В этом кабинете нас пятеро. Пять типичных офисных стула. Четыре выстроились в ряд возле левой стены напротив главной местной достопримечательности – массивного стола вкупе с вальяжным кожаным креслом на колёсиках. Моё место – в углу, возле вешалки. Это потому, что я не такой, как другие.
Когда нас впервые внесли в этот кабинет, мы все были узнаваемо похожи друг на друга. Словно юные клоны эталонного образца экстра класса:
с бархатистыми крупами мягких сидений, с изящно откинутыми назад спинками, со стройными металлическими ножками, обутыми в чёрные копытца защитных полиэтиленовых колпачков. Этакий небольшой табунчик молодых жеребчиков, готовых в любую минуту устроить забег на сверхмалую дистанцию по кабинету.
И для того, чтобы нас различать, было решено каждому присвоить свой инвентарный номер.
Угрюмый похмельный детина грубо хватал моих собратьев за ножки, переворачивал и размашисто чертил красным фломастером на тыльной стороне сидений корявые цифры. Но, когда очередь дошла до меня, в кабинет влетела рыжая тётка и заорала противным голосом:
-Кандаков! Ты опять опоздал! Фу, с похмела, конечно. В последний раз, Кандаков, предупреждаю! Уволю!
И тут мрачный Кондаков, даже не взглянув на строгую тётку, с трудном ворочая языком, но с явным удовольствием, родил сакраментальную фразу:
-Пошла на ххх...!
А рука Кандакова, только что выводившая очередную цифру на моём беззащитном брюшке, движимая подсознательным импульсом, автоматически увековечила это бессмертное русское слово.
-Ну, всё, Кандаков! Ты меня достал! – взвизгнула тётка и исчезла.
Кандаков медленно распрямился, задумчиво огляделся вокруг, поднял меня обеими руками, и со всей дури измученного дебильной работой мужика, опустил на пол. Что-то хрустнуло в крепёжном соединении моей задней левой ножки, навсегда превратив мебельного красавца в колченого мебельного Квазимодо. К тому же заклейменного красным непечатным словом.
Меня не уволили, как Кандакова. Просто поставили в темный угол у вешалки. Как-никак, а я ещё способен исполнять свои функциональные обязанности – давать временное пристанище опоздавшим и прочим изгоям.
…И только одно греет меня, когда чьи-то невезучие пятые точки
ёрзают по бархату моего сидения: я – тайный хранитель великого и могучего русского слова.