Глава первая
«В пальцах дрожь. С чего бы вдруг?
Что-то злое рыщет тут!».
У. Шекспир «Макбет»
– Всё очень просто! – деловито рассуждал Аркаша Сапожков. – Элементарная арифметика…
– В элементарной арифметике нет таких иероглифов! – огрызнулся Пашка Гераскин.
– Каких иероглифов? – удивился Аркаша. – Где?
– Да вот же! – Пашка раздражённо ткнул пальцем в планшет. – Это что за загогулина?
Мальчики шли по аллее Гоголевского бульвара, направляясь к зданию биостанции, и Сапожков пытался на ходу разъяснить Гераскину принцип замысловатой формулы расчёта «чистой» индивидуальной изменчивости организма. Гераскину же сегодня, похоже, взбрело в голову прикинуться лаптем – с завидным упорством он сопротивлялся самым доходчивым объяснениям. Аркаше даже казалось, что Пашка над ним издевается, изображая недотёпу. Но, в силу своего характера, каких-либо подозрений он не высказывал, а продолжал искать путь к взаимопониманию. Вот и сейчас он присмотрелся к смутившему друга условному обозначению и облегчённо вздохнул, убедившись, что ничего лишнего и непонятного для него, Сапожкова, в формуле за последние две минуты не прибавилось.
– Что ты меня путаешь, Гераскин? Это не «загогулина», а константа, – сказал он.
– И что она констатирует? – ехидно осведомился Пашка.
– Что хочешь! Просто подставляешь вместо неё нужное число и…
– Подожди! – рявкнул Пашка. – «Константа» – это постоянная. А у тебя что за «постоянная», если вместо неё что угодно можно подставить?
Аркаша обречённо покачал головой, мол: «За что мне всё это?»
– Это не обычная константа, потому и обозначается она не обычно, – снисходительным тоном сказал он. – Она обозначает число генов некой здоровой особи вида N. Это число постоянно, как ты, без сомнения, знаешь?
Пашка пораженчески кивнул.
– Так вот! – продолжал Аркаша. – А эта, выражаясь твоим языком «закорючка», означает число эндогенных ретровирусов* в геноме… Теперь попробуем посчитать! Например, возьмём число генов сапиенса: двадцать шесть тысяч…
– Ребята, привет! – отвлёк их от мира цифр высокий голосок.
Сапожков и Гераскин подняли глаза от планшета. Перед ними стояла Алиса. Одета она была в штаны и футболку от комплекта стандартной лёгкой полевой экипировки юннатов. И зелёный цвет этой формы вкупе с бледным, несмотря на загар, лицом, делали девочку похожей на красивый, но поникший цветок подснежника. Озабоченность легко читалась в её облике. Более того, можно было утверждать, что она расстроена. Мальчики поздоровались.
– Вы Бастинду не видели? – спросила Алиса.
– Нет, не видели, – хором ответили ребята.
– Я её уже дня три не видел, – пощипывая мочку уха, уточнил Аркаша.
– Нет-нет! – возразила девочка. – Позавчера она ещё была. Мы играли. Она Паше руку оцарапала. Да, Паш?
– Не помню, – насупился Гераскин, пряча левую руку за спину.
– А вчера она не появлялась, – вздохнула Алиса. – И вот сегодня нет… Как в воду канула!
– Ага! – хохотнул Гераскин. – Растаяла!
– Да ну тебя… – грустно сказала Алиса.
– Может, окотилась – вот и таится, – пожал плечами Сапожков.
– Точно! – поддакнул Пашка. – С кошками всегда так: раз – и приплод! Про них даже поговорка есть…
– Да, по ней не заметно было, что она готова котят принести, – растеряно моргнула девочка.
– Дурное дело не хитрое, – хихикнул Пашка.
Но Алиса его весёлый настрой не разделила. Своё мнение о неуместности шуток она выразила тем, что одарила Пашку свойственным ей загадочным взглядом, в котором сочувствия к бестактности паренька было больше, чем укора за распущенность его языка. Гераскин смущённо потупился.
– Найдётся! Куда она денется, – не проявляя особой заинтересованности, ободрил Алису Сапожков.
– Да. Конечно, – согласилась та и побрела вдоль невысокой живой изгороди из чёрной бузины, периодически раздвигая ветки или заглядывая под кусты.
Сапожков вернулся к своей формуле, невнятно ворча под нос то ли математические, то ли магические заклинания. Пашка всё смотрел вслед Алисе: как она, ласково зовя «Бася! Бася! Кыс-кыс! Кыс-кыс!», сворачивает с аллеи к бассейну с дельфинами, огибает его и направляется к загону с вараном Израэлем.
– Алиска! К Изу не подходи! – закричал Гераскин.
– Я и не собираюсь к нему, – отозвалась удивлённая девочка.
– Не маячь рядом. Он после спячки малость не в себе, – пояснил Пашка.
Аркаша вынырнул из своих мыслей и скептически заметил:
– Он вышел из спячки месяц назад.
Уловив подвох в словах приятеля, Пашка встал в позу.
– Что это ты хочешь сказать, м?
– Только то, что агрессивность у него в крови, а не от избытка сна.
Талантом с бесстрастностью айсберга констатировать свои умозаключения Сапожков без труда вызывал уважение у окружающих. Но превосходное умение Аркаши изображать холодильник само по себе немного стоило без его исключительной наблюдательности и прозорливого ума. Иногда эти особенности Аркаши оказывались слишком вычурными, чем сильно раздражали Гераскина. Вот и теперь…
– Много ты понимаешь! – рассердился Пашка и поспешил к шарящей по кустам возле вараньего вольера Алисе.
– Гераскин, не сдашь зачёт по аллелям** – не получишь доступ в лабораторию! – строго окликнул его Аркаша.
Но Пашка только отмахнулся. Он взял Алису под локоть и повлёк прочь от вольера, уверяя, что знает места, где наверняка прячется кошка. А возле Израэля ни ей, ни Селезнёвой делать нечего!
* * *
Бастинда жила на биостанции четвёртый год. Среди разношёрстной, пернатой, чешуйчатой или закованной в хитиновую броню братии обширного юннатского хозяйства она была почётным представителем «обычных животных». Ничем экзотическим или выдающимся Бастинда не отличалась – банальный экземпляр одомашненного вида Felis silvestris окраса табби-макрель.*** Вот только дома у неё не было. Ибо в силу дремлющих в любой порядочной кошке диких инстинктов к одному месту она не была привязана, не имела своего угла, а бродила где вздумается по территории биостанции и примыкающей парковой зоны с гордо поднятым хвостом, как знаком своей независимости. Но дабы одержимые идеей переловить всех беспризорных животных активисты санэпидемслужбы не спутали independence**** кошки с бесхозностью, юннаты всё же снабдили Бастинду подтверждающим её прописку на станции Юных Биологов документом – ошейничком с кулоном-биркой.
Несмотря на свою мизерную привлекательность для пытливых умов юных учёных как объект научного исследования, Бася не жаловалась на недостаток юннатской симпатии и любви. Что не странно – статус всеобщей любимицы очень легко завоёвывается любой кошкой, если она достаточно сообразительна и умеет преподнести себя обществу. И Бастинда была умна, хоть и со своим кошачьим приветом. Точнее будет сказать, что была она приветлива, но себе на уме.
Она любила ласкаться, но не выносила тисканья. Была игрива, но никогда не заигрывалась. И ещё она знала, в котором часу на биостанцию начинают подтягиваться школьники, и поджидала их на крыльце – ни дать ни взять строгий швейцар. И ей обязательно давали на лапу! Это стало своеобразным ритуалом, и потому отсутствие у парадного входа кошки сперва удивляло ребят, а после серьёзно обеспокоило.
Совместные поиски кошки Алисой и Пашкой не принесли никаких результатов. Гераскин, впрочем, не особо старался, а всё поминал предположение Сапожкова, что Баська просто нашла укромный угол, чтобы прибавить в числе. «Скоро объявится, – уверял он Алису, – а с ней целый выводок маленьких Бастиндочек!»
Но прошёл день, другой, а кошка не появлялась. В среде юннатов уже зрела нешуточная встревоженность. Пара девочек из старшей группы даже организовала широкомасштабную поисковую операцию, задействовав детей первого-второго класса. Они прочесали всю территорию биостанции и два близлежащих парка; опросили людей из соседних микрорайонов, не видели ли они такую кошку, как на показываемых ребятами викадах; они объездили все приёмники для беспризорных животных; всюду разместили объявления о розыске… Тщетно! Баськи след простыл.
Многие ученики, как Алиса, сильно переживали. Другие им сочувствовали. Как-никак все на биостанции привыкли к Бастинде настолько, что считали её совершенно обязательным, неотъемлемым элементом местной экосистемы. На подобные элементы порой и внимания не обращаешь, таким они кажутся олицетворением постоянства и стабильности. Но вот один из них пропадает, и в общем мироощущении наступает смута и дискомфорт. Эти чувства охватили без исключения всех. Трудно было поверить, что Бастинда ни с того ни с сего вдруг решила поменять место жительства. Но другого объяснения её пропаже не находилось.
Седая печаль простёрла крылья над биостанцией. И особо грустно было слышать, как ребята то и дело вспоминают всякие забавные эпизоды из своих будней с участием Бастинды. Как они обсуждают её повадки и удивительную способность кошки неожиданно оказываться, мурлыча, под рукой или тереться о ногу, а в следующий миг исчезать, чтобы столь же внезапно и таинственно появиться перед кем-нибудь другим. Но теперь она исчезла надолго. Слишком надолго. И перед кем теперь она распушает свой полосатый хвост, было не менее интригующе, чем её продолжительное отсутствие.
* * *
Минула почти неделя, как Бастинда не давала о себе знать…
Апрельский вечер был исполнен тишиной и уютом. Недавно прошедший дождь как будто остудил рвение пчёл и шмелей заготовить рекордное количество мёда. Дружно решили взять паузу в своёй неугомонной суете и бесчисленные скворцы, дрозды, воробьи, зяблики и прочие пернатые непоседы, селящиеся в кронах деревьев биостанции.
Факультативы были закончены, домашние задания сделаны, запланированные опыты проведены, питомцы «живого уголка» получили необходимый уход. И, как всегда, за всеми этими занятиями время пролетело незаметно, и пора бы было возвращаться домой.
Пашка заскочил на минуту в маленькую столовую биостанции. Сегодня в меню была рыба, и повара обещали Гераскину оставить требуху для варана Израэля. Пустынный дракон совершенно не брезговал падалью, особенно, если она, по его разумению, отменно благоухала. Вообще, казалось, что Израэль способен есть всё что угодно, лишь бы от пищи как следует смердело или она бы двигалась. На эту неприхотливость ящера Гераскин не уставал делать акцент, хвастаясь, что содержание такого крупного животного практически ничего не стоит – ведь основу его пропитания составляли объедки с человеческого стола. Периодически, правда, в его рацион добавляли и живых крыс. Что поделаешь, Израэль был из тех хищников, каким терять охотничью сноровку было вредно для здоровья.
С пластиковым контейнером, скрывающим вонючий шматок рыбьих кишок и голов, Гераскин подошёл к вольеру варана. У сетчатого ограждения он застал одного из юннатов средней ученической группы – шестиклассника Багарова. Тот покосился на кухонную тару в руках Гераскина.
– Я его уже покормил…
– Чем? – спросил Пашка, несколько досадуя, что варан теперь не будет в той же мере рад его гостинцу, как если бы он оставался голодным.
– Да так… Из дома… – ответил Багаров.
Говорил он медленно, приглушённо, будто сам с собой.
– Ясно! – усмехнулся Пашка. – Опять какая-нибудь соевая шняга. Ничего, пускай свеженьким подкрепится.
Он вытряхнул требуху на специальный выдвижной поднос в стенке заграждения у самой земли и толкнул его вовнутрь.
Вяло рыскавший до этого момента в другом углу вольера Израэль оказался тут как тут. То ли благодатный запах, то ли знакомый лязгающий звук задвигаемого поддона, всегда предшествующий кормёжке, словно окрылил его. Полосатой стрелой, взбивая лапами пыльные фонтанчики в песке, он метнулся к подносу и с жадностью проглотил угощение. Затем величественно поднял голову со своей извечной злобной ухмылкой и удовлетворённо облизнулся. Красавец!
– Не перестаю им восхищаться, – прошептал Багаров.
Согласие с ним Гераскин выразил немым любованием на своего питомца. Ему очень льстило подобное отношение к варану.
Багарова сложно было назвать «личностью». И даже не потому, что он был невзрачен сам по себе, а из-за его какой-то маниакальной серьёзности, делающей его безликим заводным механизмом. Например, имени его никто, разве что кроме преподавателей, не знал. Он всегда представлялся по фамилии, а в случае расспросов уверял, что подобного обращения достаточно. Он принадлежал тому числу тихонь-зубрил, которые всё знают, но зачем им эти знания, они объяснить не могут. Знания для них, как то злато для Кощея – они над ними чахнут.
Такие индивиды не входили в тесный круг общения Пашки. Он их считал скучилами и задаваками. Но с Багаровым он сошёлся. У них оказался общий интерес – Израэль. Багаров мало что не молился на варана с той самой минуты, когда Пашка по распоряжению матери сдал ящера на станцию. При своей общей индифферентности, если речь заходила об Израэле, Багаров проявлял необычайную для него в прочих случаях страстность. Он мог часами следить за вараном или снимать его на камеру. При этом он всем говорил, что его наблюдения имеют большую важность для этологии рептилий и когда-нибудь он, Багаров, напишет объёмную статью или даже книгу о повадках варана и его родичей. Такая воодушевлённость объяснялась тем, что специализация, то, чему в своём обучении Багаров уделял особенное внимание и изучал с исключительным пристрастием, у этого неприметного задумчивого паренька была связана с выяснением особого значением плотоядности в Природе. При таком раскладе Израэль, как самый крупный хищник на биостанции, за исключением вялого питона Архимеда и дельфинов Гришки и Медеи, для работы Багарова стал даром небес. Быстрый, ловкий, коварный и беспощадный – Израэль был воплощением хищничества. Неудивительно, что Багаров им восторгался. А его восторги в свою очередь проливали бальзам на Пашкино самолюбие. Да и лично самому Гераскину постоянно перепадали от Багарова хвалебные эпитеты за добычу для «живого уголка» такого великолепного животного, как Израэль.
Мальчишки смотрели, как сытый одноглазый бандит обманчиво неуклюже ползает туда-сюда по вольеру, щупая длинным раздвоенным языком воздух и время от времени с силой ударяя по земле хвостом. Он был доволен жизнью.
В стороне раздался жалостливый призыв: «Бася! Кыс-кыс-кыс!»
– Не научное заведение, а какое-то Вавилонское столпотворение с этой кошкой! – фыркнул Пашка.
– Ты так думаешь? – приподнял бровь Багаров.
– Кошка, как кошка. Мало их что ли? – буркнул Пашка.
Багаров стрельнул на него глазами и снова пристально уставился на варана.
– А разве не странно, что она исчезла?
– И ты туда же? Я ничего странного не вижу, – усмехнулся Гераскин.
– Не видишь? – недоверчиво мигнул Багаров.
– В следующий раз не будут экономить на радиомаячках.
– Да, это они упустили из виду…
– Слушай, я уже ничему в здешнем бардаке не удивляюсь! – насмешливо бравировал Пашка. – То у них черепахи теряются, то кошки убегают…
– Ну, да… Ну, да… – себе под нос пробубнил Багаров. – Её так и не нашли…
– Кого?
