Глава 1
МИРА.
Я до сих пор, не уверена было ли наводнение в нашем селе природной катастрофой или всё-таки счастливым предзнаменованием, но случилось то, что случилось и иначе как судьбой я назвать это не могу. Моя семья, а именно, мои отец и мать со старшей сестрой и моей скромной персоны, слава Богу, остались живы, и вообще, ни один сельский житель не пострадал потому, как нас заранее предупредили о надвигающейся опасности и срочным образом эвакуировали в город. Только вот после этого жить нам оказалось негде, по крайней мере, пока вода не спадёт, а это судя по нашей несговорчивой и довольно своевольной речушке, какой мы её считали до выше упомянутого потопа, обещало быть не скоро, к тому же погода была не очень благосклонна и щедро одаривала нас осадками. Так что спасти нас спасли, а о дальнейшей нашей судьбе как-то не побеспокоились. На скромные сбережения родителей мы временно поселились в самой захудалой гостинице, но все прекрасно понимали, что надолго, ни денег, ни нас самих не хватит, а идти на улицу глубокой осенью не очень-то и хотелось. Так что отец нашёл единственный на его взгляд правильный выход из нашего затруднительного положения, но как по мне я бы охотнее согласилась окоченеть на улице, чем идти в дом к СВОДНОМУ БРАТУ! А папа решил сделать именно это, отвезти нас к своему сыну, который в это время спокойненько проживал в столице, и которого я видела только на фотографии семилетней давности. Сам отец видел его лет так пять назад, ездил так сказать, знакомиться, когда этот самый сын сам потрудился найти моего папочку. Так что тёплыми наши закрученные зигзагами семейные узы назвать никак нельзя. Но несмотря на это, отец перезванивался со своим сыном и всегда поздравлял того с праздниками, в свою очередь, и мой неизвестный братик не забывал поздравлять всех нас, с особым усердием присылая ответные подарки на наши дни рождения и Новый год. Одно радовало, он никогда не приезжал к нам и отца к себе тоже не звал. А вот, теперь получалось, что мы должны были пожить у него, на время, которое мы остались бездомными. И это обстоятельство огорчало одну лишь меня, потому что моя мать, по сути, чужая для него женщина, а если хотите мачеха, была совсем не против, она и раньше подбивала отца на то, чтобы он сблизился с сыном, восполняя пробелы, которые образовались от того, что бедный мальчик рос без отца. Моя добрая мама иногда превосходила в своей слепой доброте самое себя! Старшая сестра, которая сестрой была только мне, потому что была приемной для моего отца, маминой дочерью от первого брака, но, несмотря на это мной горячо любимая! была особенно человеколюбивым существом по своей врождённой натуре, отнеслась к новости вызывающе радостно, что несказанно огорчило меня. Ну, и отец понятное дело был за эту идею, потому что сам это и предложил. Хотя из всей моей оппозиции, а я собственно, не горела желанием оказаться на территории пусть и моего единокровного, но СВОДНОГО брата, отца всё-таки смущала перспектива жить у сына, которому он ничего хорошего не сделал, даже если и плохого не делал тоже. Кстати, главный герой этих обсуждений, папин сыночек и мой братик был очень рад, что мы решили пожить у него, и это было основным аргументом не в мою пользу. В этой борьбе я проиграла, моё сопротивление было жёстко подавлено. Так что мы всё-таки отправились в туристическую поездку к моему братцу, в туристическую, потому, что я надеялась, что хотя бы земля и погода остались на моей стороне и после столь неутешительного исхода, они перестанут разрушать мою доселе размеренную жизнь и всё вернётся в своё привычное русло.
***
- Меня зовут Калнышева Мирослава Сергеевна, - торжественно представилась я молодому человеку, который встречал нас в аэропорту, определённо и являвшийся моим драгоценным родственничком. Хотелось показать ему, не особо я и рада, что в моих венах та же алая жидкость, что и в его.
