Фантастический роман во множестве частей
1.
-ДА мам, я всьо йому сказала , все шо в книжці було! Ні! Не знаю! Це він так тіко до мене!
Выражение лица девушки искажала гримаса плаксивого недовольства, иногда сменявшегося проблесками заинтересованности, когда ее взгляд невольно падал на витрины магазинчиков одежды. Подземные бутики были густо рассажены в коридоре перехода, вперемешку с ларьками фастфуда.
Время от времени она отстраняла трубку от уха, протирая ладонью запотевшую половину лица.
- Пойду на перездачу мам, до іншого препода. Я цьому всьо-всьо сказала, даже дати все правильно. Він наверно просто хоче шоб йому заплатили, у нас в группі майже все заплатили.
Тирада о несправедливости университетского преподавателя прервалась паузой, во время которой, уже подрагивавшие от напряжения мышцы лица девушки, расслабились, и выражение гневного недовольства, будто занырнуло вглубь, давая возможность проявиться более спокойным эмоциям.
Судя по этому новому выражению цель была достигнута и мать, в полной мере проникнувшись горем дочери и коварством большого города, подбадривала ребенка обещая, что если и следующий преподаватель окажется взяточником, выслать ей денег на успешную сдачу зачета, рас уж «Кругом одні нікчеми і вимагателі ».
Все-таки, напоследок девушка сделала еще одно усилие над собой и выплеснула остатки накопленной горести, видимо для закрепления результата, и, закончив диалог фразой- «Ладно мам, цемки-цемки, входжу в метро. Покусіки »,- положила трубку.
Весь внешний вид Марии еще некоторое время сохранял на себе отпечаток неприятных переживаний, правда, больше по причине мышечной памяти. Дабы окончательно от него освободиться она остановилась у стены перехода, плотно завешенной от потолка до пола рядами дамских сумочек.
Грузная продавщица со смуглым лицом и массивным телом туго обтянутым черной кофточкой в красный цветочек сидела в сторонке. На долю секунды она отвлеклась от чашки с вермишелью быстрого приготовления и экрана маленького серого телевизора, висевшего под потолком. Не усмотрев в девушке потенциального покупателя, она откинулась на деревянную спинку стула, вернувшись к предыдущему рабочему режиму.
Мария стояла во весь рост и, бегая по стене рассеянным взглядом, подсознательно ждала, пока один из кожаных мешочков задержит на себе ее внимание.
Девушка была одета в белую юбку ниже колена, усыпанную зеленым горошком, на ногах черные босоножки, с узором в виде сердечка выложенного из страз, на плечи накинута джинсовая куртка. Каштановые, слегка вьющиеся, жесткие волосы, туго затянуты зеленой резинкой. Человеку, не разбирающемуся в женской моде, было бы сложно сказать какой из компонентов ее гардероба был наиболее неуместным, но всякому, кто обладал хотя бы минимальным запасом эстетического чувства внешний вид девушки показался бы, по меньшей мере, «провинциальным».
Наконец глаза Марии остановились на бежевой сумочке из кожзаменителя, габариты которой были совместимы с габаритами большого пакета из супермаркета. В такую разом можно было бы уместить учебники с конспектами, пару лотков с едой из дому, запасную пару туфель и две три кофточки, не говоря уже о мелкой насыпь всевозможных женских аксессуаров, и при этом она, несомненно, как нельзя лучше подчеркивала тонкий стиль девушки.
Мария думала потянуться рукой и ощупать, но торговка, заприметив боковым зрением ее намерение, недовольно закряхтела и заерзала задом по стулу, предотвратив нежеланные действия девушки. Подавив досаду, розбавленую чувством неясного ей стыда, Мария примешалась к потоку людей поспешно продвигавшегося к эскалатору метро.
- Люди добрі у мене сестричка хвора, доктора кажуть, шо у неї гептит - рак крові, а в нас нема грошей налікування, допоможіть Христа раді, буду з вас молиться і денно і ношоно.
Слова паренька, лет 15, оборвались раскатом аккордеонной трели и в такт музыке он пошел вдоль вагона метро мерно покачивая затертым пакетом предназначенным для пожертвований.
Варфоломей, боковым зрением заприметив парня, залез рукой в карман и заерзал в поисках мелкой купюры. Не то что бы он верил в болезнь сестры или ему нравились звуки выдавливаемые жилистыми смуглыми руками из пошарпанного инструмента. Просто лицо подземного музыканта было ему в какой то степени симпатично, да и видел он его уже не в первый раз. Ветка метро, которой Варфоломей обычно пользовался, в это время суток была почти всегда переполнена пассажирами, и отрезок туннеля был не самый тихий. Явно, юный музыкант был новичком в этом бизнесе и еще не дослужился до более «злачного» участка подземки.