– Пятнашку…
В вечерней тиши далеко разнёсся надменный смех Гераскина.
– Биологи! Умора, и только! За черепахой уследить не могут. Где уж им за кошками гоняться! Да, Из?
Он подмигнул разглядывающему их варану. Израэль с напыщенным видом показал ему язык и отвернулся.
– Привет, орлы! – к мальчикам подошёл крепкий юноша лет двадцати.
Ростом он был выше среднего, но из-за широченных плеч казался ниже. И всё в нём было таких же крупных, «расширенных» пропорций. На круглом обветренном лице нос картошкой, под ним приветливая улыбка, а выше – исполненные мечтательности глаза цвета огненный махагон.
Ребята поприветствовали гостя. Юноша же вгляделся в Пашкину физиономию и добродушно рассмеялся.
– Постой-ка, братец! А не тебя ли я пару лет назад транспортировал с диагнозом «укус паука» на квартиру одной миловидной особы?
Пашка сконфузился. Что за панибратство!
– Не помню. В отключке был, – сухо открестился он.
– Точно-точно! – вновь разразился приятным глубоким смехом юноша. – Ну, будем знакомы! Стас.
Он подал в приветствии свою пятерню, едва не дотягивающую по размеру до книжного формата А4. Мальчики пожали её и представились.
– Ну, молодёжь, что тут у вас? Varanus griseus? – Стас присвистнул. – Богато живёте!
– Не жалуемся, – самодовольно хмыкнул Пашка.
– Серьёзное животное, – уважительно протянул Стас. – Мне в вашем возрасте о таком только мечтать приходилось.
– Сочувствую, – почти злорадно отвесил Гераскин.
– Так Вы тоже здесь учились? – спросил Багаров.
– Учился? Да я здесь жил, можно сказать! Ну, по крайней мере, когда не пропадал в палеонтологических и археологических экспедициях со своим дядей.
– А теперь что пожаловали? – полюбопытствовал наглый Гераскин. – Ностальгия замучила?
– И так можно выразиться, – кивнул Стас. – Я же на педагога-биолога учусь. Вот и буду у вас практику проходить.
Пашка поморщился.
– Не в курсе, Галина Петровна у себя? – осведомился Стас.
– Нет, у неё семинар с выпускниками в двадцать восьмом кабинете, – поделился информацией Багаров. – Поторопитесь, если хотите с ней встретиться. Они, наверно, уже заканчивают…
– О, спасибо! Побегу! – Стас подал руку на прощание и заметил. – А вольер-то не мешало бы почистить…
– Не на ночь же глядя, – раздосадовано пробухтел Пашка на нежданную критику своего хозяйства. – Завтра суббота. С утра и почистим.
– Правильно! Бывайте, орлы! До встречи на занятиях! – Стас направился к зданию биостанции.
– Новая метла… – процедил сквозь зубы Пашка. – Не успел появиться, уже замечания, придирки…
Багаров молчал и, спрятав подбородок в кулак, о чём-то думал.
– Поможешь прибраться?
– Не могу, – вздохнул Багаров. – Мои завтра на неделю к деду в Норвегию улетают. Ну, и меня забирают.
– Понятно, – прищёлкнул языком Пашка. – Сапожкова запрягу…
Он ещё постоял, взглянул на часы, посетовал, что припозднился, и от матери будет нагоняй.
– Сдашь контейнер? – попросил он.
Багаров кивнул. Пашка простился с ним и с Израэлем и поспешил домой.
* * *
Следующим днём Пашка и Аркаша занялись приданием эстетического благообразия загону Израэля.
Ящер от природы имел весьма строптивый нрав, но некоторые юннаты придерживались мнения, что его дополнительно избаловали. В естественных условиях вараны пытаются сбежать от человека. Лишь загнанные в угол они проявляют прямую агрессию. Израэль не принадлежал к таким пацифистам. Он атаковал первым, а на своей территории терпел только немногих избранных из числа двуногих. И одним из людей, с кем он вёл себя более-менее смирно, был его номинальный хозяин – Гераскин. Ему Израэль даже позволял чесать себя. Но не редко встречал и устрашающим шипением, как остальных, а порой делал пусть ложные, но выпады.
Редкие минуты миролюбия варана никого не могли ввести в заблуждение, и никто не мог дать гарантии, что ему не взбредёт блажь проверить на крепость нервы и плоть дерзнувшего переступить порог вольера человека, к которому он якобы был ранее благосклонен.
Несмотря на то, что он ещё не достиг максимальных размеров своего вида, Израэль отличался изрядной силой и свирепостью, особенно опасной в смеси с хитростью. Часто его ленивость оказывалась ложной, и он показывал чудеса проворства. А его умение высоко прыгать не переставало удивлять юннатов. Пилообразные зубы варана внушали трепет. Его длинные кривые когти не уступали тигриным. Его хвост напоминал кнут, и удар им только подтверждал точность такого сравнения.
Никто не недооценивал потенциальной угрозы, исходящей от серого дракона. Потому строгие инструкции предписывали не заходить к нему в одиночку и без соответствующей экипировки, основу которой составлял скафандр лёгкой защиты. Он отлично выдерживал зубы и когти куда более крупных хищников, чем четырёхфутовый ящер.
Облачившись в такие скафандры, ребята оттеснили древками грабель взбешённого вторжением варана в его нору и закрыли вход широким пластиковым щитом, положив сверху увесистый булыжник. Избавив себя от путающейся под ногами спесивой зверюги, они спокойно занялись своими делами.
Аркаша ухаживал за кустиками тамариска. Они создавали в обиталище варана необходимую атмосферу живости и декоративный эффект ландшафта полупустыни, без чего вольер походил бы на большую заброшенную песочницу. Приложить руки было к чему – вездесущая поросль чертополоха, бодяка и татарника виднелась тут и там в жидкой тени метёлок пустынного растения. Дай волю этим разбойникам – они вымахают под полтора метра и уже своими тенями загубят светолюбивый тамариск.
Пашка же быстро сгрёб в кучу скопившуюся в загоне опавшую листву и сухие ветки с близстоящего дуба, после чего занялся ревизией стенок заграждения. Оно состояло из листов стеклопластикового шифера и сетки. Для укрепления последней на фут от земли была сделана опалубка, залитая кораллитом. В своё время вольер был собран на скорую руку, и за время зимней спячки Израэля без соответствующего надзора порядком обветшал. Шифер расшатался, между листами появились щели. Кое-где сетка порвалась у фундамента. Пашка выявлял хлипкие участки и подмазывал их кораллитовой мастикой из привезённой ребятами бочки.
Он как раз заканчивал с этой процедурой и собирался озаботиться сшиванием шифера припасёнными пластинами, когда за его спиной раздался необычайно взволнованный возглас друга:
– Пашка!
Гераскин подбежал к собирающему в мешки мусор Аркаше.
– Ну? – нетерпеливо начал было он, но тут же осёкся. Глаза его полезли на лоб. – Ч-чёрт… – с шумом вырвалось проклятье из его груди.
В удобном скафандре неожиданно стало очень тесно, особенно горлу.
На ладонях Аркаши лежала грязная полоска. По её истрёпанному замызганному виду невозможно было определить, из какого материала она сделана. Но потускневший серебряный кулончик на ней ни с чем нельзя было спутать…
* Эндогенные ретровирусы – (или транспозоны) одна из составных частей генома человека, млекопитающих и других позвоночных. До недавнего времени считались короткими последовательностями так называемой «мусорной ДНК», утратившими активность вирусными элементами, инфицировавшими геном «древних предков» на заре эволюции. Новейшие исследования показали, что транспозоны способны перемещаться внутри хромосом и активно вмешиваться в ход генной экспрессии, преждевременно останавливая генную транскрипцию, и этим сильно влиять на наследственность. Из-за внешних факторов (радиация, химические канцерогены и др.) транспозоны способны проявлять свою вирусную природу. Некоторые учёные считают их своеобразным движителем эволюции, ответственным за мутации генома.
** Аллели – различные формы одного и того же гена, расположенные в одинаковых участках (локусах) гомологичных хромосом и отвечающие за развитие альтернативных вариантов одного и того же признака.
*** Окрас табби-макрель – «дикий» или «тигриный» окрас с рисунком из параллельных вертикальных полос. Считается изначальным в эволюции окраса кошек.
**** Independence – независимость (англ.)
Глава вторая
«Мы всегда в ответе за тех, кого приручили».
Антуан де Сент-Экзюпери «Маленький принц».
Обнаружение причины исчезновения Бастинды вызвало общий шок, перешедший в траур. Биостанция погрузилась в тягостную скорбь, по-детски безграничную и самоотверженную. Подавленное настроение юннатов передалось их питомцам, и те, кто как, выражали свою солидарность с людьми. Орнитарий не оглашал обычный гомон разнообразных пичуг под предводительством старого Ары. Стояла тишина в зверинце. Белки, хорьки, морские свинки, енотовидная собака, мангуста и кускус из своих клеток настороженно наблюдали за молчаливыми и мрачными юными хозяевами. Ватага неугомонных псов не оглашала окрестности своим лаем и визгами. Забыв свои игры, они не высовывали носов из будок, а проходящих рядом провожали тихим жалобным поскуливанием. Жираф Злодей замер, точно статуя, понуро опустив шею и положив тяжёлую голову на подоконник окна первого этажа. В бассейне, словно большие надувные игрушки, вяло покачивались на воде дельфины. Даже некоторые цветы в оранжерее увяли, уловив концентрацию отрицательных флюидов.
Особенную мистическую драматичность создавала окутывающая трагедию атмосфера загадочности. Вызывало недоумение, каким образом кошка оказалась за полутораметровым ограждением? Что вообще соблазнило её сунуться туда?
Ребята, у которых хватало духу «копать» это дело, пришли к выводу, что Бастинда попала в вольер, спрыгнув в него со стоящего рядом дуба. Чуть выше шиферных щитов как раз находилась ветка, точно украшенный резными листьями бушприт, простёршаяся над загоном варана. Она и могла послужить кошке своеобразным трамплином. Но зачем ей это понадобилось – ответа не было.
Кто-то припомнил, как однажды видел Бастинду отдыхающей в развилке стволов дерева. Может ей нравилось забираться на этот дуб? Он был ей наблюдательным пунктом? Могло сказаться и пресловутое кошачье любопытство, сдобренное наглостью. С вольно бродящими по территории псами и жирафом у Баси давно были налажены дружеские отношения. Что не мешало ей, а даже благоприятствовало чувствовать себя на биостанции хозяйкой. И на правах хозяйки она вмешивалась во всё, что происходило в её вотчине. Так, с прошлого года, когда Израэля переселили из серпентария на улицу, кошка приглядывалась к этому странному ползучему существу.
Что, если Бастинда, – рассуждали юннаты, – на самом деле из-за своего кошачьего интереса и с целью наблюдения за ящером забралась на нависшую над вольером ветку. Известно же, как, например, подобным «дерзким» образом кошки ведут себя с привязанными собаками. Находясь в приделах их видимости, но не досягаемости, они чинно прогуливаются или беззаботно резвятся рядом с псиной, доводя её своей безнаказанностью до исступления. Могла увлечься аналогичной затеей и Бастинда – это было в её характере. Если так, то она либо увлеклась и сама спрыгнула в вольер, либо что-то сбило её с ветки. И этим «чем-то» мог оказаться сам варан. Нет, допрыгнуть до ветки он не сумел бы в любом случае, но его неожиданный бросок мог напугать кошку, и она бы сорвалась вниз…
Версия была слабой и не отвечала на сопутствующие вопросы. Почему никто не слышал шума борьбы? Могла ли она происходить без крика кошки? Как никто не заметил, что ест варан? Проглотить кошку за раз он вряд ли бы смог, а, значит, он её растерзал…
После таких логических заключений желание углубляться в подробности произошедшего и дальше заниматься его анализом отбило напрочь даже у самых стойких и бесстрастных ребят. Нужно признать, что этому способствовало и кардинальное изменение отношения большинства детей к Израэлю.
В природе серый варан занимает вершину пищевой пирамиды и собирает обильную дань со всех её нижних ярусов. Его стол ломится от разносолов: насекомые, моллюски, ящерицы, змеи, черепахи, зайцы, суслики, песчанки, ежи, птичьи яйца и сами птицы – варану всё годится. При случае он может полакомиться и джейраном или ягнёнком. От взрослого ящера не поздоровится и его основным конкурентам – шакалу и камышовому коту. Серый варан грозен и опасен – недаром его иногда называют «крокодилом пустыни». Много на Востоке про него ходит чёрных легенд и примет. Но злость его редко преувеличивают. В своих атаках варан способен вселять ужас. Когти его крепки и сильны. Зубы легко режут плоть, а укусы чреваты воспалением – слюна варана токсична.
Да, на биостанции Израэль питался в основном отходами. Не брезговал он собачьим кормом, продуктами из искусственных белков, глотал куриные яйца, хрумкал раков с реки, перепадала ему рыба с рациона дельфинов. И такая непритязательность в выборе съестного во многих усыпила бдительное знание, что Израэль не своенравный падалеяд с дурными манерами, не ленивый увалень, перебивающийся редкой удачей схватить зазевавшуюся агаму. На самом деле он активный свирепый хищник, сопоставимый с леопардом.
Также пристального внимания к себе требовала ненасытность варана. Если была еда, он не успокаивался, пока не съедал её всю. Добавь ещё – и он снова будет есть! Никто не проверял, сколько в ящера может влезть пищи, но никто и не сомневался, что её количество будет превышать его собственный вес. Ожирение – частый недуг содержащихся в неволе варанов, поскольку меры они не знают, а хозяева принимают их обжорство за настоящий голод. Юннатов же было не провести. Они знали о такой особенности вараньего аппетита, и ящеру редко перепадало более трети килограмма снеди в сутки. Дополнительно в профилактических целях Израэлю устраивали голодовки – день через три. Тогда на его вольере вывешивалась табличка со строгим предупреждением «Сегодня не кормить!».
Именно прожорливость Израэля, – по выводам «следственной группы», – сыграла ключевую роль в судьбе Бастинды. И если раньше лишь единицы высказывали робкие сомнения по поводу целесообразности содержания на биостанции такого бесноватого существа, то в свете последнего печального события подобный вопрос ставился ребром уже практически всеми.
Во мнениях о злополучном полосатом драконе юннатское сообщество биостанции разделилось на три части. Ученикам первых-вторых классов Израэль представлялся исчадием ада. Они были ещё совсем детьми, и большинство из них впервые воочию столкнулось с суровой действительностью, царящей за цветастым магическим занавесом науки биологии. Малыши острее остальных переживали безвременный и страшный конец Бастинды – имея лишь ограниченный допуск к уходу за другими животными станции, они уделяли ей особое внимание и были привязаны к ней по-особенному. Кроме того, Бася как жертва и вообще, с эстетической точки зрения человека как более симпатичное животное, вызывала жалость. Соответственно, Израэль – ненависть. Детское сердце не знает полутонов, и два эти противоположные чувства в душах первоклашек занимали равные бескомпромиссные стороны. Умерять гнев малышей было занятием неблагодарным. По крайней мере, пока варан продолжал находиться у них на виду и, как казалось по его вечно ухмыляющейся морде, торжествовать. Опасность вымещения детьми обиды была столь явной, что Стасу пришлось позаботиться об организации дежурства у вараньего загона. Занимались им выпускники, и благодаря их бдительности Израэль избегнул участи быть закиданным камнями.
