Ночь на даче. Святочный рассказ из прошлого

Серафима Лежнева Голицына
   Это случилось много лет назад. Тогда я, ещё совсем девчонка, приезжала со своим мужем к нему на дачу зимой и летом, в любую погоду. Муж был старше меня, и нам с ним всегда было интересно вдвоём.

   Днём мы гуляли по лесу, а вечерами сидели в хорошо натопленной кухне, где на диване было так уютно вязать мужу свитер, когда он читал мне вслух что-то из своих любимых классиков.

   Приезжали на дачу в пятницу после работы, и оставались там до вечера воскресенья. Однажды в субботу мужу понадобилось съездить по делам в город, и он предложил мне остаться на даче, обещая вернуться засветло.

   День прошёл в обычных делах. С утра я растопила печурку, приготовила вкусный обед, продукты для которого мы закупали в поселковом магазине. Особенно любили мы брать там баранину для ароматного супа и молоко, жирное, колхозное, его я топила в духовке дровяной плиты. Получалось очень вкусно. В той же духовке я пекла пироги с яблоками из своего сада. Бывать вдвоём в выходные на даче нам обоим очень нравилось.

   Тот случай, о котором я хочу рассказать, произошёл в самом начале нашего супружества. Мы оба были очень счастливы, и казалось, что так теперь будет всегда.

   Меня очень рано начали приучать к хозяйству. Помню, как я, стоя на табурете, делала котлеты в коммунальной кухне, как, также стоя на табурете, мыла в тазиках посуду, гордясь тем, что мне доверяют мыть даже сковородки с пригоревшим жиром и большие кастрюли. Сколько помню себя, мне всегда было интересно учиться всё делать самой, и хотелось всё делать хорошо не для того, чтобы меня похвалили, а просто потому, что мне так хотелось.

   Мужу нравилось во мне всё, и он не уставал повторять слова, кажется, из рассказа Чехова: "Женитесь, господа, не пожалеете!"

   В тот день муж уехал сразу после завтрака. День был погожий: морозный, солнечный, ветра почти не было. Мне не было скучно одной. Сначала я стряпала для мужа вкусный обед, а потом села ждать его у окна, положив на колени вязание из пушистой белой пряжи, купленной на рынке. Свитер для мужа должен был получиться  замечательным.

   Я включила приёмник, и слушала то музыку, то какой-то радиоспектакль, поглядывая в окно, не идёт ли с поезда муж.

   Время летело быстро, я и не заметила, как стемнело. Включила свет. Встала у окна. Муж должен был приехать с минуты на минуту, но его всё не было.

   Поздно вечером я начала тревожиться - муж не приехал, на улице было уже темно, и, взглянув на расписание поездов, я обнаружила, что последняя электричка из города пришла около часу назад. От станции до нашего дома было ходьбы не более получаса, и я не могла понять, что же случилось, почему муж не приехал из города. Я ещё ни разу не ночевала на даче одна.

    Смотреть в окно было уже бесполезно. Кроме моего отражения в тёмном ночном стекле ничего не было видно. Я поняла, что мужа, по-видимому, задержали какие-то дела в городе, и придётся мне ночевать на даче одной. Мобильных телефонов тогда не было, иначе я знала бы, что случилось, и было бы не так тревожно.

   Прежде всего я решила запереть на ночь дверь. Ключи от дома обычно лежали на подоконнике кухонного окна. Их там не было. Обыскала всю кухню, потом весь дом, ключей не было нигде. Это было ясно с самого начала: муж всегда клал ключи в одно место, чтобы их не искать. Щеколда была на входной двери, но ненадёжная, слабенькая, и, закрыв дверь на неё, я убедилась, что дверь свободно ходит туда-сюда, оставляя довольно широкую щель. Достаточно было дёрнуть дверь посильней, и щеколда вылетела бы, она была довольно слабо прикручена разболтавшимися шурупами.

   - Таааааак..., - подумала я, - закрыть дверь надёжно не удастся, значит, придётся не спать, сторожить, не придут ли местные гопники меня убивать...

