к озеру у Лекса появилась неоправданная нервозность, начались дёргания и конвульсии, а лицо искривилось гримасой. Мне с трудом удалось его успокоить, оттащив обратно вглубь леса. Здесь он пришёл в себя, и мы решили вернуться в хибару потрапезничать.
Деда Трофима с добычей ещё не было, пришлось ограничиться очередной порцией тушёнки. После обеда я снова осмотрел ногу Лекса. Внешне она стала лучше – отёчность и краснота спали, ранка подсыхала. Но становиться на неё ему всё ещё было больно. Обработав и наложив новую повязку, я по праву лекаря, приписал больному постельный режим: «Хватит на сегодня прогулок, не надо её пока перетруждать». К моему удивлению и радости Лекс меня послушался, забился в угол и стал перебирать собранные образцы. Я же решил сделать в домике уборку, открыл двери и окна для проветривания. Это Лексу очень не понравилось: он чуть ли не с пеной у рта и искажённым лицом набросился на меня, требуя убрать сквозняк. Я поспешил закрыть всё, и Лекс снова пришёл в норму.
К вечеру вернулся с охоты и наш дед. Он приволок целую связку всевозможной дичи – на ближайшие дни мы были обеспечены едой! А завтра-послезавтра он пообещал ещё и порыбачить. По его словам, в озере водились «огроменные рыбы-звери». Так завершился наш второй день без цивилизации.
Утро третьего дня я встретил в гордом одиночестве: дед, по всей видимости, отправился на обещанную рыбалку, а Лекс снова кудысь запропастился. Воспользовавшись его отсутствием, я занялся отложенным вчера наведением порядка.
Я как раз разбирал на полке «подарки» прошлых жильцов, когда услышал странный шум сверху. По крыше кто-то топтался и шкарябался. «Медведь! - промелькнула тревожная мысль, – Учуял, гад, аромат тушёнки». Я бросился искать оружие – где-то ведь давал Трофим мне ракетницу. Хватаю оружие и осторожно выглядываю наружу. Тайга встречает тишиной и спокойствием. Ничто не предвещает опасности и не вызывает тревогу. Хотя такое затишье может быть обманчивым и предвещать именно близость затаившегося хищника.
Непрерывно оглядываясь, делаю несколько шагов. Вдруг тишину леса разрывает треск скатывающихся дров за домом. Отскакиваю подальше и прячусь за дерево. Никто не появляется. Большим кругом обхожу нашу заимку, пока не становится видна горка завалившихся чурбанов. На них, низко опустив голову и свисающие плетями руки, сидит Лекс. «Придурок, я же мог пристрелить тебя!» - бросаюсь к нему и останавливаюсь на полпути, поражённый пустым взором друга. Его глаза бессмысленно и не узнавая смотрят сквозь меня. Он поднимает руку и делает жест, как бы отталкивая от себя. Из безвольно опущенных губ вырывается не то стон, не то мычание.
«Чёрт! Что это с ним?» - я осматриваюсь по сторонам, но никакой опасности поблизу не замечаю. Прячу пистолет за пояс, делаю ещё пару шагов вперёд, показывая пустые руки. Но Лекса это возбуждает ещё больше. Теперь он машет уже обеими руками как орангутанг в зоопарке. Делаю ещё шаг – он подскакивает с нечленораздельным рыком. «Блин, разыгрывает из себя сибирского Тарзана, - начинаю злиться и одним прыжком оказываюсь рядом с ним. – Что, решил поиздеваться надо мной? Нашёл мальчишку для страшилок. А вот тебе, Маугли недоделанный!» Сваливаю его на землю ловким приёмом и в мгновение ока, заломив руки назад, связываю их выхваченным из брюк ремнём. «Что, не ожидал от эскулапа такой прыти? То-то, нас всему учат». Сижу верхом с видом победителя на спине стреноженного друга, завернув ему ещё для пущего эффекта и ноги. «Это же надо,- улыбаюсь сам себе, - попугать вздумал. Вот теперича поваляйся, почувствуй всю прелесть успокаивающего положения эмбриона».
