3. Цирковая лошадь.
Пока Пересказкин колесил по России, а точнее пробирался на Урал «зайцем», чтобы потом, используя округлость Земли попасть на Украину, Крым, не откладывая в дальний ящик своих желаний, вернулся в состав российского государства. Запад не успел охнуть, хотя «дядюшка Сэм» и предпринял несколько выпадов против этого. Увы, ложка дорога к обеду, да и было непонятно, почему это американцы так забеспокоились. Во-первых, Крым вон где, а Америка у чёрта на куличках. Во-вторых, американской демократией народы мира уже перенасытились, поскольку на словах одно было, а на деле всё больше походило на удавку, связанную из распущенного шерстяного носка.
Полностью поддержав присоединение Крыма к России, Валентин Дормидонтович не задумываясь, решил вернуться домой. Собственно, он и порядком подустал от своей затеи - попасть на Украину через Урал и Дальний Восток. Когда Пересказкин появился на пороге родного дома, мать от радости не знала, куда деть свои руки и такую взбучку устроила сыну, что у того под глазом образовался колоритный синяк. Вот такая бывает материнская радость.
Ну, потом-то и за стол усадила и чаем напоила и всё смотрела повлажневшими глазами на осунувшееся лицо своей кровиночки и думала, что и не так это просто колесить по России без копейки в кармане. Когда Валентин Дормидонтович осилил пятую чашку чая, она всплакнула и пожаловалась, мол, годы идут, а внуков всё нет у неё. На это Пересказкин ничего ей не ответил, поскольку события на Украине выбили его из колеи настолько, что было, если честно, не до личной жизни. Он даже стал по утрам делать зарядку, чтобы вогнать себя в прежнюю физическую форму. А вдруг Родина вспомнит о нём, а он весь такой расхлябанный? Вон, совсем рядом фашизм сапоги начищает, а у него всё обвисло. Куда это годится? Случись что и по соплям этим «бэндеровцам» не сможет надавать.
Вот всегда так: наши желания никак не хотят совпадать с нашими же возможностями. Тут, значит, борьба за рельефные мышцы отдельно взятого человека, так сказать в контексте повышения градуса патриотизма, а Запад взял и попёр на Россию всякими санкциями. Эх, и кто их таких недалёких родил-то? Сейчас бы Пересказкину коня, да сабельку острую, он бы им показал этим на майдане, как шинкуют капусту. Совсем страх потеряли… и совесть.
Его мать, понаблюдав за сыном, решила не оставаться в стороне, и пошла по соседям, собирать вещи для беженцев. Она так рассудила, если оружием помочь правительство не разрешает, то носки и майки будут в самый раз.
И вот какая может идти речь при всём подобном о личной жизни, если все так нацелены на победу? Тут ещё пришло Пересказкину известие о том, что… Собственно, эта тайна принадлежала только ему и никому другому. Поскольку это имело отношение к его прошлому, о котором он высказывался так: «Все, что было, не так страшно, как то, что ещё может со мной произойти». Когда же стало ясно, что ничего в его прошлом нельзя изменить, Валентин Дормидонтович взял ластик и аккуратно подтёр номер телефона в своей записной книжке, а заодно и стёр там же инициалы: «А. Т.» Это был самый простой способ начать жить без оглядки назад.
Замечу, что через подобные «университеты» каждый из нас проходил по-своему. У одних это выглядело так, будто бутылка шампанского разлетелась вдребезги прямо в руках. У других это походило на затянувшуюся диарею. У третьих, если не брать во внимание побочных действия, всё подобное представало в образе Дьявола, которому позарез надо было вступить в пионеры. Один только вопрос: «Где они эти самые пионеры?»
Пересказкин ни к первым, ни ко вторым и тем более, ни к третьим не имел никакого отношения, поскольку, Если вы не забыли, отведал ушицы из говорящей рыбьей головы. Вот поэтому, стоило ему поводить по своему блокноту ластиком, его настоящее преобразилось, и будущее даже кивнуло ему, мол, немного терпения, товарищ и рот твой будет в шоколаде.
Валентин Дормидонтович в вопросах послушания был примером для большинства. Когда почувствовал нутром, что холостяцкая жизнь начинает ему надоедать, он решил направить свои стопы по пути, который неминуемо должен был привести его к венчальному алтарю. В виду того, что подобные мероприятия не осуществимы без базиса, необходимо было что-то делать с работой. И только Пересказкин над этим задумался, тут эта самая работа его и нашла. Один давнишний его приятель попал в тиски обстоятельств, где на одной из чаш весов оказалась его жизнь. Чтобы не рисковать здоровьем, переписал свой бизнес на Валентина Дормидонтовича. Пересказкин и не сопротивлялся, да и надо было человеку помочь в столь сложной для него обстановке. И оказался он владельцем нескольких магазинов и всякой другой недвижимости. Он значит весь такой и рот в шоколаде, а его приятель инсценировал собственные похороны и укатил с любовницей в Таиланд.