Вторая группа состояла из одноклассников Пашки и его приятелей из параллельного класса. Им тоже было тяжело смириться с потерей кошки, но дружба и знание о сложном характере кудесницы Природы обязывали их к тактичности, которую они и проявляли, каждый в доступной ему мере.
И третий блок со своим суждением о варане и его лиходействе объединял старшеклассников. Опечаленные не меньше других, они, однако, сохраняли видимость спокойствия и придерживались философского настроя. Им уже не раз приходилось терять любимцев, и пусть неестественность конца Бастинды несопоставима с уходом в лучший мир какого-нибудь престарелого хомячка, ребята эти давно свыклись с тем, что за спиной цветущей Жизни всегда стоит Харон, холодный и безучастный к людскому горю и радости.
Три мнения об Израэле от резкого неприятия до примирительного сочувствия имели одну общую ключевую мысль: варан более не может содержаться в условиях школьной биостанции. Мотивация оставалась старой сказкой на новый лад: повышенная агрессивность, опасная для окружающих. Но все понимали, что за этим эвфемизмом скрывается нежелание иметь перед глазами постоянное напоминание о трагедии в виде её главного персонажа.
Первые предложения, точнее, гневные призывы к депортации варана прозвучали ещё в субботу. Но из-за траура и общего подавленного настроения поддержки они не нашли.
Дебаты начались с понедельника. По двое-трое ребята, кто эмоционально, кто тихо и задумчиво обсуждали эту проблему в коридорах и кабинетах школы. Далее, разрозненные пары и тройки объединялись и находили, что взгляды их сходятся. И вот уже целые классы проводили совещания и голосования. Как ручьи объединяются в реку, так и отдельные голоса слились в общий шумный поток, выплеснувшийся во вторник митингом перед зданием биостанции. По его итогам был вынесен вердикт: передать серого варана Израэля попечению специализированного зооцентра.
Для Гераскина такое решение не стало неожиданностью. Предчувствие чего-то подобного зародилось в нём почти сразу, как Аркаша нашёл ошейник. И с каждым часом оно росло, становясь уверенностью в неизбежном. Оно скреблось крысой в сердце, царапая душу, и непрекращающаяся тихая, но нудная боль питала и тоску, и гнев, а вместе они превращались в уныние.
Алиса утешала озлобленного Пашку, говоря, что директор зоопарка, в который собираются передать Израэля, друг её отца, а значит, отличный специалист, и в коллективе своего учреждения бездарей не держит. Варан попадёт в отличные руки, – уверяла она, – в отделении герпетологии зоопарка ему обеспечат необходимый комфорт, ничем не хуже того, к какому он привык на станции Юных Биологов.
Пашка молча соглашался. Он и без слов подруги понимал, что его любимца отправляют вовсе не на живодёрню, а вверяют заботе внимательных профессионалов. Но осознание этого не облегчало его скорби, а сыпало на душевную рану соль ревности. Разве он хуже всех этих эмэнэсов* и кандидатов? – бушевала Пашкина гордость. Разве не он выходил Израэля? Не его ли стараниями ящер (и с этим соглашались все) со временем мог достичь рекордных размеров для своего вида? Уже сейчас он вдвое превосходит нормы роста своих родичей, описанные в зоологической литературе.** Честолюбивому мальчику было обидно передавать взрослым такую своеобразную эстафету. И ведь почти у самого финиша!
Но без возражений, скрипя сердцем и зубами, Гераскин принимал верность доводов друзей и мирных увещеваний старших ребят, почему варана нужно отдать. В противном случае, ни ему, ни Пашке житья не будет на биостанции – им постоянно будут поминать жертву Бастинды.
Нет, проклятья пока сыпались лишь в адрес Израэля, но Пашка уже затылком чувствовал полные порицания взгляды. Он привёз варана на станцию – он и в ответе за него и его кровожадность. Косвенность его вины не имела значения – он был виновен в появлении убийцы и поэтому стал его соучастником. Но больше и наоборот! Это он, Гераскин, убил Баську. Просто Израэль стал его орудием убийства.
От таких мыслей хотелось забиться в самый дальний тёмный угол Галактики и не высовывать из него носа до конца своих дней, спрятавшись от всех. Кроме себя – главного обвинителя, судьи и палача, объединённых воедино в стенающей мальчишеской совести.
* * *
Исполнение приговора произошло в четверг…
Хмурый Гераскин в сопровождении Алисы брёл к корпусу биостанции. Ребят ждал факультатив, но Пашка на него не торопился – он свернул с главной аллеи к вольеру Израэля. Алиса без вопросов последовала за ним. Ей всегда было интересно с Пашкой. Выдумщик и балагур, он генерировал вокруг себя щекочуще-колючее, как разряды статического электричества, веселье. Оно было очень заразно, но едва ли иная зараза оборачивается таким же удовольствием. Вдохновлённая радостным оживлением Пашки, Алиса думала, что вот ради этого веселья и стоит жить, наслаждаться им, дарить его окружающим. А сейчас, при виде того, как её понурый, подавленный друг – это дикое сумасбродное солнышко – медленно угасает в беспросветных тучах своих скорбных переживаний, ей самой становился немил весь белый свет. Но развеять пасмурный настрой паренька она была не в силах – её слова ободрения разбивались о непроницаемый панцирь его отчуждённости. Лишь странная уверенность подсказывала ей, что пусть Паша пока замкнут, нелюдим, но оставлять его нельзя. Он нуждается в поддержке, хоть и делает вид, что игнорирует её.
На сетке вольера висела табличка с предупреждением не кормить варана. Кто-то уже сподобился пририсовать к надписи череп с перекрещенными костями. Мальчик в сердцах сорвал и зашвырнул в кусты эти художества. Он снял рюкзак, достал из него формованный контейнер-яичницу, а из него выложил на выдвинутый поддон-кормушку пять куриных яиц – любимое лакомство Израэля.
Ящер принимал солнечную ванну. Он распластался на холмике над своей норой и здорово сошёл бы за мёртвого, если бы его не выдавал периодически высовывающийся из пасти длинный раздвоенный язык.
– Из, братишка! – позвал Пашка и толкнул поддон вовнутрь загона.
Варан очнулся, щёлкнул челюстями и потрусил к кормушке. Он учуял угощение, и его единственный жёлтый глаз жадно заблестел. Но он не спешил. Яйца для него были пищей, требующей особенного гурманского подхода. Их поглощение у Израэля превращалось в целую церемонию, и он смаковал каждый её момент, а не только сам деликатес.
Вот он легко ощупал их дрожащим языком – убедился в совершенстве их форм и свежести. Аккуратно подцепил одно кончиком челюстей, запрокинул голову – и яйцо само скатилось ему в глотку. Варан застыл с отражением необыкновенного блаженства на морде, будто прислушиваясь, как яйцо движется по пищеводу. Так прошла пара минут, и он принялся за второе яйцо. Потом третье…
– Напрасно ты его кормишь, – раздалось за спинами Алисы и Пашки.
К ним вразвалочку подошёл Джавад Рахимов.
– Не твоё дело, – процедил на замечание Гераскин.
– Может, и не моё, – сконфузился Джавад. – Только за ним вон, похоже, приехали…
Он кивнул в сторону аллеи – по ней шли двое незнакомцев. Один долговязый, лобастый, лопоухий. Другой – низенький крепыш, из-за больших солнцезащитных очков сильно смахивающий на муху. Верзила был вооружён широким сачком на длинном древке. Коротышка катил перед собой тележку с клеткой.
Алиса заметила, как Пашка напрягся. Варан тоже почуял неладное и отвлёкся от трапезы. Он приподнялся на лапах и, покачиваясь из стороны в сторону, раздулся вширь, точно его расплющило. Кончик его хвоста под аккомпанемент угрожающего шипения завыделывал нервные кренделя, расшвыривая во все стороны брызги песка.
Мужчины остановились у вольера.
– Здрасте! – обнажил в улыбке кроличьи зубы долговязый. – Мы по вызову…
Он сверился с висящим на шее планшетником и промурлыкал:
– Да, по вызову… Биостанция на Гоголевском бульваре. Варан серый. Возраст – один год… Позвольте-ка?
Верзила отстранил рукояткой сачка стоявшего на пути Гераскина и приблизился к ограждению. Он заглянул в загон, ойкнул и перевёл недоумённый взгляд на детей.
– Год? – недоверчиво прищурился он.
– И месяц, – угрюмо уточнил Пашка.
– Ничего себе! – долговязый повернулся к напарнику. – Лёва, ты видел такого годовалого серого варана?
Лёва сдвинул очки на нос, покосился на ящера и многозначительно протянул:
– Матёрый…
– Вы чем его откормили? – спросил верзила.
– Китикэтом, – прорычал Гераскин.
– Паш, ну зачем ты так? – всплеснула руками Алиса.
Верзила со скепсисом осмотрел свой сачок.
– Ну, и что делать будем? – осведомился он у коротышки.
Тот цыкнул зубом и молча достал из бортового ящика тележки чёрный футляр, в котором оказалось короткоствольное пневматическое ружьё. Лёва зарядил дротик со снотворным и прицелился в ящера.
Столь пристальное внимание чужака к своей персоне варану вовсе не понравилось. Он широко раскрыл пасть, заклокотал горлом, а хвост его поднял целую пылевую бурю.
Неожиданно Пашка отчаянно закричал:
– Спасайся, Из!
И одновременно с его криком глухо хлопнул выстрел. Дротик угодил Израэлю в шею. В бешенстве варан бросился на обидчика. Но, врезавшись со всего маху в отделявшую его от цели сетку ограждения, отлетел назад, забился, завертелся волчком, подпрыгнул, совершив один из своих невероятных кульбитов, и метнулся к норе.
– Держи! – взвизгнул долговязый.
Лёва оттолкнул загородившего воротца вольера Пашку, отщёлкнул, чуть не выломав шпингалет, и ворвался в загон. Он успел схватить слабеющего варана за хвост, рывком вытащил его из спасительного укрытия и, торжествуя, высоко поднял свой трофей. Снотворное подействовало – ящер обмяк и повис толстой полосатой кишкой во вскинутой руке коротышки.
– Эй! А поаккуратней нельзя?! – вскричал Гераскин.
– Не учи учёного, – отрезал верзила.
– Расскажешь о своей учёности Комитету охраны Природы! – взорвался Пашка.
Звероловы переглянулись.
– Паша, успокойся! – Алиса встала между другом и мужчинами. – Извините его, пожалуйста, он очень привязан к Израэлю.
Лёва и его компаньон лишь безразлично пожали плечами, нарочито осторожно уложили бесчувственную рептилию в клетку и набросили сверху тёмное покрывало.
– Стойте! – взмолился Паша. – Дайте хоть попрощаться по-человечески!
– Валяй! – сделал одолжение коротышка.
Пашка торопливо отбросил тряпку с клетки, поднял крышку и принялся ласково гладить варана, приговаривая:
– Всё будет хорошо, Из! Я буду тебя навещать! Обещаю! Не скучай…
Долговязый снисходительно осклабился.
– Парень, он тебя не слышит. Да и не поймёт… Это же не собака!
– Он всё понимает! – сжал кулаки мальчик.
– Если бы он всё понимал, он бы поумерил свой аппетит, – подал голос Рахимов.
– Что?! – ринулся на него Гераскин. То, что Джавад весит в два раза больше и значительно сильнее него, Пашку ни сколько не смущало – гнев затмил ему разум.
Флегматичный Джавад растерялся от небывалого Пашкиного остервенения.
– Я просто хотел сказать… – заоправдывался он.
– А разучиться говорить ты не хотел?! – замахнулся Пашка.
– Ребята, хватит! – Алиса заслонила собой Джавада. – Вы себя слышите?
– Уйди, девчонка! Пусть он мне в глаза повторит, что сказал! – заорал Пашка.
– Ну, дела! – присвистнул долговязый. – Бывайте, молодёжь… Лёва!
Парочка звероловов поспешила ретироваться со сцены, на которой набирал обороты нешуточный конфликт. Их отступление отрезвило Пашку. Он рванулся было за ними, но Алиса успела перехватить его за локоть.
– Оставь, Паша! Ты сделал всё, что мог.
Мальчик замер, тяжело дыша, уставясь в пустоту.
– Всё! – обречённо прошептал он.
– Паш? Паша, мне жаль, – участливо заговорила Алиса. – Я… Я не сержусь на Израэля. Правда!
Она попыталась погладить друга по голове, но тот оттолкнул её руку и кинулся прочь, напролом через живую изгородь, через грядки экспериментального поля – в парк. Там, среди сирени и боярышника, было укромное место, где он часто скрывался, играя с друзьями в прядки. И сейчас он тоже хотел спрятаться, но не от друзей, а от невыносимой, выворачивающей наизнанку боли. И он упал, оборванный и жалкий, под цветущими кустами. И скорчился в комок, сотрясаемый мучительными спазмами рыданий.
Нарыв в душе лопнул. И он был полон слёз…
* Эмэнэс – младший научный сотрудник – «мнс». (профессиональный сленг)
** «…он вдвое превосходит нормы роста своих родичей, описанные в зоологической литературе» – В отличие от многих своих родственников серый варан (Varanus griseus) растёт медленно. Лишь к трёхлетнему возрасту он достигает длины в 80 см. Но скорость роста рептилий и варанов, в частности, зависит от освещённости, температуры, влажности, содержания минеральных веществ в пище и её изобилия. То есть, искусственно, в неволе, соблюдая определённые правила, и создав максимально благоприятные условия, можно ускорить рост варана.
Глава третья
«Дикие животные никогда не убивают ради развлечения.
Человек – единственное существо,
для которого пытки и смерть его собратьев –
само по себе развлечение».
Д. Э. Фроуд
Всякая потеря приучает к бережливости. Никогда не задумывающийся о смысле такой парадигмы и даже не отягчённый знанием о её существовании, Пашка со всей своей бурлящей максималистской энергией готов был априори оспаривать любое утверждение о пользе утраты. Он не принимал полумер. Потеря части означала для него потерю всего. Солдат, лишившийся на войне ноги или руки, будет с удвоенным чаяньем относится к оставшемуся у него. В том числе и к жизни. О, да! А на кой чёрт сдалась жизнь, если у тебя отнимают не конечность, а сердце? Пашка сроднился с Израэлем. Варан стал его частью – его деймоном,* его гордостью, его сердцем. Он был первым питомцем, которого Пашка вырастил сам. Теперь с изощрённой жадностью Гераскин вспоминал, взвешивал и оценивал всё, что он сделал ради варана – столько труда, внимания, заботы, времени… Всё коту под хвост! И даже хвоста не осталось…
В роковом столкновении кошачьего любопытства и неуёмного аппетита ящера, первое очередной раз доказало, чем оно заканчивается, согласно старой поговорке. А Пашка проклинал и то, и другое. Ах, лучше бы этот полосатый живоглот подавился! Да лучше бы ему, Гераскину, вообще никогда не связываться с этой прожорливой криволапой гадиной!
Пашка ругался, а у самого комок стоял в горле от всплывающих в памяти ярких картин, каким великолепным драконом вырос Израэль благодаря его усердию. И особенно больно и обидно было расставаться с ним теперь, когда, казалось, прежние проблемы с содержанием варана остались в прошлом, а сам Пашка примирился с ревнивой мыслью, что его питомец стал общим. Но компромисса, как в прошлый раз в споре с мамой, не было. Если уж относиться ответственно к уходу за животными, то следует оставаться ответственным во всём.