Лекс затих, обиделся, наверное. Отпускаю его ноги, поворачиваю к себе лицом. Боже, какой ужас – на меня смотрит бледное, одутловатое лицо совершенно обезумевшего человека. Да и человек ли это? Лекс пытается вырваться и укусить меня, изо его рта мне прямо в глаза летит слюна, он не по-человечески рыдает и стонет. Я даю ему оплеуху, надеясь привести в чувство – бесполезно. Подталкиваю к железной бочке с дождевой водой, стоящей на углу. Резким движением окунаю – от неожиданности у того спазмой перехватывает дыхание и он теряет сознание. Блин, ещё этого мне не хватало! Волоку обвисшее как мешок тело приятеля в халабуду, ложу на полку. Прислушиваюсь – он снова дышит, правда как-то странно, часто и прерывисто. Сам тем временем выглядываю, не вернулся ли дед Трофим. Одному, боюсь, мне с Лексом не справиться…
Деда нигде не видать. Далеко, видимо, куда-то отправился. Заглядываю вовнутрь – Лекс всё ещё лежит без сознания. Щупаю его горячий лоб. Что же с ним такое произошло и что мне делать? Лекарств мы особенных с собой не брали. Дать ему разве что жаропонижающее от простуды? А если он подхватил некую таёжную лихорадку, или у него сепсис пошёл от раны, или… Вспоминаю промелькнувшее в беседе упоминание деда о появившемся в последнее время среди зверья бешенстве. Боже, неужели?! Но где, когда, как? Мы всего ничего в тайге, да и не кусал его никто… Или может всё же… Ведь и воды боится, и спазмы, гримасы, и сквозняк не понравился, и пена изо рта…
Вспомнив о пене, бросаюсь умываться. Достаю из рюкзака бутылку водки и протираю лицо, шею, руки. Пока Лекс лежит в беспамятстве, решаю отправиться на поиски деда Трофима. С такой болезнью шутки плохи, надо срочно принимать меры…
Деда я нашёл сразу, как только обошёл рассыпавшиеся дрова. Он лежал на земле с неестественно вывернутой головой и выпученными от страха глазами. Неподвижный. Бездыханный. Рядом валяются удочки. Не дошёл. Чёрт, этого ещё не хватало. Кто ж его так, что за зверь? Что здесь могло произойти?
Осторожно переворачиваю и осматриваю тело. Что бы это ни было, оно было сильно: тело не повреждено, просто свёрнута шея. Приходят на память кадры западных боевиков, где бравые коммандос с лёгкостью пушинки отвинчивают головы вражеским часовым. Секундное дело – и нет человека. Кто мог так поступить с дедом Трофимом и за что? Ведь нет никого вокруг на десятки, если не сотни километров. Если не считать…
Страшная догадка обжигает мозг. Бросаюсь со всех ног обратно в хижину – Лекса нигде не видно. Под лавкой, на которой он лежал несколько минут назад, валяются ошмётки моего ремня. Они… перегрызены! С чувством нарастающего панического страха оглядываюсь по сторонам, как затравленный зверь. Тёмные углы заимки, ворох наших шмоток у одной из стен, огромный стол посередине – всё кажется смертельно опасным. Осторожно обхожу стол вокруг, ретируясь к выходу – всё тихо. Вот и порог, дневной свет, безопасность – с рыком передо мной вырастает огромная фигура Лекса. Никогда не обращал внимания, что он на голову выше меня и значительно шире в плечах. Его накачанная фигура с высоко поднятыми руками сейчас загораживает весь дверной просвет. Делаю шаг назад – монстр с пепельно-серым оттёкшим лицом следует за мной. Налитые кровью глаза ни секунды не выпускают меня из поля зрения, нос, приподымаясь и раздвигая ноздри, принюхивается к моему запаху, синюшные потрескавшиеся губы демонстрируют хищный оскал скрипящих зубов. Чудовище протягивает ко мне руки, готовое наброситься…
Пятясь, спотыкаюсь и падаю. Из-за пояса вываливается ракетница. Лекс уже рядом, он хватает меня за ногу и начинает её выворачивать. Отбиваюсь второй ногой, кричу «Отпусти!» - всё впустую. Лекс начинает меня куда-то волочить. В последний момент по пути успеваю схватить пистолет. Цепляюсь за ножку стола, косяк двери – нет, не совладать мне с силой ополоумевшего друга. Очутившись на улице, Лекс одним рывком ставит меня на ноги и хватает за голову. «Всё, конец!» - проносится молнией. Инстинктивно поднимаю ракетницу и…
Мне нехорошо. Мне противно. Меня вывернуло всего наизнанку.