   Снова включила радиоприёмник, музыка, звучавшая в нём, действовала успокаивающе, и я присела на диван, собираясь вязать всю ночь. Спать в таком ненадёжном месте одна я не решалась.

   Внезапно погас свет, и музыка прекратилась. Этого мне только не хватало! Отключили электричество, так бывало довольно часто на даче, особенно по ночам. Но ни разу я не оставалась на даче одна, да ещё в темноте. Есть ли в доме свеча? Я не знала. Искать свечу в темноте было проблематично. Когда мы вдвоём с мужем оставались ночью на даче без света, в свече как-то не было необходимости. А тут одна, да ещё и в темноте.

   В углу зашуршала мышь. Мыши-полёвки иногда забегали в дом, но я их не боялась. Муж с помощью мышеловки почти сразу вылавливал не прошенную гостью, выбрасывая потом её, распластанную пружиной, вместе с мышеловкой за забор, в придорожную канаву. Было бы странно заниматься в темноте поисками мышеловки, поимкой мыши...

   В добавок ко всему я знала, что соседей по даче нет, никто, кроме нас с мужем, не ездил на дачу зимой. Нечего было и думать о том, чтобы уснуть. Сидеть же одной в тёмном доме было неприятно и страшно.

   Подумав немного, я вышла на улицу. Фонари на улице не горели, но снаружи было светлее из-за луны и звёзд, светившихся в ночном небе. Постепенно глаза привыкли к неяркому уличному свету. Здесь было лучше, чем сидеть в темноте большого пустого дома. Я стала оглядываться по сторонам: везде дома с тёмными окнами, кое-где ставни были заколочены досками. Вышла на дорогу. Высокая берёза, что росла напротив нашего дома, слегка качала длинными ветвями по ночному звёздному небу.

   В том направлении, где росла берёза, прямо за ней, в чердачном окне старого дома почудился неясный свет. Он то появлялся, то пропадал, и был похож на свет лампочек гирлянды. Ветви берёзы мешали мне разглядеть получше, что же светилось в окне дома, стоящего наискосок от нашего. Я прошла вперёд по дороге, и остановилась напротив дома, в окне которого, покачиваясь, то вспыхивали, то гасли огоньки. Я смотрела на них, как заворожённая: ещё бы, могло оказаться, что в этом доме есть люди, и у них есть свет, я могла бы постучаться к ним в дом, и мне стало бы не так одиноко, как сейчас, хотя бы на время.

   Стоя напротив дома, привлёкшего моё внимание, я видела вполне чётко - огоньки появлялись и гасли, появлялись и гасли снова. Оглянувшись назад на свой дом, я увидела сплошной комок темноты, в который сплетались и деревья нашего сада, и дом, и даже калитка, которую я, уходя, оставила на всякий случай открытой - вдруг мне придётся спешно возвращаться домой. Идти назад в темноту не хотелось, и я сделала ещё несколько шагов по направлению к дому с огоньками.

   Огоньки вспыхивали и гасли в чердачном окне на втором этаже дома, усечённом треугольником крыши.

   Набравшись смелости, я постучала в калитку дома с огоньками, сначала тихонько, потом погромче, и, наконец, набравшись смелости, а, может, и от отчаянья, стала стучать в калитку довольно громко.

   Огоньки в окне чердака, покачавшись, погасли. Но через несколько минут или секунд, я не очень определённо ориентировалась во времени, качающиеся огоньки появились за цветными окнами веранды, выходящей в сад. За разноцветными стёклами огоньки было видно не так отчётливо, но они горели, в этом не могло быть никакого сомнения!

   Я продолжала стучать в калитку, ведь там, в доме, кто-то был, не сами же огоньки переместились со второго этажа на первый? В этот момент я думала только об одном - скорее к людям, к человеку, я уже не могла больше терпеть своё вынужденное одиночество посреди большого безлюдного массива заброшенного на зиму садоводства.