Снова и снова мрачный Гераскин повторял для себя эту жестокую мантру, стоя у опустевшего вольера. Его уж четвёртый день, как следовало разобрать, а никто за это не брался. Все обходили его стороной. Даже мусор так и оставался не собранным с того дня, как нашли жуткую улику вараньего пиршества. Конечно! У всех головы были заняты другими проблемами и переживаниями. И, видимо, все ждали, что именно Гераскин как виновный в появлении варана и должен заниматься сносом потерявшего смысл загона и общей уборкой территории под ним. Что ж, если кто-то так думал, Пашка на него не злился. Уж это ему было безразлично – надо так надо. Но он не решался приступить к сносу, ещё надеясь своей наивной детской душой, что постигшее биостанцию лихобедие ничто иное, как затянувшийся нелепый сон. Вот сейчас он проснётся, а из норы на него будет внимательно смотреть Израэль, и Бастинда будет сидеть на крыльце, и никогда-никогда эти двое не встретятся. Пашка зажмурился так, что перед глазами замелькали фантомные световые пятна фосфены, а подняв веки, увидел всё тот же унылый заброшенный вольер с разворошенной по песку кучей листвы.
Пашка упрямо зажмурился вновь, и тут его окликнул неуместно жизнерадостный голос:
– Привет, Гераскин! Что нос повесил?
– Чтобы обзор не загораживал, – не оборачиваясь, огрызнулся Пашка.
– Вот тебе раз! – удивился голос. – А где Израэль?
Пашка резко развернулся, намериваясь как следует врезать дерзнувшему на такую издёвку, пусть бы им оказался сам сатана. Но это был всего лишь Багаров. На руках он держал белого кролика.
* * *
Алиса, её однокашники и ребята из параллельного класса собрались в одном из кабинетов биостанции, где Стас обсуждал с ними новости различных отраслей биологической науки. Хоть беседа их и носила непринуждённый и просто шутливый характер, но хитроумный студент по ходу её развития подмечал и особенности характера учеников, и степень усвоения каждым из них преподаваемого в школе материала. Во время только завязавшейся интересной дискуссии о целесообразности восстановления в природных условиях вымерших видов животных в кабинет впопыхах ворвалась Маша Белая. Испуганные глаза по блюдцу, волосы дыбом, в лице ни кровинки.
– Быстрее! Там Пашка… Багарова… из средней группы… Убивает! – не в силах отдышаться, выпалила она.
Класс сорвался со стульев и бросился за показывающей дорогу девочкой.
– Я у бассейна была… – задыхаясь на бегу, объясняла Маша Алисе. – А они у вольера стояли… Разговаривали… Спокойно… И тут… Пашка ка-ак кинется на этого… На Багарова… И ну его колошматить! И кричит: «Убью! Убью!» Так страшно!
Но Алиса уже сама видела, что подруга не преувеличивает эмоциональную окраску происходящего.
Уступая Багарову два года в возрасте, Гераскин был ниже него и килограмм на семь легче. Но его противник не занимался спортом, коему Пашка уделял значительную часть своего досуга. Человек размышлений, Багаров всегда был нерасторопен, а если и пытался что-то делать быстро, это действие оказывалось чревато неуклюжестью. Потому его условное преимущество в росте и весе на самом деле обернулось на руку Гераскину.
Не по годам сильный, пластичный и ловкий, как проворная харза,** Пашка в самом начале драки подсечкой сбил неповоротливого шестиклассника с ног, уселся на него верхом и теперь с неистовой яростью беспорядочно месил несчастного кулаками. Его угрозы фатальной расправы перешли в утробный сиплый рык, а глаза полыхали безумием, и не вызывало сомнений его намерение довести кровавое действо до трагического финала.
Жертва что-то нечленораздельно отрывисто кричала и пыталась закрыться руками. Но пресловутая неопытность в блокирование ударов или защите локтями сводила на нет эти агонистические старания. И то и дело кулак Пашки осекал горемычного по лицу.
Вокруг дерущихся в страхе и недоумённой растерянности толпились работавшие на опытном поле первоклашки и их вожатые – девочки-выпускницы. Ни те, ни другие не решались приблизиться к рассвирепевшему Гераскину. Они лишь громко причитали и на все лады умоляли его прекратить буйство. Да, с тем же успехом можно было затушить лесной пожар молитвой!
Но вот к задире подскочил Стас. Точно котёнка, он без труда поднял мальчонку за шиворот, хорошенько встряхнул и передал попечению подоспевших на шум парней из средней группы.
– Ты с цепи, что ли, сорвался? – загремел он грозным басом, помогая подняться Багарову.
Состояние пострадавшего было самым плачевным: оба глаза подбиты – заплыли, левая скула сильно рассечена, губы распухли, распух до размеров доброй груши расквашенный нос. Бедолага еле держался на ногах, и Джавад с Алёшей Наумовым поддерживали его с двух сторон.
Стас, сокрушённо качая головой, осмотрел повреждения «скорбного создания».
– Что вы не поделили? – сведя брови, он перевёл взгляд с Багарова на Пашку.
А тот всё не выходил из ступора. Он отчаянно бился в руках скрутивших его мальчишек, бешено вращал очами, шипел, брызгал слюной и всем своим видом вызывал желание срочно обратиться к услугам экзорциста. Алисе казалось, что ещё чуть-чуть – и её друг, воспламенившись от свирепости, переполняющей его, обратится в пепел, словно сказочный герой Феанор.***
– Не было печали, – выдал комментарий Рахимов. – Мало нам варана было. Теперь его хозяин начал на людей кидаться.
Эти слова возымели неожиданный эффект на беснующегося Гераскина. Он перестал метаться, но затрясся крупной дрожью, заоглядывался, слёзы брызнули из его глаз, и леденящий душу вой раненого волчонка вырвался из его горла.
– Это он! – нечеловеческим голосом заорал Пашка. – Это он, сука, Баську Израэлю бросил!
По собравшейся толпе волной пронёсся вздох изумления, перешедший в нестройный ропот.
– Ты совсем ума лишился? – надвинулся на Гераскина Стас.
А слёзы потоком лились по раскрасневшимся Пашкиным щекам. Он глотал их, захлёбывался, кашлял. Перенапряжение сменилось слабостью, и он просел на утративших твёрдость коленях, повиснув точно на дыбе с руками, заломленными за спину в борцовских захватах удерживающих его парней.
– Он… Он подошёл… – мотая головой, застонал Пашка. – Спросил где И-Израэль… Я от-ответил… Он спросил: «По-почему ж так?» А я: «Так и так…» Тогда он… Он: «Как… как же поняли, что варан к-кошку… кошку…»
Пашка рывком освободил руку и утёр хлюпающий нос.
– Я: «О-ошейник н-нашли…» А он тогда: «Как же я… Как же я про… про ошейник з-забыл…» Тварь!
Он попытался снова наброситься на Багарова. Но сил у него уже не осталось, и, несмотря на то, что хватка блокировавших его ребят ослабла, вырваться он не смог, а рыдая, опустился на колени, и судорожно впился пальцами в землю. «Тварь! Ублюдочная тварь!» – хрипел он сквозь плач.
Собравшиеся обменивались безмолвными взглядами. И каждый читал во взоре других одно и то же. Они поняли суть сумбурных объяснений Паши, и осознание возможности подобного преступления широким росчерком испуга отражалось в их глазах.
Стас повернулся к Багарову.
– Это правда?
Перемятый скорчившийся Багаров мелко трясся и пялился на свои ботинки. Кем-то поданным платком он зажимал разбитый нос, громко шмыгая и всхлипывая с рокочущим надсадным бульканьем.
– Зачем ты это сделал? – задал новый вопрос Стас.
Багаров молчал.
– Он на-блю-дал! – передразнил бывшего приятеля Пашка. – Убью, мразь! Убью!
Он резко подался вперёд, будто вновь собирается атаковать, и Багаров затравленно шарахнулся в сторону, едва не упав и не опрокинув Джавада и Алёшу.
– Хватит! И так достаточно натворил, – осадил Пашку Стас.
Не тут-то было! Боевой запал продолжал гореть в Гераскине. Он вскинул подбородок с явным намерением оспорить требование старшего, но его отвлекло лёгкое прикосновение к затылку. Пашка повернул голову – рядом с ним на корточки присела Алиса. «Не надо», – одними губами прошептала она и осторожно погладила мальчика по взъерошенной светло-русой шевелюре. И Паша вдруг подумал, как ему показалось, сущую глупость, заставившую его слабо улыбнуться подруге. «Как странно! – мелькнула мысль в сознании Гераскина. – У неё зрачки похожи на фотографию Земли из космоса. Земли, где, наверно, все счастливы…» Ему тоже захотелось в ответ прикоснуться к этой волшебной девочке с целой планетой в глазах. Он уже приподнял руку и… увидел на ней кровь…
Мираж растаял. Перед ним была обычная Алиса с печальными глазами цвета пасмурного неба. Пашка повинно склонил перед ней голову. Видение его длилось лишь несколько секунд…
Стас же приблизился к Багарову и повторил с расстановкой:
– Зачем ты это сделал?
Багаров молчал.
– Отвечай!
Багаров спрятался за платком.
Ребята кругом притихли. Только слышно было, как тяжело дышит Паша, да сопит его противник. Немая сцена затягивалась. Стас с досадой хлопнул себя по бедру.
– Так! Рахимов! Наумов! Отведите, пожалуйста, этого в медпункт. А потом… Пускай катится на все четыре стороны. Документы о переводе на другой курс получишь по почте.
Чуть живой от побоев Багаров едва не лишился чувств от последней фразы старшины. Мальчикам, которым распоряжением Стаса он достался на попечение, пришлось его буквально волочить ко врачу. К ним в помощь добровольно присоединился одноклассник Багарова.
Стас проводил их глазами и обернулся к Гераскину.
– Поднимись-ка!
Пашка встал с коленей, опершись на подставленное одним из парней плечо.
– Покажи руки?
Мальчик протянул Стасу подрагивающие кисти со ссаженными костяшками. Юноша их легонько ощупал, помассировал.
– Не сломал? – с теплотой в голосе спросил он.
– О дерьмо не сломаешь... – буркнул Пашка, вытирая руки о штанины.
– Не надо выражаться, – без строгости сказал Стас. – Пойдём-ка поговорим.
Он увёл Пашку в здание. С их уходом толпа юннатов потихоньку начала рассыпаться на отдельные группы, вполголоса обсуждающие произошедшее.
– Ох, ребята! – громким шёпотом вздохнула Наташа Белая. – Как бы Пашку тоже не того… Не отчислили…
У Алисы перехватило дыхание от представления такой перспективы.
– Что ты такое говоришь? – с упрёком воскликнула она.
Её до глубины души потрясло то, что совершил Пашка, и ещё больше то, почему он это сделал. В ушах у неё продолжал звенеть далёким эхом вопля неприкаянного лемура обличительный крик Гераскина: «Это он! ОН!» Так пускай гонят его, истинного преступника, но не того, кто его поймал! Нет-нет! Бедный Паша не заслуживал отчисления! Если за справедливость станут наказывать, во что тогда превратится справедливость?
Чем будут руководствоваться судьи, озвучил Сапожков:
– Да уж! – протянул он, ковырнув носком ботинка землю, и многозначительно изрёк. – С такими нервами в биологии делать нечего.
Алиса почувствовала, как её кровь отнюдь не метафорически превращается в раскалённую магму. Как же хорошо она понимала Пашу! Вот сейчас она была готова влепить Аркаше пощёчину за непочтительный отзыв о друге. Однако до очередного рукоприкладства не дошло – Аркаша себя быстро подкорректировал.
– Но Павел, всё равно, молодец! – добавил он с силой.
– Ещё какой! – поддакнула, смахивая слезинку, Света Осеева из параллельного класса.
– А этот Багаров! – Сапожков рубанул рукой воздух. – Вот такие, как он, в Древнем Египте, младенцев крокодилам скармливали.
– Зачем?! – изумились сёстры Белые, сейчас, как никогда, оправдывающие цветом лиц свою фамилию.
– Был у них бог Себек. Его олицетворением служил крокодил. Вот жрецы и приносили крокодилам такие жертвы, словно богам, – пояснил Аркаша.
– Откуда ты такие ужасы знаешь? – округлила глаза Наташа
– Прочитал в одной книге…
– Какой? – спросила Маша.
Алиса не услышала, в какой такой книге Сапожков нахватался чудовищных фактов о древнеегипетском культе Себека. Она смотрела на вольер, в котором совсем недавно жил не крокодил, конечно, но существо, очень похожее на него. Внезапно ей померещилось нечто более тёмное, чем тень под сенью стоящих чуть в стороне кипарисов. Там кто-то притаился!
Вот некто выходит из-под ветвей деревьев – фигура в чёрной просторной куртке. Он озирается по сторонам: нет ли свидетелей? Ему нет дело до ребят и Алисы, он не обращает на них внимания, а, крадучись, спешит к загону, где до сих пор вперевалку ползает страшный Израэль – никто его не забирал в зоопарк. Незнакомец прячет лицо за стоячим воротником. Видно только глаза – они блестят нечеловеческим светом. Одну руку он держит поперёк туловища, будто у него болит живот. На самом деле он поддерживает что-то спрятанное под курткой. Девочке слышно, как там бьется маленькое сердечко. Кошки? Или…
Алиса зажмурилась и почувствовала, что её кто-то трясёт за руку. Маша Белая желала узнать, составит ли она им компанию.
– Что? – переспросила Алиса, не чувствуя себя в реальности.
– Аркаша хочет составить письмо в оправдание Паши. Ты с нами?
– Да… Конечно, да! – кивнула Алиса.
Она ещё раз оглянулась на вольер. Там царила пустота. Ни под дальними кипарисами, ни под ближним дубом никто не прятался.
* * *
Стас привёл Пашку в уборную и велел умыться. Пока парнишка приводил себя в порядок, юноша, облокотясь на подоконник, обратился к нему серьёзным тоном:
– Ты извини, что я тебя безумным назвал.
– Ерунда! – фыркнул Пашка, плеская в лицо водой.
– Этот… – Стас поморщился. – Он, конечно, заслуживает трёпки. Но…
Пашка вызывающе посмотрел на старшину. Стас же встретил его угрюмый взгляд приветливой улыбкой.
– Ты знаешь, что сказал Лао Цзы о главном качестве превосходного воина?
– Не помню, – сердито бросил Гераскин.
– Прекрасный воин отличается сдержанностью.
– Значит, мне есть над чем поработать?
– Да. Помимо отработки джебов,****– добродушно рассмеялся Стас.
На его замечание Пашка ответил неразборчивым ворчанием, снова сунувшись под струю воды.
– Ты закончил? – ненавязчиво поторопил его Стас. – Ну, давай расскажем о твоём «подвиге» Галине Петровне.
В кабинете заведующего-педагога Стас кратко и чётко изложил Галине Петровне суть случившегося, его причины и последствия. Нахохлившись в глубоком кресле, Пашка изредка вставлял необходимые, по его мнению, уточнения и поправки. Закончил Стас рассказ, доложив о принятых в отношении Багарова мерах, и тогда позволил себе сиюминутное проявление эмоций. «Таким здесь не место», – сказал он. Учительница его многозначительного тона, да и самих слов как будто не заметила. Она слушала юношу сначала в строгой сосредоточенности, потом – в смятении. Несколько раз она переспрашивала его о некоторых нюансах или перебивала сухую отчётность просьбой назвать возможные кажущиеся ей важными детали. К развязке же она вдруг стала рассеяно-невнимательной.