Сижу в хибарке, хватаясь поочерёдно, то за голову, то за живот.
На дворе валяется труп моего лучшего друга. Я не в силах видеть его развороченную выстрелом голову. Но мне надо пойти и уничтожить его останки, пока до них не добрались лесные хищники. Надо позаботиться и о теле Трофима. А потом…
Только теперь мне в голову приходит мысль – а что ж потом? Что мне делать теперь одному посередине тайги, без связи и проводника, как выбираться отсюда?
Нет, об этом буду думать позже. А сейчас…
Пересиливая себя, выхожу, обкладываю то, что было Лексом дровами и поджигаю. Огонь должен уничтожить заразу и не дать ей распространиться дальше.
При свете полыхающего поминального кострища выкапываю сапёрной лопаткой небольшую могилу и опускаю в неё тело деда. Втыкаю в землю импровизированный крест из связанных остатком ремня веток.
Смрад, разносящийся от костра, снова начинает меня мутить. Голова раскалывается, наверное поднялась температура. Захожу обратно в домик и принимаю наугад несколько таблеток. Потом достаю три кружки и плескаю в них водки. «Упокой Господь души грешных сынов твоих!» - с трудом проталкиваю в себя пойло. Горло перехватывает спазм горя и отчаяния. Хочется плакать и лезть на стену…
На улице поскрипывают на ветру стволы деревьев, ухает ночная птица. Воображение начинает свои буйные пляски. Кажется, что вот-вот и из темноты снова вынырнет оскаленное землистое лицо. Забиваюсь в угол, сворачиваюсь комочком и забываюсь в тревожном сне…
Проснулся рано. После пережитого вчера голова была гонгом, в который били несколько часов подряд. Во рту пересохло, язык прилип к нёбу и не хотел поворачиваться. В домике нестерпимо воняло палевом. Пытаюсь спустить ноги на землю и встать, но тело всё разбито и ноет, как после судороги. Ни отёчные ноги, ни опухшие руки не хотят слушаться. Да что там конечности, головой не могу повернуть. Так и лежу на спине, уставившись в бревенчатый потолок широко открытыми глазами.
Постепенно тело начинает оживать. Вот опустились ноги, руки чешут укусы мошкары. Встаю и направляюсь к выходу. По пути вижу в огрызке зеркала, заклиненном между брёвнами, своё болезненное, обвисшее и заросшее щетиной лицо. «Да, надо бы побриться, - рождается первая здравая мысль на сегодня, - а то за лешего примут». Вот только кто и когда? Суждено ли мне выбраться из таёжной чащи, или останусь здесь и присоединюсь к остальным членам нашей злосчастной экспедиции.
Ноги так и продолжают странно волочиться за мной, их всё никак не отпускает мышечный спазм. Это надо же было так неудобно свернуться и отлежать себе за ночь всё, что только можно! Добравшись до двери, пытаюсь открыть её. Рука подымается, но пальцы скручены и вывернуты, как будто побывал в пыточных испанской инквизиции. Изловчившись, поддеваю щеколду и, о счастье, дуновение свежего воздуха бьёт в лицо. Но этот удар так силён, что меня отбрасывает назад и перехватывает горло, из которого вырывается смесь рыдания и рычания.
Хочу вернуться снова к двери, но тело сопротивляется и несёт меня вглубь, подальше от резкого света и ветра. Почему то сажусь не на лавку, а прямо на пол, рядом с ней. Ноги не держат уже, что ли? Руки свисают безвольно на пол. «Да что же это за напасть такая? - начинаю злиться на себя, - а ну-ка давай, собирай себя в кучу, умывайся, завтракай и думай, как быть дальше». Мозг посылает команды телу, в ответ на которые оно только передёргивается. Неожиданно раздаётся устрашающее мычание, а руки сами по себе начинают стучать костяшками согнутых пальцев по полу. Я наблюдаю за всем этим как бы со стороны, не в силах остановиться. Постепенно прихожу к мысли, что я всё ещё сплю и это только ночной кошмар. На руках появляется кровь, но боли я не чувствую. Это лишний раз убеждает в сюрреалистичности всего происходящего.