- Влад, - ничуть не обидевшись, ответил мне он, по жестокой иронии, брата моего звали Владиславом, так что вторая часть наших имён была идентична. Лизка – моя сестра, радостно визжала, наконец-то она попала в столицу, её не волновало, что вообще-то мы оказались на улице. Отец – Сергей Иванович, заключил сына в объятия, смешная картина, учитывая, что сынок так вымахал где-то под два метра роста, ему пришлось прогибаться, чтобы мой папочка со своими скромными метр семьдесят два смог обнять отпрыска. Я, не удержавшись, хмыкнула, родственничек скосил взгляд в мою сторону, кстати, обидно, глаза у нас с ним одинаковые – папины, тёмно-карие. Мама – Нина Максимовна, неуверенно протянула руку своему, теперь уже точно пасынку, но тот нагло обнял и маму тоже. Видимо, он пытался проделать такое и со своими новообретёнными сёстрами, но я, игнорируя его, прошла мимо, так что родственные объятия достались моей Лизке, тем более она сама прыгнула на шею к чужому человеку, вот, же ей повезло, провидение спасло от нежелательных родственников.
Меня догнали дружной компанией, которая успела забыть про истинную причину своего воссоединения и про мой дом, мёрзнущий сейчас под водой, и про меня. Мы сели в машину – тёмный внедорожник с тонированными стёклами, оказавшуюся собственностью братика, и этот факт не прибавил ему симпатии в моих глазах, и поехали в другую собственность того же родственника. Всю дорогу я молчала, не портила семейную идиллию, чувствуя, что теперь, мне не часто придется утруждать свои голосовые связки. И даже когда мы были на месте, остановившись в элитном районе для всевозможных верхов этого мира, я не проронила ни слова. Братец, оказался обеспеченным человеком, конечно, то, что он не бедный, видно было и по нашим семейным подаркам, которыми он заботливо одаривал нас. Меня в частности моими когда-то любимыми французскими шоколадными конфетами, но после того как братец об этом прознал с чьей-то лёгкой руки и стал присылать по одной коробке на мой день рождения, вся любовь к конфетам пропала и появилось стойкое отвращение к сладкому.
Дом был двухэтажным коттеджем с ухоженной аллеей, дух не захватывало, вычурности не было, дом как дом, никакой фешенебельности, но мне понравился, что я поспешила скрыть за равнодушным молчанием, в отличие от Лизки, которая принялась расхваливать его, будто ничего больше собачьей конуры в жизни не видела. После выгрузки нашего семейного багажа из четырёх чемоданов, мой был самый маленький, у меня была ещё сумка, она для меня была важнее всего, поэтому я предпочла, чтобы мои вещи привезли позже, а с сумкой расставаться не согласилась.
- Давай помогу, - прозвучал раздражающий меня голос моего брата.
- Благодарю, сама справлюсь, - с каменным лицом ответила я ему. Взяла сумку необычной формы, но чемодан у меня всё-таки отобрали, я не настаивала, хочет нести, пусть несёт, мне не жалко.
Внутри дом был ещё более красивым, чем снаружи, высокие потолки, тёплый тон вишнёвых обоев, мягкие ковры на полу, в которых утонули мои маленькие ступни. Через носки ощущалась приятная щекотка, но моё лицо оставалось каменным, я, ни на минуту не забывала, кому принадлежит всё это великолепие, и на каких правах нахожусь здесь я.
Братец повёл нас через узкую прихожую в большую гостиную, зачем спрашивается ему одному такой большой дом, или же он и правда давно хотел, чтобы мы жили все вместе, как говорил отец, но в его добрые побуждения я поверила всего лишь на минуту, а потом, снова превратилась в злобную ведьму. В гостиной стоял шикарный диван с креслами, плазма в стенке, бар, стол со стульями из тёмного дерева, люстра превосходила все мои представления об этом элементе декора и снова огромный ворсистый ковёр, да у братца странные вкусы, но пока они совпадают с моими.
