Ленин как феномен Серебряного века

Петр Лебедев
Тема эта глубочайшая, обширнейшая по наполнению, и нет никакой возможности охватить ее даже бегло в небольшом очерке. Но с несомненностью можно привести тезис о том, что Ленин как феномен Российской истории был подготовлен всем идейным и даже мистериальным ходом русской культуры конца XIX - начала XX века, причем ее модернистким крылом в первую очередь. Здесь можно говорить, например, о его предложении относиться к вооруженному восстанию как к искусству (это более радикально, чем поджог Рима ради театрального вдохновения императором Нероном)...

Я рассмотрю немного только один аспект, очень важный в свете поставленной темы: Ленин и Ницше. Исследователи М. Горького приписывают ницшеанство этому пролетарскому писателю, тоже носившему густые ницшеанские усы, герои которого постоянно разражаются трескучими и бессмысленными афоризмамми аля-Ницше. Но гораздо важнее то, что Ницше был кумиром религиозных философов (Бердяев, Шестов, Мережковский, Розанов) и поэтов-символистов (А. Белый и его круг, Вяч. Иванов), которые действительно увидели грядущее, а, может быть, и создали его - точнее, сотворили духовную матрицу, прообраз будущего, в которую вписался Ленин, потому что обладал нужными свойствами.

Ленин и есть настоящий русский Ницше. Глумливый стиль его "Философских тетрадей" и "Материализма и эмпирио-критицизма" - один в один стиль Ницше, громящего Канта и иже с ним. Я не забуду то отвращение, с которым был вынужден изучать Ленина в оригинале в свои 17-18 лет. Я понимал под философией что-то совсем другое, вовсе не жар полемики и риторики. Вовсе не политически инспирированную попытку хождения эрудированного графомана по головам настоящих мыслителей.

Совместив эти факты, я понимаю, почему испытываю от Ницше то же инстинктивное отвращение, что и от Ленина. Но эта эстетика связанна и с тем, что Ленин нам усиленно навязывался - с его ненавистью и негативом, в ту пору, когда душа стремилась любить и созидать. И Ленин казался таким же "гадом", каким впоследствии, будучи прочитан, оказался Ницше. Но в Ленине это "гадство" было и данью моде Серебряного века. Вспомним, хотя бы, Брюсова, заявившего Белому в виде шутки: Вы с Христом, с сильным; это не по рыцарски, а я буду с Гадом, со слабым, ибо Гад победится. Так и вышло.

Недавно прочитал очень правильную, на мой взгляд, статью Бонецкой Н.К. "Русский Ницше" в "Вопросах философии".


Процитирую оттуда абзац, который очень раскрывает суть полемики вокруг Ницше в среде религиозных философов.
"Шестов, как бы не заметив язычества Ницше, принял целиком его судьбу и личность; Мережковский же связал гибель мыслителя с «ошибками» его воззрений. Вместе со всеми прочими русскими философами исток ницшевской катастрофы он усматривал в атеистическом credo, разрушавшему шаг за шагом душу. Ницше любил рок – но не до конца, «не святой любовью»: роковая необходимость не превратилась для него в свободу и рок не сделался «живым, родным Богом-Отцом». Тем самым, рассуждает Мережковский, Ницше и сердцем не познал Христа, открывающегося именно в любви к Богу. В богословии Мережковского 1900 года – Мережковского «двоящихся мыслей» (Бердяев) – Божество мыслилось преимущественно двуипостасным. «Я и Отец – одно»: постижение этих слов Христа (Ин. 10, 30) Мережковский считал апокалипсическим заданием человечеству. Ему же самому ведома эта «величайшая» тайна, - ей посвящена по сути вся книга о Толстом и Достоевском. Ключом к «тайне» оказался опять-таки Ницше. А именно, речь для Мережковского идет о соединении «двух правд» - «Богочеловека и Человекобога, Христа и Антихриста». Ведь Бог древних иудеев и язычников, по Мережковскому, – это Антихрист, Человекобог, - мститель и ревнитель, бог кровавых жертв, «паук» Ницше и Достоевского. Воплощенное зло, божество это отменено – хотя и не до конца – Христом". Конец цитаты.

Чрезвычайно важно это противопоставление ветхозаветного Бога-отца и Христа, - причем первый мнится "богом кровавых жертв", ставрогинским пауком, злым богом - Антихристом, которому Иван Карамазов возвращает билет в царство Божие, - тем самым, кого потом пытались видеть в Ленине, и таинственном снятии этого противоречия в христианстве, его преодолении в тождестве Отца и Сына, что и дает, по-моему, правильное понимание антихристианства Ленина и всей богоборческой традиции с ним связанной, ее религиозного содержания, раскрытого мыслителями Серебряного века.