Уже через неделю Валентин Дормидонтович понял, что не создан для бизнеса, и чтобы расплатиться со всеми кредиторами, выставил всю имеющуюся недвижимость на продажу. Желающие нашлись сразу. Пока он гасил долги своего приятеля, пришла новость о том, что того нашли мёртвым в отеле за тысячи километров от Родины. Пересказкин по совету матери тут же сходил в церковь и поставил за упокой убиенного свечку, а заодно и за своё здравие. Когда раздал долги, на оставшиеся рубли купил себе костюм и, нарядившись в него, долго стоял перед зеркалом, рассматривая себя с ног до головы. Насмотревшись, произнёс: «Хоть сейчас к венцу». Вторую мысль, а она не заставила себя ждать, не стал озвучивать, но вам я скажу, что подумал Валентин Дормидонтович о том, что он мог легко оказаться сейчас на месте своего убитого приятеля.
Поскольку, рыбья голова ему пророчила совсем не то, о чём он не стал распространяться вслух, было принято решении не сидеть и ждать, а действовать. Тут ещё мать стала зудеть, мол, раз костюм купил, пора выходить из тени. И Валентин Дормидонтович вышел.
Первым делом он вооружился терпением, ибо не хотел повторения предыдущих ошибок. Конечно, костюм был хорош и вероятность того, что опять он налетит на уже знакомые грабли. И вот, Пересказкин, в конце концов, сумел-таки оседлать свои первоочередные желания, поставив перед собой вот такую цель: его избранница должна была подвигнуть его на создание уютного семейного гнёздышка. Конечно, ещё мать постоянно его напутствовала на что-то добротное крупных габаритов, но Пересказкин просто взял и сунул её советы в задний карман брюк и аккуратно застегнул на пуговку.
И вот в таком виде Валентин Дормидонтович выдвинулся в центр города. Ему всегда казалось, что именно там барражируют самые лучшие представители женского пола, которые способны привнести в его быт не только разнообразие, но и определённую надёжность. Он считал, что в семейной жизни быт всему голова и если его избранница будет разделять его взгляды в эту сторону, то в лепёшку расшибётся, но сделает её счастливой.
Кстати, Пересказкин никогда не мог словами выразить, что такое на самом деле счастье. Кое-какие догадки были, но если честно, он не знал, куда их притулить. И, тем не менее, был уверен в том, что счастье – это когда тебя ждут. Конечно, в реалиях всё подобное может иметь всякие подробности. Например, ждать можно в компании твоего друга и необязательно самого лучшего. Тут Валентин Дормидонтович был застрахован основательно, поскольку друзья, если у него и были, сами об этом ничего не знали. Замечу, что ожидание любимого с работы можно и соседом. Мы-то с вами знаем, что мир не без добрых людей и первыми в этом списке значатся именно те, кто живёт с нами через стенку. Валентин Дормидонтович по памяти перебрал всех обитателей своего подъезда и понял, что ему есть чего опасаться.
И какой вывод? А вывод напрашивается такой – надо выбирать страшненькую. Во-первых, спрос на них небольшой, а в некоторых случаях так вообще никакой. Во-вторых, такая и любить будет, как голодная собака любит кусок хлеба. Конечно, Пересказкин понимал, что сам ко всему подобному не готов, поскольку не понимал, как можно вообще любить страшненькую. Он и так прикидывал и так, но что-то у него ничего не сходилось. Раз нет любви, то зачем ему всякие там ожидания, а отсюда и само понятие счастья какое-то искусственное получается. Кстати, сюда стоит приплюсовать то, что у этих страшненьких, как правило, и ноги кривые, и всякие болячки ходят с ним под руку. Замкнутый круг, да и только. Вот-вот, и по этому кругу Валентин Дормидонтович топает копытами, как самая заурядная цирковая лошадь.
Чего-чего, а в образе цирковой лошади Пересказкин себя ещё ни разу в жизни не представлял. Тут он ещё вспомнил про уху из говорящей рыбьей головы, и ему стало немного спокойнее, да и всё пока шло как по нотам.
