Человек устроен очень сложно и совершенно. Мы его в полном объеме будем еще долго познавать, а может, и никогда полностью не познаем. Так думал старик, сидя в саду на самодельном кресле. Его он смастерил сам из куска дерева, сваленного ураганом прошлой осенью. Липу на отрезки распилили аварийные работники электросетей, когда она, сваленная ветром, упала на электропровода и обесточила на пол дня деревню. Этот кусок липы понравился Виктору Михайловичу тем, что по высоте он подходил под размер белых пластмассовых кресел, шесть штук которых стояли в разных местах на его участке. У этого куска липы был не отпилен сучек, который как раз размещался там, где должна быть спинка кресла. Он притащил его домой. Другие куски липы разобрали соседи. Ему оставалось только прикрепить на болт к сучку кусок кривой палки и получилось оригинальное кресло. На нем ему сидеть перед столом на улице было приятнее, чем на пластмассовом кресле. Ведь сделал собственными руками. На этом столе все мастерил, что требовалось в хозяйстве.
Он только что вернулся из леса, ездил на машине за грибами за двадцать километров. Ничего не нашел. Вернулся страшно расстроенный. Вчера под вечер вернулся с работы на машине сосед. Михаилу лет пятьдесят пять, крепкого сложения, сутуловат. У него как бы нет вовсе шеи. Могучая спина и на ней сразу голова. Огромные руки. Видимо занимался в юности борьбой, или штангой. Появился в соседнем доме у сестры недавно, помогает ей по хозяйству. В деревенском доме дел никогда не переделать. Сейчас он копает второй колодец, уже опускает девятое кольцо. Одного колодца стало не хватать. Огород надо поливать. Огурцы, помидоры просят, а воды нет. Вот и копает. Проезжая мимо, притормозил и говорит
- Виктор Михайлович, грибы в лесу пошли. Сейчас еду, парень из леса полную корзину подосиновиков несет. Спросил у него
- А опят еще нет? Ответил
- Нет, еще очень маленькие. Как спичечные головки. Еще неделю надо им расти, и дождик нужен обязательно. Миша поставил машину и пошел копать колодец, а Виктор Михайлович потерял покой.
С детства, сколько себя помнит, каждую осень обожал ходить за грибами. На зиму запасал впрок - сушеные, соленые, отваренные в пакетике на полке холодильника. Обожал их есть - считал лучшим деликатесом. Недоумевал, как это некоторые их не любят. Есть целые страны, люди которых грибы не едят. Не собирают их, для них они вообще как бы не существуют. Грибы в лесу растут, иди, набери и наслаждайся. Нет, не собирают. Это его поражало. Другие, не любят есть рыбу, она для них тоже как бы не существует. И наоборот, люди, живущие на берегах морей и океанов, только ею и питаются.
Послевоенное детство Виктора Михайловича прошло в деревне. Родители работали в совхозе. Голодно. Собственно не было в достатке только масла, хлеба, сахара. Картошку, капусту, свеклу выращивали сами. Она всегда была. В Подмосковье рис не растет, а вот пшено даже на своих участках сажали, по четыре - пять соток. Весной посадят, осенью стоит плотной стеной, только от грачей убереги. Они его очень любят. Налетают тучей, не отпугнешь, все зерно склюют. На поле ставили по два – три чучела. Втыкали в землю палку с перемычкой. Наверх надевали шапку, на перекладину плащ. И стоит чучело, первое время вроде отпугивает. А потом, разобравшись, что их обманывают, грачи еще сильнее делают налеты. Один, видимо вожак, садится на шапку и сверху наблюдает, что бы кто - то не подкрался. Родители заставляли детей сторожить поле. Тем, кто постарше, давали даже ружье с патронами, разрешали стрелять в воздух. Задача – спасти просо. Когда зерно поспело, его скашивали косой, вязали в снопы и везли на ток. Ток это такая гладкая, утрамбованная земляная площадка, на которую укладывали снопы и били по ним палкой привязанной к ручке веревкой, она называлась - цепом. Били до тех пор, пока все просо не оказывалось на земле. Затем лопатой подбрасывали вверх, ветерок отделял зерна от плевел. Росла горка уже пшена. Пшено насыпали в мешки и всю зиму кормили кур, уток, гусей и ели сами. Сегодня почти никто не варит себе пшенную кашу - считается не престижным. Во всяком случае, гостю ее не предложат. А Виктор Михайлович и сейчас раз в месяц обязательно себе сварит пшенную кашу. С величайшим аппетитом съест, вспоминая далекое детство. Для себя он сделал вывод. Пока ребенок совсем маленький, ему в рацион питания надо включать как можно больше различных продуктов. Его желудочек должен попробовать все возможные продукты, тогда в течение жизни у него не будет продуктов, которые он не «любит». Все надо вкладывать в ребенка с самого раннего детства.
