В БАШКИРИИ ПОД УФОЙ.
Когда-то в старинные советские времена я работал в Союзгипролесхозе, куда был направлен из московского «института инженеров водного хозяйства» по распределению, в одну из проектно-изыскательских партий.
В то лето моя партия (в количестве 8 человек) работала в Башкирии на территории междуречья рек Белая и Уфа неподалёку от города Уфы.
Жили мы в небольшой деревеньке с населением состоявшем из бащкир и русских (которые здесь появились ещё в 17 веке). Я жил в доме у русской старушки вместе с одним из наших сотрудников Петей.
Когда мы рано утром шли вместе к дому начальника, где стояла изыскательская машина, на которой нас потом отвозили на объект (большой заболоченный лесной массив, где мы делали топографическую съёмку), то деревенские мальчишки кричали нам вдогонку: "Тарапунька и Штепсель! Тарапунька и Штепсель!" из-за того, что я был высокого роста, а Петя маленького.
Это очень не нравилось ему, и он стал вставать немного раньше меня, чтобы по деревенской улице уже идти одному. И он добился своего, теперь уже никто ему не кричал обидные для него слова, да и мне, выходившему на улицу позже него тоже.
Хотя в этой деревне русских было больше чем башкир, но участковым милиционером был башкир Толгат, который был им назначен этой весной,после его возвращения в родную деревню из армии.
Русское население было не против его назначения на эту должность, ему был чужд национализм (который вероятно выветрился после службы в советской армии).
У него было много друзей, даже больше среди русских, чем среди своих единоплеменников, потому что он любил выпить, а среди коренных башкир это однозначно не приветствовалось.
В выходные дни он любил попить пивка. Ему это удавалось сделать без ущерба для своего кармана. Когда-то просёлочная дорога, виляя по здешней местности, проходила через середину этой деревни.
Потом, эту дорогу спрямили и покрыли асфальтом, она теперь стала проходить чуть в стороне, за деревенскими огородами.
У этой дороги, с другой стороны от деревни, построили из белого кирпича добротный универсальный магазин. Короткий путь к этому магазину шёл по меже между огородом хозяйки моего жилья, и огородом соседским.
Талгат по своей должности знал всех приехавших в его деревню новых людей. У меня с ним сложились хорошие и добрые отношения.
По выходным дням я иногда выставлял на подоконник открытого окна свой магнитофон «Яуза» (весил он более 20 кг), привезённый с собой сюда, и включал разные свои магнитофонные записи.
Под окном собиралась деревенская молодёжь, и если позволяла мелодия, то танцевали под неё. Иногда приходил и Талгат, который садился на находившуюся рядом хозяйкину лавочку у её дома и внимательно слушал. Больше всего ему нравились песни Пётра Лещенко.
В некоторые дни любил Талгат расслабиться, для чего направлялся к новому магазину, и проходя мимо моего жилья звал меня с собой попить пивка, я говорил спасибо и вежливо отказывался.
Там он изобретательно удовлетворял свою потребность в жигулёвском пиве (а другого пива тогда там не было). Проезжающие мимо магазина некоторые водители редких в ту пору машин обычно не притормаживали, но не тут то было! Стоявший у магазина Талгат, тут неожиданно выскакивал на проезжую часть дороги и что есть силы свистел в свой свисток.
Шофёра вынуждены были останавливаться, и, выходя из кабины, шли к нему. Тот у них требовал предъявить их права, они виновато извинялись, и, боясь прокола, заискивающе просили взять с них штраф.
Дело заканчивалось тем, что шофёр заходил в магазин и с несколькими бутылками пива возвращался обратно, и ставил их на травку в магазинном дворе.
Далее бывало по-разному.
Иные водители вместе с Талгатом усаживались на мягкую травку, другие быстро уезжали. К концу дня он уже с трудом стоял на ногах, и с трудом дуя в свисток, лез прямо под колёса проезжающих машин, риску под них попасть.
Вездесущие мальчишки прибегали ко мне, мой дом был самым близким к этому магазину и говорили, что Талгат уже пьяный. Я сразу сообщал об этом его друзьям, и они быстро приходили на выручку своему другу, и я видел, как они тащили от магазина упирающегося любителя жигулёвского.
У Талгата был свой новый дом, который ему предоставила местная власть, и вот туда на его пустую веранду они и укладывали его. К вечеру он высыпался, и уже в штатской одежде со своими друзьями отправлялся на танцы в местный клуб. Талгат был холостым, вот там он и надеялся найти себе подругу жизни.
Однажды по деревне прошёл слух, что у Талгата украли пистолет, вытащили из кобуры, когда тот пьяный где-то лежал. Теперь он ходил по деревне мрачнее тучи и трезвый. Никто к нему ни с какими вопросами не обращался. Так было несколько дней, и потом я вновь увидел его весёлым, оказалось, его пистолет нашёлся. Ему его подбросили на закрытую веранду, когда он спал дома.
Когда у Талгата пропал пистолет, криминальный элемент всполошился.
Если уволят Талгата, то наверняка пришлют нового участкового из района, а этот наш местный, его знают как не вредного человека, и все к нему хорошо относятся. Тогда они быстро выяснили по «своим каналам», кто это сделал, и приказали тому срочно вернуть Талгату его оружие.
И всё стало, как и прежде.
Но теперь Талгат к магазину пить пиво уже не ходил один, а только с верными друзьями.
Но такое времяпровождение продолжалось недолго.
Талгат не зря ходил на танцы, ближе к осени, встретил он там девушку Тамару, которая, несмотря на его пьяную славу, сумела увидеть в нём своего будущего суженого.
Она мигом прекратила его встречи с друзьями-собутыльниками, у неё появился животик, и теперь Талгат везде, задрав нос, гордо появлялся с ней под ручку.