– Багаров-Багаров? – перестукивала она ногтями по столешнице в глубокой задумчивости, и, обращаясь словно сама к себе, неожиданно спросила. – А это не он взял у Стелы двух щенков?
– Меня тогда не было, – ответил Стас. – Не могу знать.
– Это он! Точно он! – взволновался Пашка. – Мы ещё удивлялись, зачем ему пара? Как раз же двое оставалось. Белые хотели себе одного взять, а он их опередил. Они спорили… Постойте! Вы… Вы думаете, он и щ-щенят…
– Паша, тише! – оборвала страшное предположение учительница. – Задержи дыхание и считай от одного до десяти, а потом обратно.
Пашка нехотя последовал данным инструкциям.
– Ну и тип! – хмыкнул Стас. – А по виду и не скажешь…
– В тихом омуте… – сокрушённо согласилась преподавательница.
– Сочувствую!
– Спасибо-спасибо! Такая досадная недоработка!
– Ну, что Вы, Галина Петровна! – начал Стас, но запнулся прерванный жестом женщины.
– Какие у тебя планы, Станислав? – спросила та.
Стас ответил, что намерен чем-нибудь занять детей: не стоит им давать сейчас время для всяких пересудов…
– Верно-верно! – горячо поддержала идею учительница. – Спасибо тебе большое!
– Да, что Вы! Не за что! – ободряюще улыбнулся Стас.
Он поднялся со стула, попрощался с Галиной Петровной, похлопал Пашку по плечу и, прошептав «Помни, что я сказал», вышел из кабинета.
Когда дверь за Стасом закрылась, учительница попросила мальчика пересесть на его место – ближе к столу. Сама же встала, прошла к окну и включила стоящий на подоконнике чайник.
Заняв указанный стул, Пашка исподлобья наблюдал за женщиной. Сейчас по её виду и поведению он не мог сказать, что она думает – Галина Петровна будто бы отстранилась от мира нечаянно свалившихся забот. Вот она, что-то мурлыча под нос, как ни в чём не бывало, поливает цветы на окне; переходит к свесившемуся с этажерки в углу декоративному папоротнику; отщипывает подсохший листик… И всё с каким-то неестественным спокойствием!
Фырчащий чайник щёлкнул переключателем. Галина Петровна принялась неспешно священнодействовать над вынутыми из шкафчика заваркой и чашками. По кабинету поплыл терпкий аромат мате. Пашке, однако, становилось всё сильнее не по себе от разыгрываемого женщиной умиротворения.
– Ругать будете? – тихо прохрипел он.
– Вот ещё! – очень натурально удивилась Галина Петровна. – С чего это ты взял? Чай будешь?
Не дожидаясь ответа, она поставила перед парнишкой чашку с душистым напитком. Гераскин осторожно взял её. Нагретый фарфор приятно согревал онемевшие пальцы, волшебное благоуханье нежно пеленало гулко колошматящееся растревоженное сердце незримой вуалью добра.
Неловкая пауза длилась недолго – Пашка тряхнул чёлкой, глубоко вздохнул и процедил:
– Я поступил неправильно… Не сдержался…
На губах учительницы появилась тень улыбки, какую Пашке доводилось видеть на мраморных лицах статуй греческих богинь: мудрая, чуть снисходительная, по-земному печальная, по-небесному – прекрасная.
– Вот видишь, ты всё сам понимаешь. За что же тебя ругать? – сказала «богиня». – Печенье?
Она пододвинула к мальчику коробку с бисквитами, но Пашка отвернулся от них, как от взятки. Отставив чашку, он уставился на свои руки. Кулаки сжимались-разжимались, сжимались-разжимались. Адреналиновый шторм стих, нервным окончаниям возвращалась чувствительность, и кисти болели всё сильнее.
– Всё равно я поступил бы так же снова, если…
Пашка запнулся. Под светом грустных глаз учительницы ему стало невыносимо стыдно за свой апломб. Он счёл за лучшее заткнуть рот печеньем.
– Я тебя понимаю, – ласково произнесла женщина. – Багаров лишил тебя двух друзей…
Пашка вскинул взгляд на Галину Петровну.
– Он! Он…
– Вот именно – «он»! – с силой подчеркнула учительница. – Но в том, что он совершил, ты винишь и себя?
– Да… – простонал Паша.
– Зря, – просто сказала Галина Петровна и, смакуя чай, снова погрузилась в свой элегический образ.
Пашка последовал её примеру – вернулся к чудному мате. Только, потягивая горьковатый благостный напиток, он поверх ободка чашки недоверчиво поглядывал на витающую в облаках учительницу. Галина Петровна это заметила.
– Я думаю, что независимо от того, был бы варан на станции или нет, Багаров так или иначе проявил бы себя, – озвучила свои мысли женщина. – Но, конечно, жаль, что всё это произошло таким образом. Безумно жаль!
Пашка шумно отхлебнул чай. Галина Петровна поставила чашку на стол и посмотрела ему в глаза.
– Начистоту?
Мальчик кивнул. Без единой ноты иронии или лести учительница поделилась с ним своим мнением:
– На самом деле, – мягким доверительным тоном сказала она, – я очень рада, что среди моих подопечных есть такой сильный и справедливый ученик. Настоящий рыцарь!
Пашка залился краской.
– При определённом усердии тебя ждёт прекрасное будущее со множеством подвигов, – продолжала женщина. – А можешь ты мне дать рыцарское обещание?
– М-могу, – машинально сорвалось с уст растерянного Пашки.
– Я буду ходатайствовать о переводе Багарова на другой курс, – объявила Галина Петровна. – Пускай занимается чем-нибудь, не связанным с Жизнью. На биостанции он больше не появится.
– Пусть только попробует! – взвился Пашка.
Галина Петровна повелительно подняла руку, призывая его к спокойствию.
– Вот об этом и будет моя просьба. Пообещай мне, пожалуйста, что не станешь его преследовать ни в школе, ни после уроков. Не станешь подговаривать и настраивать других ребят против него. Я не прошу тебя простить Багарова. Но пообещай мне, что ты забудешь о его существовании. Ты можешь дать такое обещание?
Гераскин молчал и смотрел на руки: кулаки сжимались-разжимались, сжимались-разжимались…
– Да, наверное, я требую от тебя слишком многого, – задумчиво проговорила учительница. – Это невозможный подвиг…У тебя слишком большое и горячее сердце…
– Я сделаю это! – вскочил со стула взбудораженный Пашка. – Галина Петровна, я обещаю! Я клянусь!
Слезинки блеснули в восхищённых глазах педагога.
– Спасибо, мой рыцарь! – благодарно склонила она голову. – И вот ещё… Будет лучше, если ты завтра не придёшь в школу и на биостанцию. Тебе нужно отдохнуть. Я позвоню твоей маме насчёт освобождения. Ты не против?
Пашка понимающе кивнул.
* Деймон – в фэнтези Филипа Пулмана «Тёмные начала» животное, сопровождающее человека всю его жизнь. Является олицетворением его характера, духовного начала. Связь деймона и хозяина неразрывна. Смерть одного приводит к смерти другого.
** Харза – Martes flavigula (лат.) – хищное млекопитающее семейства куньих. Самый крупный представитель рода куниц (вес до 6 кг.). Очень подвижный, смелый и сильный хищник. Предпочитает охотиться на небольших оленей (кабарга, мунтжак).
*** Феанор – персонаж легендариума Дж.Р.Р. Толкина «Сильмариллион». Дух Феанора был столь пламенным, что едва он отлетел после гибели героя, тело его обратилось в золу и развеялось, как дым.
**** Джеб – в боксе прямой удар левой рукой (если бьющий правша).
Глава четвёртая
«Того, кто не задумывается о далеких трудностях,
непременно поджидают близкие неприятности».
Конфуций
У профессора Селезнёва было отличное настроение. Он получил от одного из своих коллекторов долгожданные данные о биосфере какой-то мелкой неприметной планеты в считавшейся погибшей системе Дифды. Оказалось, слухи о её гибели сильно преувеличены. Более того, несмотря на сильное излучение звезды, на планете продолжала существовать жизнь. И у Игоря Всеволодовича теперь был праздник.
По внешнему виду и особенно поведению профессора сторонний наблюдатель вряд ли бы догадался, что перед ним солидный учёный муж, директор Космического Зоопарка и действительный член-корреспондент Научной Академии Союза Земли. Совершенно не считаясь со своим обязывающим к строгости статусом, профессор сидел, развалившись в кресле, а ноги его покоились на журнальном столике. С той увлечённостью, с какой иной мальчишка вчитывается в приключенческий роман, Игорь Всеволодович поглощал с панели планшета страницу за страницей экспедиционного отчёта своего сотрудника. Волосы его были взъерошены, глаза блестели озорным азартом, на губах застыла самодовольная ухмылка. Снаряжённый гарнитурой, он бубнил в миниатюрный микрофон текст будущего доклада Института Ксенобиологии. И обрывочные фразы то и дело перемежались или странными шутливыми угрозами «А вот, Борис Игнатьевич, Вы и напросились на фофан!», или весёлыми, но фальшивыми напевами «трам-па-ра-па-рам!».
Здесь же, в гостиной, на диване в компании своих кошек Энигмы и Шарады сидела Алиса. В торжестве отца она участия не принимала, даже не удостоила его болельщицкой поддержки. Вместо этого она то ли без интереса наблюдала за развитием сюжета научно-фантастического мультфильма, то ли хотела разглядеть сквозь экран микросхемы телевизора.
– Ты записалась на курсы «Примерных дочерей-тихонь»? – не отвлекаясь от своего занятия, спросил отец.
Его интерес остался проигнорированным.
– Поля пожаловался, что ты мало ела. Не хочешь опротестовать это обвинение? – снова обратился к дочери профессор, не отрывая взгляд от панели планшета. – Ау, Алиса? У вас на станции занялись разведением мух цеце, и одна из них тебя покусала?
Алиса молчала и невидящем взором следила за мельтешащими яркими картинками.
– Ты что-то сказала? Я не расслышал, – профессор вынул левый наушник и повернулся к дочери. – Милая, у тебя неприятности? Ты весь вечер сама не своя.
Снова ноль внимания.
Профессор кашлянул, выключил планшетник и снял гарнитуру диктофона. Пересев на диван рядом с дочерью, он обнял её за плечи, поцеловал в макушку и шёпотом спросил:
– Что тебя беспокоит? Ты всё переживаешь из-за Бастинды?
Алиса вздрогнула, очнувшись от своей меланхолии.
– Всё не так, как мы думали, – всхлипнула она. Переживания одолели её, и, дав волю чувствам, запинаясь и путаясь от волнения и растревоженной тоски, девочка поведала отцу о событиях прошедшего дня и всплывших на поверхность горестных подробностях страшной участи бедной Баси.
Профессор с молчаливым вниманием выслушал дочь, и когда она, закончив, тихо плача уткнулась ему в грудь, обнял её и ласково утешал добрым словом и поглаживанием по голове.
– Я теперь боюсь, что Пашу тоже отчислят, – призналась Алиса, немного придя в себя в таких уютных, способных защитить от чего угодно, кажущихся незыблемыми, как горы, объятиях папы.
– Отчислят? Почему ты так решила?
– Это ребята так говорят. Паша не сдержан…Как это… Гневлив!
– Гневлив? Да на его месте любой бы вышел из себя! – с жаром воскликнул профессор. – Я вот в детстве тоже одного «умника» отмутузил…
– Ты?! – изумилась Алиса.
– Да! И только за то, что он слепней на ниточках таскал. А такого вот Багарова или какого-нибудь Ераху…*
– Кого?
– Да есть такой нехороший литературный персонаж – на месте бы закопал!
– Не может быть! – Алиса с восторгом вглядывалась в сияющие боевым задором глаза отца. Она надеялась найти в его лице союзника, но не ожидала, что он окажется таким рьяным.
– Не веришь? – прищурился Игорь Всеволодович. – А, ну, конечно! Сейчас я уже не первой свежести…
– Ой, папка, что ты! – совсем ожила Алиса. – Я же видела, как ты тому пирату наподдал на Третьей планете. Я просто не думала, что ты такой вспыльчивый.
– Вспыльчивый? Ха! – расхорохорился профессор. – Спроси как-нибудь у мамы о моём буйном нраве.
Алиса даже рассмеялась.
– Уж не сомневайся, я у неё как следует всё выведаю.
– Ох, кажется, я опрометчиво рискнул своей репутацией! – притворно сконфузился профессор.
– Ну, уж нет! Теперь ты стал для меня ещё большим авторитетом!
– То есть, ты теперь будешь меня беспрекословно слушаться, – мечтательно закатил глаза Игорь Всеволодович.
– Я буду прислушиваться к авторитетному мнению, – спустила его на землю Алиса.
– Тебе надо было идти не в биологи, а в юристы, – усмехнулся профессор.
– Одно другому не мешает, – рассудила Алиса. – Я бы тогда придумала, как помочь Паше.
– Ты уверена, что он нуждается в помощи? – многозначительно приподнял брови профессор. Он достал из нагрудного кармана платок и попытался вытереть подсыхающие слёзы дочери, но та отстранила его руку.
– Конечно, нуждается! – фыркнула она на вопиющую недальновидность родителя. – Представляешь, мы решили написать открытое письмо с поддержкой и оправданием Пашиного поступка. И тут появляется Стас с какой-то выдумкой о том, что нам до зарезу нужно практиковаться в приготовлении микроскопных препаратов…
– «Микроскопических препаратов», – поправил отец.
– Без разницы! Вот он приходит, и у Аркаши сразу мозги набекрень – всё бросил и, ну, препараты готовить. Он такой – ему лишь бы учиться. А нам без него никак письмо не закончить… Что?
Профессор любовался дочерью с нежностью и сочувствием, но не смог не улыбнуться на её бурное негодование, что миссия в поддержку друга из-за неразберихи в организационных вопросах зашла в тупик. Алиса нахмурилась.
– Тебя это веселит?
– Извини, милая! Нет. Конечно, нет!
– Папа! Посоветуй что-нибудь?
– Всё настолько серьёзно?
– Ещё как! Это заговор! Стас отвёл Пашу к Галине Петровне. А от неё он тихо ушёл домой, ни с кем не попрощавшись, пока нас отвлекали этими препаратами.
Алиса отобрала у отца платок и высморкалась, выражая презрение хитрой уловке Стаса.
– Я видеофонила Паше, но он не хочет разговаривать. Сказал, что всё в порядке. Но я-то вижу, что всё совсем наоборот! – пожаловалась она и умоляюще уставилась на профессора.
Игорь Всеволодович в задумчивости погладил подбородок.
– М-да…
– Что? – насторожилась Алиса.
– Ты хочешь знать, чем помочь Паше?
– Да.
– И моё мнение для тебя много значит?
– Да!
– Тогда, вот что я тебе скажу: Павлу пока ничего серьезного не грозит. Так что, не переживай. Галина Петровна у вас не педагог, а находка. Она просто посоветовала Павлу на время исчезнуть, чтобы он мог прийти в себя, и чтобы не давал повода для всяких вредных разговоров.
Личико Алисы вытянулось в недоумении.
– Каких ещё разговоров?
– Да, вот, например, о том, правильно он поступил или нет.
– Конечно, правильно! Какие могут быть разговоры?
– Мои гены! – удовлетворённо рассмеялся профессор, наблюдая, как дочка преображается в воинственного предприимчивого чертёнка. Только покрасневшие глаза напоминали о недавнем проявлении ею сентиментальной слабости.