Примером этого он всегда вспоминал случай. Когда он учился в институте в Ленинграде, иногда перед стипендией заходил к дальней родственнице чего - то перекусить или хотя бы попить чай. Жила она на ул. Марата в огромной коммунальной трехкомнатной квартире. Их, три еврейские семьи поселили в нее, после возвращения в город, когда сняли блокаду. Через несколько лет ее муж, еврей - врач от нее ушел к другой, а ей оставил эту комнату Она, красавица в молодости, по национальности – коми, из Сыктывкара. Была уже на пенсии и не возражала напоить чаем студента. Кухня для всей квартиры была одна, в конце коридора. Она брала чайник, наливала воду и надолго уходила в кухню. Коридор длинный, она никогда не возвращалась, поставив чайник на плиту, а ждала там, пока он не закипит. За это время кто - то из соседей ей что – то расскажет, а она придет и перескажет ему. Эту новость она ему рассказала дважды, поэтому он ее запомнил.
Соседка из средней комнаты днями сидела с пятилетним внуком. Он сын выдающего скрипача, который играл в Симфоническом оркестре Ленинградской филармонии. Сын не хотел отдавать ее внука в садик, а уговорил ее сидеть с ним днем до школы. Утром привозил внука, поздно вечером забирал. Она из своего сына сделала лучшего скрипача оркестра, теперь надеется и из внука сделать вундеркинда. Только он снимет уличную одежду и отец уедет. Она ставит его рядом с диваном и говорит, смотря ему прямо в глаза
- Ты Натан еврей, а не русский. Они могут играть в футбол, лапту, в пристеночку, а ты должен учиться играть на скрипке. В результате они будут в армии месить грязь в кирзовых сапогах по полям, а ты, если научишься хорошо играть, будешь в черных блестящих лаковых ботиночках, белой сорочке с бабочкой играть на скрипке. Запомнил?
- Запомнил.
Вечером, все повторялось снова. И так каждый день. Спустя много лет он узнал, что Натан превзошел отца. Из него получился скрипач виртуоз, признанный во всем мире.
Этот пример на всю жизнь убедил Виктора Михайловича, что все хорошее, что должно быть в человеке, надо вкладывать в него с самого раннего детства. Прививать честность, добросовестность, взаимовыручку, много других качеств и обязательно десять заповедей Господа Бога. Хотя бы читать их раз в неделю, чтобы он запомнил их как таблицу умножения. Особенно вот эти заповеди:
- Чти отца и мать, чтобы долгой была твоя жизнь на той земле, которую Господь, твой Бог, тебе дарует.
- Не убивай.
- Не прелюбодействуй.
- Не воруй.
- Не давай лживых показаний против ближнего.
- Не желай отнять чужой дом, не желай отнять чужую жену — ничего чужого.
Это чрезвычайно важно.
Надо ребенка хотя бы раз – два в малом возрасте сводить на рыбалку и в лес за грибами. Это ему запомнится, и он будет любить поход в лес за грибами и рыбалку всю жизнь.