   - Что ты стучишь?, - послышался тихий, как бы надтреснутый голос, это дверь дома отворилась, и в её проёме я увидела невысокий силуэт мужчины, судя по его сгорбленной фигуре, он был немолод.

   - Извините пожалуйста, - вежливо сказала я, - погас свет, и мне очень неприятно быть одной. Я увидела огоньки в вашем окне, и решилась вас побеспокоить...

   - Зачем?, - коротко отозвался на мои слова незнакомец.

   - Я здесь совсем одна, - уже смелее продолжала я, - не могли бы вы впустить меня ненадолго в ваш дом? Я посижу немного у вас, успокоюсь, и тогда...

   - Что тогда?

   Я не знала, что сказать.


   Мы сидели в полутёмной комнате. Мебель вокруг была старой и пыльной. На столе стояли грязные тарелки и стаканы, а хозяин дома занялся тем, что присел на корточки возле печки и стал подбрасывать дрова в уже догорающую печь. Огонь в печи разгорался медленно, но верно, и было уже можно разглядеть, хоть и не очень ясно, и обстановку комнаты, и хозяина этого странного дома. Он, несомненно, был стар. Его одежда, мягко сказать, была не новой и не опрятной: засаленные рукава свитера неопределённого цвета были видны мне особенно хорошо, потому, что этот человек приблизил руки к огню раскрытой дверцы печи, видимо, ему было холодно. Молчание затянулось. И я, чтобы почувствовать реальность происходящего, заговорила сама:

   - Мой муж уехал сегодня в город, но должен был обязательно вернуться к вечеру. Последняя электричка пришла давно, а его всё нет. В доме темно и страшно, да ещё мышь скребётся в углу...

   Хозяин дома молчал, грея руки у распахнутой дверцы печи, и я решилась заговорить снова:

   - Можно, я немного побуду у вас? Возможно, свет скоро включат, и тогда я смогу вернуться домой.

   Старик поднял опущенное вниз лицо, и я к своему немалому удивлению увидела, что по его морщинистым щекам текут слёзы.

   - Я чем-то расстроила вас?, - испугалась я.

   - Нет, - глухо отозвался он, и провёл рукавом свитера по тёмным, видимо, давно не мытым щекам, смахивая с них слёзы. - Я давно не видел людей, и отвык... с ними разговаривать. Кто ты? В каком доме ты живёшь?

   - У нас самый первый дом в садоводстве, - сказала я, - а номера на нём нет. Фамилия моих свёкров Ивановы, они живут здесь давно, вы должны их знать, ведь наш дом почти напротив вашего.

   - Ивановы?, - переспросил старик, - нет, никогда не слышал про таких. А почему ты решила идти ко мне? Разве других людей сейчас нет в садоводстве?

   - Никого нет, - просто сказала я, - иначе я не стала бы вас беспокоить. Скажите, а что это были за огоньки в ваших окнах, они такие необычные, всё время то гасли, то загорались снова, и будто всё время покачивались.

   - Какие огоньки?, - недовольно спросил хозяин дома, - не было никаких огоньков.

   - Были!, - с уверенностью возразила я, - иначе я не пришла бы к вам. Меня привлекли эти огоньки, они, хоть и не яркие, но были видны издалека. Скажите, как вас зовут? Я не знаю, как к вам обращаться.

   - Зови меня просто Дед, - хозяин глядел на меня прищуренными, слезящимися глазами, и мне показалось даже, что он плохо видит, оттого и смотрит не мне в лицо, а немного выше, на голову. Называть его Дедом? Но с какой стати? Впрочем, если ему так нравится...

   Он был стар и нелюдим, но никого другого во всей округе не было, и мне не хотелось уходить от него туда, где было безлюдно и страшно.

   Немного освоившись, я предложила Деду прибраться у него на столе и помыть посуду.

   - Зачем?, - удивился он.

   - Мы могли бы выпить с вами чаю, - говоря по правде, очень хотелось пить, к тому же я не ела весь день, ожидая мужа, и голод уже начинал давать знать о себе.