– Но почему ты считаешь, что могут начаться такие разговоры? – допытывалась она у отца. – И чем они могут навредить? И разве ты сам только что не одобрил поступок Паши?
– Кхм… – смутился профессор. – Частично…
– Что?!
– Успокойся, милая. Я хочу сказать, что поступок Павла заслуживает понимания, а не одобрения.
Алиса посмотрела на отца, как на предателя – тот застенчиво улыбнулся и пояснил:
– Видишь ли, большинство согласятся с тем, что Паша имел полное право сорваться. Но многие из нас, и я, в том числе, так же отметят, что подобные ситуации – лишний повод укрепиться в умении держать себя в руках.
– Но ты же говорил, что сам поступал также?!
– Вот именно поэтому я понимаю чувства Павла, понимаю твои чувства и солидарен с вами в гневе. Но кроме этого, по той же причине, я понимаю, что физическая расправа необходима лишь в самом крайнем случае. Как средство самозащиты, например. В споре же она не аргумент. В наказании преступления – излишество.
Девочка склонила голову в сосредоточенном внимании.
– Праведный гнев – это не лучшая форма отстаивания своих или общественных интересов, – продолжал профессор. – Судить за него следует мягко, но и поощрять нельзя. Между праведным гневом и преступной яростью самосуда волосок не пройдёт – настолько они схожи между собой. И первое имеет тенденцию переходить во второе. Потому, понимая причину праведного гнева, всем сердцем разделяя его, мы, тем не менее, призываем к его усмирению ещё в зачатке, пока он сам не перерос в преступление, не уступающее тому, которое он карает. Вот и выходит, что ни упрекать, ни хвалить Пашу не надо. По крайней мере, сейчас, пока страсти не улягутся, а он ещё распалён и очень восприимчив и для того, и для другого. Критика сделает его бунтарём, а одобрение – гордецом.
– Я должна была сама об этом подумать, – вздохнула Алиса.
– У тебя ещё всё впереди – надумаешься, – ободрил её отец. – Жизнь такая штука – постоянно приходится повторять прежние уроки.
– Да уж, – закусила губу Алиса и вдруг снова нахмурилась. – А Багаров?
– Что «Багаров»?
– Его тоже не судить?
– Алиса, он получил своё и, надеюсь, сделал для себя соответствующие выводы. Павел взыскал с него за нас всех. Так не наказывать же его дважды и жить с постоянной жаждой мести.
– Всё равно, я его ненавижу! – девочка в сердцах стукнула кулаком по коленке.
– Не стану тебя переубеждать, – сказал профессор. – Вырастешь – сама поймёшь, что носить в себе гнев, пусть даже праведный, плохо. В конце концов, Багаров не совершил того, что не заслуживает прощения…
– Папа?!
– Ох, милая, не смотри на меня так, пожалуйста! И не надо меня упрекать, будто мне не жалко Бастинду или Израэля, или Пашу. Ещё как жалко! Но и этот непутёвый Багаров тоже достоин жалости.
– С какой такой стати? – угрюмилась Алиса.
Профессор заботливо поправил ей чёлку, обвёл глазами комнату, будто ища по углам ответ, поцокал языком и неожиданно спросил:
– Вы же проходите на уроках «Научной Этики» такие коротенькие тесты?
– Ну, да, – опешила Алиса.
– Как ты думаешь, для чего?
– Так проверяют наши знания, – безразлично пожала плечиками девочка.
– Правильно. Но, кроме этого, особая комиссия, анализируя ваши ответы, определяет, есть ли у кого-нибудь из вас какие-нибудь нехорошие склонности…
– Как?! – округлила глаза Алиса. Слова отца разбудили в ней склизкое чувство тревоги и отвращения. Живо и ярко ей представилось, как за ней словно подглядывают – снимают скрытой камерой. Но странно – неведомая комиссия не просто следила за тем, что делает Алиса, но и за тем, что она думает, ощущает, переживает. И это казалось особенно подлым!
Отец ласково взял дочь за руки.
– Ты не волнуйся! Через пару лет вы будете углублённо изучать психологию, и там тебе подробно объяснят суть этих тестов. А пока знай: биологические науки и особенно медицина требуют повышенного внимания к состоянию человеческой души и к его психике. Почему? А вот! Случалось так, к сожалению, что идёт некий человек работать врачом – лечить людей от боли – а сам получает удовольствие от чужих страданий.
– Садист?!
– Да. Понятно, что проку от такого врача немного будет, если вреда не случится. То же и в других отраслях биологии. Иногда мучение живого существа может быть оправдано острой необходимостью. Бедный Павлов! Сколько он сделал для науки, какой фундамент заложил для развития физиологии и изучения высшей нервной деятельности. И как он каялся за жестокость своих методов! Но тогдашний уровень технологий не позволял получить драгоценную информацию иными способами. Увы, с самой зари Цивилизации наука о Жизни зарождалась в муках, и храм её выстроен на костях… Но сегодня место, отведённое в этом храме опытам калечащим и убивающим животных, должно быть сведено до минимума, а когда-нибудь исчезнуть совсем. Тем более неприемлемы «эксперименты», служащие не на пользу науке, а удовольствию поражённого расстройством рассудка.
Склонность к садизму может таиться очень глубоко в подсознании. Тесты же позволяют более-менее выявить потаенные чёрные чувства и желания в людях. Они могут быть разными и разной силы. Это тоже определяют тесты. Если они обнаруживают у ребёнка, ученика незначительные отклонения психики, то педагогам рекомендуют с повышенным вниманием относиться к таким ученикам, применять особые воспитательные приёмы. Если же червоточины много…Человеку запрещают заниматься биологией, чтобы не волновалась его склонность ко злу, к причинению вреда Живому.
Получается, что тесты, которые вы проходите – это такие превентивные меры, своеобразное сито, позволяющее отсеять опасных для биологии личностей. Правда, не всегда это получается. Иногда люди очень ловко обходят тестовые задания и вопросы, скрывая свою жестокость. А иногда она настолько пассивна, что тесты её не выявляют. Но она проявляет сама себя. Неожиданно и трагично.
– Но почему? – прошептала Алиса. Она слушала отца, затаив дыхание, потрясённо глядя на него широко распахнутыми глазами.
– Тут вот какое дело… – профессор откашлялся. – Мы изучаем Жизнь. А одними из её составляющих, и значительными, являются боль и смерть. Очень жаль, что они существуют в Природе, и нам никуда не деться от них. Как учёные, мы обязаны уделять им внимание в совокупности нашего предмета. И как люди, мы не имеем права закрывать на них глаза – наша задача – бороться с ними. Поэтому очень часто боль и смерть для нас, биологов, – это «альфа» и «омега». Мы постоянно сталкиваемся с ними – они всегда рядом. И бывает так, что они очаровывают некоторых из нас своей силой и таинственностью. Всё больше такой искушённый уделяет им внимания в своих исследованиях, пока в какой-то роковой момент из биолога не превращается в жертвопоклонника смерти…
Я подозреваю, это и произошло с Багаровым. Если он доучился на биологическом курсе до шестого класса, и тесты не обнаружили его склонностей, скорей всего, они пробудились в нём недавно. Случай с вараном стал его последним тестом – жестоким и страшным. Но лучше уж так, чем он бы, доучившись и поступив на соответствующую работу, творил ещё более страшные вещи.
Единственное, что он сейчас оказался на распутье. Ещё совсем мальчишка. И совсем один с разбитыми мечтами. С тяжёлым чувством вины… Вот поэтому мне его и жалко. Любой из нас мог оказаться на его месте. Никто не застрахован от соблазна.
– Ты так думаешь?
– Я думаю, что из него получится неплохой человек и учёный. В том случае, если он оставит биологию, а его оставят в покое – не будут разжигать в нём ненависть к самому себе и к людям, постоянно напоминая о его ошибке.
– Как скажешь, папочка. Я попробую его простить... – смирилась Алиса, плотнее прижившись к отцу. Она задумалась и добавила. – Но если Пашу отчислят, я уйду с биологического курса в знак протеста!
– Ну, теперь-то точно никто не посмеет его отчислить! – рассмеялся профессор.
– Вот именно! Я за собой весь класс уведу!
Тон Алисы не оставлял сомнений в серьёзности её намерений…
* Ераха – герой повести В.Ф. Тендрякова «Весенние перевёртыши». Пятнадцатилетний подросток, постоянно затевавший садистские забавы с животными.
Глава пятая
«Не причинять страданий собратьям нашим меньшим –
наш первый долг перед ними.
Но одного лишь этого недостаточно.
У нас есть более высокая миссия –
служить им всегда, когда бы им этого ни потребовалось».
Франциск Ассизский, святой (1181-1226)
Стихийные события, свидетелями которых стала значительная часть юннатов, с самого начала грозили выйти из-под контроля. В такой взрывоопасной обстановке Галина Петровна приложила исключительные усилия, чтобы вокруг личности Багарова и совершённого им злодеяния не возникло опасного ажиотажа. С дипломатическим тактом и своим сюрреалистическим хладнокровием она провела по этой проблеме закрытую беседу со старшей группой, пока Стас – её сноровистый и предупредительный адъютант – делал всё возможное, чтобы на территории биостанции не собирались «группировки возмездия». Старшинам и шефам младших классов были даны инструкции: загрузить своих подопечных факультативными занятиями, особо рьяных «правдолюбов» отправить по домам, а остальным в мягкой форме объяснить, что «кино закончилось», и ни повторения сеанса, ни его переигрывания в научном заведении не потерпят. На справедливое требование детей объяснить, что за чертовщина творится вокруг, следовало обещать проведение внеклассных занятий, но лишь когда это сочтёт возможным педагог. От обсуждения же ЧП между собой рекомендовалось воздержаться с изящной ремаркой: «Учёные не сплетничают и болтологией не занимаются». На ребят, считающих себя учёными, подобное заклинание возымело действие, и градус мстительных настроений был сбит.
Однако, народная мудрость гласит, что шило в мешке не утаишь. И как ни старался педагогический состав, но драка и её причины, так или иначе, стали главной темой разговоров на станции. А первоначальный бурный всплеск негодования перешёл в медленное тление, способное при благоприятном ветре или лихом поветрии перерасти в серьёзный пожар.
Поддувало не замедлило объявиться. Уже на следующий день после разоблачения Багарова трое парней-выпускников в буквальном смысле через сито пропустили не только остававшуюся нетронутой кучу мусора, но и весь грунт в вольере варана. Ведро с их находками красноречивей всяких слов призывало к повторной экзекуции злосчастного «специалиста по хищникам».
У варанов лужёный желудок, лишь роговые покровы и хитин не перевариваются им полностью. Но и прочее, как, например, кости и зубы жертв, не всегда исчезает в нём бесследно. И теперь юннатами обнаружилась горестная коллекция улик от чёрных трапез Израэля. Идентифицировать перемешанные с экскрементами жалкие останки, конечно, было крайне сложно, но и беглого ознакомления оказалось достаточно для того, чтобы понять: многие из них не принадлежат типу пищи, официально поставляемой ящеру. Среди ожидаемых катышков крысиной шерсти и чешуи здесь были неопределённые обрывки кожи, комки ежовых игл, сильно обкатанные и размягчённые желудочным соком осколки крупных костей и… фрагменты черепашьего карапакса. Сомнений не оставалось, где и как исчезла Пятнашка…
Галина Петровна, предвидя нечто подобное, не пыталась спустить «вараний вопрос» на тормозах. Но, не противодействуя поиску учениками новых фактов в этом грязном деле, она заведомо исключила из него двух основных свидетелей. Такая предусмотрительность оказалась оправдана. По её рекомендациям ни Багаров, ни Гераскин на занятиях не появлялись. Таким образом, по горячим следам назревающего, было, в умах выяснения отношений постфактум удалось избежать. О Багарове среди юннатов быстро распространился слух, что крамольный элемент скрывается от кары в стенах какого-то санатория и, вероятнее всего, переведётся в другую школу. Новость вызвала не малое злорадство, но жажда мести поутихла.
Окончательно расставил точки над «i» вернувшийся в школу два дня спустя Пашка. Он был необычайно строг и молчалив. На оказываемые ему знаки почёта и призывы возглавить вендетту отвечал холодно и неохотно. Когда речь заходила о его стычке с Багаровым, напускал на себя то амнезию, то апатию. В общем, своё обещание, данное учительнице, Пашка держал. И держал крепко.
При таком настроении «главного героя» интерес к нему и к линчеванию Багарова (которого, кстати, ещё нужно было найти) скоро подёрнулся пеплом. Кипящая кровь отхлынула от рук к языкам, а оттуда вся её грозная энергия рассеялась в пространстве бранью и насмешками. Конфликт казался исчерпанным.
Жизнь в школе и на биостанции постепенно возвращалась в прежнее русло…
* * *
В кабинете биологии царила весёлая суета – ученики спешно занимали свои места перед уроком. Гремели отодвигаемые стулья, звенела перекличка детских голосов, раздавались шутливые подбадривания педагога и музыкальные трели приводимых в боевую готовность ученических планшетов. Галина Петровна включила широкий, занимающий треть стены монитор, когда-то сменивший классическую школьную доску и унаследовавший её название с приставкой «теле». На матово-чёрной панели высветилось название темы урока: «Зональная видовая изменчивость и её влияние на эволюционную дивергенцию вида».
Учительнице только-только удалось призвать класс к вниманию для начала занятия, как в двери громко постучали, и, не дожидаясь приглашения, в кабинет вошёл средних лет невысокий человек. Сидящей за партой второго от теле-доски ряда Алисе удалось хорошо его разглядеть.
Всё в этом мужчине было аккуратно до рези в глазах: серый элегантный строгий костюм, брюки с такими стрелками, что, казалось, о них можно порезаться, блестящие, как обсидиан, черные лакированные туфли, пурпурный расшитый серебряным позументом галстук на высокой худощавой шее, запонки с яркими лиловыми самоцветами. Гость своим видом внушал странное чувство неловкости пребывания рядом с его образцовой фешенебельностью и ещё жутко напоминал манекен из какого-нибудь модного салона. Сходство усиливалось изящными необычно гладкими, словно пластмассовыми, кистями рук с просто-таки ювелирным маникюром. На столь же «кукольном» лице выделялись тёмные глаза с колючим взглядом и неживая – будто нарисованная – улыбка.
Мужчина поздоровался, равнодушно заметив, что рад всех видеть. С грациозностью журавля он подошёл к столу педагога, мелькнул удостоверением и, что-то прошептав, передал флеш-карту. Учительница подключила её к своему компьютеру, посмотрела на экран, и щёки её побелели. Она кашлянула, но твёрдости её голосу, которым она обратилась к ученикам, это не прибавило.
– Ребята, откройте, пожалуйста, в планшетах входящий файл №№, – попросила Галина Петровна.
– Это не займёт много времени, – бесцветным тоном добавил мужчина, продолжая устрашающе сиять своей неестественной улыбкой. – Постарайтесь отвечать как можно быстрее…
Алиса нажала на изображение названной файловой папки, и перед ней раскрылся тест. Обычный тест, какие ей уже доводилось проходить раз двадцать. Только присутствие таинственного «инспектора», а в том, что странный мужчина именно «инспектор», Алиса не сомневалась, подсказало ей – сегодня тест особенный! Но что в нём особенного девочка определить не смогла, да и времени на это не было. Малосвязанные, как ей казалось, между собой вопросы были просты и, вроде бы, не подразумевали глубокого самокопания или отличного знания предмета. Менее двух минут ей понадобилось, чтобы ответить на них, после чего файл №№ автоматически удалился с нажатием кнопки «Готово». Результат так же самопроизвольно переадресовался на административный компьютер Галины Петровны. Алиса покосилась на соседнюю парту. За ней сидел Пашка и с нарочито скучной физиономией отбивал пальцем варианты ответов на сенсорном экране планшета. Интересно, что бы он сказал, узнав, что кто-то с помощью этого теста сканирует его душу?