Даже если все его россказни про сестру липа,что скорее всего и вправду так, все равно, это молодой парень, который зарабатывает на жизнь, тем что с утра до вечера шныряет по грязной подземки таская на горбу тяжелый баян. Он не был похож на полного отморозка и, попади его сознание в другую среду, скорее всего лет через пять был бы точно таким же студентом как и Варфоломей, пил бы пивчан с друзьями за зданную или слитую сессию и ждал степухи чтоб сводить свою барышню в фастфуд.
Не вынимая наушников, Варфоломей достал из кармана купюру и небрежно скомкав ее опустил руку на колено. При этом его лицо выражало воодушевление собственной благодетельностью и одновременно безразличие к этому великодушному поступку.
Соседи по вагону явно прониклись этим чувством и некоторые из них, подталкиваемые несознательным порывом, начали шарить по своим карманам.
Парень с аккордеоном постепенно приближался к Варфоломею, мимика его губ необычно совпадал с песней Курта, звучавшей на плеере Вара, и, мерно пошатываясь под гранджевые рифы, бродячей музыкант смотрел в другой конец вагона и напевал
-Rape me, rape me, my friend,
-Rape me , rape me again.
Засовывая купюру в пакет для подаяний, Варфоломей нечаянно задел руку соседа , который точно так же тянулся к пакету. В худощавой волосатой руке была зажата 5-гривеная бумажка, и букет ландышей. Именно они и обратили на себя внимание. Когда рука бородатого мужика в белой рубашке до короткого рукава совершила преднамеренное действие и вернулась в предыдущее положение, каждый цветочек в букете начал удлинятся в такт с колебанием вагона метро. Стебельки, удлиняясь, расходились в разные стороны дотягиваясь фактически до потолка вагона, а маленькие белые цветы, успевшие уже слегка посереть и подувянуть, заблестели каким то неестественно жемчужным светом. От цветов начал исходить звенящий звук, который был не очень громким, но сплетаясь в уже известную Варфоломею мелодию, полностью заглушал и шум вагона и небрежные рифы Нирваны.
Тем не менее, никто из пассажиров не заметил перемены. Не заметила ее и Мария, сидевшая напротив.
Варфоломей поправил длинный черный тубус лежавший у него на коленях, при этом его содержимое издало весьма не характерный для свернутых листов бумаги стук. Хорошо развитым боковым зрением Варфоломей разглядывал соседа и следил за его действиями.
Мужик лет 40-50 сжимал в руке букет и широко улыбался, но по рисунку морщин на лице и неестественно быстрому метанию зрачков, было понятно, что эта чрезмерная аффективная радость могла очень резко смениться эмоцией диаметрально противоположной. Мужчина всматривался в лицо Марии и ждал, пока она заметит его взгляд.
Внешность девушки была примечательна своей непримечательностью. Довольно правильные черты лица, все же, складывались в весьма посредственный узор с легким налетом заметной простоты и глупости. Наконец их глаза встретились и мужчина, еще шире улыбнувшись, протянул ей букет. Перламутровые жемчужины сотней белесоватых глазниц еще выше поднялись на тонких стебельках и со всех сторон обсматривали Марию, но для девушки это был обычный маленький слегка помятый букетик.
-Знает кого выбирать.- Мысленно сказал Варфоломей.- Видно, что девушка удивлена и слегка напугана, но настолько непривычна к ухаживаниям противоположного пола, что несознательно принимает любой подобный жест за чистую монету, даже улыбка этого хмыря ей кажется доброй как у Дукалиса. Ну ничего, главное не испугайся раньше времени. – мысленно пожелал ей Варфоломей.
Девушка приняла букет, пару раз улыбнулась дядьке и вернулась к своим мыслям, отрешенно глядя в пятна грязи на полу.
Мужик еще некоторое время не сводил с нее глаз, как вдруг ноздри его стали широко раздуваться и гримаса притворного счастья постепенно начала сменяться выражением обида из-за недостаточной благодарности девушки.
Он решил дать ей второй шанс и, якобы уступая место стоявшей рядом женщине, подошел в плотную к Марии, так, что девушка фактически уперлась лицом в его промежность. Он стоял и, склонившись над ней, пристально наблюдал с выражением оскорбленного джентльмена. Мария сидела неподвижно, но эта неподвижность была подобна неподвижности зайца сидевшего пред лицом готовившейся к броску кобры.