   Я прибралась на столе, и мы со стариком вскипятили на печке чаю в большом закопчённом чайнике. Старик достал из буфета какую-то древнюю бутылку, заткнутую вместо пробки свёрнутой жгутом газетой. Он налил немного тёмной жидкости в наши кружки. Чай был огненно-горячим, терпким на вкус, и я сразу согрелась от него. Неожиданно я почувствовала, что очень хочу спать, так сильно, что даже побоялась, что усну, сидя на стуле.

   - Можно я прилягу ненадолго?, - спросила я у Деда. - Я полежу, согреюсь, и потом пойду домой...

   Видимо, старик не возражал, потому, что я прилегла на старом диване, и мгновенно уснула, наверное, бальзам, что налил нам в чай старик, был настоян на травах, и они имели сонное действие...


   ...Не знаю, сколько прошло времени, но я проснулась оттого, что лицо старика склонилось совсем низко надо мной. Я вздрогнула от неожиданности, и поспешила сесть на диван, на котором я так внезапно задремала.

   - Что случилось?, - испуганно спросила я. Глаза старика светились каким-то тревожащим светом, и на лице у него была гримаса то ли улыбки, то ли оскала. Мне стало по-настоящему страшно, и я вскочила на ноги со словами:

   - Я пожалуй пойду к себе. Спасибо, что напоили чаем...

   - Лежи, - глухо сказал старик, - куда тебе идти в такую темноту. Вот рассветёт утром, тогда и пойдёшь.

   - Нет, я пойду сейчас, - что-то в лице старика меня пугало, и не на шутку. - Возможно, приехал муж, и ищет меня...

   - Никто тебя не ищет, - сказал старик, и вдруг сжал мою руку своей костлявой рукой так сильно, что мне стало больно, и от этого стало ещё страшнее.

   Я попыталась вырвать свою руку из руки старика, а он прихватил меня ещё и за другую руку, и стал смеяться неожиданно хрипло и как-то совсем не весело, и я, испуганная не на шутку, стала тянуть свои руки на себя, стараясь вырваться. Это невероятно, но мы с Дедом боролись. Он даже сумел толкнуть меня на диван, и я упала на него спиной, а Дед оказался сверху меня, и стал тыкаться своим слюнявым гадким ртом мне в нос, рот, подбородок.

   Я стала кричать. Ужас придал мне сил, и я, вывернувшись из рук Деда, поспешно вскочила с дивана и сделала рывок к двери. Он пошёл на меня, по-прежнему гадко смеясь, и протягивая ко мне руки. Прижавшись к стене, я шарила рукой у себя за спиной в поисках того, чем я могла бы защититься от страшного старика. Мне повезло: кочерга с загнутым концом оказалась у меня в руке. Я подняла чугунную кочергу над головой Деда:

   - Не подходите!, - закричала я что было сил, - иначе я ударю вас по голове!

   Видимо, мои слова и голос подействовали на старика убедительно, он отступил назад, и я метнулась к двери, по счастью, она оказалась не запертой...

   Быстрее ветра я выскочила из дома страшного старика и побежала по направлению к своей калитке, как я уже сказала, она не была закрытой, и очень скоро я влетела сначала в свой сад, благо, что, уходя, я оставила калитку открытой, затем я оказалась у себя в доме. Не сразу сообразила я, что старик не гонится за мной, поэтому успокоилась лишь тогда, когда закрыла входную дверь на щеколду. Хоть и не очень надёжная защита, но всё-таки лучше, чем ничего.

   До утра я сидела в уголке дивана, поджав озябшие ноги под себя, и смотрела в окно, как постепенно ночная тьма сменялась неяркой зарёй зимнего утра. А потом зажёгся электрический свет, и стало намного приятнее ждать наступающего дня.

   Муж приехал довольно рано. Спросил, как мне спалось одной без него на даче. Я промолчала в ответ. Я была сердита на мужа за то, что благодаря ему я натерпелась такого страха. Я не стала рассказывать ему о своём ночном приключении, зная, что он будет ругать меня за то, что ночью я вышла из дома и потащилась куда-то, рискуя, может быть, даже своей жизнью...