Виктора Михайловича в лес за грибами в детстве водили много раз, и он пристрастился к сбору грибов на всю жизнь. Сейчас, после сообщения Михаила о корзине подосиновиков в руках у парня, выходящего из леса, он напрочь забыл, что уже старик. Почти всю ночь искал сапоги, корзину, ножик, компас, пистолет, не много еды. Сначала подумал поехать на велосипеде в ближний лес, это полтора – два километра. Потом решил, что надо поехать подальше на машине. Это за двадцать два километра. Тот лес он знал хорошо. Раньше часто ездил туда на рыбалку. Когда клев на пруду прекращался, он брал корзину и уходил на другой берег по плотине. Туда он ездил за опятами. Их там было много, за одну две поездки он привозил опят на весь год. Отваривал их и складывал в морозильники в пакетиках. Наличие замороженных опят успокаивало его. Все, можно спокойно ждать зиму. Осталось только снять антоновку и замочить ее в кадушке, опустив ее в подвал. Закрыть продухи подвала и этим закончить осенние заботы. Он привык к такому порядку работ за долгие годы и теперь в семь утра спокойно завел машину, и не торопясь, тронулся в путь. Была среда. Тот день, когда лес чуть отдохнул от потока горожан, приезжающих на выходные. Остается еще один день – четверг, если грибов будет мало и потребуется еще раз съездить на этой неделе. Туда он всегда брал с собой удочку. Если утром, приехав к прудам, он увидит там рыбаков и у них есть поклевки, он часа два спокойно может половить карасиков. Да если еще чего - то поймает, счастью его не будет предела.
Километра за два до прудов он догнал грибника, идущего с корзиной в лес. Остановился, предложил подвести. Он с радостью согласился. Сел. Виктор Михайлович начал задавать ему вопросы.
-Вы, в какой лес?
- Через пару километров, налево. Вон его видно. Километра три пройду и выхожу там на дорогу. Я на этой неделе уже третий раз иду. По корзиночке набираю. К сожалению почти одни валуи. Белый только один попался.
- Я валуи не собираю. Ведь их только соленые можно есть. Да и отваривать надо долго.
- Вы знаете, я их отвариваю с час. Остынут и в морозильник. Зимой едим, нормально. Ну что делать, если хороших еще нет?
- А опят тоже еще нет?
- Появляются, но еще очень маленькие. А Вы, в какой лес направляетесь?
-Я, вон туда направо, за пруды. Может, удастся еще и порыбачить. Правда, что - то машин у прудов не видно. Наверно сегодня не ловится. Вот здесь мы расстанемся, мне направо, вот по этой дорожке. Счастливо набрать третью корзину.
- Спасибо, Вам тоже счастливо.
Мужчина пошел дальше, до его леса осталось еще метров четыреста по асфальту. Сказанное им Виктора Михайловича расстроило. Метров двести до прудов совершенно разбитая дорога. Наполненные водой глубокие колеи. Думал, застрянет, колеи не объехать. Слева и справа от тропы, по которой надо ехать, сплошная стена высоченного борщевника. Это был не борщевник, а очень похожее на него растение. Названия не помнит. Он еще на полметра выше борщевника. Хрущев когда - то привез его вместе с кукурузой из Америки в надежде пустить на корм российским коровам. Растение, конечно, давало кормовой массы с гектара пашни по сравнению с нашей тимофеевкой во много раз больше, ведь высота у него более двух метров. Но американцы его в чем - то обманули. Эту новинку, как и кукурузу, начали сажать на всех пахотных площадях совхозов и колхозов. Осенью скосили, измельчили, сложили в силосные ямы, а коровы не стали ее есть. На следующий год не стали ее сеять, а она сама начала всходить, заполонила все пашни и прилегающие к ним территории. Объявили борьбу с ней, однако и сегодня, спустя пятьдесят лет полностью вывести ее не удается.
С трудом, но подъехал к берегу пруда. Размеры его основательные. Ширина метров триста, а длина километра два. Солнце уже взошло. Оно освещало ровную гладь пруда, дальнюю часть поверхности его покрывала зеленая тина. Через какое то время тина покроет всю поверхность пруда и тогда рыбакам придется от нее избавляться у берега, чтобы забросить удочку и было видно поплавок. Но сегодня ни одного рыбака не было видно, ни одного. Что-то питало в эти дни рыбу, и она ни одну из предложенных рыбаками приманок не брала. Пройдет какое - то время, температура воды в пруду понизится, нынешний корм исчезнет, и рыба начнет брать червя, манку, хлеб и другую приманку. Появятся масса рыбаков, некоторые на надувных лодках и зеленой тины станет заметно меньше. Лодки привязывают к торчащим из воды на средине пруда останкам деревьев и рыбаки блаженствуют. Удочку можно закинуть на триста шестьдесят градусов от места, где он сидит в лодке. Береговые рыбаки им завидуют и жалеют, что не привезли свою лодку. Но сегодня пруд пустой, ни одного рыбака.