Букет тем временем разросся до размеров вагона и жемчужинки, наигрывая слышную только Варфоломею мелодию, подтягивались поочередно к каждому пассажиру, легонько касаясь обнаженных участков тел. Варфоломей скрестил в причудливом символе пальцы опущенной руки, и приближающаяся к его лицу жемчужина беззвучно растворилась в воздухе, не нарушив ,тем не менее, движения остальных.
Мария втупилась взглядом в одну точку на полу. Заметив ее побледневшее лицо и учащенное дыхание Варфоломей ясно понял как сильно сейчас колотило у нее в груди.
Дверь вагона распахнулась и девушка резко встала и вышла, через пару секунда она уже взбиралась по эскалатору.
- Ты наверно думаешь что все минулось ,- говорил про себя Варфоломей.- Сердце все еще вырывается наружу, но тебя никто не преследует и страх разжимает свои когти. Вот только ты все ни как не опомнишься и не выпустишь из рук злосчастный букет, хотя какая уже разница.
Девушка бежала вверх по эскалатору, а от живого извивающегося букетика то и дело отлетали новые жемчуженки цветов, прилипая к пассажирам метрополитена. Когда Мария добралась до середины эскалатора вокруг нее уже образовалась громадная паутина, заполнявшая почти все пространство станции, на которой остановился поезд, и эта паутина продолжала расти. Мария была так охвачена ужасом, что не замечала, того, как странно ведут себя окружающие ее люди. Каждый, кого касалась головка цветка, превращался в звено паутины и начинал двигаться по хаотичной траектории, не выходя, тем не менее, за пределы круга радиусом не больше 4 метров. Нечто подобное проделывал и поезд, совершая маятниковые движения небольшой амплитуды в зад и в перед. Казалось будто кто –то или что-то вырвало из реального пространства фрагмент длинною в несколько минут и непереставая прокручивало раз-за разом этот фрагмент, который уже был практически не связан с миром который Мария привыкла считать реальным
Каргах к тому времени утратил остатки человеческой мимики и повернув голову на 180 градусов, развернул череп так, что макушка обернулась в пол. Из утыканного редкими рыжими волосинками подбородка начали расти лапки похожие на тараканьи, а изо рта вылезло три пары черных глазниц, которые, выломав погнившие зубы , веером разложились над тем, что недавно было головой. Рыжие укрытые волосками тонкие лапки мягко опустились на нити паутины и пару секунда улавливали нужное направление. Потом в момент встрепенулись и уцепившись за зеленые нити спешно направились вслед за Марией. То, что раньше было телом мужчины, безвольной плетью волочилось следом, напоминая пустой мешок.
Варфоломей, имитируя броуновское движение окружавших его людей, неотставая следовал за Каргахом. Блеклые тона перрона станции метро были в этот момент для него яркие как некогда. В его настоящем состоянии каждая отдельная деталь бросалась в глаза, но при этом он сосредотачивал свое внимание абсолютно на всем, что происходило вокруг. Не касаясь нитей паутины, он уже взбирался по эскалатору.
- Как же ты удивишься,- Мысленно обращался Варфоломей к Марии.- Когда обнаружишь себя в месте, несколько отличном от того, в которое рассчитываешь попасть после выхода из станции. Хотя, возможно, что ничего и не заметишь.
Выбежав на поверхность, Варфоломей поймал взглядом зеленую сеть, тянувшуюся за Марией и ее преследователем. Эта сеть была чуть ли не единственным объектом окружающего мира, сохранившим более-менее предметную структуру.
Здания, мимо которых пробегал Варфоломей, сжимая в руках черный тубус, то вытягивались вверх, то вжимались в землю, доставая до уже проступивших на сером небе звезд, иногда скручивались в узел или моргали огромными глазницами, которые, нужно думать, когда-то были окнами.
За несколько лет Вар привык к реальности в которую периодически погружался. Мало того, хотя он и не знал наверняка, но чувствовал, что этот искаженный мир и был на самом деле настоящим. Он был более полным, не ущербным и естественным, давал возможность воспринимать себя не только через маленькие окошки пяти физиологических чувств. А мир в котором жило большинство, и сам Вар когда-то, был просто серым отпечатком, рафинированной и упрощенный копией. Кто-то создал эту копию специально для большинства зная, что они не смогут совладать с собой и затеряются в реальности, что сейчас и происходило с Марией. Но в отличии от девушки Варфоломей хорошо осознавал все с ним происходившее и сжимая в руках тубус следовал за полотном блестящих синевой нитей.