   Очень хотелось спать. Ведь за всю прошедшую ночь я поспала совсем не много, быть может, всего несколько минут, когда прилегла на диван в доме злосчастного старика.

   После завтрака я уснула, чувствуя себя в безопасности рядом с мужем, затем я покормила его вкусным обедом, сваренным накануне, и муж рассказывал мне о том, что задержало его в городе накануне. Причина была такой ничтожной, что я даже не запомнила её - в сравнении с тем, что мне пришлось пережить предыдущей ночью, всё казалось мне незначащим и не интересным.

   Потом мы поехали домой. Только спустя несколько дней после той страшной ночи я решилась расспросить мужа о странном доме и его обитателе.

  - Ты не знаешь, кто живёт в старом доме, что стоит через дорогу от нашего? Перед ним растёт высокая берёза, видная из нашего окна. Ты знаешь, о каком доме я говорю? Он такой старый, с чердачным окном наверху, с цветными стёклами на веранде.

   - Какой дом? - не сразу понял муж, и я снова подробно объяснила ему, о каком доме я говорю. Этот дом невозможно было спутать ни с каким другим - ведь он стоял почти напротив нашего, лишь немного наискосок, и верным ориентиром была высокая берёза, растущая перед домом в его саду.

   - Там давно никто не живёт, - сказал муж, - я живу в этом садоводстве много лет, и за это время никогда никого не видел там.

   - Но вчера, когда отключили электричество, в этом доме горел какой-то неясный свет, сначала на чердаке, а потом внизу.

   - Надеюсь, ты не пошла смотреть, что за свет там горел?, - муж посмотрел на меня выжидающе и встревоженно.

   - Нет..., - соврала я, зная, что за свой, мало сказать, опрометчивый поступок, я бы получила от мужа хорошую нахлобучку, он бывал очень строг со мной, если дело касалось каких-то моих серьёзных ошибок. Не смотря на то, что муж был значительно старше меня, он никогда не делал мне скидку на то, что я моложе, и потому могу быть менее опытной в жизни, чем он.

   Не помню, по каким причинам, но мы с мужем после того злополучного дня долго не ездили на дачу. Я была рада этому - страх от пережитой ночи всё ещё жил во мне.

   Прошло много времени, может даже, не один год, было лето, я отдыхала на даче с нашим годовалым сыном, муж приезжал к нам каждый день после работы, а днём мы с сыном были в обществе бабушки мужа, уже очень строй и почти выжившей из ума.

   С бабушкой почти никто из родных не разговаривал, она не только была немного не в себе, но в добавок имела весьма скверный характер. И меня, молодую жену своего внука, она встретила по началу очень неприветливо. Но я стала приглашать её к себе на завтрак, обед и ужин, и вскоре она даже в какой-то мере подружилась со мной. Бабушка немного помогала мне: когда я готовила еду в доме, она сидела рядом с кроваткой моего маленького сына. Кроватку я на день выносила из дома в сад, где ребёнок мог играть и сидеть, как в манеже.

   Иногда мы с бабушкой оставались и на ночь на даче, и тогда она подолгу засиживалась у меня после ужина, негромко рассказывая мне что-то из своей прошлой жизни.

   Не помню, с чего начался тот разговор с бабушкой о доме, что стоял напротив, под сенью высокой берёзы. То, что было давно, бабушка помнила на удивление хорошо, тогда как вчерашние события вспоминались ею с трудом - обычное проявление склероза у старых людей.

   Я спросила, известно ли бабушке что-то о доме напротив.

   - Том, что стоит под берёзой?, - сразу поняла о чём идёт речь бабушка моего мужа.

   - Да, да, о том, что под берёзой, - сказала я, - кто в нём живёт? Вы что-нибудь знаете об этом?

   - А никто в нём не живёт, - сказала бабушка, и перекрестилась торопливо, - кому там жить? Все хозяева давно померли.

