Поэзия-худлит - матрица высшего дискурса

Андрей Козлов Кослоп
ПОЭЗИЯ-ХУДЛИТ - матрица высшего дискурса

Поэзия (художественная литература, изящная словесность, включая фольклор, театр, кино)  - институт эмансипированной веры, выстраивающий таким образом личность субъекта, выделяя, выводя его из форматных, косных связей и установок.
Религиозные, технократические, метафизические, традиционально-волхвующие форматы создают миры, где появляется субъект-личность, которая даёт этим мирам рождение и энергию, но потом эти миры съедают личность, обвиняя ей в культе личности, ереси, какой иной преступности.
Суть поэзии - отделение субъекта-личности от прагматики, логики, философии, эстетики, традиции, языковой суггестии. Поэзия ломает, растворяет, пригашает, карнавалит, переворачивает, "случайно" троллит, параллелит, метонимит.
Поэзия создаёт для личности лирического героя, свойство которого отличаться как от реальности так и от антиреальности. Этот лиргерой -  герой-дурак, жулик-гений, добряк-злодей, проститутка-святая. Этот лирический герой  создаёт систему образов, которая таким образом не реалистична, но и не антиреалистична. Нечто неуловимое, сфумато, квази-мир. Поэзия не может быть реалистичной, она лишь  как бы реалистична. Она и не может быть фантастичной, она как бы фантастична.
Квази-мир поэзии (обратим внимания, что мир поэзии сверстан из смыслов) создан для очищения субъекта во имя чистой, голой его веры в себя, в ничто, в бога.  Поэзия создает иллюзию более сильную чем, та, в которой прозябает недалёкий обыватель, ведь поэт знает, что иллюзия иллюзорна, но постепенно он вскрывает фальш привычного форматного бытия.
Поэт не принимает, не изображает мир, он играет с ними, шутит. Только своя миссия-мечта-устремление подлинна. Сброс "неистинного" также осуществляется не полно. Происходит лишь полуотрицание, полуулыбка. Полной отрицание остается для таинства субъекта. Субъект-личность сам обнаруживает в своём внутреннем мире, в своём сердце чистую волю-вдохновение-императив.  Автор не может читателю такую волю внушить. Очищенная вера (т.е.  состояние, которое доминантно над прочими дискурсами) возникает в субъекте, это именно его оптимистическая любовь.
Поэт-личность сам становится квази-рыцарем, из себя сам вылепливает "неуловимую" Джоконду. Лирический герой - неустойчивая неопределенность, он экстравагантен, но также имеет некоторую программу , он недостроен, акварелен, он кентавр, в нем историческое, реалистическое сочетается с эксцентрической клоунадой из мультиков, комиксов.
Поэзия не есть сообщение. Она квазисообщение. Когда поэт захочет побаловаться, у него получится шедевр. Если поэт утяжелит сверх меры свой текст моралью строгой, гармонией, выверенной композицией, продуманными эффектами, требованием быть историчным и реалистичным, писать грамотно и говорить о важном, злободневном, поэтическое исчезнет. Потому что цель поэтического создать дистанцию личности от всех дискурсов, которыми не является сама личность.

В первую очередь личности, конечно, нужна личность.  Поэзия существует для этого. Даже воззвания к свободе для поэзии вторичны, она должна быть уже свободной. Поэт отвергает форматы и настроения, подернутые стереотипами традиций и взрослых  планов.
Конечно, в позитивном плане личность-поэт просто кого-то или что любит.   