Наконец моему телу надоедает бессмысленное сидение на полу, и оно отправляется на поиски пищи. Скрюченные пальцы запихивают в рот галеты из початой пачки на столе, разбрасывая большую часть из них на пол. Сухое печенье дерёт нёбо и не лезет в глотку. Тело наклоняется над ведром с водой, но с диким воплем отпихивает его от себя. Ведро переворачивается, вода разливается по полу. То, что было мной, с обезьяньим визгом и сноровкой запрыгивает на стол, с ужасом наблюдая лужу на полу.
Этот сон начинает меня веселить - не каждую ночь в шкуре примата побывать удаётся. Моя фантазия разыгралась не на шутку!
Обезьяна на столе, то бишь я, тем временем успокаивается и впадает в тревожное забытье.
Очнулся от бившего всё тело озноба. Из открытой двери тянуло пронизывающей ночной прохладой. Я по-прежнему лежал, только почему-то на столе. В памяти всплывают картины ночного кошмара. Это надо же такому присниться! Хочется потянуться, напрячь мышцы ног и рук, сбросить с себя это ночное наваждение…
Не тут-то было – я не в состоянии пошевелить даже мизинцем. С ужасом осознаю, что лежу весь парализованный, от головы до пят. Не могу ни языком пошевелить, ни глотнуть, ни кивнуть. Конечности отказываются слушаться, о том, чтобы издать членораздельный звук, не может быть и речи.
Я же будущий доктор. Я знаю, что такое общий паралич. Мы проходили это. Но я ведь всё ещё жив. Мои органы работают, сердце гонит кровь, лёгкие закачивают кислород. Я – жив! Но почему я лежу, как сноп и не могу пошевелиться? Что со мной произошло? Люди, кто-нибудь, помогите!..
Руки ноют – о, я снова чувствую боль! Но как я не напрягаюсь, мне не удаётся задействовать ни единого мускула. Тело мне абсолютно неподконтрольно. Остаётся только лежать и изучать потолок. А ещё – думать. Думать о том, что же это со мной такое приключилось.
Если всё привидевшееся вчера не было кошмарным сном, то значит - это была ужасающая действительность. Симптомы поведения моего тела были схожими с Лексовскими, что приводило к неутешительным выводам о настигшем и меня бешенстве. Правда, нынешнее паралитическое состояние, напоминавшее скорее столбняк, выходило за рамки моих медицинских познаний. Укусить меня Лексу так и не удалось, а вот его слюна и кровь вполне могли попасть на слизистую и тогда – пиши пропало…
Пока я разглагольствовал, произошло нечто: тело начало двигаться. Причём двигалось оно само, я ни в коей степени не мог влиять на направление или характер его перемещений. Голова свисала странно на бок, поэтому видел всё я под небольшим углом. Тело делает круг по комнате. Вот оно поравнялось с нашими вещмешками. Они, или запах оттуда, привлёк его внимание. Оно пытается развязать вещмешок, но ему это не удаётся. С криком и визгом лупит им по настилу. Потом замечает второй мешок – он развязан. Рывок и на пол высыпается его содержимое. Несколько консервных банок, консервный нож, зубная щётка, станок для бритья, тюбики с кремом для бритья и чистки зубов – вот, в принципе, всё, что у меня там было.
Тело начинает изучать находку: подносит к носу консервные банки, обнюхивает и облизывает, пробует на зуб, стучит ними о деревянную стену. Но банки, которые не удаётся вскрыть, вскоре надоедают ему. Гигиенические принадлежности тоже малоинтересны, за исключением кремов. Раздавив тюбики и перемазавшись, оно начинает с наслаждением слизывать и глотать белую массу. Я вспоминаю, как в детстве мы ели зубную пасту. Не думаю, что за прошедшие годы её вкус стал лучше.
Наевшись косметических кремов, тело продолжает свой путь по хибаре. Голод оно, так мне кажется, ещё не утолило. Под столом валяются остатки вчерашних галет. Оно залазит туда и начинает их подбирать и жевать. Я слежу за всем процессом, как сторонний наблюдатель, которого всё происходящее никоим образом не касается.