Итак, Валентин Дормидонтович оказался в центре города. Вокруг, куда не повернёшь головы, одна реклама. Ещё под ногами раскалённый асфальт и эти снующие горожане с деловым выражением на лицах. Пересказкин присмотрелся к ним и ужаснулся – все они были похожи друг на друга как две капли воды. А эти цокающие каблуками с напомаженными губами цыпочки вообще наводили на мысль, что инкубатор им и мать, и отец. Валентин Дормидонтович даже растерялся поначалу. До этого ему приходило в голову, что каждый человек индивидуален, а тут вдруг такое однообразие. «Нет, этого не может быть» - подумал Пересказкин и стал крутить головой по сторонам. Увы, ему не удалось никого зацепить взглядом. Только один раз ему показалось, что вот-вот, но проморгался а и нет ничего. Валентин Дормидонтович даже шаг прибавил, мол, сейчас заверну за поворот, а там… Всё тоже самое и больше ничего интересного.
Измотав своё воображение, Пересказкин решил передохнуть и завернул в сквер имени… Там ещё стояли такие столики под деревьями и официантка с выпученными глазами вертела своей «пятой точкой», как ужаленная. Посетителей было мало: бабулька с внучкой уминали мороженное, молодая пара, судя по их лицам, расставалась навсегда. Ещё разбитная молодуха пускала сигаретный дым кольцами. Валентин Дормидонтович тут же мысленно примерил себя к её габаритам. Ничего путного не получилось из этого. Вошла пара: он кривоногий с отвислым животам и она вся тонюсенькая при тонюсенькая с поджатыми до синевы губами. «Странные они какие-то» - подумал Пересказкин о них.
Ну, почему всё так кисло? И прохладительные напитки так себе, и лето бешенное, и люди все будто вылезли из сундуков пропахших нафталином. Валентин Дормидонтович встал не зная, куда идти дальше. Ноги сами вынесли его к памятнику В. И. Ленину. Он остановился чуть в стороне от изваяния вождя пролетариата. Настроение было на нуле, а тут ещё в лицо ему заглядывала афиша, возвещавшая горожанам о новой программе в цирке. Пересказкин подумал: «А не промотать ли пару сотен на это безобразие?» И промотал.
Когда цирк распахнул перед ним свои двери и Валентин Дормидонтович шагнул внутрь, на него повеяло чем-то знакомым из детства. Ему даже показалось, что он всё ещё юн и стоит только зажмурить глаза и жизнь его начнётся почти с самого начала. Увы, ничего этого не случилось, и тут же духота прыгнула ему на лицо, и в зад впилось жёсткое кресло. Оркестр бабахнул что-то бравурное и на арене цирка замелькали клоуны, гимнасты, дрессировщики. И всё-таки, они были лучше всех тех, кто сейчас остался в центре города со своими озабоченными выражениями на лицах. Тут даже фальшь в оркестре не резала слух. Валентин Дормидонтович ещё подумал, что он, к примеру, не смог бы так, как они каждый раз выходить на арену улыбаясь и кланяясь зрителям. Только он полез в эту тему, как тут же оказался на арене цирка. В каком образе? Так тут и гадать не имело смысла, ибо лошадь цирковая с карими глазами была как раз под стать ему. Вот-вот, и Пересказкин заржал, пытаясь выйти из образа. Ему хотелось всем им, глазеющим на его стройные ноги, сказать, что он человек, а все эти превращения - это никак проделки Дьявола или…
Да, запутался Валентин Дормидонтович в конец. Тут ещё фигуристая очаровашка его по кругу водит на поводу и так легонечко кнутиком для большего артистизма похлопывает по крупу, мол, работай стервец, а то укушу. Пересказкин дёрнул мордой и так посмотрел на дрессировщицу одним глазом, что самому стало не по себе от такого откровенного взгляды. Это был не взгляд, а вызов полный желаний. Он даже в душе пожалел её, поскольку в образе лошади он выглядел очень убедительно, если брать во внимание его жеребячий статус. С таким потенциалом легко мог «наломать дров» и без всякой помощи из зала.
И тут что-то пошло не так. Во-первых, эта маленькая симпатяга зачем-то полосонула его кнутом между задних ног. Во-вторых, тут же последовала реакция – он встал на дыбы. В-третьих, зааплодировал зрители. У Пересказкин от всего этого всё поплыло перед глазами. Он ещё подумал о том, что неплохо было бы сейчас в степь, и чтобы только ветер в ушах свистел, и молодая цыганка прильнула бы к его холке обнажённой грудью.
Размечтался. Валентин Дормидонтович открыл глаза. На арене два клоуна пытались рассмешить распаренную от жары публику. Ничего у них из этого не получалось и от этого пропало желание утюжить неудобное кресло задом. Пересказкин встал и направился к выходу. Оркестр заиграл что-то весёлое. Трубач, в который уже раз взял не ту ноту. Валентин Дормидонтович распрямил спину и вдруг подпрыгнул на месте и заржал.