Таким образом видовая функция поэтического (худлитовского) дискурса очень проста, незатейливо. Поэт-прозаик-драматург создаёт картину мира, но не затем чтобы мы узнали каков-мир, а чтобы мы узнали, что наше представление о мире состоит из иллюзий. Поэзия-проза  есть нарочитая фикция, только более хитрая, чем собственно сказка. Поэт рассказывает нечто уже не для детей, а для взрослых, причем для взрослых  желающих развития, образованности, продвижения в интеллектуальной табели о рангах. Но задача та же самая - усомниться, заподозрить, ухмыльнуться в адрес этой картины мира. То есть, поэт слегка портит нашу иллюзорную гармонию. Или слегка приукрашивает  наши  апокалиптические страхи, пессимистические наблюдения. Поэт создаёт телегу с лишними и одновременно недостающими колёсами, делает вид, что он оптимист, который возвращаясь домой становится пессимистом.  Секрет Полишинеля прост, всегда добавляй: "И наоборот, не правда ли?".
Затем же нужно такое баловство, такой несерьёз да ещё с таким количеством страниц? Затем,  неустойчивость, созданная поэтом, вынуждает читателя искать почву под ногами, берег, нечто устойчивое.  Этот поиск есть задача поэзии. Положившись на самого себя, на ничто, на веру в то ни знаю что (это собственно и есть бог), субъект начинает становиться личностью. Ибо в нем возникла установка на поиск (где, как, почему). Установка на поиск -есть вера. Она может быть маленькой случайной, неприметной, с горчичное зерно, но если положиться именно на неё, процесс пойдёт.
Субъект обретший веру есть личность.
Остается эту личность, обмотанную сетями ветхих дискурсов, очищать дальше и больше. Поэзия тоже может, забыв свою природную функцию, уйти не в ту степь.  И она-таки туда заходит.
Технократизм наших дней - большой соблазн для поэзии-театра-кино, чтобы эдаким пучком приёмов создавать нечто, находящее потребителя, который употребит зелье, но останется если и другим, то ещё немножечко более безличностным.  Смысловое искусство нынешней эпохи либо скатывается в глянец, либо в чернуху, либо вымученную классику, либо в брутальную жесть. В нём есть одна большая польза, индивид-субъект начинает порой догадываться, что ему нужно как-то обходиться без Голливуда. Даже без Тарантино, даже без Звягинцева.  Ведь даже хорошее кино есть нечто слишком хорошее, чтобы сработать поэтично.  Поэзия должна быть немножко глупой. Театру, а тем более кино, это сделать сложнее . Те кто дают деньги, пока не научились быть легкомысленными, они дают или на то, что им "понятно", либо под "имя".  "Понять" они чаще всего, конечно, не могут, а "имя", попадая в формат условий, может забыть тайну верескового мёда.
Мы тут рассуждаем о поэзии, но это не литературоведение  (хотя, конечно, как раз именно оно) . Мы не описываем литературу как феномен. Мы просто обнаруживаем, что человек-общество развивается начиная с того, что обретает язык. Языка мало, и на этой почве возникают мифологии, традиционные представления.  Эстетическое выделяет из традиций такие которые образую ритуал, нагромождают этнический эпос. Дальше религия, потом наука, потом технологии и высокие технологии, с их политехнологиями, СМИ, финансовыми махинациями, наркобизнесом, спецслужбами, спецоперациями прослушками и нанотехнологиями. Монстры технократизма убеждены, что выше их ничего нет. Это убеждение строится с одной стороны на эффективности сложных технологий, а с другой, на том феномене, что сложные  технологические процессы, большой диапазон управляемого пространства  так плотно занимают субъект и субъекты, что для саморазвития личности практические не хватает пространства.  То есть, технологии создают  катастрофы, маленький катастрофы и очень большие.  Что может противостоять технократическому молоту, ставшему уже практически глобальным и высокоэффективным в техническом отношении (все виды вооружений)?   
Что находится в базисе? Где происходит сборка?  Что эффективнее самого эффективного?

Это личность-субъект. Потому что всё, в конце концов, зависит от личности-субъекта.
Но чем личность отличается от просто индивида-особи? Что есть личность в чистом качестве.
Просто логически вытекает, что чистая личность, это личность, полагающаяся прежде всего на себя и желающая и как результат способная преодолевать суггестию бытия (включая социальное, интеллектуальное бытие).