Нажравшись, существо забивается в угол и засыпает. Во всяком случае, так мне кажется, потому что оно перестаёт двигаться и закрывает глаза. Я больше ничего не вижу. И что делать дальше? Мало того, что не могу двигаться, так ещё и изображения лишили. Хоть звук остался – уши то заткнуть слабо, а? Но смотреть дальше такое кино без картинки неинтересно. И я тоже впадаю в забытье.
Когда я очнулся, тело уже лазило по крыше заимки. Что оно там искало – одному ему известно. Но я всё больше убеждался, что оно стало скорее обезьяной, чем человеком. По повадкам, поведению, издаваемым звукам – я сидел внутри гориллы или шимпанзе. Во всяком случае, об этом красноречиво свидетельствовало раскачивавшееся при ходьбе вразвалочку тело, широко расставленные ноги, сутуленная спина и свисающие до колен руки, чуть наклонённая голова.
Пока существо лазило и искало что-то в очередной раз, я предался размышлениям.
Итак, что мы имеем: явное психо-шизоидное раздвоение сознания, причём один из субъектов находится на животном уровне. Но при нормальном психическом заболевании не бывает параллельных сознаний у одного больного. Он может находиться или в одном, или в другом состоянии. Здесь же имеем дело с существованием двух субъектов одновременно в одном теле. Опять же, тело подчиняется только одному из них, выполняющему активную роль. Другой же, более цивилизованный, так сказать, остаётся пассивным наблюдателем.
Интересно, если я когда-нибудь выздоровею и доберусь до своего института, эти мои выкладки заинтересуют хоть кого-нибудь, или меня сразу упекут к аналогичным субъектам?
Насколько я могу понять всё происходящее, если не уходить далеко от научных взглядов и не впадать в метафизику, что-то спровоцировало во мне разделение сознания и подсознания. Причём сознание отделилось от тела значительно больше, чем подсознание. Если бы я не был атеистом, то предположил бы, что в какой-то момент душа покинула тело, например во сне, а вернуться обратно уже не смогла. Но я материалист, и буду пытаться найти происходящему более реалистическое объяснение.
Существо, тем временем, спустилось на землю и стало осматривать заимку снаружи. Вскоре оно обнаружило под навесом добычу, принесенную дедом Трофимом с охоты. Тушки уже успели протухнуть, но существу этот аромат пришёлся явно по вкусу. Я с отвращением вынужден был наблюдать, как оно впилось зубами в разлагающуюся плоть и стало чавкать. Увы, мои рвотные позывы так и заглохли где-то на уровне нейронных окончаний. Да, не знаю как всё тело, но пищеварительный тракт у меня будет явно подпорчен!..
Такое впечатление, что этому существу больше ничего не требуется: только пожрать и поспать. Отведав тухлятинки, оно сладко вздремнуло. А поспав – отправилось доедать остатки останков. Что б отключиться и не наблюдать за этим сомнительным пиршеством, я снова углубился в поиски истины.
Что такое сознание? Может ли оно существовать отдельно от тела? Есть ли разница между понятиями «душа» и «сознание»? Может ли тело существовать без души? Что из них первично, а что вторично?
Глобальные вопросы философии и теологии, не дававшие покоя лучшим умам человечества на протяжении столетий, одолевали бедного студента. Ну, в самом деле, если признать, что моё сознательное «я» стало пленником собственного тела, захваченного моим же бессознательным «я», то невольно приходишь к признанию факта существования не только тела, но и души. А вот их нерасторжимость и взаимосвязь ставятся под сомнение.
Интересен сам процесс такого раздвоения. Что же послужило причиной моей «дезинтеграции»? Я снова и снова прокручивал в голове события последних дней: вот наш десант высаживается в тайге, знакомство с дедом Трофимом, путь к озеру, скит староверов, ночёвка в заимке, поиск Лекса…
Всё упирается, как не крути, в то его утреннее исчезновение. После него он стал себя странно вести, плохо чувствовать, а потом – и совсем свихнулся. Что там могло быть такого особенного? Ну упал человек, ну расшиб коленку – так это происходит вокруг и около со всеми. Да и не контактировал же он, как будто с бешенными животными или…
А кто сказал, что надо непосредственно контактировать? Зараза, она же могла притаиться и в земле, и во мхе, и в том листике, которым он заклеил рану, и в том камне, на который его угораздило свалиться…
Стоп! Камень! Вау, не может быть!