Спален в доме было предостаточно, поэтому места всем хватило. Лестница на второй этаж находилась в начале коридора, по ней мы и добрались до отведённых для нас комнат, там же и располагалась спальня моего докучливого братца. Четыре комнаты, самая дальняя из которых и принадлежала хозяину дома, похожие друг на друга, на первый взгляд, но обставлены исключительно под индивидуальность каждого из нас, были приняты на ура всеми, кроме меня. Комната сестры, довольно просторная для одного человека, в нашем доме мы делили с ней одну спальню на двоих, и та была вдвое меньше нынешней. Стены были её любимого фиолетового оттенка, была двуспальная кровать, туалетный столик с зеркалом во всю стену, шкаф, уже полный одежды, комод из того же дерева в ореховый тон, что вся мебель комнаты, и дверь в отдельную ванную комнату. Меня невероятно порадовало, когда я обнаружила такую же ванную комнату и в отведённой для меня спальне, ничуть не уступающей комнате моей сестры, только стены здесь были розовыми - строго девчачьи. Кровать, такая же массивная, как у сестры, и не отличающаяся от той, что обнаружилась в спальне родителей, туалетный столик, шкаф с одеждой, комод с бельём, зеркало, тот же стандартный набор мебели для спальни молодой девушки. И я уже подумывала выказать сухую благодарность и проявить себя хоть с одной хорошей стороны, но мама всё-таки сказала то, что должна была озвучить я.
- Владик, дорогой, какой же ты умница, мы так тебе благодарны, дом просто сказка, все комнаты чудесны, нам всем всё очень понравилось и мы более чем довольны. Но боюсь, что для Миры, - все близкие мне люди называют меня именно так – Мира, сокращённо от моего имени, - придётся отвести комнату на первом этаже, на, то время пока мы гостим у тебя. – Я заметила, что у братика появилось новое выражение на безупречном личике, он откровенно не понимал, с чем может быть связана такая просьба. Но я не могла позволить матери бесчинствовать и дальше, поэтому самую вкусную новость выдала сама.
- Мне сложно ходить по лестницам вообще, и просто, чтобы уменьшить риск грохнуться в обморок на двадцать седьмой ступеньке, - их было двадцать семь, я действительно их посчитала. Всегда ненавидела эту свою слабость, но ради посиневшего лица любимого родственничка стоило поболеть, со злой радостью отметила я.
- У меня врождённая патология на сердце, - продолжала я изощрённо издеваться над братом. Сама я давно уже привыкла к своей болезни, которая являлась неотъемлемой частью меня, и следующей за этим реакцией, производимой полным зачитыванием моего диагноза, это, как правило, полное отупение и скоропалительно проявляющаяся жалость, которая так и сочиться из всех отверстий испытуемого. – Но я не возражаю и против этой комнаты, если нет возможности выделить мне другую. – Последнее предложение я высказала совершенно безразличным тоном, будто вовсе и не говорила о себе, предвкушая свою маленькую победу.
- Нет-нет, - братец стал совсем бледный, мне даже стало его жалко, честно, совсем чуть-чуть, но это был явный прогресс в моём холодном сердце, какая ирония! – всё в порядке, можно переделать гостевую комнату на первом этаже.
- Ничего не надо переделывать, мне не обязателен особый ремонт, и так слишком многое подстраивается под мои удобства. - Я снова пришла в своё, обычное состояние лёгкой нервозности, в последнее время моё беспокойное сердечко решило напомнить о себе и таблетки не заглушали ноющую боль, но распространяться об этом домашним я не собиралась, поэтому и была нервной. Я схватила свою странную сумку и спустилась вниз, медленно ступая по ступенькам, а, не перепрыгивая через них, как положено девушке моего возраста. Поэтому, когда я достигла коридора с его мягким ковром под ногами, то не удивилась, что за моей спиной стоит в полной готовности сопроводить меня в мою новую комнату мой братец. Он привёл меня к первой комнате по коридору, и отпёр её ключом, открыв передо мной дверь, чтобы я вошла первой. Здесь было намного уютней, чем в спальне изначально предназначенной мне, наверно, потому что она была обычной, не переделанной. Обои были белоснежными с красивым чёрным рисунком, они нравились мне больше, чем розовые, и ещё больше чем фиолетовые. Она уступала в размерах остальным комнатам, но всё остальное было прежним - кровать здесь была такая же, туалетный столик и шкаф и комод, всё из тёмного дерева - дерево должно быть тёмным, зеркало было, не во весь рост, этого и не требовалось, конечно, здесь тоже была ванная комната, и я была польщена. Я осмотрелась и выразила свою благодарность как могла.
- Спасибо, мне всё нравиться, - сказала я, - можно располагаться?
- Да-да, конечно, - братец, похоже, ешё не совсем оправился от новости, что его кровная сестра – инвалид.