Виктор Михайлович вытащил из машины корзинку, несколько пустых пакетов и все остальное, что нужно для сбора грибов, закрыл машину и пошел по плотине на другую сторону пруда, там начинался лес. На средине плотины было устроено перепускное устройство – железобетонная труба диаметром тысяча двести миллиметров. Речка, которую перегородили плотиной, образовала пруд и перетекала через трубу в следующий пруд. Дальше была еще одна плотина, в которой тоже была такая же труба, по которой вода утекала на свободу. Виктор Михайлович, когда первый раз сюда приехал, не мог понять – зачем здесь все так устроено. Потом подумал – когда - то давно, еще при социализме, колхоз, которому принадлежала земля и протекающая маленькая речушка, видимо затеял создать здесь рыболовный бизнес. Перегородил речку двумя плотинами и образовал два пруда, возможно для выращивания двух видов рыбы. Потом пошло, что то не так, потом и колхоз приказал долго жить. Странно, кругом такие места давно выкупили предприниматели и организовали платную рыбалку. Место здесь для этих целей просто идеальное. Построй на берегу двух прудов десятка два домиков и сдавай рыбакам на одни – двое суток, а то и на неделю. Прекрасный бизнес. Почему его до сих пор не сделали местные бизнесмены?
Прошел плотину, вошел по тропинке в лес. Когда появлялись опята, он ходил на левый участок. Надо было пройти всего сто – сто пятьдесят метров и обобрать четыре пять пней. Корзина и пара пакетов, бывали полны. Можно было ехать домой. Все это занимало минут сорок, ну от силы, час. Сейчас он дошел до тех пней, а опята были еще так малы, что собирать их было нельзя. Никаких других грибов не было вовсе, ни сыроежек, ни свинушек - никаких. Этот левый от тропинки склон берега был разрежен. Видимо лет двадцать пять - тридцать назад здесь была заготовка леса. Сейчас стояли пни, поросшие кустарником, а деревьев было мало. Поэтому Виктор Михайлович с трудом, но перемещался. Ничего не оставалось, надо было идти и обследовать правую сторону леса от тропинки. Пошел. Сначала надо было подняться чуть выше по склону. Справа сплошной стеной стоял еловый лес, поросший кустарником, он был весь завален, упавшими деревьями. Причем деревья были свалены, видимо, ураганом и не одним, потому, что лежали в разных направлениях, крест на крест. В лес невозможно было войти. Поднимался вверх по тропинке, наконец, увидел слабую тропку, кто - то здесь предпринимал попытку проникнуть в эту лесную гущу. Переставил ноги через одну лежащую елку, через вторую, они лежали на земле. Третий лежавший ствол был чуть поднят над землей, сучки не дали ему опуститься ниже. Через него Виктор Михайлович едва перелез, сломав два сухих сучка сверху. Грибов не было видно. Преодолев еще два три дерева, подумал – господи, во что же превратили подмосковный лес.
Он вспомнил, как, будучи в командировках в Германии, Венгрии, Чехословакии он прогуливался по их лесам. Не то, что ствола упавшего дерева не увидишь, ни одного сучка. Все убрано, чисто и красиво. Деревья и зеленая трава. Иди, гуляй, как по нашему парку. Конечно, у них лесов мало и за ними можно уследить. Упало дерево, приходит лесник распилит и увезет, до каждого сучка. А у нас за последние пятнадцать – двадцать лет службу, которая должна следить за состоянием лесов упразднили, или попросту разогнали. Она была создана еще Петром -1 и существовала всегда. Они охраняли лес от самовольной порубки, пожаров, вели учет, занимались защитой от вредителей, восстановлением после плановой заготовки. Сейчас все это веками работающее, заброшено. Сотнями тысяч гектаров леса каждый год горит, уничтожается пожарами, разворовывается без пользы для бюджета, пожирают его различные вредители.