Я аж подпрыгнул в мыслях от осенившей идеи. На самом же деле, тело продолжало преспокойно обсасывать косточки убиенной дичи и никак не реагировало на революционные мысли, рождавшиеся в его голове.
Хм, камень… Это ведь не простой камень оказался, а обломок разыскиваемого нами метеорита. Что там за лекцию Лекс по дороге гундосил в поезде? Есть космологическая теория занесения жизни на Землю из Вселенной небесными скитальцами. Учёными обнаружены в метеоритах следы органических веществ. Современная наука знает о формах жизни и органических структурах, способных выдерживать сверхнизкие и сверхвысокие температуры, абсолютный вакуум и радиацию. То есть, попадание иноземной органики на Землю при падении метеорита никто не исключает. Более того, есть предположения, что вспышки новых заболеваний, типа чумы, холеры, испанки, СПИДа, эболы и прочих, могут быть вызваны космическими посланцами, доставившими на Землю чужеродные бактерии или споры.
А теперь давайте допустим, что камушек, на который сподобился грохнуться Лекс, царство ему небесное, нёс в себе некий инопланетный вирус, назовём его «звёздным бешенством». Вот и стало всё на своё место: и эпидемия среди животных, о которой говорил покойный дед, и странное поведение Лекса, да и моё, не то бешенство, не то столбняк, не то шизофрения. Что припишете, доктор? От чего лечиться будем?
Эти размышления прервала картинка из фильмов ужасов, разворачивающаяся прямо перед моими глазами. Существу оказалось мало остатков вчерашней трапезы, и оно отправилось на поиски съестного. То, что оно нашло…
Интересно, а свихнуться моё сознание, отделённое от физической оболочки, может? Это ведь не так легко пережить – зрелище каннибализма. Да, оно нашло пожарище и вытянуло оттуда хорошо прожаренный труп Лекса. Дальнейшее описывать у меня нет сил… Но смотреть на всё происходящее пришлось – никуда не денешься, кино не остановишь, больной кинщик крутит часть за частью против твоей воли…
Первое, что пришло в голову поутру – когда он всё ЭТО доест, что он будет делать дальше? Может сдохнет с голода, в конце-то концов? Утро началось с завтрака у пепелища. Жареная человечина пришлась существу по вкусу, и оно смаковало и банкетничало чуть ли не полдня. Набив желудок под завязку, и смачно отрыгнув, завалилось переваривать тут же, у крыльца. Я же, в виде бестелесного духа, продолжал думать думу, хваля Бога за отсутствие «картинки ужасов».
А думы мои были неутешительными. Если моя теория о внеземной природе этого заболевания была верна, а в этом я уже почти не сомневался, так как никогда не слышал о таких симптомах, то надежд на спасение отводилось ноль целых, шиш десятых. Да и появление такого экземпляра человека «два в одном» в густонаселённом районе становилось весьма опасным и крайне нежелательным. Что, если это действительно новый вид вируса, неизвестный науке? Пока учёные спохватятся и начнут его изучение, он может выкосить всю планету. И будут по ней бродить некогда разумные, а теперь обезьяноподобные люди.
Опять сверкнула и исчезла новая мысль. «Что это было, - пытался я поймать её обрывок, - нечто важное и интересное проскочило и испарилось. О чём я только что думал? Ага, о том, что эта болезнь может превратить человечество в стадо диких животных. Во-о-от!»
Мне так захотелось поднять руку и почесать затылок – эх, плохо быть немощным и парализованным, не пожелай врагу!
Если я допустил возможность занесения инопланетного вируса на Землю метеоритом и то, что этот вирус может расщеплять сознание существа, обладающего интеллектом, то… От следующей мысли у нормального человека перехватило бы дыхание: почему не допустить, что сознание у тех же доисторических приматов появилось также в результате чего-то подобного, как следствие действия вируса, но со знаком «плюс».
Скажем, бегали себе по Африке стаи диких обезьян миллион лет назад. И тут ба-бах – падает на них метеорит, начинённый вирусами. И начинают они внедряться в головы бедных макак. Да не просто так, а «сшивая» нервные цепи и «закорачивая» сигналы коры их головного мозга с подкоркой и прочими отделами. И в результате шимпанзюги умнеют на глазах, начинают мыслить логически, у них появляется речь и осознанность поведения. Короче – вот вам модель сотворения человека! Клёво, а?