Все полученные результаты тестирования Галина Петровна перенесла на флешку «инспектора» и вернула её хозяину. Мужчина безучастно поблагодарил всех за содействие, пожелал успехов и удалился. Учительница устало потёрла глаза и повернулась к теле-доске.
– Тема сегодняшнего урока… – она запнулась, отключила монитор и глубоко вздохнула. – Класс, откройте, пожалуйста, лекционный материал по ЭЗБН.
Детвора удивлённо зашушукалась – с чего вдруг смена расписания уроков. Но возражать никто из ребят не стал. Лекция так лекция – хороший повод расслабиться на сорок пять минут, включив режим звукозаписи планшета. И класс послушно выполнил просьбу педагога.
Когда в кабинете наступила тишина, и девятнадцать пар внимательных глаз в ожидании застыли на учительнице, она вновь набрала полную грудь воздуха и начала лекцию:
– Дорогие мои! Вы ещё очень юны, но, наверно, каждый из вас в той или иной степени уже осознаёт, какой непростой путь он выбрал, связав свою судьбу с биологией. Путь увлекательный и волшебный, но очень сложный. Не раз вам придётся оступиться на нём. Не раз вас постигнет уныние от тягот этого пути. Сейчас вы молоды и самоуверенны. Вы думаете, что ничего подобного с вами не случиться, и вы с честью пройдёте этот путь. Я всем сердцем надеюсь, что так оно и будет. И я надеюсь, что в преодолении трудностей выбранного вами пути вам помогут наши уроки, мои слова и дружба, которая объединит вас за школьные годы…
Как я говорила вам на первом нашем занятии: «Биология – это наука о Жизни». А Жизнь – это неисчерпаемый источник вопросов для ума, страждущего познать суть вещей и явлений. Значительную часть нашей науки занимают исследования строения растений и животных, их систематика, экология, генетика... Но биология – это так же наука о взаимоотношениях, потому что сама Жизнь представляется их многообразным сложнейшим переплетением. И чем более развит организм в плане функционирования центральной нервной системы, чем сложнее его поведение, тем более вероятна его склонность к анализу взаимоотношений между себе подобными и окружающим миром. Тем более такой организм предрасположен к поиску альтернатив развития этих отношений, а не останавливается на какой-то одной линейной взаимосвязи.
Из ключевых форм взаимоотношения организмов в природе особо выделяется связь между хищником и жертвой. Этой связи миллионы и миллионы лет эволюции, и вы знаете, что, каким бы жестоким или несправедливым нам ни казалось существование хищников, но их влияние на экологический баланс в большинстве случаев имеет положительный характер. Взаимосвязь «хищник-жертва» равновесна и является естественным инструментом видовой регуляции. Мы не имеем права нарушать это равновесие, даже мотивируя своё вмешательство благородными целями спасения одних животных от когтей и челюстей других. Проекция законов нашего Общества неуместна на трофические связи, что существовали задолго до нас и Цивилизации в любом природном биоценозе.
Но и наш социум является частью биосферы. Соответственно, у нас равные права с другими живыми созданиями в отстаивании своих интересов, то есть в борьбе за существование. Как издревле велась эта борьба, вы знаете. Человеческое стремление покорить Природу обернулось созданием агроценозов – экологических систем, управляемых нами и подчиняющихся нашим законам, понятиям «полезности» и «вредности», как говорили в старину.
Агроценозы имеют самые разные типы, зависящие от их размеров и возложенных на них функций. Одними из разновидностей агроценозов являются животноводческие фермы и хозяйства, где для нужд человека выращиваются массы различных живых существ от микроорганизмов до моллюсков и насекомых и от рыб до крупных позвоночных. Естественно, что деятельность хищников в таких агроценозах подавляется. Поскольку существующая в природе регуляция нам в них не нужна. Мы, наоборот, ратуем за увеличение поголовья разводимых животных. Так нами проявляется роль «защитников» мирных животных от хищников. Но здесь же расцветает двойственность и парадоксальность нашей этики…
Так уж сложилось эволюционно, что человеку самому досталась роль хищника в этом мире. Наш вид и наши предки отличаются повышенной активностью, которая требует постоянного возобновления энергии. А простейший способ компенсировать её расход – питаться калорийной пищей, добывая её при возможно меньшей затрате сил. Вот это нехитрое желание было одной из мотиваций освоения человеком земледелия. Но, кроме того, наш организм нуждается в регулярном поступлении полноценного белка для регенерации тканей и других физиологических функций. Для удовлетворения потребности в белке древние люди приручили и одомашнили диких животных, чтобы уже не охотится на них с высоким риском потерпеть неудачу, а всегда иметь под рукой некий резерв именно белковой пищи. И агроценозы, о которых я говорила минуту назад, являются результатом следования такому прагматическому принципу. Сперва это были крохотные системы частного характера – например, семья держала у себя козу или несколько куриц. А с ростом населения, с развитием технологий и экономики начали появляться сложные корпоративные организации. Тут можно вспомнить «эпоху огораживания» в Великобритании, когда огромная часть экономики Альбиона стала зависеть от животноводства – массового разведения овец. Ну, а к XX столетию появились уже целые «мясные империи». Аппетиты человечества росли…
Однако, кроме «зверских» аппетитов, Природой нам был дарован высокоразвитый мозг, способный к самооценке, которая в свою очередь привела к выработке этических норм, регулирующих человеческие отношения на уровне первичного законодательства. «Не причинять вреда себе подобным, не убивать» – это один из таких фундаментальных законов, актуальных во все времена. К сожалению, часто нарушаемый… Но речь не об этом!
Наших предков (как и нас!) печалили боль и смерть своих близких. Безусловно, находясь под тягостным впечатлением горя в своей семье, в племени, в социуме, те же самые чувства сострадания и тоски люди непроизвольно, а потом осознанно, проецировали на окружающий мир, на населяющих его животных. Кроме того, они ассоциировали себя с животными, делали их своими тотемами – родичами-покровителями! Они думали, а не испытывают ли животные чувства, схожие с человеческими? А если испытывают, вправе ли человек причинять им страдания, которые для своего общества считает недопустимыми?
Из подобных размышлений рождался гуманизм. И ярким его проявлением стало обращение человека к вегетарианству. Конечно, не все люди перешли на «мирную» пищу, и вегетарианство до сих пор не имеет глобального характера. Но проблема зависимости человека от мясных и высококалорийных продуктов уже не стоит столь остро, как двести-триста лет назад, и поэтому употребление мяса является результатом сугубо индивидуальных гастрономических пристрастий отдельных личностей.
Наша наука и технологии сегодня позволяют получить огромные объёмы так называемого «сырого» белка, продуцируемого простейшими. Как вы знаете, он используется для изготовления искусственных мясных продуктов. Причём, себестоимость их в разы дешевле мяса коров или свиней. Помимо этого, никуда не исчезла древнейшая альтернатива мясу высших животных – это бесчисленные беспозвоночные, употребление в пищу которых многие морально оправдывают тем, что с самой зари эволюции эти разнообразные существа находились в основании «пищевой пирамиды». Они даже выработали защитный механизм, позволяющий им сохранять стабильность популяции, несмотря на их значительное истребление хищниками всех родов, в том числе человеком. Здесь мы снова наблюдаем некий компромисс наших сердец с желудками.
Я всё это говорю, чтобы напомнить вам, что противоречия этического отношения к животным появились не вчера. Так же, как и нашим общим двусторонним взаимоотношениям с Природой, этим противоречиям сотни, даже тысячи лет. Какие-то из них мы решили. Какие-то пока не находят решения. Возникают новые проблемы.
Например, сами являясь потомками хищников, мы с пониманием относимся к другим хищникам – ну, такова их природа, что поделаешь! С другой стороны, мы считаем их своими конкурентами, когда дело прямо касается наших интересов – агроценозов. И одновременно же, как просвещённые гуманитарии, мы бы хотели видеть свойственное нам миролюбие в волке, крокодиле, гарпии… Даже в дельфине! Но как этого добиться, если мы отстаиваем неприкосновенность дикой природы и её законов, а внушением, без перестройки физиологии, хищников овощи есть не заставишь.
Увы, разбираться с этим «гордиевым узлом» каждому из вас, да и прочим людям суждено, зачастую руководствуясь субъективными понятиями этики и мерой добра, носимого в сердце. Но есть вариации данной «хищной проблемы», которые подразумевают вполне конкретные и общие для всех правила и нормы. О них я и хочу поговорить.
Наша биостанция и другие научные учреждения, где разводятся, содержатся и воспитываются животные, выращиваются растения и грибы, тоже являются своего рода агроценозами. И в их условиях возникает одна из сложных нравственных дилемм. Из-за того, что мы стараемся содержать животных в условиях близкой им среды обитания, но одновременно под нашим контролем, происходит конфликт между суровыми законами Природы и нашими нравственными принципами.
Дело в том, что мы держим у себя разнообразных хищников. Содержание это подразумевает их питание животным кормом. Что, естественно, многим из нас не нравится, потому что связано с убийством. Каких-то питомцев нам удалось приучить к искусственным кормам – к продуктам, которыми питаемся мы сами и употребление которых не увязываем с кровопролитием. Но некоторых животных мы не можем кормить подобной пищей. Например, змей. Они являются активными охотниками и употребляют живую или только что убитую добычу. За примером далеко ходить не надо – это наш замечательный питон Архимед. Каким бы добрым и ручным он ни был, но все мы знаем, что кушает он не пряники, а специально разводимых нами крыс. Причём исключительно живых… То же самое касается других наших змей…
Я вижу в ваших глазах то чувство, которое гложет и мою душу, которое живёт в каждом вашем сокурснике здесь, в школе, и на биостанции. Это совесть. Это сомнение: имеем ли мы право распоряжаться чужой жизнью, пусть даже это жизнь крысы? Это страх: а не продолжаем ли мы традиции скотобоен прошлых веков?
Наша этика и гуманизм восстают против того, чтобы растить одно существо на скормление другому. И ещё раз повторю, мы не только не можем, мы сознательно не хотим менять природу хищников из-за того же самого гуманизма, обязывающего нас с уважением относиться к способам выживания тех или иных животных.
Тогда, единственный способ для нас избегнуть угрызений совести – это отказаться от содержания хищников, которые употребляют только живой корм. И я знаю, что вы мне возразите: без таких питомцев наши знания будут неполными, однобокими. Таким образом, мы оправдываем совершаемое нами зло, говоря, что это необходимо для нашего научного развития, для полноценного представления об устройстве мира. Кроме того, если мы говорим о заботливом отношении к животным, мы не должны делать исключения для каких-то их видов на основе их «зверских вкусов».
Это зыбкое оправдание, но оно имеет реальную силу, если мы готовы признать свою ответственность за возможное бесполезное убийство животного. Под «убийством» я подразумеваю кормление наших хищников живым кормом.
Как определить такую «бесполезность» и тем самым предотвратить её? Первое и основное – это понять, насколько хищник зависим от живого корма, вообще от природной пищи и нет ли возможности найти им альтернативу. Если это удаётся сделать, если животное чувствует себя хорошо на обеспечиваемом ему рационе, то добавление в этот рацион живого корма помимо «заменителя» или сверх уже установленной нормы живого корма будет являться бесполезным убийством. Иными словами – преступлением.
То же самое касается опытов с животными, если их результат заведомо чреват увечьем или смертью. Сперва следует определить необходимость опыта, попробовать смоделировать его искусственно. Наши технологии сегодня позволяют добиться почти стопроцентного соответствия компьютерных расчётов естественным эмпирическим наблюдениям. И помните, что за этими технологиями, за научным прогрессом уже лежат миллиарды загубленных жизней живых существ. Так остерегайтесь продолжать им черёд, превознося точность эмпирики. Мы в долгу перед каждой жизнью наших меньших братьев – не увеличивайте без острой необходимости этот долг.
И в заключении…
Степень необходимости того или иного шага, опыта, поступка служит нам оправданием. Я не скажу, насколько эффективным – это уже сугубо индивидуальный взгляд. Но я прошу вас, и сейчас, когда вы учитесь, и потом, когда вы покинете эти стены и углубитесь в личные научные изыскания, я прошу вас, помните, что ваши амбиции должны не просто согласоваться с интересами ваших друзей и общества, но подчиняться им. Прежде, чем начать опыт, всегда обращайтесь к себе с вопросом, а какова будет его польза не для меня, а для других людей? Что может им дать обретённое мной в ходе опыта знание? Задавайтесь таким вопросом, особенно, если опыт подразумевает прямую конфликтную ситуацию с социумом. Спрашивайте себя: стоит ли опыт этого конфликта, готовы ли вы нести за него ответственность? И если в вас окажется хоть толика сомнения в этом – отказывайтесь от опыта. Уверяю вас – этим вы уже одержите научную победу. Потому что ничто так ни ценно для науки о Жизни, как сохранение её сути в окружающих нас существах и растениях. Не бойтесь сомневаться. Бойтесь уверенности. Потому что биология – это тот предмет, где уверенность в своей правоте – зло. Так прислушивайтесь к своим сомнениям. Они не просто так родятся в ваших душах. Будьте внимательны к ним, к себе и к окружающему миру. Помните, лояльности в отношениях с Природой мало. Терпение и доброта необходимы каждому из нас, чтобы менять в ней то, что нам доступно изменить, смиряться с тем, что мы изменить не можем, и научиться отличать первое от второго…
Звонок зазвенел с пронзительной надсадностью, покатившейся эхом в безмолвии кабинета с притихшими детьми. Одна девочка даже вскрикнула от неожиданности.
– Спасибо! Все свободны, – устало сказала Галина Петровна.
Всю лекцию она говорила спокойно, размеренно. Но Алису не покидало чувство, что даётся это спокойствие педагогу, ой, как не просто. Бледность не сходила с лица учительницы. В отличие от речи, её жесты, сопровождающие слова, были эмоциональны и резки.
Ученики потянулись к выходу не как обычно, шумной ватагой, а с какой-то тяжестью в движениях и тихо обсуждая услышанное. Алиса и несколько ребят окружили стол учительницы, желая обсудить вызванные лекцией вопросы. Но Галина Петровна с извинениями отказалась от комментариев и пояснений.
– Не сейчас, дорогие мои! – рассеяно засуетилась она. – Не сейчас! Обязательно потом…
Она попросила оставшихся поспешить покинуть кабинет, заперла его и скрылась в учительской.
* * *
Небольшое недопонимание между Селезнёвой и учительницей истории Каролиной Павловной задержало в тот день Алису после уроков. Общий язык в итоге удалось найти (правда, говорила в основном Каролина Павловна). Но успех переговоров не сказался на подпорченном с самого начала настроении девочки. По этой причине она бродила по школьным коридорам в раздумье, стоит ли идти на биостанцию в пасмурном расположении духа или устроить себе маленький ленивый выходной.