Лес это уникальное богатство страны, источник разнообразного ценнейшего сырья. Лес защищает околоземную атмосферу, регулирует сток воды, защищает почву от эрозии, он один из источников кислорода не Земле. В составе воздуха, которым мы дышим двадцать один процент кислорода, если он уменьшится до двенадцати процентов, человечество вымрет. Лес уникален еще и потому, что он возобновляем. Нефть и уголь, которые сейчас нещадно добываем - взял и все, надо ждать десятки тысяч лет, пока они появятся вновь, и не известно появятся ли. Нас и наших потомков давно не будет на земле. А лес еще при нашей жизни вырастет новый. При разумной организации работы, лес может принести стране валютного дохода больше чем нефть и газ вместе взятые. Неужели это ни кто в стране из руководства не понимает. Ведут разговоры о развитии Сибири, Дальнего Востока. Вот там несметные богатства леса, заготавливай, перерабатывай, продавай, богатей.
Такие мысли пришли в голову Виктора Михайловича, пока он переводил дух. Осмотревшись внимательно, он пришел к выводу, что внедрился в гущу леса очень глубоко и положение его аховое. Упавшие стволы елок лежали колодцем. Сучья диметром четыре – пять сантиметров очень часто торчали во все стороны из стволов. Сломать их не хватит ни каких сил. Они сухие, без коры, упругие. Дотронешься, звенят, а не ломаются. Раздвинуть, что бы протиснуться, сил не хватает. Еще раз осмотрелся и понял – как он сейчас походит на медведя, заключенного в клетку. Сколько он их видел за жизнь в разных концах страны. Один несколько лет жил на берегу Финского залива под Ленинградом рядом с пионерлагерем «Солнышко» за Сестрорецком. Он ходил из угла в угол, ожидая, когда пионеры принесут ему кусочки хлеба, сбереженные от завтрака, обеда и ужина. Толстые металлические прутья, из которых была сварена его клетка, надежно удерживали его от побега на свободу. Первое время он лапами часто тряс клетку, как бы пытаясь раздвинуть прутья. Глаза были злыми. А потом он привык и на ребят уже смотрел ласковее, ждал их, когда они задерживались где – то, после обеда. Еще медведей он часто видел у лесников в Кировской, Вологодской, Архангельской областях, Коми АССР. Там, когда браконьеры застрелят медведицу, а медвежата остаются в берлоге живыми, они сами еще не умеют себя прокормить, набредают на лесника. Он их забирает к себе в избу, кормит. А когда они вырастают, и в доме с ними становится опасно жить, сажают их в клетки, рядом с домом. Там они живут, пока лесник не договорится с каким – то цирком, что бы они их забрали.
Еще раз прошелся по своей клетке. Две елки лежали на земле, но сучки не дали им лечь прямо на землю. Они висели на них примерно в тридцати сантиметрах от земли. Две другие ели легли на нижние почти под прямым углом и верхи стволов лежали над землей примерно на высоте девяносто сантиметров. Низы стволов от земли отстояли примерно на шестьдесят сантиметров, но были практически полностью перекрыты сучьями. Понял, что через верх ему не перелезть. Надо искать слабые сучки внизу и попробовать, как - то, раздвинув их, вылезти из клетки. Посмотрел еще раз по ту сторону своей клетки – ну точно как медведь в неволе. Сучки точно как металлические прутья и свобода там за прутьями.
Два раза исследовал нижние сучки елок. Все на столько прочные, что сломать их, он понял, ему не удастся. И только в одном месте, ближе к вершине одного ствола, три сучка были потоньше, их он и принялся ломать. Вот сейчас он на своем опыте убедился почему, например, англичане сотни лет, независимо от строя, покупают российские еловые доски для выпуска оконных и дверных блоков. Покупали их при царизме, покупали при социализме, покупают и сейчас. Потому, что физико-механические свойства их значительно выше досок других стран. Потому, что растут они у нас значительно дольше других, в полтора- два раза. Два сучка подались, обломились, правда, не у самого ствола, а ниже. Он промерил, вроде должен пролезть.