Такая буйная мыслительная деятельность подняла мне настроение, и я уже почти забыл об ужасах, свидетелем которых недавно был. Мне уже даже начала нравиться моя новая сущность, и то, что мне довелось быть в этой ипостаси первопроходцем и «подопытным кроликом» такой неизведанной отрасли, как космическая вирусология. Убаюканный перспективами исследований, я забылся в псевдосне неомученика лженауки.
Когда я «включился» в очередной раз, тварь неслась через таёжные дебри. Куда она намылилась, сказать было трудно. Я, хоть убей, не знал где тут север или юг, и с какой стороны мы вообще пришли. От заимки осталось одно воспоминание. По всей видимости, зверюгу снова донимал голод. Жаркое из Лекса оно уже переварило, а больше в домике доступных ему припасов не было. Консервные банки оно так и не осилило, а где закопаны останки деда Трофима, слава Богу, не помнило и не унюхало.
Теперь же это некто или нечто куда-то уверенно направлялось, но куда? Пока ответа на этот вопрос не предвиделось, и я снова вернулся к «обсасыванию» озарившей меня вчера идеи. Два разнополярных вируса: «плюс» включает сознание, устанавливая мостик между ним и бессознательными, животными рефлексами и инстинктами; «минус» эту связь разрывает, ввергая некогда мыслящее существо в животное состояние зомби-каннибала. Это сколько можно диссертаций защитить и званий получить на одной этой теме! Я всё ещё представлял себя основателем новой науки – космической вирусологии, перед моими глазами лежали толщенные фолианты с моим именем на форзаце, когда тело резко притормозило. За последним рядом кустов просматривалась лужайка с…
Я не поверил своим глазам – существо неким образом (скорее всего по нюху, так как памяти, как я уже заметил, у него не было) вернулось к старообрядческому хутору, лежавшему на нашем пути к заимке. Было ли это случайностью? Искало ли существо просто пропитание, или его цель - добраться до людей? Это была катастрофа. Оно могло, так же как ранее меня, заразить всю деревню. И у болезни резко возрастали шансы вырваться из тайги в более населённые районы. Это будет последним днём человечества! Что же предпринять, как остановить эту машину смерти и не дать ей свершить своё чёрное дело?
Существо затаилось, изучая обстановку. На сельском майдане стояло несколько старых ржавых механизмов. В один из них, нечто напоминающее дробилку или молотилку, была впряжена лошадь. Её вид и привлёк моё тело, решившее отведать конины. Существо стало подкрадываться к бедной лошадке, делая небольшой круг в обход стоящего на пути сарая.
В этот момент из него вышла молодая девушка, в длинной юбке и кофте, с волосами, подобранными платком. Она тащила на спине мешок с чем-то, явно предназначенным для помола. Моё сознание сжалось в комок от предчувствия дальнейших событий. Время для меня остановилось, и всё дальнейшее, уложившееся в секунду-другую, я как в замедленном кино, просматривал по кадрам.
Заметив краем глаза появившегося из-за сарая чужака, лошадь испугалась и понесла. Девушка, которая уже почти поравнялась с приёмным отверстием дробилки, от неожиданности резко обернулась и задела мешком существо, стоявшее уже у неё за спиной. Сбитое с ног, оно инстинктивно взмахнуло руками, и левая попала в жернова молотилки. Ужасная боль пронзила и сознательную и бессознательную части меня. Существо издало душераздирающий рёв, от которого лошадь дёрнулась ещё сильнее. Жернова прокручивались всё быстрее и быстрее, засасывая в себя то, что некогда было студентом-медиком.
Последнее, что я успел услышать и увидеть, это визг заляпанной кровью девушки, безуспешно пытавшейся задержать моё поглощение агрегатом, и зубастые шестерёнки, приближающиеся к лицу. «Так тебе сволочь и надо!, - успел подумать, - не будет тебе больше моего тела. Вон из моей голов…»
* - звёздное бешенство
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2014
Свидетельство о публикации №214082800289
Обсуждение здесь http://proza.ru/comments.html?2014/08/28/289