Полагание личностью на  саму себя есть вера. "Я",  "Ничто",  "бог" в качестве объекта взаимозаменяемы.  Для субъекта тут важен отрыв от форматных дискурсов в абсурдное, в квази-мир, смысловое сфумато.  Пока субъект находится в системе, когда он построен, то даже если эта система есть система творчества, он не сможет быть творческим вполне. Вокруг него всегда будет множество эффективных технических приспособлений, подсказок, подпорок, но главного верящего в свои силы, возможности, удачу субъекта не будет.
 Стало быть, технократический апокалипсис может быть остановлен посредством "персонализации" общества. Мы привыкли видеть в песне, литературе, иных смысловых искусствах предметы соцкультбыта, дополнительные ("сладкие") части системы образования, нечто нужное, но "остаточное", развлекательное, часть бытового комфорта. Но мы говорим о революционной персонализации. О том, чтобы поэтическое, рождающее в субъекте веру, и делающее субъекта личностью, стала вверху, и такая раса личностных личностей всё заполнила.
В проектах коммунистической теории есть мечта о всесторонне развитой личности. Но коммунистическая классика не выяснила  что такое личность, и как следствие ожидала развитие личности в результате развития материально-технической базы  и иных мер, которые никак развитие личности не стимулируют.
Но личность, так или иначе, тут там произрастает, развивается и оказывает влияние.  В силу особой геополитической ситуации особо благоприятный контекст для развития личности оказался в России, этот контекст в разу увеличился после того как советская власть осуществила в стране реформы, включая и культурную революцию, на государственном уровне ограничив социальное расслоение, утвердив идеологию коллективизма, взаимопомощи, сотрудничества и развития человека. Но даже в СССР, где интересы человека были провозглашены как приоритетные,   в базисе идеологического концепты располагались политика и экономика, соревнующиеся между собой. Личность оказывалась даже не на третьем месте, а гораздо далее третьего, так как следом за экономикой и политикой шла наука, развитие технологий и уже потом человек шел в кино и библиотеку.   Культурное наследие СССР огромно и грандиозно, хотя и здесь многие "открытия чудные" делались в счастливой случайности.  В целом искусство стремилось воспитывать, назидать, прославлять советский быт, иногда порицая   "отдельные недостатки", но цели эмансипации личности от диктата дискурсов не ставилось. Нередко это происходило, но этого было мало, как на сентябрьском припёке. 
Когда СССР рухнул, тогда и оказалось, что потребность в развитии личностного обострилась в разы. Даже тот объём личностного , который спонсировала по остаточному принципу Советская власть в купе общими идеологическим принципами, оказался "утраченным" и вызывающим активную, массовую ностальгию.  Настроение утраты , конечно,  есть обострение чувства любви, чувство личностной (реальной) социализации.  То есть, очень многие люди ощущают болезненным образом утрату своей веры, своей личности. Эта утрата ищет себе компенсацию  в религии, в неосоветских ретроспективах, в постсоветских национализмах, или но устойчивость потерянной под молохом технократизма-глобализма личности может быть найдена в активации самой личности.
Активация личности означает обретения личностью-субъектом  веры в успех своих начинаний и продолжений.  Способ порождения такой личностности, такой "веры" (может быть, это можно назвать психологической установкой на успех, доминантой, сверхзадачей) расположен в природе и функции поэтического. То есть, человеку наступающих революционных времен придётся становиться лирическим героем вроде Швейка или Гамлета, и полуиграя, полувсерьёз мягко устранять ошибочную ментальность. И языковая суггестия инфантильных дикарей, и традиционализм, и гимны индейских воинов, и виртуозность Ростроповича, и религии самые разные, и самый разный атеизм, и энциклопедии с науками и философиями,  и технологические изыски высоких технологий, - всё немножечко ошибочно, немножечко умно и, как сказал бы Оскар Уайльд, иногда даже убедительно.
То, за что мы тут говорим, многими оригиналами уже было замечено, подмечено, остроумно и парадоксально провозглашено, но мы лишь хотим вставить это в принципиальный концепт. 