Когда цель была достигнута, Вар оказался посреди пещеры обросшей ярко зеленым мохом, который мерно колебался как от порывов ветра, коего, ясное дело, не было.
Если говорить о зрительном образе, то нельзя сказать, что это было именно пещерой. В реальности раскола визуальная информация составляла лишь маленькую часть всего восприятия. По сути Вар видел только волны материи то быстрее, то медленнее перемещавшиеся и перетекающие одна в другую, но для того чтобы самому не раствориться в них он как будто предавал всему окружающему искусственную предметность.
И так осознавая себя в огромной пещере Вар всматривался в самую глубину ее, где видел громадное переплетение из лапок и щупалец из-за которого время от времени выглядывали испуганные глаза Марии.
Рот ее был залеплен густой зеленой жижей, точно такой же, на которой она болталась. При этом девушка могла дергать руками и ногами, извиваться и бросать отчаянные взгляды куда угодно, лишь бы не всматриваться в склонившееся над ней чудовище.
Каргах специально не обездвижил ее полностью. Обеспеченная возможностью давать хоть какой-то выход страху и через непрерывные подергивания и извивания Мария только усиливала его.
Существо продолжало метаморфозу своего отвратного тела, пока несколько тонких рыжих лапок, лоскутами срывали одежду с девушки. От невообразимого нервного перевозбуждения железы Марии работали с запредельной активностью, выбрасывая в кровь просто непередаваемое количество биологически активных веществ. Каждый миллиметр ее тела пропитывался гормонами подобно губке, что и было нужно чудовищу.
Варфоломей уже выбрал удобную позицию для атаки. Половинки тубуса разъединились, повиснув у него на шее, и руки сжали серебряный металлический предмет по форме напоминавший бейсбольную биту. Он ждал пока Каргах преобразиться полностью и откроет свое слабое место.
Из монстра вырастали все новые и новые члены, о предназначении которых можно было только догадываться, причем один отвратнее другого. Из того, что раньше было телом рыжебородого мужика, вытянулось что-то огромное, и это самое тело сдулось совсем.По видимому, это бы коопулятивный орган. По участившимся судорогам тела Марии, Варфоломей понял, что это дошло и до нее.
- Пора!- одно сильное усилие ног и Вар, как на пружинах, взлетел над тварью с занесенной над головой битой, он намеривался опустить ее прямо на то, что напоминало голову чудовища, через кривую щель в которой была видна пульсация серого слизистого мозга. Подлетая вверх Варфоломей будто впитывал в себя силу окружающей материи и пространство вокруг него задрожало как раскаленный воздух в жаркую погоду.
В этот момент девушка увидела Вара, поднимавшегося над неоформленной массой из щетинистых лапок, клешней и щупалец. Она от неожиданности замерла, чем и насторожила чудище. Каргах еще не понял, что произошло, но он был уже предупрежден. Почувствовав свист высекаемый битой Варфоломея из воздуха он, как муха, в долю секунды отклонился в сторону и лишил удар убийственного заряда, который в него вкладывала рука Варфоломея. Раздался громкий треск и Каргах пошатнулся. На мгновение это вывело его из равновесия, но быстро опомнившись, он повернулся к Варфоломею и, подняв несколько тонких, заостренных как шпаги и длинных лапок, понесся на неприятеля. Разворачивая свою тушу, он неосторожным махом острой клешни высек из воздуха резкий звук, впившийся во что-то мягкое и хрустящее.
Единственный момент, который мог принести безоговорочную победу был упущен и в открытой схватке шансы сместились не в сторону Варфоломея. Но он был уже готов и в воссоздав в мыслях новую схему принялся отбиваться и уклоняться от резких быстрых атак, и когда удавалось выхватит момент, прицельным ударом разбивал один за одним черны глазища, попутно круша другие части тела монстра. Иногда черная извивающаяся масса, казалось, полностью поглощала его, но тем не менее, не один член Каргаха не касался тела Варфоломея, он, нарушая законы физики, буквально просачивался через сотни острых как шпаги отростков и с молниеносной скоростью размахивал битой. Один за одним Вар отсекал куски громадного тела приближая исход поединка.
В конце концов мразь ослабла и ослепла, а через щель в уже не защищенном черепе вновь показалась та точка в которую Варфоломей метил с самого начала. Один резкий удар, наполненный больше не яростью, но досадой за то, что его не удалось произвести именно так, как было задумано изначально, и тварь замерла.