   У меня пробежал по спине холодок: уж не с призраком ли я общалась в том злополучном доме в незабываемую ночь позапрошлой зимы?

   - Там когда-то жила хорошая семья, - продолжала бабушка - муж-профессор, жена-медсестра, их сын, он учился на лётчика.

   - И что же случилось с этой хорошей семьёй?, - осторожно спросила я у бабушки, боясь, что она потеряет нить повествования, и я не узнаю ничего о доме, в котором мне пришлось пережить такой ужас далёкой зимой.

   - Свят, свят, - снова перекрестилась бабушка, - умерли все. Говорю тебе, умерли все, и больше не спрашивай меня про это.

   Я не стала расспрашивать у бабушки подробностей этой истории, но теперь я знала, о чём нужно спрашивать, и постепенно стала узнавать у всех, и у родных мужа, и у наших соседей, что же случилось в том доме под берёзой.

   Не сразу удалось собрать полную картину трагической судьбы людей из дома напротив. Но когда я собрала все необходимые мне сведения об этой семье, история получилась простой и страшной одновременно. Я попробую описать её здесь так, как мне рассказывали её разные люди, оставив лишь то, что было существенно и важно.


ИСТОРИЯ ЖИЗНИ СЕМЬИ ИЗ ДОМА ПОД ВЫСОКОЙ БЕРЁЗОЙ.

   Это случилось давно, никто точно не мог сказать мне, в какие годы поселилась семья в доме, что стоял под берёзой, но все рассказчики сходились в одном: это были послевоенные годы.

   Вернувшийся с войны полковник женился на молоденькой медсестре, выхаживавщей его после ранения в госпитале. Полковник стал работать в институте, откуда ушёл на войну, он успешно занимался наукой и вил гнездо для своей молодой семьи, первая его семья - родители, жена и двое детей-школьников погибли в Ленинграде во время блокады.

   Для своей новой семьи фронтовик приобрёл дом за городом, перед домом посадил берёзу, когда его молодая жена родила ему сына. После войны все радовались наступившему миру, и жизнь казалась безоблачной в смысле того, что после ужасов войны всё должно было быть хорошо и счастливо.

   Супруги жили дружно, радовались подрастающему сыну, который был и пригож, и умён, и послушен. Что ещё надо человеку? Хорошая работа, молодая, заботливая жена, подрастающий наследник.

   Мальчик учился в школе очень хорошо, мечтал поступить в лётное училище. Мечту свою он исполнил. В училище тоже занимался успешно, и уже подходило время его окончания. Молодой курсант готовился к выпускным экзаменам на даче. Там он сидел подолгу над книгами, и соседи часто видели по ночам свет в чердачном окне, где юноша жил, приезжая на дачу. 

   Мать беспокоилась о том, что сын засиживается над учебниками ночами, мало отдыхает, даже на улицу выходит редко. Отец успокаивал её, говоря, что парень молодой и здоровый, к тому же, экзамены уже скоро, а после них он отдохнёт.

   Был даже придуман план, как любимое чадо станет восстанавливать силы после выпускных экзаменов - родители собирались отправить сына по путёвке на курорт.

   Экзамены были успешно сданы, и перед назначение в часть для прохождения службы был целый месяц для отдыха усердного учащегося лётного училища. Заранее была куплена путёвка в одну из здравниц Крыма, и сын, провожаемый напутствиями родителей, впервые уехал отдыхать один.

   С курорта сын писал, что отдыхает очень хорошо, что познакомился на юге с  девушкой, в которую сразу влюбился, и его избранница ответила ему взаимностью. "Мы собираемся пожениться, - писал сын с курорта, - моя Маша прекрасная девушка, она обязательно вам понравится".

   А дальше пошла череда трагических событий, о которых рассказывали люди немного противоречиво, но картина складывалась таким образом.

   Отдыхая по путёвке, бывший курсант, а теперь дипломированный лётчик, отправился со своей невестой с палаткой в горы. А там, в горах, произошло с ними несчастье. Ребята спали вдвоём в палатке, когда на них напала банда местных парней. Лётчика привязали к дереву, а его девушку насиловали все по очереди у него на глазах.