Посидел не много, отдохнул и полез. Голова пролезла, плечи протиснулись, а вот дальше куртка зацепилась за сучок и не давала двинуться вперед. Попробовал назад, тоже не пускала. Он оторопел. Вспомнил случай в Донецке. Он застрял в транспортере одной из угольных шахт на глубине восемьсот метров. Там только не сучок впился ему в спину, а болт, который торчал сверху. Но там сзади полз шахтер, и он его вытащил назад за ноги. А здесь сзади никого не было. Ни в перед, ни назад. Что же делать? Полежал с полчаса. Достал пистолет. Выстрелил три раза, думал, что кто - то услышит, придет. Пистолет газовый, немецкий, купил его лет двадцать назад, когда время было не спокойное, лихое. Лет десять следил за ним, чистил, покупал патроны, периодически стрелял. Проверял исправность. Но пистолет ни разу не пригодился, никто на него ни разу за эти годы не напал. Последние лет десять ни разу не чистил и не стрелял. Взял с собой, что бы пострелять, проверить, не устарели ли патроны. Проверил, не устарели, и не кого не заставили прийти, посмотреть, кто там стреляет. Может быть даже, на оборот, напугал, и заставил уйти от сюда подальше. Попробовал раскачивать тело налево направо, долго. Ничего не помогало, сук держал и не отпускал.
Виктор Михайлович посмотрел на часы, уже два часа лежит под деревом, в западне. Ни чего не может понять. Подумал, может деревья ему мстят за грехи, содеянные за жизнь по отношению к лесу. И понял, он все пятьдесят лет своей трудовой деятельности пилил, строгал лес, причем в огромных количествах. А ведь лес живой и вот хочет ему отомстить. Ствол дерева круглый. С восемнадцати лет он на лесопильных рамах превращал их в доски, затем доски сушил до восьми процентов влажности в сушильных камерах. Потом строгал на бруски для окон, дверей, половых покрытий домов, строганного погонажа и множества различных изделий: мебели, паркета, досок на экспорт, спичек, деревянной тары, бочек, рамок для картин и еще много чего. За жизнь он переработал столько леса, не сосчитать. Ведомство, где он работал, в год заготавливало двести двадцать миллионов кубометров леса, в круглом виде, а перерабатывало сто пятьдесят миллионов кубометров. И если за это количество наказывать, то он конечно достоин смертной казни, его за это надо повесить. Во всяком случае, умертвить. Повесить лес его сегодня не может, а умертвить голодом, прижатым к земле стволом елки, вполне может.
Пролежал еще час. Он диабетик, в тринадцать у него должен был быть прием пищи и средний укол инсулина. Уже четырнадцать. Очень похоже, лес его накажет. Он под этой елкой умрет с голода и от диабета, если не уколется вечером. Подумал, что надо просить прощения у леса за его беспощадное истребление. Просил, просил. Обещал, что будет во всех своих последующих статьях, заметках, рассказах славить лес, каждую его породу. Будет описывать самые лучшие качества сосны, елки, дуба, березы, тополя, липы, бука, граба и даже осины. Только отпусти, просил он.. Больше никогда не пойдет в лес за грибами, не пойдет на охоту, за клюквой, брусникой, морошкой. Прошел еще час. Скупая слеза прокатилась по щеке грибника. Подумал, что, наверное, его машину кто - то давно угнал от пруда и если елка его отпустит, придется долго идти пешком до шоссе.
Рванулся, из последних сил, куртка затрещала, разорвалась, и он выполз из - под елки. На сучке остался только клочок его куртки. Он понял, что его простили или он похудел, уменьшился в размерах от голода. С великим трудом добрел до машины, она стояла там где он ее оставил. Сел, завел,выехал на асфальт. Не помнит, как доехал до дома. Сделал укол инсулина. Выпил рюмку водку, поел, лег на кровать и уснул, как убитый.