Это не литературоведческий концепт. Это социальный, социалистический, революционно политический концепт.
Чтобы свергнуть иго империализма-глобализма, "мира насилия"  и как бы это не называлось, нужно предпринять некоторые усилия по развитию личности, веры, поэзии, правильной общинности, в ракурсе понимания того, что эти вещи взаимосвязаны, чуть ли не тождественны.   
Личность, взорванная поэтическим просветлением, не отвергает прочие дискурсы. Личность-поэт не есть атеист, пост-модернист с его деконструкциями, не хиппи прячущийся в лесах от  техники городов,  не футурист с его бредятиной. Он просто держит дистанцию от всех дискурсов. Это довольно легко, но этого достаточно. Это не означает тотального холодного скепсиса, декадентской безнадёжноё ироничности.  Ничего это нет и не надо в функции личностного поэта или поэтизированной личности.  Просто не забыть вспомнить, что "и наоборот, не правда ли", что  мы не наступаем тигру на хвост, но и прячемся в своей крайней хате.  Это принципы поэтического. Но это не специфика одного из поэтических стилей, это принцип поэтического вообще. Такое поэтическое есть "технология" высвобождения личностной "энергетики".  Всё подозрительно  просто. Во всех прочих институтах  сознания важна точность. В языке,  традициях, религии, науке, технике,  -  нужно соблюдать точно предписанное системой. В поэзии сама система может быть и такой, и другой, но  любую такую систему нужно лишь в каком-то месте нарушить. Даже плохой поэтический артефакт был бы хорош, добавь туда самоиронии.  Однако именно это незатейливое "оружие", лишь  "неточно" описывающее миры, разоблачающее свои же неточные картины, способно влиять на всё остальное, просто потому что будит личность, веру, творческость, как холодная вода заставляет вспыхнуть жаром всё тело. 
Теперь от принципов, идей, философий, важно перейти собственно к поэзису. Поэзис с греческого означает"созидание". Только "личностный дискурс", только я, являющееся самими собой, и действующее от себя, действует и созидает. Технократический дискурс не созидает ничего, кроме инструментов. Наука - ничего кроме теорий.  Религия - ничего кроме наставлений, заповедей и зданий, где эти заповеди  произносят.  Что делают церемонии, фантастические представления и слова языка, поразмышляйте сами.  Воистину созидает лишь Личность. Теперь осталось, чтобы Личность создала и спасла саму себя, так как созданные Личностью старые дискурсы, умножившие свою интенсивность в век бурного развития самых разных технологий, уже не просто в силу изъятия времени у субъектов, а и целенаправленно , "научно", "профессионально" и "технично", уничтожают  всё личностное сплошняком, запускают в человека вирусы "роботизации" в виде потребительства, массового психоневротического слабоумия etc .
Поэзия-проза-худлит, таким образом, есть контр-дискурс и одновременно собирающий универсальный супердискурс... А вовсе не то, что мы привыкли под этим понимать. Конечно, же поэзия (изящная словесность со всей прозой и драматургией) не является искусством писать  книжки, романы и сонеты. Поэзия - есть дискурс,  генерирующий личность и всё то, что для этого необходимо (вера, дистанцирование от прочих "технических" дискурсов и т.д.).
Овладение и экспансия "чистого" (от превышающих допустимые нормы непоэтических дискурсов- институтов) поэтического дискурса является важнейшей задачей революционеров, коммунистов, демократов, пророков, полководцев, царей-президентов, изобретателей и собственно поэтов-писателей нашего времени. Хрен его знает, как эту задачу им внушить. Я вот написал. По-моему, вполне всё четко, облегчил тем самым душу. А дальше сами думайте.
--
ОПОРНЫЕ ТЕКСТЫ:
http://www.proza.ru/2014/09/05/1047 Возвышающий обман
http://www.proza.ru/2014/08/12/1090 Высший дискурс. Манифест. Ещё про поэтопророков: http://www.proza.ru/2014/08/15/820