   Когда люди наткнулись на ту поляну невысоко в горах, где влюблённые поставили свою палатку, девушка была мертва, на её теле обнаружили следы жестоких издевательств: ожоги, раны, синяки. Молодой лётчик, которого бандиты привязали к дереву, был без сознания. Парня отправили в больницу, и, когда он пришёл в себя, сразу заявил расспрашивающему его следователю следующее: "Машу изнасиловал и убил я". Как ни пытались его убедить в обратном, объясняя, что его нашли крепко привязанным к дереву, он повторял всё то же:

   - Это я пытал Машу, а потом насиловал её. Я насильник и убийца.

   Вместо лётной карьеры сын почтенных родителей попал надолго в психиатрическую больницу. Его лечили, на время редких ремисий отпускали домой, но и там он твердил всем о том, что свою девушку замучил и убил он сам. "Я насильник и убийца!" - повторял несчастный всем, и родители не знали, чем ему помочь, лучшие врачи-психиатры занимались болезнью сына, но всё было напрасно.

   От горя умер сначала отец несчастного юноши, потом умерла и мать. А он оставался в психиатрической больнице, потому, что боялись, что он себя убьёт, были бесконечные попытки суицида, когда его выпускали домой.

   Шло время, больной был заперт за стенами дома скорби, его родителей уже не было в живых, менялись законы, и психиатрических больных стали отпускать домой. Отпустили и несостоявшегося лётчика. Семьи уже не было, он приехал жить на дачу один. Соседи жалели больного, подкармливали его, отдавали ему старую одежду, и он жил уединённой жизнью на чердаке своего дома, не умея позаботиться о себе.

   У больного была нарушена память, но одно он помнил и повторял без устали: "Я насильник и убийца!"

   Однажды в посёлке произошло ЧП: молоденькую дачницу нашли утром в ближайшем лесу изнасилованной и убитой. Преступника не нашли, но разъярённая толпа дачников кинулась к дому, где жил несчастный больной.

   - Это ты изнасиловал девушку? - кричали люди в окно чердака, откуда выглядывало бледное лицо больного.

   - Я насильник и убийца!, - кричал он им в ответ.

   Вызванная кем-то милиция спасла несчастного больного от суда Линча. Его снова поместили в психбольницу, и теперь уже надолго.

   - Чем закончилась эта история?, - спрашивала я у всех, - этот больной человек до сих пор находится в психиатрической больнице?

   Вам понятно, почему я хотела услышать ответ на свой вопрос? Но прошло ещё немало времени, прежде, чем мне удалось узнать окончание истории несчастного лётчика, сошедшего с ума после страшного несчастья, случившегося с ним и его девушкой.

   Больной вёл себя смирно в лечебнице, и его снова отпустили домой, где его никто не ждал. Это случилось зимой, вскоре после новогодних праздников, когда никого из соседей по садоводству не было в посёлке. Спустя довольно долгое время кто-то из соседей, приехавших проведать обстановку у себя на даче, обратил внимание на то, что больной не выходит на улицу, и в его окнах не горит вечером свет.

   Его нашли повесившимся на чердаке дома, и, судя по состоянию тела, трагедия произошла за много времени до прихода людей. На столе маленькой чердачной комнаты, где жил больной, лежала записка, написанная крупным корявым почерком: "Я насильник и убийца! Сегодня я изнасиловал и замучил до смерти молодую девушку".

   Милиция обыскала близлежащие окрестности, добровольцы из местного населения прочёсывали пустые зимой участки дачников, лес, канавы, труп девушки, якобы убитой больным, не был найден.

   - Когда это случилось?, - спрашивала я.

   - Да позапрошлой зимой, - отвечали мне, - кроме вас с мужем никто не ездил в то время на дачу. Вы не заметили тогда чего-то подозрительного?

15.09.2014, Санкт-Петербург.