Проходя недалеко от кабинета директора, Алиса заметила пятящуюся из его дверей Галину Петровну. «Да-да, я приложу все усилия… Не сомневайтесь… До свидания…» – взволнованно бормотала она в дверной проём. Никогда прежде Алисе не доводилось видеть учительницу в таком подавленном состоянии, в каком та пребывала сейчас.
Женщина притворила дверь и, не замечая девочки, шаркающей походкой направилась к выходу на лестничную площадку. Она начала было спускаться, но оступилась на первой же ступени и, вцепившись в перила, тяжело привалилась к ним, да так и замерла, переводя дыхание.
Алиса подлетела к ней.
– Галина Петровна, Вам плохо?
– Что? – будто спросонья заморгала учительница. – Алиса?
– Вам помочь? Помочь? – с тревогой хлопотала девочка.
– Ах, нет! – Галина Петровна натянуто улыбнулась. – Спасибо, милая! Это я так… Неловкая… Годы не те…
– Я провожу Вас! – заявила Алиса. – Нам же по пути.
Она подставила плечо учительнице, и они медленно и осторожно спустились в холл. Алиса заметила, что каждый шаг давался женщине с большим трудом. Три лестничных пролёта отделяло их от первого этажа, и на каждом из них Галина Петровна отдыхала по несколько минут, шутливо ворча, что оказия такая с ней, не иначе, как из-за магнитных бурь. Да только Алиса уже догадывалась об истинной причине такого разбитого состояния любимого педагога.
– Галина Петровна, можно вопрос? – смущённо обратилась она к учительнице, когда они уже шли от школы по тенистой улочке в сторону биостанции. Посидев с четверть часа на скамейке у фонтана в школьном сквере, женщина немного пришла в себя. Но сейчас продолжала опираться на плечо ученицы.
– Вопрос? Какой? – растерянно переспросила она.
– Вам… Вас из-за Багарова отчитали?
– Отчитали? – Галина Петровна даже остановилась от удивления. – Почему ты так решила?
– Извините, пожалуйста! – густо покраснела Алиса. – Я просто случайно услышала, как Каролина Павловна жаловалась, что ей чуть урок не сорвали с нашими параллельщиками каким-то внеплановым тестом. А потом узнала, что его сегодня все биологические классы проходили. Этот «инспектор»… Он думает, что среди нас может оказаться ещё один, такой же, как Багаров?
– Инспектор?
– Человек с тестом. Они проверяют, нет ли у нас плохих наклонностей?
Галина Петровна в немом изумлении смотрела на ученицу, и Алисе пришлось пояснить, что об особенном назначении тестов ей рассказал отец.
– У тебя хорошая интуиция, – отрешённо сказала учительница. – Это полезно для биолога…
– Значит, действительно…
– Милая, я не могу обсуждать это с тобой, – перебила Алису Галина Петровна.
Девочка потупила взор, а педагог, взяв её за руку и продолжая путь, ласково начала:
– Но я глубоко признательна тебе за поддержку. Она мне очень нужна! Ведь в том, что совершил Костя…
– Кто?
– Багаров. Имя у него – Константин.
Алисе показалось странным, что такой подлец, как Багаров, может иметь имя, да ещё такое! Она недовольно поморщилась.
– Так вот! – вернулась к своим словам учительница. – В том, что он совершил, есть и моя вина. И не малая… Не удивляйся, милая, – предупредила она готовый сорваться с языка Алисы недоумённый вопрос. – Ваши ошибки, ваши неудачи, ваше непослушание – это всё наши недоработки. Мне следовало быть внимательней к нему и к его интересам. Теряю сноровку… Старею…
– Нет, что Вы! – попыталась утешить учительницу Алиса, и запнулась, поняв вдруг, что имеет лишь самое приблизительное понятие о её возрасте.
Она не могла припомнить, чтобы Галина Петровна когда-нибудь праздновала свой день рожденья. Вроде бы, ученики старших классов условно приурочили его к Новому году и в его канун поздравляли педагога с именинами. Но её реальные годы оставались тайной. Кто-то говорил, что ей пятьдесят-шестьдесят лет. Другие – будто давно за семьдесят! Казалось, что Галина Петровна была и будет всегда!
Выглядела она моложаво, не чуралась моды – одевалась стильно и элегантно. Только седые пряди, хитро замаскированные в орнамент изящной причёски, морщинки вокруг глаз – «вороньи лапки» – да сами глаза, исполненные бесконечной доброты и мудрости, указывали на почтенный возраст женщины.
А сейчас… «Стареет!» – словно бритвой, невыносимая тоска полоснула сердце Алисы. Щемящая боль наполнила её осознанием того, что не о внешности кокетничает Галина Петровна, не о своих морщинках, но совершенно серьёзно она признаётся, что медленно увядает изнутри. Не находя слов ободрения, потрясённая своим прозрением, Алиса лишь крепче сжала холодную руку учительницы.
– А я, кстати, хотела тебя попросить об услуге, – неожиданно просветлела женщина.
– Всё что угодно, Галина Петровна! – загорелась воодушевлением Алиса. – Всё что угодно!
Благодарная улыбка расцвела на лице учительницы.
– Скажи-ка, вы, кажется, с Пашей друзья?
– Ну… Время от времени, – рассмеялась Алиса.
– Хорошо. Я хотела тебя попросить, чтобы ты периодически присматривала за ним…
Алиса поперхнулась. Страшная догадка мелькнула в голове.
– П-Паша т-тоже?
– Он в группе риска, – доверительно прошептала учительница. – Я поручилась за него, но боюсь не справиться.
– Нет! Не Паша! – отчаянно замотала головой Алиса.
– Ты не волнуйся, милая! Он не такой, как Багаров. Нет у него, как ты говоришь, плохих наклонностей. Просто… Видишь ли, у него обострённоё чувство справедливости. И он пока не умеет его контролировать, чтобы оно не вступало в конфликт с нашим законодательством. Если оставить эту его особенность без внимания, в будущем она может обернуться большой бедой. Нужно, чтобы кто-то был рядом с ним и смягчал бы, гасил его донкихотские порывы. Вы с ним так похожи! Но ты более уравновешенна и могла бы послужить противовесом Пашиному темпераменту. Понимаешь?
– Отлично понимаю! – закивала Алиса.
– И я могу на тебя положиться?
– Не сомневайтесь, Галина Петровна! Я с него глаз не спущу.
– Спасибо! Спасибо, большое! Я знала, что могу на тебя рассчитывать.
Учительница обняла Алису, потом отстранилась и заметила:
– Только Паше ни слова.
– Разумеется! – согласилась девочка.
– Вот и замечательно! – без радости промолвила учительница и добавила. – Передай, пожалуйста, Стасу, что он сегодня за главного.
– Как? Вы не пойдёте на станцию? – взволновалась Алиса.
– Не сегодня, милая. Поеду домой – отдохну! – грустно вздохнула Галина Петровна.
– Может, Вас проводить?
– Спасибо! Не надо. Вон стоянка такси недалеко… До свиданья! И удачи…
Ещё раз обняв напоследок девочку, Галина Петровна побрела к площадке с похожими на огромных божьих коровок флаерами.
Алиса долго смотрела ей в след; наблюдала, как учительница садится в такси, как летучка медленно и величественно, будто осознавая, какую ценность несёт на борту, поднимается в воздух. Из окошка показалась рука женщины и помахала Алисе на прощание. Девочка ответила тем же жестом удаляющейся жёлтой пузатой машине, смахнула слезинку и поспешила на биостанцию – там было много дел. Там был Пашка…
Вместо послесловия
Серый варан Израэль закончил жизнь в Московском зоопарке глубоким стариком – позади он оставил более четырнадцати лет и плеяду многочисленных благородных потомков. К четырём годам он действительно достиг прогнозируемых рекордных размеров – от носа до кончика хвоста его длина составляла невероятные два метра, семь сантиметров. Рекорд был соответствующим образом зафиксирован и получил освещение в специализированной литературе. К великому разочарованию Гераскина, который по возможности старался каждую неделю навещать бывшего питомца, его имя в связи с этим рекордом не упоминалось. Но спустя семь лет после печальных событий на биостанции, уже будучи студентом, Пашка получил удивительное письмо, следующего содержания:
«Здравствуйте, уважаемый Павел Николаевич!
Нам известна Ваша привязанность к содержащемуся в нашем зоопарке серому варану Израэлю Хэндсу. Также мы помним, что именно Вы были его первым хозяином. В связи с этим Вам, возможно, будет интересна нижеизложенная информация.
Наверняка, для Вас не является секретом, что наш зоопарк ведёт активный обмен животными с аналогичными учреждениями других государств и планет в рамках программы «Межпланетного биоразнообразия». Мы не без гордости должны отметить, что потомство варана Израэля (и других варанов) пользуется определённым спросом у наших коллег-заводчиков и учёных из других звёздных систем. Достаточно назвать такие большие, имеющие общегалактическое уважение и влияние, питомники дружественных планет Паталипутры и Блука с их неослабевающей увлеченностью в вопросах разведения земных рептилий, чтобы понять степень значительности внимания, проявляемого наукой других Цивилизаций к нашим животным.
Но помимо, большей частью, коммерческого успеха, сегодня мы обязаны нашим варанам спасением Международной Космической Колонии IV-го порядка Мкларэй (пл. Фрас (Рпе-Ата), система Кришны (Отомахи 6/73)).
Дело в том, что несколько лет назад на одной из АЭС колонии Мкларэй произошла авария с выбросом в атмосферу радиоактивных изотопов. Аварию и её последствия оперативно устранили. К счастью, как тогда казалось, они были незначительны и не отразились на окружающей среде. Подобная уверенность была оправдана практически во всём, за исключением местного мелкого зверька сиупа (Syup argentamensis).
В биотопах пл. Фрас сиуп занимает экологическую нишу, равноценную той, что принадлежит земным грызунам: крысам, сусликам и пр. Этим зверькам и так была свойственна высокая плодовитость, а из-за радиации она выросла почти в полтора раза. Произошёл небывалый всплеск популяции сиупа – зверьки буквально кишели повсюду.
Недальновидное применение местными властями химических отравляющих веществ для сокращения численности размножившихся зверьков лишь подлило масла в огонь. Всё из-за той же радиации сиупы приобрели устойчивость к ядам. Но сложные химические соединения, попадавшие в их организм с пищей, не только не отравляли их, но и не разлагались, а накапливались. И способность к концентрации отравляющих веществ без вреда для организма передаётся у сиупов по наследству. Проще говоря, они стали ядовиты. Это их новое свойство не замедлило сказаться на хищниках всех видов, из века в век охотившихся на сиупов. В отличие от последних, они оказались восприимчивы к ядам. И от поедания напичканной химикатами добычи их поголовье начало стремительно убывать. Таким образом, у сиупов исчезла значительная часть естественных врагов, до этого сдерживающая рост их популяции. То есть, последний получил новый мощный импульс.
На борьбу с полчищами сиупов была брошена армия. Зверьки истреблялись десятками тысяч. Но тщетно! Численность их увеличивалась – увеличивались расходы на её подавление. В Мкларэй и на сопредельных территориях уже говорили об экологической катастрофе высшей категории.
Аграрное хозяйство колонии несло колоссальные убытки. Но деятельность зверьков – активное поедание ими растений – сказывалось не только на урожаях сельскохозяйственных культур. Аппетиты разросшейся популяции сиупов не уступали таковым у саранчи. Они съедали практически всё! В т.ч. обгладывали кору и корни кустарников и деревьев. Даже самые стойкие растения не успевали восстановиться от такого натиска. И их гибель (в первую очередь травянистых форм) приводила к выветриванию и без того слабых почв, лежащих в юрисдикции колонии.
Зверьками также уничтожались зелёные насаждения вдоль рек и оросительных каналов. И это, да ещё многочисленные норы сиупов в берегах водных артерий, стало причиной оползней, которые вели к засорению русел, их обмелению и засухе.
Тысячи зверьков умирали в своих норах, и накопившийся в них яд откладывался в глубинных слоях почвы.
Из-за разросшейся популяции сиупов расширился природный очаг тяжёлого эпидемиологического заболевания – лихорадки Диола. Это было особенно опасно в связи с тем, что сиупы массово мигрировали в поисках пищи в города колонии.
Подробнее об этих и других проблемах, вызванных нашествием сиупов, можно узнать из журнала «Космобиология» №№ 2-5/2089, № 10/2089, №№ 3-4/ 2090; или из журнала «Экология МКК Мкларэй» № 4/10-537-А, №№ 6-8/10-537-А, №№ 14-21/10-538-В.
Представители МКК Мкларэй обратились к Учёному Совету Союза Млечного Пути за помощью в решении постигшей их беды. И одним из постановлений внеочередной коллегии Учёного Совета было решение срочно определить для борьбы с сиупами естественными биологическими методами возможность внедрения в экосистему колонии и сопредельных территорий животных, способных стать альтернативой стремительно вымирающим хищникам Мкларэя. Среди более полусотни предложенных вариантов оказались серые вараны пл. Земля.
Климат и общая структура биотопа колонии и сопредельных территорий сильно схожи с природной средой обитания серых варанов в Средней Азии и Северо-Восточной Африке. Мы видели трудности лишь в некоторых вопросах акклиматизации и, особенно, в адаптации рептилий к годичному циклу пл. Фрас. Огромным плюсом было то, что вараны оказались устойчивы к ядам и радиации. Наши учёные с энтузиазмом включились в проект заселения Мкларэя «неотипичными консументами 2-го порядка».
В течение трёх земных лет вараны из наших питомников, их потомство, а также особи, отловленные в природе, проходили экспериментальную адаптацию на пл. Фрас вместе с хищниками с других планет. Экзамен на жизнестойкость в новых условиях сдали только вараны. Сегодня мы с полным правом можем утверждать, что их адаптация завершилась полным успехом!
Завезённые рептилии отлично прижились и активно истребляют сиупов. Наши предположения об их невосприимчивости к яду, концентрирующемуся в зверьках, подтвердились.
По отчётам группы учёных, проводивших эксперимент, наиболее приспособленными к условиям Мкларэя оказались потомки нашего варана Израэля.
Правительство МКК Мкларэй высоко оценило вклад наших учёных в спасение колонии и обширных сопредельных территорий от катастрофического размножения сиупов. Непосредственным участникам были вручены медали и ордена высокого ранга от имени колонии Мкларэй и Учёного Совета Союза Млечного Пути.
Но нам бы хотелось отметить абсолютно всех, так или иначе способствующих этой победе. А потому, мы отметили Вас, уважаемый Павел Николаевич, как первого заводчика символа нашего триумфа – варана Израэля.
Я выражаю Вам от лица всех учёных глубочайшую признательность за Ваш вклад в дело сохранения и приумножения богатств Природы. Огромное Вам спасибо!
P.S. Почётную грамоту на Ваше имя, а также подробный отчёт об операции Вы можете получить в Институте зоологии АН РУз г. Самарканда у курирующего проект профессора Тимура Валерьевича Абдураупова.
С уважением, директор Московского зоопарка Ю.Т. Синичкин»
Под письмом также стояла подпись на неизвестном Пашке языке, расшифрованная в космолингве:
«Бесконечная благодарность от имени населения Международной Космической Колонии IV-го порядка Мкларэй в деле защиты и сохранения её экологического баланса.
С уважением и наилучшими пожеланиями, президент МКК Мкларэй Твис Кан-Бату.
С уважением и наилучшими пожеланиями, председатель Научного Комитета охраны природы МКК Мкларэй Плут Ул-Лар».
2.VIII.2014 – 14.IX.2014