Через пару секунда обездвиженная масса задрожала и как будто всосалась в кожаный обвисший мешок, который по окончанию этой метаморфозы опять превратился в рыжебородого мужика, бессознательно лежавшего на ярко зеленом мхе.
Варфоломей открутил рукоятку биты, обнажив острое, с ладонь длинной, шило. Подставив его к глазнице неподвижной рыжебородой головы, он направил острие так, чтоб оно пробило тонкую верхнюю стенку глазницы, попав в участок мозга в районе лба. Негромкий хруст, рыжебородая голова дернулась и мягко опустилась наземь. Убивать не было смысла, тем более так бы он свел на нет все свои предыдущие старания. Через пару часов рыжебородый очнется, если только то состояние, в котором он будет пребывать остаток жизни, можно назвать явью.
Варфоломей поднял глаза на стену, на которой все еще весела Мария, точнее висела ее верхняя половина от которой к полу тянулись обрывки внутренностей, переходя в нижние конечности, неестественно лежавшие на полу. Он с досадой вздохнул и подошел к обездвиженному лицу. Сорвав с него комок липкой слизи, он всмотрелся в уже помутневшие глаза. Гримаса ужаса, застывшая на побледневшем лице, преображала его в нечто еще более непривлекательное, чем клочья плоти, разбросанные под ним. Части тела находились в центре громадного кровавого пятна. Варфоломей почему-то задумался о сходстве с пятном от пакета молока, который кто-то изо всех сил бросил в стену. Правда, цвет был не белым, а багрово красным.
Он с досадой вздохнул. Открой девушка глаза чуть позже, будь этот Каргах чуть менее внимателен, или чуть сильнее охвачен чувством грядущего лакомства, и исход был бы другой. Вар подумал о том насколько маленьким было отклонение от алгоритма и как кардинально поменялся исход. Хотя, что значит кардинально? В масштабах общей цели, размеры который были не соизмеримы со значимостью жизни Варфоломея, Марии и даже этого рыжебородого вместе с тварью, (уже навечно заточенной в нем без возможности проявить хоть малейший признак своего существования) таким же «чуть-чуть» была и цена победы.
Варфоломей сидел на мягком потрепанном кресле и всматривался в огоньки, рассыпанные по высоким и не очень зданиям за окном. Реальность вернулась к своей прежней форме и воспринималась как что-то намного более конкретное, чем пару часов назад, точно также, как и реальность вкуса большого сочного гамбургера. Варфоломей ел уже третий, запивая большими глотками холодной газировки. Правда желтый логотип ресторана был желтей и ярче обычного, что напоминало ему о пережитом происшествии.
Дожевывая последний кусок и намереваясь достать из кармана кисет с табаком, Варфоломей обратил внимание на яркую (все так же неестественно) татуировку с изображением морды питбуля. Рисунок была окаймлен вычурными надписями, которых он разобрать не смог. Собака скалила острые зубы, и ее дикая морда создавала резкий контраст с инфантильным лицом молодого парня, на предплечье коего была начертана накожная масть. Второй рукав молодого человека не был закатан подобно первому.
-Наверно на другой руке нет татуировки.- Подумал Варфоломей
Парень сидел в окружении молодых людей, очень пестро одетых, обнаженные участки кожи были обсеменены пирсингом во всех его проявлениях, а речь изобилировала цитатами последних интернет мэмов. Варфоломей с интересом наблюдал за ребятами, у них из-под кожи то и дело выплывали новые булавки, гвозди, кольца и туннели, которые, как казалось Варфоломею, переползали с одного лица на другое, а разноцветные рисунки на одежде то вспыхивали ярче то затухали.
Он смял обертку от гамбургера и заметил, как буквы на ней ожили и ручейками, как будто, затекли под кожу предплечья, проступив на ней несколькими строчками. Присмотревшись и ничего не разобрав, Варфоломей достал кисет и причмокивая остатками газировки скрутил несколько сигарет.
Еще некоторое время после того как Вар перестал покупать сигареты в пачках, порции густого дыма не унимали желания затянуться фабричной сигаретой, хотя та и имела горький привкус жженого картона. Варфоломей объяснял это тем, что кроме никотиновой зависимости развивалась еще какая-то, возможно как раз от того, что при сгорании и девало этот мерзкое картонное послевкусие.
Выйдя на улицу он запустил несколько шаров ароматного дыма в ночной город и отстранив от о рта руку с сигаретой всмотрелся в строчки на предплечье и прочитал.
«вот, Адам стал как один из Нас,
зная добро и зло;
и теперь как бы не простер он руки своей,
и не взял также от дерева жизни,
и не вкусил, и не стал жить вечно.»